1

От красного кожаного кресла до стола Ниро Вульфа был один шаг, и поэтому, когда она открыла сумочку и вынула из нее револьвер, ей пришлось встать и сделать этот шаг, чтобы положить оружие на стол. Затем она вернулась, села в кресло и сказала:

— Это тот самый револьвер, из которого я не убью мужа.

Я стоял, облокотившись на свой стол, расположенный под прямым углом к столу Вульфа. Услышав ее слова, я удивленно вскинул брови и посмотрел на нее. Этот актерский номер застал меня врасплох. Когда накануне она позвонила, чтобы договориться о встрече, то была слегка взволнована — это нормально для людей, решивших обратиться к частному детективу, — но все детали изложила ровным голосом. Звали ее Люси Хейзен, миссис Барри Хейзен.

Живет на тридцать седьмой улице, между Парк-авеню и Лексингтон-авеню. Она просила полчаса времени у Вульфа. Ей хотелось сообщить ему кое-что весьма важное. Она не собиралась просить советов, только сделать заявление, и за полчаса его внимания была готова заплатить сто долларов. Могла заплатить и больше, но заметила, что, по ее мнению, сто долларов — сумма приличная.

В ноябре или декабре, когда годовой доход Вульфа достигает таких размеров, что из ста заработанных долларов восемьдесят съедают налоги, он принимает клиентов в исключительных случаях. Но сейчас был январь, больших гонораров не предвиделось, и даже скромная сотня была очень кстати для поддержания в порядке четырехэтажного дома на Тридцать пятой Западной улице и выплаты жалованья обслуге, тем более, что ради этой сотни надо было только немного послушать клиента. Поэтому ей было назначено явиться на следующий день, во вторник, в половине двенадцатого.

Ровно в одиннадцать тридцать зазвенел звонок. Я открыл дверь. Она улыбнулась мне и сказала:

— Спасибо, что устроили мне встречу.

Искреннее рукопожатие подделать куда проще, чем улыбку. Нечасто вам улыбается естественно и непринужденно молодая женщина, которую вы видите в первый раз. Улыбается без подвохов, кокетства и холодка. Самое меньшее, чем вы можете ответить, — это улыбнуться ей так же открыто, если, конечно, вы на это способны. Я принял ее норковую шубку и повел в кабинет к Вульфу, размышляя между тем о странностях жизни: кто бы мог предположить, что супруга Барри Хейзена, известного специалиста по рекламе и связям фирм с общественностью, столь мила и естественна. Я был очарован.

Тем сильнее оказалась разочарование. Она устроила нам самый настоящий спектакль. Иначе и не назовешь поведение женщины, начинающей беседу с человеком, которого она раньше никогда не видела, с того, что открывает сумочку, извлекает револьвер и сообщает, что вовсе не намерена застрелить из него своего мужа. Выходит, я ошибся насчет искренности ее улыбки, а поскольку я ошибаться не люблю, то уже был не рад, что познакомился с ней. Я удивленно вскинул брови и поджал губы.

Вульф, восседавший за столом в своем огромном кресле, посмотрел на револьвер, потом на женщину и проворчал:

— Мелодрамы никогда не производили на меня впечатления.

— Я и не собираюсь производить впечатление, — возразила женщина. — Я лишь сообщаю факты. Для того-то я и пришла. Я подумала, что принесу револьвер и покажу его вам… Так будет надежнее.

— Отлично. Вы принесли его и показали, — насупившись, проговорил Вульф. — Если я правильно понял, вам не нужно ни советов, ни практической помощи. Вы пришли лишь для того, чтобы сообщить мне нечто важное и конфиденциальное. Хочу напомнить, что я не адвокат и не священник. Поэтому то, что я от вас услышу, не может стать моей профессиональной тайной. Так что, если вы сознаетесь в преступлении, я не вправе скрыть его от властей. Разумеется, если речь идет о серьезном преступлении, а не о таком правонарушении, как ношение огнестрельного оружия без соответствующего разрешения.

Она пренебрежительно махнула рукой:

— Я совсем забыла, что для ношения оружия необходимо разрешение. В остальном все в порядке. Преступления не было и не будет. Я и пришла, чтобы заявить: я не собираюсь стрелять в мужа.

Вульф пристально посмотрел на нее. Он свято верил в то, что все женщины либо безумны, либо коварны, либо безумны и коварны одновременно, и сегодняшний визит еще больше укрепил его веру.

— Только и всего? — спросил он. — Для этого-то вы и просили полчаса?

Миссис Хейзен кивнула. Она на мгновение прикусила губу, показав ослепительно белые зубки

— Я решила, что так будет лучше. Мне хотелось рассказать вам почему… Если вы готовы отнестись к этому как к конфиденциальной информации.

— Готов — с той оговоркой, о которой уже вам сказал.

— Разумеется. Вы знаете, кто мой муж? Барри Хейзен. Специалист по вопросам рекламы и связям с общественностью.

— Мистер Гудвин поставил меня в известность.

— Мы поженились два года назад. Я была секретаршей его клиента, Джулза Кури. Он изобретатель. Мой отец Титул Постел был тоже изобретателем и работал вместе с мистером Кури. Он умер пять лет назад. Я познакомилась с Барри в офисе мистера Кури. Мне показалось, что я влюбилась. Потом я не раз пыталась понять, почему же все-таки вышла за него замуж? В чем настоящая причина брака? Может, в том, что мне хотелось…

Миссис Хейзен вдруг замолчала и опять прикусила губу. Она энергично потрясла головой, словно отгоняла муху.

— Вот тут и возникли вы… Вернее, я возникла у вас. Вам не обязательно знать все детали. Я бормочу вздор, надеюсь, что меня пожалеют. Вам даже не обязательно знать, почему я хочу убить его. Не могу сказать, что это ненависть. — Она опять покачала головой. — Пожалуй, я просто презираю. Да, презираю. А он не дает мне развода. Я пыталась уйти от него. Но он устроил такой… Ну вот я опять… Я не должна вам рассказывать об этом.

— Как вам будет угодно. Полчаса в вашем распоряжении, мадам, — напомнил Вульф.

— Я поступаю не как мне угодно, мистер Вульф, а как вынуждена поступать.

— Пусть так.

— Вот что я должна вам сказать. У него в спальне в комоде револьвер. Сейчас он находится на вашем столе. У нас отдельные спальни… Знаете, как бывает. В вашем мозгу что-то копошится, но вы понимаете, что это такое, только когда в один прекрасный день оно вдруг выскакивает наружу…

— Разумеется. Подсознание не склеп. Это сосуд…

— Содержимое которого нам не известно. Месяц назад, на следующий день после Рождества, я зашла к нему в спальню, вынула из ящика револьвер и посмотрела, заряжен ли он. Оказалось, заряжен. Внезапно мне подумалось: до чего же легко застрелить его в постели спящим. Я тотчас же сказала себе: «Идиотка! Ты самая настоящая идиотка!» — и положила револьвер на место. Больше я к комоду не подходила. Но мысль о револьвере стала посещать меня, обычно, когда я ложилась спать. Дальше — больше. Я уже думала не только о том, что хорошо бы войти в спальню, когда он спит, взять револьвер и застрелить его. Я стала думать, как застрелить его и не понести за это наказание. Я понимала, как все это глупо, но ничего не могла с собой поделать. Ничего. А недавно — в эту субботу — слезла с постели и, дрожа всем телом, прошла в ванную, где встала под холодный душ. Я придумала! Я придумала, как это сделать. Но не буду рассказывать, в чем состоял план.

— Как вам будет угодно. Дело ваше.

— Ладно, не обращайте внимания… В общем, я опять легла, но не могла заснуть. Я боялась не того, что могу сделать во сне, а того, что может сделать мое сознание. Оказалось, я не в силах справиться с ним. Поэтому вчера я решила надо снова взять свое сознание под контроль. Надо кому-то рассказать о моем плане, и тогда он уже не сработает. Кому рассказать? Только не друзьям. Поделится с подругой — значит пойти на уловку. Заявить на себя в полицию? Исключено. Духовника у меня нет, в церковь я не хожу. Тогда я вспомнила о вас, позвонила и направилась на прием. Вот почему я здесь. У меня одна просьба: если кто-то застрелит моего мужа, обещайте, что расскажете полиции о моем приходе и о том, что от меня услышали.

Вульф хмыкнул.

Миссис Хейзен выпрямилась, разъединила сплетенные пальцы, глубоко вздохнула через нос и столь же глубоко выдохнула через рот.

— Такие вот дела, — закончила она.

Вульф пристально смотрел на нее.

— Мое дело — выслушать, — сказал он, — но позволю себе одно замечание. Ваша стратегия хороша для самоустрашения, но представьте себе, что вашего мужа застрелит кто-то другой, а я расскажу полиции о нашем разговоре. Вы попадете в трудное положение.

— Почему? Я же не виновата!

— Пф! Вам не поздоровится, если не будет найден истинный виновник.

— Если я не виновата, мне все равно, — она вытянула руку вперед ладонью вверх. — Мистер Вульф! После того как я решила попасть к вам на прием, я впервые спокойно спала ночь. Обещайте мне, что выполните мою просьбу. Никто не собирается его убивать. Обещайте мне — и тогда я тоже не смогу осуществить свой план.

— Я бы не советовал вам требовать от меня такого обещания.

— Но я должна его получить.

— Хорошо! — его плечи поднялись на четверть дюйма и тот же опустились. — Да.

Она открыла коричневую кожаную сумку и вынула из нее чековую книжку и ручку.

— Я бы предпочла заплатить чеком, а не наличными, — сказала она. — Это будет свидетельством. Вас чек устроит? Я сказала мистеру Гудвину про сто долларов. Этого достаточно?

Вульф сказал, что вполне, и она, примостив книжку на сумке, выписала чек. Чтобы, избавить ее от необходимости вставать и передавать чек Вульфу, я подошел к ней и принял чек. Но она закрыла сумочку и все равно встала. Она повернулась, чтобы взять свою шубку со спинки кресла, когда снова заговорил Вульф:

— От вашего получаса, миссис Хейзен, осталось еще десять минут. Вы можете использовать их по вашему усмотрению.

— Нет, нет, спасибо. Я просто поняла, что была не совсем искренна, когда заявила мистеру Гудвину, что хочу вам кое-что рассказать, и все. Я еще хотела добиться от вас обещания. И я его получила. Огромное вам спасибо. Больше не смею вас… А, вы говорите, у меня еще десять минут? — Она взглянула на свои наручные часики и обернулась ко мне. — Я бы хотела хоть краем глаза посмотреть на ваши орхидеи. Не могли бы вы, мистер Гудвин…

— Буду рад, — сказал я, причем абсолютно искренне.

Но Вульф уже поднимался с кресла.

— Десять минут задолжал вам я, а не мистер Гудвин, — объяснил он, выпрямляясь. — Пойдемте. Шубку можете оставить здесь.

Он первым двинулся к двери. Она глянула на меня с легкой улыбкой и последовала за Вульфом. Из холла донесся звук открываемой и закрываемой двери лифта.

Мне вовсе не хотелось бежать за ними. Десять тысяч орхидей в трех оранжереях на крыше старого особняка принадлежали не мне, а Вульфу. Он любил ими похвастаться при случае, что естественно, но вмешался вовсе не поэтому. Он собирался продиктовать мне ряд писем и боялся, что если я отправлюсь вместе с нашей очаровательной посетительницей в оранжерею, то могу сильно задержаться. Много лет назад он пришел к заключению — без достаточных на то оснований — что стоит мне оказаться в обществе молодой привлекательной женщины, как я напрочь забываю о времени. Если Вульф что-то вбил себе в голову, его не переубедишь.

Зазвонил телефон. Я подошел к аппарату на моем столе, взял трубку и сказал: «Кабинет Ниро Вульфа. Арчи Гудвин слушает». Звонил человек из Нью-Джерси, колбасник, наш поставщик. Он хотел узнать, не прислать ли новую партию своей продукции. Я связал его с Фрицем на кухне.

Решив, что для сыщика лучший способ скоротать время — это поработать ищейкой, я занялся изучением норковой шубки. Увидев ярлык фирмы «Бергман», я счел дальнейшее исследование излишними и снова повесил ее на спинку кресла. Затем взял в руки револьвер, из которого посетительница так не хотела лишать жизни своего мужа. «Дрексель», калибра 0,32. В прекрасном состоянии, вычищен, барабан полон патронов. Плохая игрушка для молодой женщины, не имеющей разрешения на ношение оружия. Затем я проверил чек. «Ист-Сайд бэнк энд траст компани». Подписано Люси Хейзен. Я положил его в сейф. Взглянул на свои часы, включил радио послушать дневной выпуск последних известий. В Алжире кипели страсти. Строительный подрядчик из Стейтен-Айленда отрицал, что получал выгодные заказы благодаря покровительству местного политического туза. Фидель Кастро сообщил кубинцам, что американское правительство — кучка недостойных людей (мой перевод). А потом:

«Труп человека по имени Барри Хейзен обнаружен сегодня утром между зданиями на Нортон-стрит в нижней части Западного Манхэттена. Он был убит выстрелом в спину. Смерть наступила ночью или рано утром. Других подробностей пока нет. Мистер Хейзен был консультантом по вопросам рекламы и связям фирм с общественностью. Лидеры демократов в конгрессе решили сосредоточить огонь…»

Я выключил приемник.

2

Я снова взял револьвер, понюхал дуло и барабан. Наивно?

Но что еще может сделать в таком случае сыщик? Вы автоматически проделываете эту операцию, если хотите проверить, не стреляли ли из револьвера недавно. Правда, она имеет смысл, только если стреляли не позже, чем полчаса назад, и у стрелявшего не было возможности как следует вычистить оружие. Я постоял с револьвером в руке, а потом положил его себе в стол. Ее сумка лежала на красном кресле. Я открыл ее и извлек содержимое. Там было все, что может иметь при себе женщина, обладательница шубки «Бергмана». И больше ничего. Я вынул револьвер из ящика, извлек патроны и стал рассматривать их под лупой: вдруг один-другой окажется ярче, новей остальных. Нет, все одинаковы. Я снова положил револьвер в стол и услышал шум спускающегося лифта, а потом звук открываемой двери. Они вошли в кабинет. Миссис Хейзен первой. Она приблизилась к кожаному креслу, взяла сумку и, поглядев на стол Вульфа, вопросительно уставилась на меня:

— Где револьвер?

— События приобрели новый оборот, миссис Хейзен. — Я смотрел на нее с расстояния вытянутой руки. — Я включил радио послушать последние известия и услышал — повторяю дословно: «Труп человека по имени Барри Хейзен обнаружен сегодня утром между зданиями на Нортон-стрит в нижней части Западного Манхэттена. Он был убит выстрелом в спину. Смерть наступила несколько часов назад. Других подробностей пока нет. Мистер Хейзен был консультантом по вопросам рекламы и связям фирм с общественностью». Вот что я услышал.

Она уставилась на меня с ошалелым видом:

— Вы в-в-все придумали…

— Нет. Так объявили по радио. Ваш муж убит.

Сумка выскользнула у нее из рук и упала на пол, а лицо застыло и побелело. Я впервые видел, чтобы кровь так стремительно отливала от лица. Она, спотыкаясь, шагнула вперед, я подхватил ее под руку и усадил в кресло. Вульф, остановившийся посреди комнаты, рявкнул мне:

— Быстро, чего-нибудь выпить! Бренди!

Я пошел было за бренди, но она сказала:

— Я не буду пить. Это действительно объявили по радио?

— Да.

— Его убили? Убили?

— Да.

Она прижала кулачки к вискам и стала колотить ими себя по голове.

Вульф, пробурчав: «Я буду на кухне», двинулся к двери. Для него женщина, внезапно чем-то потрясенная, — это женщина в истерике, а он истерик не переносит.

Я сказал:

— Погодите, она сейчас придет в себя.

Он еще раз глянул на нее, что-то пробормотал себе под нос, подошел к своему креслу и опустился в него.

— Мне надо позвонить, — сказала она. — Я должна удостовериться. Кому мне звонить? — Кулачки безвольно лежали на коленях.

— Никому, — отрезал Вульф. — По крайней мере, сейчас.

Она резко повернула голову в его сторону:

— Почему?

— Потому что я должен решить, стоит ли мне звонить. В полицию. Рассказать им то, что я от вас услышал. Как я вам обещал. Арчи! Где револьвер?

— В столе.

— Из него давно стреляли?

— Трудно сказать. Если и стреляли, то сразу же после этого вычистили. Барабан заполнен патронами. Абсолютно одинаковыми.

— Думаешь, это она стреляла?

Вульф в своем репертуаре. Его интересовало мое мнение как эксперта по женскому вопросу. В его отношении ко мне как знатоку женщин есть противоречия, хотя самого Вульфа они не волнуют.

— На первый взгляд, нет, — ответил я. — Чтобы сказать определеннее, мне нужны факты.

— Мне тоже. Это вы застрелили своего мужа, миссис Хейзен?

Она покачала головой.

— Скажите это вслух. Итак, вы стреляли в вашего мужа?

— Нет! — Ей стоило немалых усилий выговорить это слово.

— Поскольку я давал обещание вам, то лишь вы сможете освободить меня от него. Итак, мне звонить в полицию?

— Не сейчас. — Кровь снова стала приливать к ее щекам. — Сейчас ни к чему. Да и потом тоже. Он погиб, но я тут ни при чем. — Миссис Хейзен поднялась на ноги. Она уже не шаталась, хотя от прежней уверенности не осталось и следа. — Все позади.

— Сядьте! — скомандовал Вульф. — Все не так просто. Когда вас спросят в полиции, где вы были сегодня с одиннадцати утра, что вы им ответите? Перестаньте облокачиваться на мой стол, черт побери, и сядьте! Вот так. Ну, так что вы им скажете?

— Но почему… — Она примостилась на самом краешке кресла. — Неужели они будут меня об этом спрашивать?

— Непременно. Если только не поймали уже убийцу, да еще с поличным, но на это надеяться не приходится. Вам придется расписать по минутам, что вы делали с тех пор, как в последний раз видели мужа. Вы приехали ко мне на такси?

— Да.

— Так им и скажите. Другого выхода нет. Ну, а если они поинтересуются, зачем вы приезжали, что вы ответите?

Она покачала головой, посмотрев сначала на меня, потом на Вульфа:

— Вы не научите меня, что ответить?

— Этого я и ожидал, — удовлетворенно кивнул Вульф и обернулся ко мне. — Арчи, на чем основаны твои выводы?

Я снова уселся в кресло.

— Тут есть и личное, и профессиональное. Личное: первое впечатление, когда я открывал дверь. Ее улыбка. Профессиональное: два момента. Во-первых, если она сначала договорилась с вами о встрече, потом застрелила мужа и как ни в чем не бывало явилась к нам, то она либо не в своем уме, либо невероятно хитра. Я не верю ни в то, ни в другое. Второй момент более важен. Это выражение лица, когда она узнала о гибели мужа. Можно симулировать обморок, истерику, шатающуюся походку, но ни одна женщина не может по заказу побледнеть. Я утверждал, что мне нужны факты, чтобы сказать определеннее, виновата она или нет. На самом деле мне нужны факты, и самые надежные, чтобы снова заняться гаданием.

На это Вульф только хмыкнул и мрачно спросил ее:

— Если встать на точку зрения мистера Гудвина, что тогда? Когда в полиции узнают, что вдова убитого ночью заявилась утром ко мне, меня возьмут в оборот. Я вам ничем не обязан. Вы не являетесь моим клиентом, вы только заплатили за полчаса моего времени, которые уже превратились в час с лишним. Вы освободили меня от данного вам обещания, так что вопрос снят. Хотите, чтобы я научил вас, как отвечать полицейским, если они спросят, зачем вы ко мне пришли? Но ведь они и мне могут задать такой вопрос. А что если вы не последуете моему совету, и наши версии будут расходиться? Зачем мне рисковать? У меня нет выбора, кроме… Что вы делаете?

Миссис Хейзен опять открыла сумочку и опять достала ручку и чековую книжку.

— Хочу выписать чек, — пояснила она. — И тогда я стану вашим клиентом. Сколько я вам…

Вульф кивнул головой:

— Не пойдет. Этого я тоже ожидал. Я не вымогатель. Я беру деньги за работу, а не за терпение. К тому же вам могут и не понадобиться мои услуги. Но, если вы в них нуждаетесь, дело другое. Вы готовы ответить на ряд вопросов?

— Ну да. Но я отняла у вас больше, чем полчаса, и должна…

— Нет, если вы не убивали вашего мужа, мы оба жертвы обстоятельств. Но сначала не вопрос, а сообщение: револьвер вы не получите. Он останется здесь. Теперь вопрос: где и когда вы…

— Но я положу револьвер на место…

— Нет. Я готов принять гипотезу мистера Гудвина, но не могу позволить вам забрать револьвер. Где и когда вы в последний раз видели вашего мужа?

— Вчера вечером. Дома. К нам на обед пришли люди.

— Поподробнее. Сколько человек? Их имена?

— Клиенты Барри. Все очень солидные, кроме одного. Миссис Виктор Оливер. Энн Тальбот — миссис Генри Льюис Тальбот. Потом Джулз Кури. Амброз Пердис, Тед… Теодор Уид. Это не клиент, а сотрудник Барри. Всего семеро, считая меня и Барри.

— Когда ваши гости разошлись?

— Точно не могу сказать. Барри дал мне понять, что у них дела, и мое присутствие не обязательно. После кофе я их оставила. Тогда я видела его в последний раз — вместе с ними. Я отправилась к себе.

— Вы слышали, как он ложился спать?

— Нет. Между нашими комнатами еще одна спальня. А я сильно устала. Я впервые за последний месяц смогла уснуть.

— А сегодня утром вы не виделись?

— Нет. Я его не застала. Он рано встает. Наша горничная…

— Что вы?

— Нет, ничего, мистер Вульф. Ничего существенного. Просто я недовольна собой. Я сказала, что он рано встает. Но мне следовало бы сказать: рано вставал. И мне хочется петь от радости. Нехорошо, конечно, радоваться, если кто-то умер, но я никогда не любила его. Я и замуж-то вышла лишь потому…

— Подождите, — перебил ее Вульф. — Об этом после. Вы заговорили о служанке.

Она сжала губы и судорожно сглотнула:

— Извините. Служанка, которая живет у нас и готовит завтрак, сказала, что утром он не спускался вниз, а когда она поднялась наверх, то увидела, что дверь в его комнату открыта, а кровать застелена. Похоже, он не ночевал дома. Такое с ним бывает пару раз в месяц.

— Он не сообщает в таких случаях, где он был?

— Нет.

— У вас есть какие-то соображения насчет того, где он провел вчерашнюю ночь и с кем?

— Нет, понятия не имею.

— Я по-прежнему исхожу из вашей невиновности, но в вашей позиции много слабых мест. Вы все время были дома? Кстати, у вас свой дом, не квартира?

— Да.

— Если бы вы ночью решили уйти из дома, услышала бы это ваша служанка? Вы могли бы незаметно выйти, а потом вернуться?

— Вполне. Ее комната в подвальном этаже.

Вульф снова кивнул:

— Ваша позиция весьма уязвима. Когда вы ушли из дома сегодня утром?

— В пять минут двенадцатого. Я хотела быть у вас ровно в половине двенадцатого.

— Когда вы взяли револьвер из спальни мужа?

— Перед самым уходом. Я решила забрать его, чтобы доказать вам, в самый последний момент.

— Сколько человек знало, что вы презираете мужа?

Она пристально, не мигая, посмотрела на Вульфа и промолчала.

— Презирать — ваше слово, миссис Хейзен. По-моему, оно не совсем тут уместно. Людей не убивают или, по крайней мере, не желают смерти только потому, что они вызывают у кого-то презрение. Но не будем углубляться дальше. На это может уйти целый день. Кто знал, что вы презираете мужа?

— Кажется, никто. — Я еле-еле услышал ответ, а слух у меня отменный. — Я никогда никому не говорила об этом. Даже моей лучшей подруге. Правда, она могла догадываться. Да, она явно догадывалась.

— А! — Вульф махнул рукой. — Конечно, об этом знает ваша служанка, которую сейчас, наверно, допрашивают в полиции Ваш муж был богат?

— Точно не знаю. Но зарабатывал много. Наверное, Барри был богат. Он легко тратил деньги. Дом принадлежал ему.

— У вас есть дети?

— Нет

— Значит, все наследство достается вам?

Она сверкнула глазами.

— Мистер Вульф, это смешно! Мне ничего от него не надо!

— Я просто пытаюсь понять ситуацию. Итак, вы его единственная наследница?

— Да, он так говорил.

— Он знал, что вы его презираете?

— Барри не мог даже вообразить, что кто-то его презирает. По-моему, он был психопат. Я смотрела в энциклопедии, что такое психопатия.

— Очень за вас рад. — Вульф взглянул на свои часы. — А теперь вам лучше поехать домой. Раз вы все равно расскажете полиции о визите ко мне, заодно сообщите им, что услышали о смерти мужа по радио. Это избавит вас от необходимости прикидываться изумленной или шокированной печальной новостью. — Вульф не спускал с нее глаз. — Я предупреждал, что вы можете попасть в тяжелое положение. Так оно и вышло. Если меня спросят, чего вы от меня хотели, я отвечу, что вы просили конфиденциального совета, и умолчу, о чем именно была речь. Им это не понравится, но даже если вас арестуют по подозрению в убийстве, их нажим можно будет выдержать. Так что говорите им только то, что сочтете необходимым.

Она открыла сумочку.

— Я хочу выписать чек. Вы должны его взять. Просто обязаны!

— Нет. Может оказаться, что вам ничего не грозит. А вдруг они найдут убийцу сегодня или завтра? Если это случится, я вам вышлю счет за лишний час моего времени Ну а если убийца не отыщется и гипотеза мистера Гудвина останется неопровергнутой, мы посмотрим.

Вульф оттолкнул кресло и встал.

Она тоже встала, на этот раз совершенно спокойно. Я подошел и подал ей пальто.

3

Проводив ее, я вернулся в кабинет Вульф чуть подался вперед и, склонив голову набок, принюхивался. Сперва мне показалось, что он намекает на духи миссис Хейзен, осквернившие благородную атмосферу дома, но потом я понял, что шеф силится уловить запахи с кухни, где Фриц запекал гребешки в раковинах. А может быть… Поскольку я чувствовал запах и не принюхиваясь — он хотел понять, положил ли Фриц в соус только лук-шалот или добавил репчатый. Когда я уселся, он, похоже, решил эту задачу и обратился ко мне.

— Я не собираюсь выгораживать убийцу, — заявил он. — Как насчет выражения лица миссис Хейзен? А то сбоку было не видно.

— Один шанс из пятидесяти, что убила она, — сказал я. — Вы слышали, как она еле выговорила, что я «в-в-все придумал». Затем, когда я уточнил, что нет, его застрелили, и до нее дошло, что он действительно убит, она побелела как мел. Причем мгновенно. Можно научиться шевелить ушами, но такое вряд ли кому-то под силу. Это нельзя сыграть.

— Очень хорошо. Звони Коэну и узнай детали.

— Что именно?

— Пусть выложит все, что у него есть. А главное — найдено ли оружие или хотя бы пуля.

— Коэн был счастлив получить сенсацию типа: «Сегодня утром вдова убитого посетила Ниро Вульфа». Может, сообщить ему об этом, она все равно расскажет полиции.

— Ладно.

Я взял телефон, позвонил в «Газетт» и вскоре ужа говорил с Лоном Коэном. Когда я кинул ему кость — миссис Хейзен у Ниро Вульфа, — он тут же захотел весь скелет, не говоря уже о мясе. Но я сказал:

— Пока все, как насчет услуги за услугу?

Коэн не стал упрямиться и выложил мне все, что знал. Я поблагодарил его, повесил трубку и повернулся к Вульфу.

— Труп был найден водителем грузовика в десять восемнадцать утра. Он уже окоченел, значит, смерть наступила несколько часов назад. Хейзен был полностью одет — даже в пальто, и его шляпа валялась на земле рядом. В карманах — обычные пустяки, в том числе пара долларов мелочью. Правда, отсутствовали часы, бумажник и ключи. Конечно, их мог прикарманить кто-то, кто натолкнулся на труп раньше, но запамятовал сообщить. В карманах были письма с адресом и фамилией Хейзена, поэтому бумажник взяли вовсе не для того, чтобы помешать установить личность. Убит выстрелом в спину. Пуля застряла в ребрах. Ее извлекли. Калибр 0,32. Оружия не нашли. Если у полиции и есть кое-какие догадки насчет убийцы, то они предпочитают помалкивать. Впрочем, труп обнаружили всего три часа назад. — Я посмотрел на свои часы. — Точнее, два сорок пять. А Коэн добавил, что отвалил бы мне пять тысяч, если бы я задержал миссис Хейзен, пока он не пришлет человека сделать снимок. Я сказал, что в следующий раз буду иметь в виду.

— Значит, пуля у них есть?

— Да.

— Когда же к нам пожалует полиция?

— Скорее всего, это будет Кремер собственной персоной. Можете представить, как он повел себя, узнав, что она у нас побывала. Заявится часа через два, а то и раньше.

— Как по-твоему, она скажет, что была у меня?

— Нет.

Вульф чуть скривил рот:

— Потому-то я и работаю с тобой. Ты ответил одним словом, а другой разразился бы пятьюдесятью.

— Вот как? А я-то удивлялся. А почему я с вами работаю?

— Это для меня загадка. Теперь мне нужна пуля из револьвера. И ждать тут некогда. У нас двадцать минут. Если ты прав насчет миссис Хейзен, револьвер не улика. Правда, убийца мог сделать свое черное дело, прокрасться в дом Хейзена и положить револьвер на место. Если это улика, надо проверить ее. Займусь-ка я ею.

— Нет, вы прострелите себе ногу.

Я взял револьвер из ящика, извлек из барабана один патрон, потом отпер ящик, где мы храним наши пушки (разрешение имеется), вынул из коробки с патронами один, калибра 0,32, вложил в барабан «дрекселя» и отправился сначала в холл, а затем вниз, в подвал. Включил свет, подошел к столу, на котором лежал сложенный вдвое матрац. Я и раньше использовал его для подобных целей. Я навел револьвер на матрац на расстоянии трех дюймов и нажал спуск.

Вы, наверное, думаете, что все револьверы калибра 0,32 посылают пулю в одном направлении. Ничего подобного. Мне понадобилось четверть часа, чтобы ее разыскать, а когда я поднялся наверх, Вульф уже сидел в столовой, расположенной через холл от кабинета. Прежде чем присоединиться к нему, я извлек стреляную гильзу, вставил на место вынутый мной патрон и положил револьвер в сейф, а стреляную гильзу в конверт, который спрятал в свой стол

Затем мы снова пошли в кабинет. Вульф диктовал, я записывал. Тут-то нас и прервали. Я оказался прав по всем пунктам.

Инспектор Кремер прибыл собственной персоной, и в дверь он позвонил в четырнадцать часов тридцать пять минут. Прежде чем открыть, я глянул в глазок. Он стоял на пороге, распрямив могучие плечи. В рамке из поднятого воротника пальто и низко надвинутой серой фетровой шляпы — круглое красное лицо. Шляпу, кстати, давно следовало отправить на заслуженный отдых. Поскольку Кремер заявился без предупреждения, я вполне мог бы приоткрыть дверь, насколько позволяла цепочка, и пообщаться с ним через щель. Но я поработал над вещественными доказательствами, и это могло всплыть. Потому-то я решил показать, что во мне есть кое-что хорошее, и сразу открыл дверь.