3

В «Манхеттенском торговом центре» имеется все: от изысканных мраморных дворцов до дыр в стенах. Там нет только места для прогулок, потому что большую часть времени вы попадаете в закоулки без тротуаров, обегая мелочные лавки, но это прекрасная тренировочная площадка для прыжков и уверток, оживляющих наши рефлексы. Если в тридцать лет вам удалось выйти оттуда живым и невредимым после часового пребывания там, то вы можете считать себя в безопасности в любом месте земного шара. Во всяком случае я чувствовал себя весьма удовлетворенным, когда в десять утра в среду подошел к дому 340 на 30-ой улице.

Но начались сложности. Я пытался объяснить все как можно лучше молоденькой женщине в окошке, потом мужчине в приемной четвертого этажа, но они не могли понять, зачем я здесь нахожусь, не желая ничего купить, ничего продать и не нуждаясь ни в какой работе. Наконец, я объяснил все человеку за конторкой, имевшему отсутствующий вид. И он не мог понять: почему вопрос, пришиты ли пуговицы на комбинезоне Резником и Спиро, так для меня важен… После поверхностного осмотра комбинезона он лишь изрек, что Резник и Спиро никогда не пользовались подобными пуговицами и не воспользуются никогда.

— Вы не знаете какую-нибудь фирму, выпускающую такие пуговицы? — спросил я.

— Не имею понятия.

— Но хоть когда-нибудь вы видели подобные пуговицы?

— Слава богу, нет!

— Может быть вы определите: из чего они сделаны? Он снова склонился над комбинезоном.

— Какая-то синтетика… но из чего они — может знать только дух святой. — Он вдруг улыбнулся широко и по-человечески весело. — Может звать и император Японии. Он скоро прибудет к нам. Спросите у него.

Я поблагодарил его, сунул комбинезон в бумажный пакет и ушел.

В моей записной книжке находились адреса еще пятнадцати фирм, так или иначе связанных с пуговичным делом. Одна из них была всего в шестидесяти шагах отсюда вниз по улице. С нее я и начал.

Спустя девяносто минут после посещения четырех фирм, о пуговицах вообще я знал немного больше, но о пуговицах на комбинезоне ничего… Но тут я поднялся на шестой этаж здания на 39-й улице к двери с надписью «Исключительно пуговицы-новинки!»

Мне следовало прийти сюда с самого начала, если бы я знал это место. Женщина в приемной сразу поняла, что мне нужно, хотя я не произнес и десятка слов. Она повела меня в кабинет, где не было ни полок, ни пуговиц. Маленький старичок с большими ушами и космами седых волос над ними сидел за столом, уткнувшись в бумаги. Он не взглянул на меня, пока я не остановился рядом с ним и не вытащил из бумажного мешка комбинезон, а его глаза увидели одну из пуговиц. После этого он вырвал комбинезон из моих рук, оглядел все пуговицы по очереди, поднял на меня глаза и спросил:

— Откуда эти пуговицы?

Я засмеялся. Хотя в вопросе не было ничего смешного, но это был тот самый вопрос, над которым я бился около двух часов.

— Я смеюсь над собой, а не над вами, — сказал я. — Точный ответ на этот вопрос стоит сотню долларов. Вы сможете ответить?

— Вы занимаетесь пуговицами?

— Нет.

— Кто вы?

Я достал бумажник и предъявил ему карточку.

— Значит, вы частный детектив. Где вы взяли такие пуговицы?

— Послушайте, я…

— Послушайте вы, молодой человек. Я знаю о пуговицах больше, чем любой человек в мире. Я получаю их отовсюду. У меня прекрасная и самая обширная коллекция когда-либо существовавших пуговиц. Я также продаю их. Я продал тысячу дюжин в одной партии по сорок центов за дюжину и четыре пуговицы за шесть тысяч долларов. Я продавал пуговицы герцогине Виндзорской, королеве Елизавете и мисс Бетти Дэвис. Я абсолютно точно знаю, что ни один человек не мог бы показать мне пуговицы, которых я не знаю, но вы это сделали. Где вы их достали?

— Я вас выслушал, теперь моя очередь. Эти пуговицы наведут меня на след… И вы, кажется, не поможете мне в этом.

— Признаюсь, не могу помочь.

— И вы никогда не видели хотя бы похожих?

— Нет.

— Прекрасно, — я полез в карман за бумажником, вытащил пять двадцаток и положил их на стол. — Вы не ответили на мой вопрос, но оказали большую помощь. Есть хоть какой-то шанс, что эти пуговицы сделаны машиной?

— Нет. Это невозможно. Кто-то потратил на них часы. Я никогда не видел подобной техники.

— Из чего они сделаны?

— Вопрос сложный. Возможно, я отвечу завтра.

— Так долго ждать я не смогу.

Я потянул к себе комбинезон, но он не отпускал его.

— Я предпочел бы эти пуговицы деньгам, — сказал он. — Или хоть одну из них. Вам ведь не нужны все четыре.

Мне пришлось бы применить силу, чтобы получить комбинезон обратно. Я убрал его в бумажный пакет и сказал:

— Если я когда-нибудь покончу с этими пуговицами, то подарю одну-две для вашей коллекции и расскажу вам, откуда они. Я надеюсь на это.

Вопрос о ленче крутился в моей голове, когда я выходил из здания. Рано или поздно завтракал Натан Хирш? Поскольку я мог дойти до него за двадцать минут, я не стал терять время на телефонный звонок. И мне повезло.

Когда я вошел в приемную «Лаборатории Хирша» на десятом этаже здания на 45-ой улице, сам Хирш тоже зашел туда по пути к выходу. Когда я рассказал ему, что у меня есть кое-что для него от Ниро Вулфа, не терпящее отлагательства, он повел меня вниз к себе. Несколько лет назад его показания в суде по одному из дел Вулфа совсем не причинили вреда его делам.

Я предъявил комбинезон и сказал:

— Один простой и маленький вопрос: из чего сделаны эти пуговицы?

— Не такой простой.

— Сколько времени займет ответ?

— От двадцати минут до пяти часов.

Я сказал, что чем скорее, тем лучше, а наш номер телефона он знал.

Я добрался до 35-ой улицы и вошел в наш дом как раз в тот момент, когда Вулф направлялся через холл к столовой. Поскольку за столом не разрешалось упоминать о делах, он остановился у порога и спросил:

— Ну?

— Все хорошо, — ответил я и все рассказал.

Он выразил удовлетворение и направился к столу, а я пошел мыть руки перед тем, как к нему присоединиться.

В этот день после ленча в кабинете я раздражал Вулфа тем, что каждую минуту смотрел на часы, пока он диктовал длинное письмо собирателю орхидей в Гондурас. Затем он раздражал меня тем, что весьма удобно устроился с «Путешествием с Чарли» Джона Стейнбека. Черт побери, у него ведь была работа!

Было 3:43, когда позвонил Хирш. Я приготовил блокнот на случай, если слова, которые он мне скажет, будут сложные и научные, но они оказались обычными, и их было немного. Я положил трубку, а Вулф сразу поднял глаза от книги.

— Конский волос, — сказал я, — ни лака, ни краски, только простой белый конский волос.

Он спросил:

— Есть еще время для того, чтобы дать объявления в завтрашних газетах? «Таймс», «Ньюс», «Газетт»?

— «Таймс» и «Ньюс» — может быть. «Газетт» — да.

— Возьми записную книжку. Две колонки шириной четыре дюйма или около того. Наверху: «сто долларов» — цифрами, жирным шрифтом в тридцать пунктов. Ниже тоже жирным в четырнадцать пунктов: «Будет заплачено за информацию, имеющую отношение к создателю или исполнителю пуговиц, сделанных вручную из белого конского волоса.» С красной строки: «Пуговицы любого размера и формы, пригодные к использованию в одежде.» С красной строки: «Я хочу узнать не о том, кто мог бы делать такие пуговицы, а о том, кто такие уже сделал.» С красной строки: «Сто долларов будут заплачены только тому, запятая, кто первым доставит информацию.» Внизу — мое имя, адрес и номер телефона.

— Жирно?

— Нет. Стандартным шрифтом, сжато.

4

Поскольку вечер среды я провел в театре, а потом с приятелем во «Фламинго», то было уже больше часа, когда я вернулся домой и поставил будильник на 9.30.

Но то, что подняло меня с постели в четверг утром, не было ни часами, ни радио. Когда это случилось, я протер глаза, чтобы выяснить, что происходит. Дело не в телефоне, поскольку я его отключил и сигнал у него был громче. Это был шмель, но с какой стати шмель жужжит на 35-ой улице среди ночи? Я заставил себя открыть глаза и взглянул на часы: без шести девять… это, верно, домашний внутренний телефон. Я повернулся и дотянулся до трубки.

— Комната Арчи Гудвина…

— Прошу прощения,. Арчи… — голос Фрица. — Но она настаивает.

— Кто?

— Женщина по телефону. Что-то насчет пуговиц. Она…

— О'кей. Я поговорю, — я включил городской телефон и снял трубку. — Да? Я Арчи Гудвин.

— Мне нужен Ниро Вулф… я тороплюсь…

— Его нет. Если вы насчет объявления…

— Да. Я увидела его в «Ньюс». Я знаю о нескольких пуговицах, похожих на эти, и рассчитываю быть первой.

— Вы первая. Как ваше имя?

— Беатрис Эппс.

— Вы будете первой, если ваше сообщение подойдет. Миссис Эппс?

— Мисс Беатрис Эппс. Я не смогу вам рассказать всего сейчас…

— Где вы находитесь?

— В телефонной кабинке на Гранд Централь. Я по пути на работу. Я должна быть там в девять, поэтому сейчас не могу рассказать, но хочу быть первой.

— Безусловно. Это разумно. Где вы работаете?

— У «Квина и Колллинза» в Ченин Билдинг. Недвижимое имущество. Но не приходите туда, они этого не любят. Я позвоню вам в обеденный перерыв.

— Во сколько обед?

— В половине первого.

— О'кей. Я буду у газетного киоска в Ченин Билдинг в двенадцать тридцать и мы позавтракаем. У меня в петлице будет маленькая белая с зеленым орхидея, при мне будут сто долларов.

— Я тороплюсь. Я буду там.

Разговор закончился, я упал на подушку и обнаружил: чтобы быть в форме, мне следовало поспать еще не менее часа, но пришлось опускать ноги на пол.

В десять часов я сидел на кухне за моим столиком, посыпая сахаром намазанный сметаной кусок пирога. Передо мной стояла на подставке «Таймс». Фриц, находившийся рядом, спросил:

— Корицы не надо?

— Нет, — ответил я твердо.

Заметив, что я взял второй кусок, он пошел к плите, чтобы испечь еще один пирог и сказал:

— Я слыхал, что наиболее опасное дело для детектива — это похищение ребенка.

— Может быть, да, а может быть, нет. Важны обстоятельства.

— За все годы, что я у Ниро Вулфа, это первое дело с похищением ребенка. У него никогда не было ничего подобного.

Я сделал глоток кофе.

— Опять, Фриц, ты кружишь вокруг да около. Ты мог бы просто спросить: это дело о похищении? И я бы ответил: нет.

— Ты настоящий друг. Арчи. Но если что, знаешь как я поступлю? — Он перевернул пирог на плите. — Я положу корицу во все!

Я не одобрил его намерения, и мы обсудили этот вопрос.

Вместо того, чтобы дожидаться, пока Вулф спустится вниз, и доложить ему о развитии событий, я проделал всю утреннюю работу в кабинете: вскрыл почту, вытер пыль, вытряхнул корзины для бумаг, сорвал листки с настольных календарей, налил свежую воду в вазу с цветами на столе Вулфа и поднялся наверх в оранжерею.

Когда я подошел к нему, он повернул голову и почти прорычал:

— Ну?

Предполагалось, что мешать ему здесь можно лишь в случае крайней необходимости.

— Ничего срочного, — сказал я, — просто зашел сказать, что срываю Суприпедиум Ловренцеанум — один цветок. В петлицу. Звонила женщина насчет пуговиц. Когда я встречусь с ней, цветок будет опознавательным знаком.

— Когда ты уходишь?

— Около двенадцати. По пути зайду в банк.

— Хорошо.

Он возобновил осмотр орхидей. Слишком занят для вопросов. Я взял цветок и спустился вниз. В одиннадцать он пришел и потребовал полный отчет. Получив его, задал один вопрос:

— Что ты думаешь о ней?

Я предположил: есть один шанс к десяти за то, что у нее есть интересующая нас информация. Я торопился уйти, рассчитывая по дороге захватить комбинезончик у Хирша.

Итак, я занял свой пост у газетного киоска в вестибюле Ченин Билдинг немного раньше назначенного времени, в руках у меня был бумажный пакет. Когда вот так ждешь — совсем иное дело: можно понаблюдать лица приходящих и уходящих, старые и молодые, уверенные и поникшие… Около половины из них выглядят так, как будто нуждаются в докторе или детективе. К ним относилось и лицо женщины, остановившейся передо мной… Я спросил:

— Мисс Эппс?

Она кивнула.

— Я — Арчи Гудвин. Спустимся вниз? Я заказал столик.

Она покачала головой.

— Я всегда завтракаю одна.

Я хотел бы быть справедливым, но, честно говоря, у нее, скорее всего, было очень мало приглашений, если были вообще. У нее был плоский нос, а подбородок в два раза больше, чем ей было необходимо. Возраст ее колебался где-то между тридцатью и пятидесятью.

— Мы можем поговорить здесь, — сказала она.

— Хорошо, здесь мы можем начать, — кивнул я. — Что вам известно о пуговицах из белого конского волоса?

— Я видела несколько таких. Но прежде, чем я расскажу вам, как я узнаю, что вы мне заплатите?

— Никак, — я дотронулся до ее локтя и мы отошли в сторону от людского потока.

— Но я хочу знать.

Я достал визитную карточку и протянул ей.

— Мне ведь придется еще проверить то, что вы мне расскажете. Это должны быть факты. Вы можете рассказать мне, что знаете человека в Сингапуре, который делал пуговицы из белого конского волоса, но он умер.

— Я никогда не была в Сингапуре.

— Хорошо. Но как обстоит дело?

— Я видела их прямо здесь. В этом здании.

— Когда?

— Прошлым летом. — Немного поколебавшись, она продолжила. — У нас в конторе во время отпуска в течение месяца работала одна девушка. Однажды я обратила внимание на пуговицы ее блузки. Я ей сказала, что никогда не видела таких пуговиц, а она ответила, что такие имеют всего лишь несколько человек. Я ее спросила, где их можно достать, но она сказала, что нигде. Она сказала, что ее тетя делает такие пуговицы из конского волоса. И чтобы сделать одну пуговицу, у нее уходит день. Поэтому на продажу она их не делает, а это как хобби.

— Пуговицы были белые?

— Да.

— Сколько их было на блузке?

— Точно не помню. Думаю, пять.

В лаборатории Хирша, решив, что комбинезон ей показывать не стоит, я оторвал одну из пуговиц, одну из трех, еще уцелевших. Я вытащил ее из кармана и показал ей.

— Похоже на эту?

Она тщательно ее осмотрела.

— Точно такая же, насколько я помню. Ведь это было около года назад. Размер тот же.

Я взял у нее пуговицу.

— Очень похоже на то, что ваш рассказ может помочь мне, мисс Эппс. А как зовут девушку?

Она заколебалась.

— Кажется, мне все равно придется все рассказать…

— Конечно, вы должны.

— Я не хочу, чтобы у нее были неприятности. Ниро Вулф — детектив, а, значит, и вы тоже.

— Я не собираюсь делать ничего такого, чтобы у кого-то были из-за меня неприятности. Если только «кто-то» сам меня об этом не попросит. Так или иначе, судя по вашему рассказу, ее, вероятно, можно будет найти. Как ее зовут?

— Тензер. Энн Тензер.

— Как зовут ее тетю?

— Не знаю. Она мне не сказала. И я не стала спрашивать.

— Вы видели ее с прошлого лета?

— Нет.

— Вы не знаете, «Квин и Коллинз» наняли ее через агентство?

— Да, через контору временного найма.

— Сколько ей лет?

— До тридцати.

— Она замужем?

— Нет, насколько я знаю.

— Как она выглядит?

— Она приблизительно моего роста. Блондинка, во всяком случае, была ею прошлым летом. Считает себя очень привлекательной. И я считаю так же. Думаю, и вы сказали бы то же самое.

— Когда я увижу ее, обязательно подумаю над этим. Конечно, на вас я не сошлюсь. Я достал бумажник.

— Мистер Вулф дал мне инструкцию не платить вам, пока я не проверю вашу информацию. Но он не встречался с вами, и не слушал вас, а я слушал. Здесь половина условленной суммы, но только с условием, что вы никому об этом не скажете. Вы произвели на меня впечатление женщины, которая умеет держать язык за зубами.

— Я умею.

Она положила банкноты в сумочку.

— Когда я получу остальные?

— Скоро. Возможно я увижу вас еще раз. Но если такая необходимость не возникнет, вышлю деньги почтой, если вы дадите ваш домашний адрес и номер телефона.

Она сообщила: «Запад, 169-ая улица», хотела что-то добавить, но передумала, повернулась и ушла. Я наблюдал за ней. В ее походке не ощущалось радости жизни. Так как внизу в ресторане у меня был заказан столик, я отправился туда и заказал чашку отварных моллюсков, которые Фриц никогда не готовил, а они были единственным блюдом, которое я хотел после позднего завтрака. В телефонной книге я нашел адрес конторы временного найма — 493, Лексинггон Авеню. Но прежде чем туда обратиться, следовало обдумать, как это сделать. Потому что: 1) агентства скрывают адреса своих служащих; 2) если Энн Тензер является матерью ребенка, нужно отнестись к ней с большей осторожностью.

В результате, в начале третьего я сидел в приемной фирмы «Исключительно пуговицы-новинки» и ждал телефонного звонка, точнее надеялся его услышать. Я заключил сделку с Николасом Лессефом, пуговичным экспертом, пока он сидел за письменным столом и ел салями, черный хлеб, сыр и пикули. В результате сделки он получил пуговицу, которую я оторвал от комбинезона и твердое обещание рассказать ему об источнике пуговиц, как только позволят обстоятельства. Взамен я получил разрешение звонить и сколь угодно долго ждать ответного звонка и использовать для получения сведений название его конторы, если мне это потребуется.

Я знал заранее, что мне придется скоротать немало времени, и по пути сюда купил четыре журнала и две книги в бумажных обложках, одной из которых был роман Ричарда Вэлдона «Его собственный образ». Я прочитал журналы и половину сборника рассказов о гражданской войне, а до Вэлдона не добрался, так как в четверть шестого зазвонил телефон.

— Гудвин слушает.

— Говорит Энн Тензер. Я получила сообщение позвонить в фирму «Исключительно пуговицы-новинки» и спросить мистера Гудвина.

— Совершенно верно. Я — Гудвин. — Так как ее голос был исполнен .женственности, я придал своему мужественности. — Мне весьма хотелось бы с вами встретиться и кое-что узнать. Мне кажется, что вы осведомлены о некоторых видах пуговиц.

— Я? Я ничего не знаю о пуговицах.

— Я предполагаю, что об одном сорте пуговиц вы должны знать. О том, что делают вручную из белого конского волоса.

— О… — пауза, — неужели… вы хотите сказать, что у вас есть такая пуговица?

— Да. Могу я узнать, где вы находитесь?

— В телефонной кабинке на углу Мэдисон-авеню и сорок девятой.

— Значит, я не могу рассчитывать, что вы придете в мою контору на угол тридцать девятой. Как насчет Черчилл-холла? Вы с ним рядом. Я смогу добраться минут за двадцать. Мы выпьем и обсудим проблему пуговиц.

— Вы хотите сказать, что это вы обсудите эту проблему.

— Положим. В этом я как раз спец. «Золотой альков» в Черчилле вам известен?

— Да.

— Я буду там через двадцать минут. Я без шляпы, в руке бумажный пакет, в петлице орхидея.

— Только не орхидея. Это не для мужчин.

— У меня орхидея, и я мужчина. Против этого нет возражений?

— Не могу сказать, пока не увижу вас.

— Это разумно. Ол райт, я выхожу.

5

В «Адмиралтейском баре» за столиком у стены света немного, зато Черчилл-холл освещен хорошо. Беатрис Эппс была права, когда говорила, что Энн Тензер ее роста, но на этом сходство и кончалось. Мисс Тензер вполне могла возбудить в мужчине, возможно и в Ричарде Вэлдоне, эмоции, важнейшие для стимула размножения и, может быть, даже не в одном мужчине. Она по-прежнему была блондинкой, но в рекламе своей внешности не нуждалась. Она пригубила «Кровавую Мэри» с полным равнодушием ко всему.

С вопросом о пуговицах мы покончили в десять минут. Я пояснил, что фирма «Исключительно пуговицы-новинки» специализируется на редких необычных пуговицах, и что один человек, работающий в одном из мест, где работала она, рассказал мне, что заметил необычные пуговицы на ее блузке и спросил о них, а она сказала, что пуговицы сделаны вручную из конского волоса. Она ответила, что все верно — ее тетя делала их в течение многих лет, это ее хобби, и подарила ей шесть пуговиц на день рождения. Пять из них у нее до сих пор на блузке, а одна где-то потерялась. Она не напомнила мне о том, что по телефону я ей сказал, будто и у меня есть такая пуговица. Я спросил, нет ли у ее тети запаса пуговиц, которые она захочет продать, и она ответила, что не знает, но не думает, что у нее их много — на изготовление одной уходит целый день.

Я спросил, не будет ли она возражать, если я отправлюсь к ее тете и сам узнаю об этом, и она ответила «конечно, нет» и дала мне адрес и имя: мисс Эллен Тензер, Рурэл Роут 2, Махопак, Нью-Йорк. Она сообщила мне и номер телефона. Выяснив это, я решил рискнуть и поближе познакомиться с племянницей. В этом существовала опасность, но это могло и упростить дело. Я мужественно улыбнулся и сказал:

— Я был не до конца откровенен, мисс Тензер. Я не только слышал об этих пуговицах, я видел некоторые, и они у меня с собой.

Я положил бумажный пакет на стол и вытащил комбинезон.

— Здесь было четыре, но две я оторвал, чтобы изучить. Узнаете?

Ее реакция решила все. Она не доказывала, что у нее никогда не было ребенка, или что она не приложила руку к событиям. Судя по ее реакции, она не знала, что на ребенке был синий плисовый комбинезон. Она взяла его и взглянула на пуговицы.

— Они точно такие, как у тети Эллен, — сказала она, — или очень искусная подделка. И прошу вас, не рассказывайте мне басни, как кто-то сказал вам, что пуговицы были на моей блузке…

— Понятно, — согласился я. — Вы были столь любезны, что я решил показать вам пуговицы. Если вам интересно, я могу рассказать, откуда они у мстя.

Она отрицательно покачала головой.

— Не утруждайте себя. Один из моих недостатков в том, что я не интересуюсь вещами, не имеющими для меня значения. Может быть хватит о. пуговицах?

— Действительно, — я убрал комбинезон в пакет. — И я любопытен только тогда, когда это имеет отношение ко мне. Сейчас я интересуюсь вами. На какой работе вы теперь?

— О, на весьма специфической. На секретарской, особого рода. Когда чья-то личная секретарша выходит замуж, или берет отпуск, или получает нагоняй от жены босса — тогда вызывают меня. У вас есть секретарь?

— Конечно. Ей восемьдесят лет, она никогда не берет отпуск и отказывается от всех предложений выйти замуж. И у меня нет жены, делающей нагоняй. А вы замужем?

— Нет. Но муж был — в течение года, что оказалось для меня чересчур долгим сроком. Я выскочила замуж, не оглядевшись, и никогда больше этого не сделаю.

— Возможно, это оттого, что вам все приелось. Ведь вы — секретарь в конторах у важных лиц. Может вам следует немного разнообразить вашу работу в среде ученых, ректоров или писателей. Очевидно, весьма интересно работать для знаменитого писателя. Вы никогда не пробовали?

— Нет, никогда. Я думаю, они имеют личных секретарей.

— Да, конечно.

— Вы знаете кого-нибудь из знаменитостей?

— Я знаю человека, который пишет книгу о пуговицах, но он не очень знаменит, — я взглянул на ее полупустой стакан. — Повторим?

Она хотела, я — нет. Но не сказал об этом. От нее нечего было больше ждать, и я хотел бы откланяться, но она могла оказаться полезной в будущем, и я дал ей понять, что она произвела на меня впечатление, и поэтому я не мог внезапно вспомнить, что опаздываю на деловую встречу. Кроме того, на нее было приятно смотреть и ее было легко слушать, а если ваш ум должен руководствоваться опытом, то его необходимо приобретать. Все это говорило о том, что мое приглашение пообедать должно быть принято и вечер обойдется Люси Вэлдон по крайней мере в двадцать долларов.

Я вернулся домой вскоре после семи. Вулф читал в кабинете «Его собственный образ». Я извинился. Он задал мне вопрос взглядом, и я ответил. Подробный отчет он требует лишь тогда, когда больше уже нечего предпринять, и я просто изложил ему факты, не упуская, конечно, реакцию Энн Тензер на комбинезон. Когда я закончил, он сказал:

— Удовлетворительно. — Потом решил, что оценка недостаточна, и добавил: — Вполне удовлетворительно.

— Да, сэр, — согласился я. — Могу ли я рассчитывать на повышение?

— Несомненно. Ты ведь учел возможность того, что она видела объявление в газете, поняла, что ты притворяешься, и водила тебя за нос.

— Отдаю все решающие взятки за то, что объявления она не видела. Она не пыталась что-либо выпытать, хотя вовсе не молчала.

— Где находится Махопак?

— Шестьдесят миль к северу. Я могу перекусить на кухне и быть там к девяти.

— Нет. Для этого будет утро. Ты чересчур стремителен.

Он взглянул на стенные часы. С минуты на минуту должен был появиться Фриц и сообщить, что обед подан. Вулф вдруг спросил:

— Ты можешь сейчас же добыть Саула?

— Зачем? — спросил я. — Ведь я не заявил, что брошу работу, если не получу повышения.

— В Махопак ты поедешь утром. Тем временем Саул разузнает, что делала в январе племянница мисс Тензер, могла ли она дать жизнь этому ребенку? Ты считаешь, что не могла, но необходимо точно в этом убедиться. Саул сделает это…

Он повернул голову — в дверях стоял Фриц.

Я представлю Саула, поскольку было упомянуто его имя. Из трех детективов, которых мы приглашаем, когда нам необходима помощь, Саул Пензер — лучший. Если вы переберете всех отличных детективов в метрополии. он все равно будет лучшим. Хотя его час стоит десять долларов, ему предлагают в пять раз больше работы, чем он способен сделать. Если вам понадобится лучший детектив первого сорта — наймите его, если сможете. А высший сорт — Ниро Вулф — стоит, похоже, десять долларов в минуту.

Итак, в пятницу утром, прекрасным ярким утром, необычным даже для начала июня, когда я спокойно ехал вдоль Соумил Парквей Ривер в седане, я не волновался, поскольку мисс Энн Тендер проверял Саул. Если бы понадобилось, он мог бы узнать, где и во сколько она завтракала семнадцатого января, независимо от того, помнил ли кто-нибудь об этом или нет, не возбуждая при этом ни в ком любопытства и не устраивая суматохи.

Было 10.35, когда я заехал на бензоколонку на окраине Махопака, подошел к парню, мывшему ветровое стекло машины и спросил, не знает ли он, где живет мисс Эллен Тензер. Он ответил, что не знает, но может быть знает босс. Я разыскал босса, который оказался вдвое моложе своего помощника. Он знал, где живет Эллен Тензер, и объяснил, как туда добраться.

Первый поворот у церкви соответствовал его объяснениям, но через милю была развилка, о которой он не упомянул. Я выбрал дорогу наугад и через милю подъехал к мосту, о котором молодой босс говорил. Через полмили слева я увидел ее почтовый ящик и свернул на узкую подъездную аллею к дому. Бумажный пакет с комбинезоном я оставил в ящике для перчаток.

Я огляделся — со всех сторон был лес. На мой взгляд — чересчур много деревьев, расположенных слишком близко к дому. Одноместный гараж был открыт, и в нем стояла машина. Гараж соединялся с одноэтажным домиком белого цвета. Краска казалась совсем свежей и все, включая цветочные клумбы, выглядело чистым и опрятным.

Если вы без шляпы, то неудобство заключается в том, что вы не можете ее снять, когда встречаетесь с приятной женщиной средних лет (а может быть и преклонных) с седыми волосами, уложенными в аккуратный пучок, и с серыми глазами, живыми и чистыми. Я спросил:

— Мисс Эллен Тензер?

Она кивнула и ответила

— Да, это я, так меня зовут.

— А меня — Гудвин. Мне следовало бы позвонить вам, но я так обрадовался возможности оставить работу и поехать за город в этот чудесный день. Я занимаюсь пуговицами, и вы, насколько я знаю, тоже. Я заинтересовался пуговицами из конского волоса, которые вы делаете. Я могу войти?

— Почему вы ими заинтересовались?

Это меня поразило. Было бы гораздо естественнее, если она спросила бы: «Как вы узнали, что я делаю пуговицы из конского волоса?»

— Знаете, — сказал я, — вам бы больше пришлось по душе, если бы я сделал вид, что интересуюсь этим искусством ради искусства, но я занимаюсь коммерцией и специализируюсь на пуговицах, что совсем другое дело. Я предполагал, что вы захотите продать некоторое их количество. Я хорошо заплатил бы, наличными.

Ее взгляд остановился на моем седане, потом она взглянула на меня.

— У меня есть немного. Всего семнадцать.

Она не проявляла никакого любопытства к тому, откуда я знаю о пуговицах. Возможно, как и ее племянница, она интересуется только тем, что касается лично ее.

— Этого достаточно для начала, — сказал я. — Вас не затруднит, если я попрошу глоток воды?

— Отчего же, нет.

Она вошла в дом, я последовал за ней. У меня хорошие глаза, достаточно хорошие, чтобы с расстояния в шесть ярдов узнать вещь, которую я видел раньше, или весьма на нее похожую. Она лежала на столе, и это полностью изменило программу относительно Эллен Тензер.

Не желая, чтобы она заметила мое открытие, я прошел в кухню. Мисс Тензер наполнила стакан водой из-под крана, протянула мне и я его выпил.

— Хорошая вода. Из глубокого колодца?

Она не ответила. Похоже, она не слышала моего вопроса, поскольку у нее на уме вертелся собственный. Его она и задала:

— Как вы узнали, что я делаю пуговицы?

Слишком поздно она спросила. Я допил воду и поставил стакан на стол.