Глава 1

В среду, в девять часов утра, во всем округе Колумбия было введено военное положение. Жителей округа ограничили в гражданских правах: теперь ходить по тротуарам, разъезжать на автомобиле или покупать себе мороженое и содовую стало не правом каждого гражданина, а привилегией, которая могла быть дарована или в любую минуту грубейшим образом отобрана. На улицах Вашингтона можно было видеть солдат, правда в небольшом количестве. С определенными интервалами их посты были расставлены по всему городу, и, как правило, они, вооруженные, просто стояли и глазели на прохожих. Поиски президента Соединенных Штатов проводились другими силами — городской полицией, детективами и секретными агентами. Помимо этих официальных служб, к поискам присоединилась сотня тысяч горожан, а может быть, и миллион — точно не знал никто. Вашингтонский «Рекорд», газета, которую издавал и которой владел Хартли Гриннел — зять Джорджа Милтона, газета, в номерах которой президент подвергался резкой критике из месяца в месяц, в это утро поступила в продажу с призывом, занявшим всю первую полосу:

«ГРАЖДАНЕ ВАШИНГТОНА, ВИРДЖИНИИ, ЗАПАДНОЙ ВИРДЖИНИИ, МЭРИЛЕНДА, ДЕЛАВЭРА, ПЕНСИЛЬВАНИИ, НЬЮ-ДЖЕРСИ!

НАЙДИТЕ ПРЕЗИДЕНТА!

Может быть, он все еще находится в городе, вряд ли его вывезли куда-то далеко. Найдите его! Это в ваших силах!

Если каждый из вас тщательно проверит здание, в котором живет и где работает, а также все смежные постройки и все возможные места, пригодные для укрытия и расположенные поблизости от вас, президент будет найден. Никому не верьте на слово! В это омраченное подлым преступлением и тревожное для нации время ни один человек не вправе отказать вам в любой информации, касающейся его жилых и производственных площадей.

НАЙДЕМ СВОЕГО ПРЕЗИДЕНТА!

И, если необходимо, СПАСЕМ ЕГО!»

План сработал. Газеты других крупных и мелких городов перепечатали это обращение, опубликовали его в специальных выпусках. Плакаты были напечатаны в десятках штатов, их расклеивали на стенах домов, заборах и досках объявлений. Обитатель города в любой момент мог ожидать, что в его дом, контору, фабрику или склад вторгнутся отдельные личности или целые делегации, требующие «удовлетворения» своего права на досмотр. Никто не мог оградить себя от вторжения. Однако, несмотря на то что были продемонстрированы невероятные по качеству и количеству проявления глупости, нетерпимости и откровенной бессмыслицы, тем не менее данная кампания явилась впечатляющей демонстрацией характера и духа американского народа в ответ на невиданное доселе грубое нарушение закона. Народ хотел, чтобы президент вернулся к исполнению своих обязанностей, и был полон решимости найти его. Зачастую люди вели себя как идиоты, но подобных явлений всегда можно ожидать, когда народ теряет чувство самосознания и чувство юмора. Все они были крестоносцами, даже аптекари и владельцы гаражей в деревнях Делавэра, которые опускали револьвер в карман, отправляясь из своего дома к месту работы; даже слесари-сантехники в городах штата Нью-Джерси, которые приходили по вызову устранять протечку и вместо приветствия бросали на домохозяек полные подозрительности взгляды и держали уши в постоянной готовности услышать какие-то странные или подозрительные звуки.

Случаи насилия и разрушения, бессмысленные, но не столь уж неожиданные, также имели место. В городе Алтуна, штат Пенсильвания, был повешен местный руководитель серорубашечников. Его оставили болтаться на дереве, а принадлежавший ему дом сожгли дотла.

Похожие на этот, хотя, как правило, без человеческих жертв инциденты прокатились по сотням городов и поселков страны. За каких-то двенадцать часов рубашки серого цвета стали самой непопулярной одеждой за всю историю США. Красные тоже подверглись преследованию и избиению, но с гораздо меньшей яростью. В Калифорнии хватали и избивали японцев; их арестовывали, их преследовали по всем городам и весям. Как сообщалось, при этом было убито более десятка человек.

На шоссейных дорогах в радиусе нескольких сотен миль от Вашингтона водителям машин оказалось практически невозможно добраться до места назначения.

Любой мог остановить и останавливал автомобиль. Водителей подвергали допросу, а машины обыскивали. Если после двадцатой такой задержки водители демонстрировали вполне понятное раздражение, очень часто потом им приходилось жалеть об этом. Так, на автозаправочной станции автомагистрали, что идет к северу от Атланты, остановился большой седан, в котором рядом с водителем сидел еще один мужчина. Это были президент и один из членов совета директоров Филадельфийского банка. После того как служитель залил бензин в бак их машины и получил деньги за свою работу, он то ли спросил, то ли заключил:

— Вы же не будете возражать, если я загляну в салон вашей машины? — и взялся за ручку задней дверцы.

Банкир ответил, что он спешит, что десятки людей уже осматривали салон его машины, и нажал на педаль стартера. На это служитель ответил:

— Эй, подождите, будет лучше, если вы откроете Дверцу!

Автомобиль рванулся от автозаправочной. Прозвучало четыре или пять выстрелов, и обе задние шины оказались разорванными в клочья. От группы мужчин, стоявших возле станции, отделились два человека, один с винтовкой, другой с охотничьим ружьем, и подбежали к тому месту, где остановилась машина, из которой вне себя от гнева выскочил банкир. Один из подошедших, нацелив на последнего винтовку от бедра, скомандовал:

— Открой дверцу!

Банкир, ругаясь соответственно сложившейся ситуации, подчинился. Тот, кто был с винтовкой, сорвал подушки заднего сиденья и вытащил из машины дорожную сумку. Раскрыв ее, он вывалил содержимое на подножку машины и на запачканный маслом асфальт. Пошвыряв ногами рубашки, щетки и домашние туфли, мужчина с ружьем изрек:

— Ладно. Но тебе, мистер, следует поучиться хорошим манерам.

Второй мужчина подошел к капоту машины и заметил с пренебрежением:

— Эти шины тоже не больно-то хороши, — и взвел курки своего ружья.

Банкир, который до этого был красным, стал белым как мел. Он потребовал, чтобы ему сообщили, где можно найти начальника полиции этого города.

— Так это я и есть, — ответил ему мужчина с винтовкой.

Банкир сказал своему спутнику, чтобы тот ждал его возле машины, а сам прошел в центр поселка к аптеке и оттуда позвонил окружному прокурору в расположенный неподалеку город. Выслушав поток требований, угроз и протестов, прокурор заявил, что лучшее, что может сделать банкир, — это сесть на ближайший поезд, идущий на север; такой поезд должен проследовать через их город примерно через час.

Глава 2

Льюис Уорделл не ложился в постель почти четверо суток. За это время он дважды прикорнул на кушетке в комнате, смежной с кабинетом начальника секретной службы, но, за исключением этих коротких минут отдыха, провел без сна более восьмидесяти часов.

Во вторник, в пять часов дня, члены кабинета министров пришли к единогласному соглашению по следующим пунктам:

1) все повседневные дела Государственного департамента США будут решаться под руководством секретаря Браунелла, а все, что выходит за рамки текучки, будет направляться им на рассмотрение кабинета министров в полном составе;

2) вся деятельность, касающаяся поиска президента, и все этапы этой операции проводятся под управлением министра внутренних дел Льюиса Уорделла, и он может быть отстранен от руководства операцией только решением, принятым большинством членов кабинета;

3) кабинет министров каждый день в девять часов утра должен проводить совещания, и все члены кабинета согласны участвовать в его работе. Исключение делается лишь для министра внутренних дел Уорделла. Секретарь президента Браунелл и супруга президента миссис Стэнли получают статус полномочных членов совещания;

4) настоящее отсутствие президента не является освобождением его от исполнения обязанностей, предусмотренным конституцией, и не будет считаться таковым до тех пор, пока большинство членов кабинета не примет специальное решение по данному вопросу;

5) гриф секретности, налагаемый на данные, полученные в результате расследования, на принятые решения и предполагаемые ответные действия, рассматриваемые на совещаниях кабинета министров, не может быть отменен, пока кризисная ситуация не разрешится.

Все пункты соглашения были изложены в письменной форме, и все члены кабинета обязаны были парафировать его, поставив свои инициалы. Когда пришла очередь поработать авторучкой министру торговли Теодору Шику, тот заколебался. Он изо всех сил возражал против появления в данном документе пункта 4, не изменил своего мнения по этому поводу и при голосовании, но оказался в меньшинстве. Вот и теперь он снова прочел Документ и покачал головой:

— Ну как я могу подписать это?

— Похоже, что каждый из нас оказывается перед выбором — либо подписать эту бумагу, либо уйти в отставку, — спокойно ответил Льюис Уорделл.

Шик улыбнулся ему, потом взял вечное перо и добавил буквы «Т. Ш.» к ряду инициалов остальных участников совещания.

— Полагаю, что в документе нет ничего уж слишком обязывающего, — заключил он при этом.

— Да, он обязателен только для джентльменов, — негромко, но вполне внятно проворчал Биллингс.

Среди присутствующих возникла какая-то сумятица, и Лигетт забормотал что-то, напоминая Биллингсу о необходимости согласия, но последний вновь проворчал:

— Да пошел он к черту!

Отсутствие сплачивающего элемента в лице президента Стэнли стало приносить свои горькие плоды.

А для Льюиса Уорделла это совещание уже было закончено. Он сидел у телефона и говорил с начальником секретной службы, приказывая ему немедленно собрать всех имеющихся в его распоряжении сотрудников и ждать соответствующих инструкций и полномочий.

Еще он велел начальнику секретной службы не вешать трубку и попросил министра юстиции:

— Дэвис, подойдите к телефону и скажите Скиннеру, что теперь его непосредственный начальник — я. — С этими словами он передал трубку Дэвису и повернулся к секретарю президента Браунеллу: — Поторапливайтесь, Браунелл. Оформили соглашение? Хорошо.

Спеша по дороге, ведущей от лужайки Белого дома к расположенному напротив министерству юстиции, Уорделл засыпал секретаря президента вопросами:

— Что это было за неотложное дело, заставившее секретаря президента искать с ним встречи в десять часов утра?

— Сугубо конфиденциальное, — быстро ответил Браунелл, — и не имеющее никакого отношения к случившемуся.

Уорделл бросил на него взгляд, но настаивать на пояснении не стал.

— А что это за вызвавшее тревогу свидетельство, которое было обнаружено вами и секретным агентом? — спросил он.

— Пропитанный хлороформом платок, найденный под кустом таволги, а также затоптанная трава вокруг него.

— А где сейчас этот платок?

— У меня в кармане, — ответил Браунелл, — я завернул его в бумажный пакет, чтобы не улетучивался запах.

— А не попадалось ли вам что-нибудь еще, за что можно было бы зацепиться?

— Ничего. Абсолютно ничего, хотя агент секретной службы, по фамилии Крамер, действовал вполне грамотно, и, кажется, на него можно положиться.

Они ступили на тротуар.

— А не были замечены какие-нибудь люди или транспортные средства? — продолжал Уорделл.

— На некотором удалении от Белого дома стояла патрульная группа, охраняющая проезд. У задней калитки, ведущей на лужайку вокруг Белого дома, стоял часовой. Ни он, ни патрульные не видели президента.

Кроме того, примерно в восьмидесяти ярдах от Белого дома работали два садовника. Президент подходил и говорил с ними. Затем он пошел обратно по той же дорожке. После этого оба садовника ничего особенного не видели и не слышали. В период с восьми тридцати до десяти часов утра через заднюю калитку вошли двое служащих — повар и младшая секретарша при миссис Стэнли. Кроме того, приходил посыльный из Государственного департамента и помощник министра военноморских сил. Примерно в девять утра приехал грузовик компании «Каллахен», доставляющий в Белый дом продукты питания. Он приехал и уехал так, как это бывало множество раз. Водитель грузовика хорошо известен часовому и был опознан последним. Кроме того, примерно в девять тридцать приехала автомашина с кустарником и иными растениями для садовников. Никто из них не видел президента после того, как он распрощался с теми двумя.

— Ну вот мы и пришли, — сказал Уорделл, — позже я расспрошу вас еще кое о чем.

Они вошли в здание и направились к лифту.

Фил Скиннер, глава секретной службы, встретил их в приемной и провел в кабинет. Это был крупный мужчина плотного сложения, невозмутимый, с серыми проницательными глазами и белыми, как лен, волосами. Когда они вошли в его кабинет, там уже сидели и стояли с десяток мужчин. Фил Скиннер сразу распорядился:

— Парни, освободите-ка помещение. Подождите немного в приемной. А ты, Дик, помоги Бэрди с телефонами.

Когда все покинули кабинет и дверь за ними закрылась, Льюис Уорделл сказал:

— Скиннер, если вам будет угодно, мы можем выкинуть из обращения слово «мистер». Президент Стэнли похищен.

Скиннер посмотрел на министра внутренних дел, затем перевел взгляд на Браунелла, а потом опять уставился на Уорделла.

— Конечно, — произнес он, — приверженность к церемониям отнимает массу времени. Садитесь. — С этими словами он сел за свой письменный стол, повернув кресло так, чтобы, когда министр и секретарь президента усядутся, быть к ним лицом. — Значит, — продолжил Скиннер, — президент похищен.

— Да. И как мне кажется, вас это мало волнует.

Скиннер покачал головой:

— Я давным-давно перестал впадать в истерику по любому поводу. Расскажите мне поподробнее.

Уорделл кратко изложил все, что знал сам. После того как он закончил свое повествование, глава секретной службы, высоко подняв брови, уставился на него, не только не произнося при этом ни единого слова, но и не имея очевидного намерения говорить что-либо.

— Послушайте, когда вам надоест глазеть… — нетерпеливо начал Уорделл.

— Извините меня. — Брови Скиннера опустились. — Нет, в конце концов, наверное, у меня все-таки случится истерика. Мистер министр, я за всю свою жизнь не слышал более дурацкой истории.

— Дурацкой?

— Да, дурацкой. Исчезает президент Соединенных Штатов, и в течение пяти драгоценных часов секретарь президента ведет себя так, будто играет с детьми в прятки. А потом кабинет министров в течение еще двух часов, собравшись в кружок, сидит и играет во что-то похожее на «колечко, колечко, выбери меня!». Возможно, вы ничего иного от кабинета министров и не ожидаете, но коль скоро в это дело должен сунуть свой нос я… а я ведь должен сделать это, не так ли?

— Продолжайте.

— Я бы не стал слишком беспокоиться о чем-то еще, до тех пор пока мистер Браунелл не расскажет нам все о тех пяти часах.

Уорделл кивнул:

— Об этом уже позаботились. Все, что касается беспокойства, будет моей обязанностью. Вам это понятно?

— Да. Дэвис велел мне подчиняться вам, вы руководите всей операцией.

— Хорошо. — С этими словами Уорделл повернулся к секретарю президента: — Браунелл, я задам вам еще несколько вопросов, после чего вы можете возвращаться в свой кабинет и утолять там аппетиты акул прессы. Если бы вам удалось справиться с ними, это было бы просто превосходно. Дайте мне взглянуть на этот платок.

Секретарь президента достал из кармана бумажный пакет и передал его Уорделлу. Тот развернул его, понюхал, положил на столешницу и, обращаясь к Скиннеру, произнес:

— Хлороформ. Понюхайте и убедитесь сами. — Потом он снова обратился к Браунеллу: — А почему вы до самого полудня предполагали, что президент может появиться в Капитолии?

Секретарь президента недолго думал над ответом:

— Я и не говорил, что предполагал это. Я только сказал: мы думали, что у нас есть основания надеяться на то, что он появится.

— И что это за основания?

— Тримейн из сталелитейной компании Аллентауна в прошлый четверг сказал мне, что он обязательно изыщет способ встретиться с президентом перед его публичным выступлением по вопросу о войне. Даже силы ада и те не остановят его. Он и ранее уже в течение целого месяца пытался добиться аудиенции.

— Действительно, фантастика. Вы хотите сказать, что надеялись, будто Тримейн утащил президента только ради того, чтобы поговорить с ним, а окончив разговор, он подвезет его к Капитолию?

— Нет, ничего подобного. Существовала еще масса признаков. В воскресенье президент сказал миссис Стэнли, что, прежде чем объявить свою точку зрения, он хотел бы выслушать достаточно убедительное и толковое обоснование точки зрения другой стороны и что, хотя Тримейн — хищник, не знающий пощады, тем не менее он — человек разумный и не без способностей. Да, масса признаков, и, черт возьми, президент исчез, и нам нужно было принимать какое-то решение!

— Ну хорошо. — Казалось, Уорделла устроило подобное объяснение. — Но в период с половины первого до половины третьего вы стали проводить иную политику.

В чем она заключалась?

— Это была идея миссис Стэнли. Она поехала навестить Салли Вормен, жену Вормена, лоббирующего в Капитолии сталелитейную промышленность.

— Зачем она туда направилась?

— Сыграть в бридж. Хотя нет, кажется, на этот раз это была игра в шашки. Да на что, черт возьми, вы намекаете?

— Не знаю. Я просто спрашиваю. И, как мне кажется, отнюдь не за тем, чтобы уличить ее мужа в утренних амурных интрижках.

Браунелл встал со стула. Наконец ему удалось овладеть собой. Он дернулся, сделал шаг, остановился, повернулся и, плотно сжав губы, поглядел на Льюиса Уорделла, а затем снова опустился на стул и сказал:

— Уорделл, вы теряете время. Я вас понимаю, вам хочется знать, почему я ждал до половины третьего, прежде чем поставить кого-либо в известность и начать какие-то действия. Все очень просто. Я не знал, кого можно было бы известить о случившемся. Подумайте и представьте себе, что будет, если кто-то — человек, заинтересованный в развитии военной промышленности или свихнувшийся на патриотизме маньяк наподобие Калеба Рейнера, — похитил президента и намеревается удерживать его до тех пор, пока конгресс не будет подкуплен или иным способом подведен к необходимости голосовать за начало военных действий? Или же до тех пор, пока Моллесон временно не возьмет на себя исполнение обязанностей президента, что приведет к тому же результату. Представьте себе, что поисками президента займется министр юстиции или начальник секретной службы — не важно кто, — но человек, который оказался в долгу у магнатов военной промышленности или же находится в какой-то зависимости от маньяка?

Угадайте, каковы были бы шансы найти президента, пока названные выше цели не были бы достигнуты! Вот с какой ситуацией в то утро столкнулись миссис Стэнли и я. Мы нисколько не боялись, что президент окажется серьезно ранен. Мы, как его доверенные лица, как его заместители, действовали в том направлении, которое, как нам казалось, наилучшим образом сохранит ту политику, которая так дорога его сердцу. Черт возьми, мы любим его! Мы любим его и преданы ему. Конечно, в первую очередь это относится к миссис Стэнли, но и ко мне тоже. Мы действовали и будем действовать в его интересах. Во-первых, мы предположили, что люди, решившиеся на такую смелую игру, строят свои планы в расчете на немедленный государственный переворот. Тогда они должны были бы предполагать, что в полдень, когда конгресс соберется на заседание, факт отсутствия президента станет достоянием общественности. Далее, на гребне растущего волнения они сумели бы добиться голосования в пользу военных действий.

Так что на данном этапе нам удалось одурачить их — мы дождались момента, когда конгресс, собравшись на заседание, прервет его. После этого миссис Стэнли захотела сделать еще один ход, так сказать, ударить шпагой в портьеру и поразить противника, скрывающегося за ней. Я разрешил ей, но этот выпад не дал результата. Затем следующий час мы с ней провели в кабинете президента, выбирая человека, который должен отвечать двум требованиям: он должен занимать достаточно высокий пост, чтобы его можно было поставить во главе операции по поиску президента, и он должен быть настолько надежен, насколько это вообще возможно. Будучи близки к президенту, мы слишком хорошо знали, что ни один из высокопоставленных людей Вашингтона не может быть оставлен вне подозрений. Мы также знали, что кабинет министров никогда не поддержит мою кандидатуру. — Браунелл жег взглядом Уорделла. — Наш выбор пал на вас, Уорделл, — продолжил он. — Биллингса мы знаем лучше, но у него нет необходимой твердости характера. Поэтому мы выбрали вас. Перед тем совещанием я позвонил Биллингсу и попросил его прийти пораньше и выдвинуть вашу кандидатуру. Так вы и получили эту работу. Найдите президента. Похитители не осмелятся причинить ему вред. В основном вам придется работать одному, потому что, клянусь Богом, здесь нет ни единого человека, которому вы могли бы полностью довериться — ни полисмену, ни агенту секретной службы Белого дома, ни члену кабинета министров. Вы не можете себе представить, насколько глубоко эта взбунтовавшаяся банда запустила свои залитые кровью когти в такие места, что и предполагать невозможно; банкиры переводят свои миллиарды за рубеж, однако они знают, как использовать деньги и у себя дома; среди ура-патриотов наиболее опасны те, кто поднимает меньше шума. Серорубашечники столь же глупы и безвредны, как банды гитлеровцев в 1930 году. Найдите президента, Уорделл, найдите его и доставьте в Белый дом, так чтобы бразды правления были в его руках, а проводимая им политика оставалась независимой и по-прежнему была бы его политикой. А уж потом пусть они попробуют его переубедить, если, конечно, смогут. — Неожиданно Браунелл резко повернулся и устремил взгляд в лицо начальника секретной службы. — А вы, Скиннер, что собой представляете? — спросил он. — Кто вы?

Серые недоверчивые глаза Скиннера спокойно встретили взгляд секретаря президента, он негромко ответил:

— Я обычный человек. Упрямый, недоверчивый и временами честный. Но когда выполняю работу, за которую мне платят деньги, я никогда не забываю, на кого работаю. — С этими словами он посмотрел на Уорделла и произнес: — Было бы совсем неплохо, если бы мы запланировали начать работу над нашей маленькой проблемой раньше, чем эта неделя подойдет к концу.

— Вы еще нуждаетесь в моем обществе? — спросил Браунелл.

Уорделл покачал головой:

— Нет. Два выступления в один день — это более чем достаточно. Благодарю за высказанные вами предположения. Когда потребуется, я найду вас.

Браунелл ушел. После того как дверь за ним закрылась, Уорделл сказал:

— Итак, первый вопрос: что вы думаете о секретаре президента Браунелле?

— Он не так уж плох, — ответил Скиннер. — Некоторые его мысли мне положительно нравятся, например о том, что доверять никому нельзя. Вот почему я считаю, что было бы неплохо послать трех-четырех человек с целью обследовать каждый кубический дюйм в Белом доме.

Уорделл кивнул в знак согласия:

— Именно это мы и сделаем.

Глава 3

Льюис Уорделл никогда не работал сыщиком. До своего назначения в кабинет министров он был практикующим адвокатом в Индиане и активным сторонником политики либерального толка. По своим взглядам он был скептиком, но с большой долей толерантности, обладал проницательным и гибким умом, а также настойчивостью и упорством, заметными даже на фоне известного своим упрямством семейства Хузьер. Короче говоря, Уорделл обладал незаурядными способностями, однако никогда не занимался сыскной работой, и это обстоятельство оказалось причиной ошибки, которую он совершил вечером того вторника и которую не догадался исправить в течение сорока восьми часов, а именно: он пытался проводить работу одновременно по всем направлениям и везде обеспечивать личное руководство. Следствием подобной организации расследования стало то, что путаница и всевозможные проволочки затормозили самые смелые и решительные действия его подчиненных; многие версии оказались отброшенными, не получив ни заключения о своей бесперспективности, ни какого-либо развития, а к середине четверга сам Уорделл, сидя за своим рабочим столом, находился в полуобморочном состоянии.

Нет, дело не в том, что он пренебрегал помощью.

Когда в час ночи в среду к нему прибыл один из самых лучших инспекторов Управления полиции Нью-Йорка с командой из двадцати специально отобранных агентов сыскного отдела, предложенная ими помощь была встречена с неподдельным энтузиазмом. Аналогичные предложения, поступившие из других городов, были отклонены лишь потому, что от них вряд ли могла бы быть какая-нибудь реальная польза. Утро еще не наступило, а поиски уже были достаточно хорошо организованы; были обследованы сотни шоссе, улиц, а также тоннелей, которыми могли воспользоваться преступники. Были проведены облавы, в результате которых задержали множество граждан, известных по газетам как «обитатели преступного мира», а также сотни серорубашечников, включая их лидера Линкольна Ли, который был взят спящим в квартире депутата от штата Техас в палате представителей. Были допрошены все лица, о которых было известно, что в утро вторника они находились либо в самом Белом доме, либо поблизости от него. Шестеро из допрошенных — слуга, два мелких чиновника, два садовника и курьер из Государственного департамента — были задержаны для более детального допроса. Пять человек из принадлежащего Госдепартаменту Бюро расследований посетили конторы телефонной компании, проверяя все междугородные переговоры, начиная с утра понедельника. Был составлен поминутный график движения автомобиля, что привез растения для садовников. Был взят под арест часовой, который стоял на посту у заднего крыльца; точно так же поступили с охранником, которому было поручено наблюдение за той же частью территории, прилегающей к Белому дому, и с дежурившими в тот день агентами секретной службы. Добрый десяток специалистов исследовали пропитанный хлороформом платок — из льняного батиста высшего качества, не новый, с подрубленными краями и без метки прачечной, а десяток оперативников по всему городу поднимали с постели владельцев аптек и их помощников, выясняя, кто покупал хлороформ в течение последних нескольких дней. Вооруженные электрическими фонарями люди из военного министерства изучали каждый квадратный дюйм поверхности — лужайки, мостовые и гравий на дорожках, расположенных к югу от Белого дома. Армия сыщиков прочесывала разбитый на сектора город, имея приказ допрашивать любого и осматривать помещения, вызывающие хотя бы малейшее подозрение. К трем часам утра Льюис Уорделл позвонил в Балтимор, Филадельфию и Бостон с просьбой прислать людей.

Специально созданные группы следователей помощника министра юстиции и Бюро расследований, а также специалисты, отобранные Уорделлом и Биллингсом, разрабатывали еще одно направление. Они заполонили дома лиц, значительных и не очень, как состоящих, так и не состоящих на государственной службе. Часто их поднимали с постели, с тем чтобы поговорить на самые разные темы. В данном случае следователи сочетали настойчивое профессиональное любопытство с почтительностью, больше всего опасаясь оскорбить или обидеть допрашиваемого и надеясь главным образом, что кто-нибудь по неосторожности или беспечности сболтнет что-то такое, что сможет послужить наводкой в проведении расследования.

И к трем часам ночи к Уорделлу стал поступать тот вид помощи, которую можно отнести к категории неизбежной, — какие бы затруднения она ни создавала, проигнорировать ее, не опасаясь последствий, не представлялось возможным. Размах этой помощи постоянно рос, и она стала приобретать характер лавины. Телеграфные и телефонные провода гудели от переполнявшей их информации советов, рекомендуемых направлений проведения расследования и подозрений, что направлялись из графств каждого штата тысячами бдительных и недремлющих граждан. Во вторник, около семи часов вечера, поступил первый подобный совет, и Льюис Уорделл распорядился, чтобы о каждом таком сообщении докладывалось непосредственно ему! Восемью часами позже, еще до наступления утра, бригада из шести человек — пятеро у телефонных аппаратов и один, занятый на резке телеграфной ленты, — только и делала, что принимала сообщения в кабинете особого подразделения министерства юстиции.

Глава 4

Первыми, кто смог узнать что-то новое, оказались люди из секретной службы, которым было поручено заниматься следами, оставленными в Белом доме.

Льюис Уорделл избрал своей штаб-квартирой кабинет начальника охраны Скиннера. В четыре часа утра он, сидя здесь, пил черный кофе, читал телеграмму, которую надлежало отправить всем сотрудникам службы охраны общественного порядка Соединенных Штатов, говорил по телефону с помощником министра юстиции и слушал показания человека, который называл себя Линкольном Ли и который в наручниках сидел на стуле сбоку от письменного стола. Повесив трубку, Уорделл повернулся так, чтобы видеть Ли.

— Повторите еще раз, — сказал он.

И на этот раз Ли не расстался со своей серой рубашкой, хотя большая ее часть была скрыта пиджаком.

Жилы на его шее, торчавшей над распахнутым воротом рубашки, казались твердыми, как стальные трубы; он сидел, выпрямив сильную спину, готовый к действию, пусть не сию минуту и не в эту ночь, а к действию вообще. Кисти рук, лежавшие у него на коленях, не сопротивлялись наручникам, но и не мирились с ними; они тоже олицетворяли готовность к борьбе.

В голосе Ли звучали презрение и уверенность.

— Вы спросили меня, каковы мои личные устремления.