Глава 1

Обычно такое случается раз или два в неделю. Мы с Лили Роуэн, возвращаясь из театра, с вечеринки или с хоккейного матча, выходим из лифта и останавливаемся перед дверью ее апартаментов, что занимают всю крышу многоквартирного дома на Шестьдесят третьей улице между Мэдисон-авеню и Парк-авеню. Вот тут-то и возникает главный вопрос. Я спрашиваю себя: следует ли мне отомкнуть дверь или предоставить сделать это Лили? Лили тоже мучается — открыть ли дверь самой или уступить эту честь мне. До междоусобиц по этому поводу у нас пока не доходило, тем более что решается дилемма всегда одинаково. Лили вынимает свой ключ и улыбается мне, словно желает сказать: «Да, мол, я знаю, что ключ у тебя есть, но дверь-то все-таки моя!» Я улыбаюсь в ответ. У нас принято считать, что мой ключ можно пустить в ход в ситуациях, которые возникают не очень часто.

В тот августовский четверг я водил Лили на бейсбол, где «Гиганты» были в пух и прах разгромлены «Метеорами», а достала ключ и отомкнула дверь Лили в двадцать минут шестого. Зайдя, она окликнула горничную Мими, известив ее о нашем приходе, и отправилась в ванную, я же прошествовал в неприлично огромную гостиную, застланную персидским ковром размером девятнадцать футов на тридцать четыре. Я разыскал в стоящем в углу гостиной баре джин, тоник, ведерко со льдом и стаканы, водрузил все это на поднос и вышел на террасу. Лили сидела уже там под навесом, изучая программку матча, которую я сохранил.

— Ну и молодчага этот Харрелсон, — сказала она, когда я поставил поднос на столик. — Целых пять очков добыл. Будь он здесь, я бы обняла его и расцеловала.

— Тогда я рад, что его здесь нет, — ухмыльнулся я — Ты бы бедняге все ребра переломала.

Из гостиной донесся голос.

— Мисс Роуэн, я ухожу.

Мы повернули головы. Девушка, стоявшая в проеме дверей появилась в квартире Лили недавно. Я видел ее всего два раза, хотя смотреть на нее было вполне приятно: приличная фигурка, все на месте, рост примерно пять футов и четыре дюйма, гладкая смуглая кожа и смышленые карие глаза. Волосы каштановые, перехваченные узлом на затылке. Звали девушку Эми Деново, в июне она получила диплом об окончании смитовского колледжа. Десять дней назад Лили за сто долларов в неделю подрядила Эми на работу, которая состояла в том, что Эми помогала Лили в поиске и систематизации материалов для книги о покойном отце Лили. Отец нажил огромное состояние, прокладывая канализацию и водопроводы, и оставил дочке наследство, которого запросто хватило бы на то, чтобы содержать дюжину подобных апартаментов. Кто будет писать книгу, Лили еще не решила.

Ответив на пару вопросов, Эми ушла, а мы с Лили пустились в обсуждение бейсбольного матча, перемывая косточки Томми Дэвису с Томом Сивером и ставя им в пример Бада Харрелсона. Потягивая коктейли, мы скоротали время до шести часов, после чего я поднялся, чтобы уйти; у Лили оставалось еще предостаточно времени, чтобы переодеться к званому ужину, на котором приглашенные всерьез собирались облегчить положение неимущих, произнося пылкие речи об уничтожении гетто. У меня на вечер тоже была назначена встреча, на которой я также всерьез намеревался облегчить бумажники кое-каких моих друзей с помощью удачно прикупленного туза или валета.

Однако внизу в вестибюле меня перехватили. Консьерж Альберт уже собирался распахнуть передо мной дверь, когда меня окликнули. Обернувшись, я увидел Эми Деново, которая поднялась со стула и устремилась ко мне. Девушка робко, но очень мило улыбнулась и спросила:

— Вы не могли бы уделить мне несколько минут? Мне нужно вам кое-что сказать.

— Конечно, выкладывайте, — ответил я.

Эми Деново посмотрела на Альберта, который сообразил, что от него требуется, и вышел на улицу. Я предложил присесть, и мы прошли и уже уселись на диванчик, когда входная дверь распахнулась. Вошедшие — мужчина и женщина — неспешно прошествовали к лифту и остановились выжидая.

— Здесь довольно людно, да? — сказала Эми Деново. — Я просила у вас несколько минут, но, возможно… это займет больше времени. Это ничего? И потом… Это дело очень личное… В том смысле, что оно касается меня.

Только сейчас я заметил ямочки на щеках. На смуглой коже они смотрятся даже симпатичнее, чем на светлой.

— Вам двадцать два, — заявил я.

Девушка кивнула.

— Тогда, возможно, нам хватит и одной минуты. Итак, сейчас ни в коем случае за него не выходите — вы еще слишком молоды и несмышлены. Потерпите хотя бы годик, а потом…

— О, дело вовсе не в этом! Это совсем личное.

— А по-вашему, замужество — не личное? Даже чересчур личное, вот в чем беда-то. Так вот, если ваше дело займет не несколько минут, а несколько часов, то на восемь у меня назначена встреча: тем не менее я знаю тут за углом одно местечко, где подают коктейли и готовят вкуснейшие сандвичи с яйцом и анчоусами. Вы любите анчоусы?

— Очень.

Вновь открылась дверь, пропустив двоих женщин, которые решительно двинулись к лифту. Да, для личной беседы место было и впрямь неподходящее.

Идти рядом с Эми было одно удовольствие: она не отставала и не забегала вперед, не шаркала и не семенила. Время было не бойкое, так что в «Кулере» было немноголюдно и мы заняли угловой столик, за которым я частенько перехватывал что-нибудь на пару с Лили. Когда официантка, приняв у нас заказ, удалилась, я поинтересовался у Эми, не стоит ли отложить разговор о личном деле, пока мы не заморим червячка.

Девушка покачала головой.

— Нет, я не могу… — Она примолкла секунд на десять, потом вдруг выпалила: — Я хочу, чтобы вы разыскали моего отца.

Я приподнял бровь.

— Вы его потеряли?

— Нет, но это потому, что я его никогда и в глаза не видела. — Эми быстро-быстро протараторила эти слова, словно боясь, что ее оборвут. — Я решила, что должна кому-то рассказать — еще месяц назад, — а потом, когда мисс Роуэн поручила мне эту работу, я узнала, что вы знакомы и вот тогда… Я-то давно уже знаю про вас и про Ниро Вулфа. Но я не хочу, чтобы этим занимался Ниро Вулф, — мне бы хотелось, чтобы это сделали вы.

Ямочки уже не появлялись, а карие глаза пристально смотрели на меня.

— Увы, так не выйдет, — сказал в. — Двадцать четыре часа в день и семь дней в неделю, когда так требуется, я работаю на Ниро Вулфа и не могу заниматься своими делами. Но вот сейчас у меня выдался свободный часок… — Я кинул взгляд на часы. — И двадцать минут, так что, если вам нужен совет, то я готов помочь. Бесплатно.

— Но мне нужно больше, чем совет.

— Вам трудно судить — вы слишком завязаны.

— Да, я и впрямь сильно завязана. — Карие глаза буравили меня насквозь. — И поделиться мне не с кем, кроме вас. Вернее — я не смогу больше ни с кем поделиться. Когда на прошлой неделе я впервые увидела вас, я сразу поняла, что вы единственный человек в мире, которому я могу довериться. Мне никогда прежде не приходилось испытывать подобное по отношению к любому мужчине… или к женщине.

— Очень трогательно, — произнес я, — но я не падок на лесть. Так вы сказали, что отца у вас не было?

Глаза Эми метнулись в сторону официантки, которая принесла нам коктейли и сандвичи. Когда нас обслужили и мы вновь остались вдвоем, Эми попыталась улыбнуться.

— Я так выразилась, конечно, в переносном смысле. Я просто никогда его и в глаза не видела и даже не знала, кто он такой. И сейчас не знаю. Не знаю даже, каково мое настоящее имя. И никто этого не знает — никто! Вот в чем дело. Мне кажется, что Деново — не настоящая фамилия моей матери. Я думаю даже, что моя мать вообще не была замужем. Вам известно, что означает Деново? Это два латинских слова; «de novo».

— Что-то новое. Нова, например, это новая звезда.

— Это означает — «заново», «снова» или «сызнова». Моя матушка как бы начала жизнь заново, сызнова, вот и взяла себе фамилию Деново. Жаль, что я не знаю этого наверняка.

— А вы ее спрашивали?

— Нет. Хотела и даже собиралась, но опоздала. Она умерла.

— Когда?

— В мае. Всего за две недели до того, как я окончила колледж. Ее сбила машина. Водитель скрылся.

— Его нашли?

— Нет. Но говорят, что до сих пор ищут.

— А родственники у вас есть? Сестра, брат…

— Нет, никого больше нет.

— Так не бывает. У всех есть родственники.

— Нет. Никого. Хотя, конечно, кто-то может носить настоящую фамилию матери.

— А двоюродные братья и сестры, дяди, тети…

— Нет.

Да, дельце становилось довольно запутанным. Или, напротив, предельно простым. Я знавал людей, которые предпочитали считать себя одинокими — а вот Эми Деново и в самом деле была совсем одна. Я предложил ей попробовать сандвич — она согласилась и откусила кусочек. Обычно, когда я сижу с кем-то за одним столом, я замечаю определенные мелочи и особенности, поскольку это позволяет получше узнать человека, а вот в тот раз я позволил себе расслабиться, поскольку то, как Эми кусала сандвич, жевала, глотала или облизывала губы не имело ни малейшего отношения к ее делу. Впрочем, я все-таки подметил, что отсутствием аппетита девушка не страдала, что она и доказала, проглотив половину сандвичей с яйцом и анчоусами. Покончив с сандвичами, Эми осведомилась, входят ли они в число излюбленных лакомств Ниро Вулфа и, похоже, была несколько разочарована, когда я ответил, что нет, не входят. Когда блюдо опустело, она сказала, что даже не ожидала, что так проголодается после того, как наконец поделится с кем-то столь долго вынашиваемой тайной. Потом чуть заметно улыбнулась (ах, эти ямочки!) и добавила:

— Как все-таки плохо мы сами себя знаем.

— И да и нет, — сказал я. — Некоторые из нас знают себя даже слишком хорошо, другие — совершенно недостаточно. Я, например, совсем не желаю знать, почему встаю утром и блуждаю в тумане — если стану ломать над этим голову, то, возможно, никогда больше не засну. Впрочем, я всегда сумею выбраться из любого тумана. Что же касается вас, то вы вовсе не в тумане. Напротив, вы — под лучами прожектора, который сами же на себя и наставили. Но что вам мешает самой же и отключить его?

— Это вовсе не я. Прожектор включили другие люди, в первую очередь — моя матушка. Я ничего не могу с ним поделать.

— Ну, хорошо. Тогда что вас больше всего заботит? Подлинная фамилия вашей матери или отца?

— Конечно, отца. В конце концов, с матерью я прожила вместе всю жизнь, так что мое желание выяснить ее настоящую фамилию объясняется простым любопытством. Отец — другое дело. Жив ли он? Кто он? Что он из себя представляет? Ведь во мне его гены!

Я серьезно кивнул.

— Да, вы закончили Смит. Там, должно быть, много рассказывали про гены. Мистер Вулф как-то раз сказал, что ученым следовало бы умалчивать про свои открытия: делясь ими, они порой усложняют людям жизнь. Кофе не хотите?

— Нет, спасибо.

— Здесь к кофе подают очень вкусные штучки.

Эми помотала головой.

— Признаться честно, я готова проглотить все что угодно — даже не знаю, что это вдруг на меня нашло, — но все же воздержусь. А что вы?.. Вы сказали, что готовы дать мне совет.

— Да. — Я положил руку на стол. — Дело у вас и впрямь заковыристое. Тут советом не обойдешься, даже если он исходит от человека, которому вы доверяете. Так вот, у вас есть примерно один шанс из миллиона, что через неделю кропотливого и добросовестного труда поиски могут увенчаться успехом, однако с наибольшей вероятностью можно предсказать, что работа затянется надолго и влетит вам в копеечку. Сколько у вас денег?

— Немного. Но я, конечно, заплачу вам.

— Не мне. Я уже объяснил. А у Ниро Вулфа гипертрофированные представления о размерах гонорара; вот почему мне нужно точно знать, какими средствами вы располагаете. Если вы не против, конечно.

— Нет, я не против. У меня никогда не было особых сбережений — я тратила все, что зарабатывала. У меня есть только то, что оставила в наследство мама, за вычетом расходом на… кремацию. Мама оставила особое распоряжение на этот счет. В банке у меня немногим больше двух тысяч, вот и все. Но долгов никаких нет, хотя и мне никто не должен.

Я приподнял бровь.

— А что делала ваша мама… Нет, это не имеет значения. Ясно, что зарабатывала она достаточно, раз послала вас в дорогой колледж. Или кто-то помог ей?

— Нет, она сама. Вы хотели спросить, как она зарабатывала на жизнь? Она помогала телевизионному продюсеру, причем, насколько я помню — это был всегда один и тот же человек. Она получала тысяч пятнадцать в год, может быть, немного больше. Она мне не рассказывала. — Живые карие глаза вновь вперились в меня. — Если я уплачу Ниро Вулфу две тысячи, он позволит вам заняться этим делом?

Я потряс головой.

— Он даже обсуждать это не станет. Он прекрасно понимает, что такая работа может растянуться на целый год, тогда как ему ничего не стоит содрать с какого-нибудь клиента пять тысяч за одну неделю. Должно быть, вы плохо его знаете. Он невероятно упрям, чудовищно честолюбив, вздорен и почему-то вбил себе в голову, что он — самый непревзойденный и лучший сыщик в мире. Я, впрочем, придерживаюсь того же мнения; в противном случае уже давно сменил бы шефа и место работы. Мне кажется, что вам нужно помочь — вы и сами того заслуживаете, к тому же мне нравятся ямочки у вас на щеках, но если я ни с того ни с сего попрошу Ниро Вулфа принять вас, он просто злобно воззрится на меня — и все. Решит, что у меня крыша поехала. Но у меня есть одна задумка, которая, возможно, придется вам по душе. Мисс Роуэн обожает делать добрые дела, денег у нее куры не клюют, так что вы можете…

— Не вздумайте рассказать ей про меня!

— Спокойно. Я вовсе не собираюсь про вас рассказывать. Ни ей, ни кому другому. Я просто подумал, что вы могли бы сами обратиться к ней и…

— Я ни к кому не стану обращаться!

— Хорошо, я тоже. Как у вас сразу глаза заполыхали. — Я внимательно посмотрел на нее. — Послушайте, мисс Деново, я умываю руки только потому, что другого выхода нет. Будь я вправе, я бы с удовольствием взялся за это дело — и не только потому, что оно сулит какие-то неожиданные повороты, но и потому, что мне просто приятно иметь дело с очаровательным клиентом. К тому же не исключено, что пришлось бы столкнуться даже с убийством…

— С убийством?

— Конечно. Правда, пока это совершенно бездоказательно, но очень часто в делах, связанных с наездом, при котором водитель скрывается, а его не находят, потом выясняется, что произошло предумышленное убийство. Впрочем, я упомянул это лишь для того, чтобы подчеркнуть еще одну причину, по которой я охотно взялся бы сам за ваше дело. Однако у вас нет ни единого шанса заинтересовать мистера Вулфа своим делом, вот в чем беда. Очень сочувствую, но, увы, это так.

Эми потрясла головой, не спуская с меня глаз.

— Но, мистер Гудвин, что же мне тогда делать? — Похоже, мое предположение насчет убийства нисколько ее не обескуражило. — Положение у меня совершенно безвыходное — мне даже не с кем поделиться.

Такие вот дела. Скажу сразу: двадцать минут спустя, когда я остановил такси и назвал водителю адрес Сола Пензера, на душе у меня скребли кошки. Конечно, жить вместе и работать на самого выдающегося сыщика в мире это замечательно, но когда к тебе обращается хорошенькая девушка и говорит, что ты ее единственная надежда (пусть это просто слова, которые гроша ломаного не стоят), а ты вынужден ее отшить, ясно, что настроение после такого отнюдь не рыцарского поступка далеко не безоблачное. Сидя в такси, я усиленно пытался заставить себя думать о перипетиях бейсбольного матча и о блистательных подвигах Харрелсона.

Когда таксист высадил меня на углу Парк-авеню и Тридцать восьмой улицы, было без шести восемь. О том, как изменилось после этой встречи благосостояние моих приятелей и мое собственное, я умолчу. Карты порой бывают поразительно капризны, сами знаете.

Глава 2

В пятницу у нас все было строго регламентировано. Без четверти десять я вышел из нашего старого особняка на Западной Тридцать пятой улице, прошагал до пересечения с Десятой авеню, завернул за угол, вывел из гаража наш «герон» (владеет им Вулф, а я только вожу) и покатил к Лонг-Айленду за Вулфом, который вот уже три дня гостил там у Льюиса Хьюитта, коллекционера, обладавшего десятью тысячами орхидей и двумя оранжереями длиной по сто футов. На обратном пути Вулф громоздился на заднем сиденье, судорожно вцепившись в изготовленный для него по специальному заказу поручень, а я бдительно следил, чтобы наш седан не ухнул в рытвину или не выскочил на ухаб. Правда, вовсе не из-за Вулфа (я свято убежден, что тряска ему только полезна), а из-за горшочков с орхидеями, которые мы везли в багажнике. А орхидеи того стоили — среди них были, например, два новых гибрида Лейлии шредери и Лейлии ашвортиана. Мало того, что стоили они кругленькую сумму — не меньше двух кусков, — но во всем мире только Хьюитт и Вулф могли похвастать, что располагают подобными уникумами. Притормозив перед крыльцом нашего особняка, я нажал на клаксон. Несколько секунд спустя, как было условлено, вышел Теодор Хорстман, спустился к машине и помог мне перетаскать горшочки к лифту, а потом отвезти их в оранжерею. Свой портфель Вулф донес сам. Тут уж я не просто убежден, а всегда на этом настаиваю: хоть как-то упражняться Вулф должен. Когда я наконец спустился в кабинет, Вулф уже восседал за столом в единственном кресле, способном вместить его тушу и выдержать ее вес, и просматривал почту. Почти одновременно со мной вошел Фриц и возвестил, что обед подан. Мы перебрались в столовую.

За столом, как было заведено, деловые вопросы не обсуждались, да у нас, собственно, и дел-то никаких не было, а упоминать Эми Деново с ее просьбой я не собирался. Обычно мы беседовали о чем угодно, по выбору Вулфа, но на сей раз разговор начал я. Накладывая себе мясо с серебряного блюда, я заметил, что, по мнению одного моего знакомого, шиш-кебаб куда вкуснее, если готовить его не из теленка, а из козленка. Вулф тут же заявил, что любое блюдо вкуснее, если готовить его из козленка, но достать в Нью-Йорке мясо только что забитого козленка практически невозможно. Потом он переключился с кулинарии на фонетику и сказал, что шиш-кебаб — это неправильно. Нужно говорить «сикхкебаб». И произнес раздельно по буквам. Именно так, оказывается, говорят в Индии, откуда родом это кушанье. На языке хинди или урду «сикх» означает «тонкий железный прут с петлей на конце», а «кебаб» — мясной шарик. Какие-то болваны на Западе изменили произношение на «шиш» вместо «сикх» — им пошло бы только на пользу отведать сикх-кебаб из старой жесткой ослятины вместо нежной козлятинки. Мы успели покончить с вкуснейшим десертом, приготовленным Фрицем из малины со сливками, сахаром, яичным желтком, шерри и экстрактом миндаля, а Вулф все еще разглагольствовал о бездельниках, которые коверкают иностранные слова. Наконец, мы вернулись в кабинет. Вулф занялся почтой, а я сел за свой стол и принялся заносить в картотеку новые приобретения, которые Вулфу удалось выманить у Льюиса Хьюитта.

В четыре часа Вулф протопал к лифту и поднялся в оранжерею на второе ежедневное двухчасовое священнодействие в обществе орхидей и Теодора, а я поднялся по лестнице в свою комнату и занялся личными делами — проверил, не продырявились ли носки, и поменял ленту на пишущей машинке. Почему-то времени такие дела отнимают больше, чем кажется. Вот почему, услышав звонок в дверь, проведенный и в мою комнату, и кинув взгляд на часы, я с удивлением заметил, что уже без двадцати шесть. Дверь открыл Фриц, как у нас принято, когда я наверху, но пару минут спустя зазвонил мой телефон. Я снял трубку. Фриц сказал, что молодая женщина по имени Эми Деново хочет поговорить со мной, и я попросил отвести ее в гостиную.

После того как, поднявшись по ступенькам на крыльцо, вы входите в наш дом и попадаете в прихожую, вторая дверь слева ведет в кабинет. Первая же дверь открывается в гостиную, которой мы пользуемся довольно редко — большей частью для того, чтобы заводить туда посетителей, присутствие которых в кабинете нежелательно. В отличие от кабинета и кухни, обставлена гостиная довольно непритязательно, поскольку Вулф заглядывает в нее редко и относится к этой комнате с явной прохладцей.

Когда я вошел в гостиную, Эми Деново сидела в кресле у окна.

— Вот и я, — сказала она, вставая.

— Вижу. — Я приблизился к ней. — Я, конечно, рад вас видеть и не хочу, чтобы вы сочли меня грубым, но мне казалось, что вчера я объяснил все достаточно ясно.

— О да, я все поняла. — Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась довольно вымученная. — Тем не менее я решила, что должна снова поговорить с вами и еще встретиться с Ниро Вулфом. Поэтому я… Я кое-что сделала.

Она держала под мышкой коричневую кожаную сумочку с крупной застежкой. Раскрыв сумочку, девушка извлекла из нее бумажный сверток, перетянутый резиновой обхваткой. Она протянула сверток мне, а я, не желая показаться неучтивым, взял его.

— Здесь двадцать тысяч долларов, — сказала Эми. — В стодолларовых банкнотах. Вы бы сказали, — вот теперь улыбка получилась, — что здесь двадцать кусков. Пересчитайте, пожалуйста.

Поскольку язык у меня слегка отнялся, я не стал спешить с ответом, а снял резинку, развернул бумагу и посмотрел на содержимое свертка. Да, самые настоящие сотенные бумажки, некоторые новенькие и хрустящие, другие — поблекшие и залапанные. Те, что я повертел в руках, были, похоже, не фальшивыми. Двадцать тоненьких стопок, скрепленных металлическими скрепками — по десять купюр в стопке. Я снова завернул их в бумагу и перехватил резинкой.

— По пять кусков в неделю, — сказала Эми. — На четыре недели хватит.

Из прихожей послышался лязг спустившегося лифта. Вулф прибыл из оранжереи.

— Пять кусков это только гонорар, — заметил я. — Расходы сюда не входят. Впрочем, порой пяти кусков бывает достаточно. Если я верно понял, то вы хотите нанять Ниро Вулфа и предлагаете эти деньги как аванс?

— Да, совершенно верно. При том условии, что возглавите расследование вы.

— Возглавляет всегда он. На меня возложена только черновая работа.

— Хорошо, но эту работу проделаете вы.

— Конечно. Вулф только ворочает мозгами. Я все ему объясню, потом позову вас. Вы подождете?

Эми Деново нахмурила брови и помотала головой.

— Я не хочу говорить на эту тему ни с кем, кроме вас.

— Тогда ничего не выйдет. Вулф никогда не согласится иметь дело с клиентом, которого он и в глаза не видел. Такого никогда прежде не случалось, и он этого не допустит.

Эми плотно сжала губы, чуть помялась, потом сказала:

— Хорошо, я согласна. Будь по-вашему.

— Прекрасно. Вряд ли вы проникнетесь к нему с особой симпатией, но доверять можете в той же степени, как и мне. — Я похлопал по свертку. — Не желаете просветить меня на сей счет?

— Нет, мне больше нечего добавить. Главное, что деньги перед вами.

— Надеюсь, вы добыли их законным путем?

— Разумеется. — Она по-прежнему хмурилась. — Никаких банков я не грабила.

— Деньги остаются вашими, пока Вулф не согласится взяться за ваше дело. — Я протянул ей сверток. — Возможно, мне хватит пяти минут, но не исключено, что потребуется и полчаса. Если надоест ждать, можете посмотреть журналы на столике.

Я шагнул было к двери, ведущей в кабинет, но передумал и пошел в обход, через прихожую.

Вулф сидел за столом, погрузившись в очередную книгу — «Невероятная победа» Уолтера Лорда. Должно быть, у Хьюитта особо наслаждаться чтением ему не привелось, так что теперь он наверстывал упущенное. Я протопал к своему столу, уселся лицом к Вулфу и принялся терпеливо дожидаться, пока он дочитает до конца абзаца. Наконец Вулф поднял глаза и прорычал:

— Что там?

— Не что, а кто, — поправил я. — В гостиной ждет девушка по имени Эми Деново. Кажется, я как-то упоминал, что мисс Роуэн собирает материалы для книги о своем отце и привлекла в помощь эту девушку, с которой я познакомился на прошлой неделе. Вчера днем, когда я уходил от мисс Роуэн, она — я имею в виду эту девушку — остановила меня внизу в вестибюле и мы заскочили в одно местечко отведать сандвичей с яйцом и анчоусами. Я рекомендовал также сандвичи Фрицу, но он не проявил особого рвения. Мисс Деново обратилась ко мне за помощью, поскольку я единственный человек в миро, кому она доверяет, но я отказался на том основании, что занят, постоянно работая на вас. Тогда она высказала желание нанять вас, но с условием, что всю работу буду выполнять я. Я сказал, что я всегда выполняю всю работу. Дальше, естественно, я задал вопрос насчет денег, и она ответила, что на ее счету в банке есть около двух тысяч, оставшихся от матери, и больше ни цента. Ни каких-либо других средств, ни возможностей. Поскольку дело показалось мне довольно сложным и могло отнять несколько месяцев, я сказал, что ничего не выйдет и что я даже не стану докладывать об этом вам. Мне, конечно, было ее жаль, потому что…

— Фу, — хрюкнул Вулф. — Почему же теперь передумал?

— Позвольте мне закончить. Так вот, мне было ее жаль, поскольку дело показалось мне довольно любопытным и сложным, к тому же как раз по вашей части. А передумал я потому, что мисс Деново принесла с собой сверток, в котором упакованы двести стодолларовых бумажек — то есть двадцать тысяч долларов, — которые она хочет вручить вам в качестве задатка.

— Откуда у нее деньги?

— Не знаю. Говорит, что все законно.

Вулф вложил между страниц золоченую закладку — подарок одного клиента — и отложил книгу в сторону.

— О чем именно она тебя вчера попросила? Подробно.

Я этого ожидал. Вулф совершенно ненавидит работу; он способен на любые уловки, лишь бы оттянуть тот час, когда придется взяться за дело. Вот и сейчас он явно рассчитывал, что сумеет придраться к какому-нибудь пустяку и отказаться. Я доложил. Должен сказать, что я далеко не сразу научился запоминать и дословно излагать содержание любой беседы, но теперь делал это совершенно запросто, даже если в разговоре принимали участие три или четыре собеседника. Вулф, как всегда, сидел, откинувшись на спинку кресла с закрытыми глазами, и не перебивал. Он смолчал даже тогда, когда я дошел до слов: «невероятно упрям, чудовищно честолюбив и вздорен». Я не упустил ничего, за исключением некоторых ничего не значащих фраз, которыми мы с Эми обменялись, пока поглощали сандвичи. Когда я закончил, Вулф еще с минуту сидел с закрытыми глазами, потом открыл их и выпрямился.

— На тебя это не похоже, Арчи, — сказал он. — Ты почти ничего не выведал. Буквально не за что зацепиться.

— Естественно. Зачем зря терзать бедную маленькую беззащитную девушку.

Вулф оросил взгляд на настенные часы, потом вновь посмотрел на меня.

— Ты мог… Впрочем, это уже несущественно. Хорошо. Приведи ее.

Я встал и отворил дверь в гостиную. Эми Деново попрежнему сидела в кресле у окна, а сверток покоился у нее на коленях. Я сказал, чтобы она заходила.

Вулф редко привстает, когда кто-то входит в кабинет, и уж никогда не привстанет, если входит женщина. В присутствии женщины его физиономия всегда сохраняет одно и то же выражение — он собирает в кулак всю свою волю, чтобы не морщиться и не гримасничать. Поэтому я не рискну сказать с уверенностью, заметил ли Вулф, что Эми Деново пришла вовсе не в мини-юбке, а край ее платья не доходил до колен на каких-то пару дюймов. Впрочем, Вулф считает, что длина юбки не должна влиять на его отношение к клиенту. Сиденье красного кожаного кресла, расположенного напротив стола Вулфа, было слишком глубоким для девушки, поэтому она примостилась на самом краешке, держа сверток на коленях, а сумочку положив на маленький столик слева.

Вулф вперил в девушку изучающий взгляд и, вцепившись пальцами в подлокотники своего кресла, провозгласил:

— Итак, мистер Гудвин поразил вас с первого взгляда.

Глаза Эми, устремленные на Вулфа, несколько расширились.

— Да, это так.

— Что ж, мистеру Гудвину не впервой производить благоприятное впечатление на женщину. Он изложил мне содержание вашего вчерашнего разговора. Он также сказал, что сейчас вы располагаете двадцатью тысячами долларов, полученных, по вашим словам, вполне законным путем, и что вы предлагаете мне эти деньги в качестве задатка за определенную работу. Правильно?

— Да, если эту работу будет выполнять мистер Гудвин.

— Мистер Гудвин выполнит свою часть работы под моим руководством, за исключением ситуаций, требующих применения безотлагательных мер. Деньги находятся в этом свертке? Вы позволите мне взглянуть на них?

Эми Деново встала и протянула сверток Вулфу, потом вернулась на место. Вулф аккуратно снял резинку, развернул сверток, поочередно рассмотрел каждую стопку купюр и разложил их перед собой, все двадцать. Потом повернулся ко мне.

— Я не заметил ничего, что указывало бы на происхождение этих денег. А ты?

Я сказал, что тоже.

Он повернулся к Эми Деново.

— Вы получили деньги от мисс Роуэн?

— Нет!

— Но кто-то все-таки дал их вам, это очевидно. В свете того, что вы вчера сообщили мистеру Гудвину, я хочу знать, откуда у вас деньги. Итак, где и как вы их раздобыли?

Девушка плотно сжала губы. Потом разлепила их и сказала:

— Я не понимаю, почему должна объяснять вам это. В том, как я получила эти деньги, нет ничего предосудительного. Это мои деньги. Если я пойду в магазин и предъявлю любую из этих бумажек для оплаты покупки, никто не спросит, откуда у меня деньги.

Вулф потряс головой.

— Это неубедительно, мисс Деново. Вчера вы сказали мистеру Гудвину, что кроме двух тысяч в банке у вас больше ничего нет, и отвергли предложение мистера Гудвина обратиться за помощью к мисс Роуэн. — Он похлопал пухлыми пальцами по стопкам банкнот. — Здесь ровно в десять раз больше, чем две тысячи. Если деньги вам дали взаймы или подарили, я хочу знать — кто. Если вы что-то продали, я хочу знать — что именно и кому. Вы еще слишком молоды и не понимаете, что я вынужден принять самые простые меры предосторожности. Взять столь значительную сумму в качества задатка для выполнения весьма сложной и запутанной миссии и не знать при этом происхождение денег — просто безрассудно, поэтому, если вы отказываетесь выполнить мою просьбу, то я не могу принять от вас деньги. Если же вы мне все расскажете, то я должен еще удостовериться в истинности ваших слов. Судить об этом предоставьте мне самому.