Обычно меня трудно удивить. Но когда я увидел ее в глазок входной двери, мне стало как-то нехорошо. Конечно, женщины не могут оставаться вечно молодыми и прекрасными, и годы не проходят бесследно, но все, как правило, пользуются расческой, умываются и пришивают на пальто пуговицы взамен утерянных. Я рывком открыл дверь и грубо сказал.

— Спасибо, нам ничего не нужно, попытайте счастья по соседству.

— Не торопитесь, — ядовито ответила она. — Тридцать лет назад вы бы не отвели от меня глаз.

Возможно так и было бы, но какое мне до этого дело?

— Я хотела бы поговорить с Ниро Вульфом, — прибавила она. — Вы впустите меня или нет?

— Как сказать. Во-первых, я сильнее вас, во-вторых, мистер Вульф принимает только по предварительной договоренности. В-третьих, до одиннадцати он занят, а сейчас лишь около десяти.

— Хорошо, тогда я подожду его. Я вся закоченела. У вас отнялись ноги или с вами еще что-нибудь случилось?

Мне пришла в голову хорошая идея. Обычно, когда речь шла о наших потенциальных клиентках, Вульф злился. Он считал, что я нарочно выбираю только красивых женщин. На этот раз я докажу ему, как он неверно меня оценивал.

— Ваше имя? — спросил я.

— Меня зовут Эннис. Хетти Эннис.

— О чем вы хотели поговорить с мистером Вульфом?

— Об этом я лучше скажу ему сама. Если у меня не отмерзнет язык.

— Можете сказать и мне, миссис Эннис.

— Мисс Эннис.

— О'кей. Меня зовут Арчи Гудвин.

— Знаю. И не воображайте, что я не могу заплатить мистеру Вульфу. Мы поделим с ним вознаграждение. А если я пойду в полицию, они присвоят себе все. Этим парням нельзя доверять.

— Вознаграждение за что?

— За то, что у меня здесь. — Она похлопала по старой черной сумке.

— А что у вас там?

— Это я скажу только Ниро Вульфу. Я не эскимос. Если у вас есть сердце, впустите меня!

Да, она не была эскимосом, но впустить ее я все-таки не мог. Я стоял в пальто, шляпе и перчатках и практически уже находился по дороге в банк, чтобы внести 7417 долларов на счет Вульфа. А о том, чтобы оставить ее ждать в бюро, не могло быть и речи. Остальные обитатели дома на Тридцать пятой Западной улице хотя и были в наличии, но занимались своими делами: Фриц Бреннер — повар и домоправитель, готовил суп, Вульф находился в оранжерее у своих орхидей, а Теодор Хорстман, конечно, составлял ему компанию.

Поэтому я очень дружелюбно сказал ей, что поблизости полно милых заведений, где она может подождать и согреться, а если она зайдет в мастерскую Тони, то там ей за мой счет пришьют пуговицу. Одно говорило в ее пользу: она не была нахальной. Когда же я прибавил, что если она вернется сюда минут пятнадцать — двадцать двенадцатого, то Вульф, возможно, примет ее, она молча повернулась и пошла. Но уходя, последний раз обернулась и выудила из сумки коричневый сверток

— Сохраните его для меня, а то он еще, чего доброго, попадет в руки какому-нибудь полицейскому. Берите же, он не кусается. И не открывайте его. Могу я на вас положиться?

Я взял сверток, потому что она мне понравилась. Чутье у нее было в порядке, а вот мозги — не очень. Она не хотела сказать, что в свертке, и все же передала его в мои руки. Типично по-женски. Она могла бы приблизиться к моему идеалу женщины, если бы причесалась, вымыла бы лицо и пришила пуговицу. Я смотрел ей вслед, пока она не свернула на Десятую авеню, потом закрыл дверь и исследовал сверток. Может, это и не адская машинка, но в бюро я его нести не стану. Я пошел в переднюю и сунул сверток под кресло.

По дороге в банк я раздумывал над тем, что могло быть в этом свертке. После того, как я отбросил дюжину предположений как несостоятельных, я остановился на бриллиантах. По пути обратно я придумал целый роман, но у дома грубая действительность вернула меня на землю. Перед входной дверью стояло существо женского пола, прямая противоположность Хетти Эннис. Молодая, красивая, со стройными ногами, в меховом манто и меховом капоре. Такая грубая действительность мне нравилась.

— Ваша приемная на свежем воздухе? Прекрасная идея, — сказала она. — Единственное, чего не хватает, это журналов.

Я поднялся по лестнице к двери.

— Вы звонили?

— Конечно, после чего мне в щелку было сообщено, что мистер Вульф занят, а мистера Гудвина нет дома. Полагаю — вы мистер Гудвин?

— Совершенно верно. — Я вынул из кармана связку ключей. — Сейчас я принесу вам пару журналов. Какие вы предпочитаете?

— Разрешите войти. Я выберу сама.

Вульф спустится не раньше, чем через полчаса, а мне любопытно было узнать, что нужно от нас этой посетительнице. Оставив пальто и шляпу в прихожей, я повел ее в бюро, пододвинул к ней желтое кресло, а сам сел за свой письменный стол.

— Если вы ищете место, то в настоящее время у нас нет вакансий, — сказал я. — Но вы можете оставить свой телефон.

— Вам ничего лучшего не пришло в голову? — Она выскользнула из манто и бросила его на спинку стула. То, что явилось взору, было не менее прекрасно, чем ее лицо и ноги.

— О'кей, — сказал я, — теперь ваша очередь.

— Меня зовут Темми Бекстер. Темми уменьшительное от Темерис. Я еще не решила, какое лучше оставить для театра — Темми или Темерис. Как вы думаете?

— Это зависит от роли. Для мюзикла лучше Темми. Для О'Нила — Темерис.

— Возможно, я буду участвовать в ревю. На большее я не гожусь. — Она махнула рукой. — Ну, все равно. Почему вы не спрашиваете, что мне здесь нужно?

— Все актрисы одинаковы. Только я начал чувствовать себя уютно, как вы приставили пистолет к груди. Итак, что вам нужно?

Она тихо засмеялась.

— Я еще не актриса. Я только хочу ею стать. А пришла я сюда, чтобы справиться о своей хозяйке мисс Эннис. Хэтти Эннис. Она была здесь?

Я поднял брови.

— Здесь? Когда?

— Сегодня утром?

— Понятия не имею Сейчас спрошу. Фриц! — Тот появился в дверях. — Когда я выходил, был у нас кто-нибудь еще, кроме этой дамы?

— Нет, сэр.

Когда мы были не одни, он всегда называл меня сэром и я никак не мог отучить его от этого.

— Кто-нибудь звонил?

— Нет, сэр.

— О'кей, спасибо. — Он вышел, а я снова обратился к Темми или Темерис. — Кажется, ее здесь не было. Она ваша хозяйка?

Темми кивнула и добавила:

— Странно.

— Почему? Разве вы ее послали сюда?

— Нет, но она мне сама сказала, что собирается отнести что-то Ниро Вульфу. Думаю, она хотела посоветоваться. Когда она ушла, я начала беспокоиться о ней. Значит, ее здесь не было?

— Вы сами слышали, что сказал Фриц. Почему вы беспокоитесь?

— Вы бы тоже беспокоились, если бы знали ее. Она почти никогда не выходит из дома, а если выходит, то самое большее на сто шагов. Она не сумасшедшая, но немного не в себе, и я бы никогда не отпустила ее одну. Мы все чувствуем себя ответственной за нее. Ее дом ужасная развалюха, но начинающие артисты всегда могут получить у нее комнату за пять долларов в неделю, а если кто-то не может заплатить, то она не расстраивается. Мы все ее любим и я надеялась — она пожала плечами и поднялась. — Вы позвоните мне, если она появится?

— Конечно.

Я записал ее номер и встал, чтобы помочь ей одеться. Мои чувства смешались. Я не чудовище и с удовольствием бы успокоил ее. Но откуда мне было знать, не идет ли речь в самом деле о бриллиантах? Может быть, она прятала их, пока их не нашла Хетти Эннис? Некоторое время я забавлялся мыслью, не задержать ли ее парочкой журналов до прихода ее хозяйки, но тот, кто работает на Ниро Вульфа, не может позволить себе такой сентиментальности. Я должен быть доволен, если он согласится поговорить с Хетти Эннис. Второе существо женского пола под его крышей — было больше, чем он мог перенести.

Ровно в одиннадцать прожужжал спускающийся лифт и на сцене появился Вульф. Он поздоровался, направился к своему письменному столу, устроился в кресле и начал просматривать почту.

— Чека нет?

— Я уже отнес его в банк, сэр. А кроме того я совершил свой любимый грех.

— Любимый грех?

— Да, моя слабость к женщинам. Одна незнакомая дама хотела поговорить с вами, и я ее просил зайти минут пятнадцать двенадцатого. Вызывает беспокойство то, что она не моего типа. Это можно рассматривать как ухудшение моего вкуса. Надеюсь, что больше этого не случится.

— Ты преувеличиваешь.

— Нет, сэр. Подождите, пока не увидите ее.

— У меня нет намерения принимать ее.

— Тогда я погиб. Ее чарам невозможно противиться. Никто больше не верит в ведьм, и я тоже, но мой скепсис поколеблен. Что касается причины ее визита, то она не составляет никакой проблемы. Она что-то нашла и рассчитывает на вознаграждение. Что это и где она это нашла, я не знаю. В полицию она идти не хочет, потому что ненавидит всех полицейских. Вы справитесь с ней за две минуты, а что будет со мной?

Он схватил верхнее письмо от какого-то любителя орхидей из Венесуэлы и начал читать его. Я принялся затачивать карандаши, которые уже были и так достаточно заточены. Он терпеть не мог этого звука. Я занимался уже четвертым карандашом, когда он прервал меня:

— Прекрати это. Ведьма?

— Не иначе.

— Хорошо, даю ей две минуты и ни секунды больше.

Постороннему просто невозможно было по достоинству оценить мой успех, нужно знать, какая у Вульфа аллергия на чужих, особенно на женщин, и как он ненавидит всякую работу, особенно, когда только что получен большой гонорар. Я был доволен собой и радовался при мысли, какое у него будет лицо, когда я введу к нему в кабинет Хетти Эннис. Вульф отложил письмо и углубился в проспект автоматического увлажнителя

Одиннадцать часов семнадцать минут, но никакого звонка. В двадцать минут двенадцатого Вульф поднял голову и сказал, что хотел бы продиктовать мне несколько писем, но не хотел бы, чтобы ему мешали. Через пять минут он поднялся и пошел на кухню, вероятно, попробовать суп. В половине двенадцатого я отправился в переднюю и вытащил из-под кресла сверток Если она не может прийти вовремя, пусть идет к чертям. Я суну ей пакет в дверях, и баста! Когда я выпрямился со свертком в руках, в дверь позвонили.

Это была Хетти Эннис. На том месте, где раньше пуговица отсутствовала, появилась новая, но ее лицо стало еще грязнее. Правая щека от виска до подбородка была ободрана. Но ее чары действовали даже сквозь закрытую дверь. Я решил выслушать ее извинения за опоздание, если таковые у нее имелись, но едва я открыл дверь, как она упала. Я успел сделать шаг вперед, подхватил ее, обнял правой рукой, бросил сверток обратно в прихожую, поднял ее и ногой захлопнул дверь.

Когда я направился со своей ношей в переднюю, сзади раздался голос Вульфа.

— Что это у вас, черт возьми!

— Женщина, — ответил я и пошел дальше. Я бы оценил ее вес в фунтов сто пятьдесят, но теперь, без сознания, она показалась мне много тяжелее. Я положил ее на кушетку и посмотрел на нее вблизи. Дыхание было поверхностным, но не хриплым. Я приподнял ее и подложил под нее две подушки. Когда я щупал ее пульс, Вульф сказал за моей спиной:

— Вызовите доктора Уолмера

Я обернулся. Он разговаривал с Фрицем, появившимся в дверях.

— Подождите. Я думаю, это только обморок.

— Глупости! — пробурчал Вульф — Женщины не падают в обморок.

Этот диагноз не был новым, но основывался не на медицинских фактах, а на его личном убеждении, что женщины лишь притворяются, когда падают в обморок. Единственным извинением он считал удар по голове. Я не обратил внимания на его замечание и проверил пульс пациентки. Он был хотя и слабый, но опасений не вызывал. Я попросил Фрица открыть окно, а сам принес нюхательную соль. Фриц накрыл ей ноги, а я поднес флакон к ее лицу, когда она открыла глаза. Моргнув пару раз, она подняла голову, а я положил руку ей на лоб.

— Я вас знаю, — пробормотала она едва слышно. — Значит, я все-таки добралась.

— Брэнди? — спросил Фриц.

— Я не люблю брэнди, — сказала она.

— Чай?

— Я не люблю чай. Где моя сумка?

— Принесите ей кофе, — сказал я. — Что-нибудь же она должна любить.

Фриц исчез. Вульф убрался от греха подальше еще раньше. Я протянул ей флакон, приказал нюхать и пошел в прихожую. Пакет лежал под вешалкой, а ее сумка у двери. Как она сюда попала, я понятия не имел, вероятно, она выпустила ее из рук в последний момент, когда уже падала. Войдя в комнату, я едва успел подхватить ее, чтобы она не упала с кушетки. По всей видимости, она пыталась вытащить из-под себя подушки.

— Подушки существуют, чтобы их класть под голову, а вы, вероятно, не знаете этого. Дайте мою сумку.

Она повернулась на бок и, опершись на локоть, открыла ее. Бросив в нее взгляд, она хотела закрыть ее, но я сказал.

— Вот суньте туда и это. — И протянул ей сверток.

— Вы его открывали?

— Нет.

— Я знаю, что вы этого не сделали. Мне еще нехорошо. Раз вы такой великий детектив, то, может быть, скажете, что ему пришло в голову наехать на меня? Если бы он хотел убить меня, то вышел бы и забрал мою сумку, так?

— Возможно. Если он сделал это из-за сумки.

— Конечно, из-за сумки. Он думал, что сверток там. В общем, все это ваша вина. Я уже месяц собиралась пришить эту проклятую пуговицу, а когда вы сказали, что заплатите портному, это было уже слишком. Поэтому я пошла домой и пришила ее.

Она умолкла, а я положил пакет в карман пиджака.

— Где вы живете?

— Сорок седьмая улица На обратном пути сюда я хотела поехать на автобусе, и когда шла по Сорок седьмой улице, сзади появилась машина, выехала на тротуар и задела меня. — Она потрогала правый бок. — Удар не очень сильный, но я упала и ударилась об стену дома. Это Вульф?

Вульф стоял у двери кабинета и мрачно смотрел на нее. Я подтвердил и представил ее:

— Мисс Хетти Эннис. Она как раз объясняла мне, почему опоздала. Она вернулась домой на Сорок седьмую улицу, а когда была на пути к нам, на нее наехала машина. И чем кончилось дело, мисс Эннис? Парень поехал дальше?

— Наверное, потому что когда я поднялась, машина исчезла. Какие-то мужчина и женщина помогли мне подняться, но так как я ничего не сломала, то смогла идти дальше. Правда, у самого дома я уже боялась, что не дойду. Откуда вы узнали, что я здесь?

— Вы позвонили, и я подоспел как раз вовремя.

Вульф подошел поближе.

— Сударыня, я обещал мистеру Гудвину выслушать вас в течение двух минут.

Она подняла голову, и я подсунул под нее подушку.

— Очень мило с вашей стороны. Что за день! Малыш носит меня на руках, Фальстаф дарит мне две минуты, а вот идет еще один и несет мне кофе!

Кофе разрядил обстановку. Каждый, кто что-нибудь ел или пил под нашей крышей, был в глазах Вульфа гостем, а гостей мы не должны были — в разумных границах — огорчать. Он не мог выпроводить ее, раз я поставил к кушетке столик, а Фриц налил кофе. После того, как она сделала первый глоток, он взял слово.

— Мистер Гудвин сказал мне, что вы ожидаете вознаграждения. За что?

Она села и стянула свои шерстяные перчатки. Потом сделала еще глоток.

— Хороший кофе, — одобрительно сказала она. — Сначала я хочу рассказать вам, где я нашла эту вещь. Дом на Сорок седьмой улице принадлежит мне. Я там родилась. — Еще глоток. — Вы знаете, что у всех актеров не хватает винтиков в голове?

— Они не одиноки, — буркнул Вульф.

— Наверное, но у них особый вид сумасшествия. У моего отца был театр, а наш дом в восьми минутах ходьбы от Таймс-сквер. Мне нужна только кухня и комната, поэтому я разрешаю им жить у меня — я имею в виду актеров. Сейчас у меня пятеро жильцов. Трое мужчин и две девушки. Они пользуются кухней и должны сами убирать свои комнаты. Некоторые это даже делают. Меня это не волнует. Мой…

— Переходите к делу, пожалуйста.

— Сейчас, Фальстаф. — Она отхлебнула из чашки — Хороший кофе! Внизу находится салон. С тех пор как умерла моя мать, им больше не пользовались, но раз в неделю для порядка я хожу туда. И когда я вчера днем вошла туда, из-под рояля выскочила мышь и побежала под книжный шкаф. Тогда я принесла зонтик и пошарила им, но она не появилась. Мне пришлось снять книги, но мышь исчезла. Вместо нее я нашла пакет, который до этого никогда не видела. Я открыла его и оставила у себя. Теперь он у Малыша. Мы можем поделить вознаграждение на троих.

— Что в пакете?

Она посмотрела на меня.

— Откройте.

Я вытащил сверток из кармана, развязал веревку и вынул из бумаги пачку новеньких двадцатидолларовых банкнот.

— Конечно, он знал, что деньги у меня и поэтому пытался убить меня.

— Сколько, Арчи?

— Приблизительно десять тысяч долларов.

— Сударыня, вы говорите, что он пытался убить вас. Кто?

— Не знаю. — Она поставила чашку и взялась за кофейник. — Это могла быть и девушка. Если…

Позвонили. Я вышел в прихожую и посмотрел в глазок. За дверью стоял мужчина в темно-сером пальто. Я прикрыл дверь в переднюю и открыл входную дверь.

— Да, сэр?

Он вытащил из кармана удостоверение и сунул его мне под нос. Казначейство Соединенных Штатов. Секретная служба. Альберт Лич. На фото он был без шляпы, но явно соответствовал оригиналу.

— Меня зовут Альберт Лич. Я хотел бы поговорить с мистером Вульфом и мистером Гудвином.

— Мистер Вульф занят. Я — Гудвин.

— Можно войти?

Ситуация была не очень. Я сразу почувствовал недоброе, как только увидел удостоверение, и не собирался пускать его в дом. Но, с другой стороны, я бы охотно узнал, что у него на уме.

Я посторонился и он вошел.

— Может быть, вас не затруднит сказать мне, что…

— Конечно. — Он снял шляпу. — Я хотел только осведомиться о некой молодой женщине по имени Бекстер Темерис или Темми Бекстер. Она здесь?

— Нет. Около двадцати пяти лет? Светло-каштановые волосы, карие глаза, сто двадцать фунтов, меховое манто и такой же капор?

Он кивнул.

— Она была здесь сегодня утром от двадцати минут до половины двенадцатого.

— Приходила она еще раз?

— Нет.

— Звонила?

— Нет.

— Была здесь другая женщина по имени Хетти Эннис?

— Знаете, мистер Лич, я вежливый человек, но мы с мистером Вульфом частные детективы и не отвечаем на вопросы ради удовольствия других. Я слышал о Хетти Эннис, потому что мисс Бекстер спросила меня, не приходила ли она сюда, и мой ответ был отрицательным. Она просила меня позвонить, если мисс Эннис придет, но, вероятно, я этого не сделаю. Может, Хетти Эннис желает нанять мистера Вульфа? Может, она не желает афишировать свой визит к нам. Есть у вас еще вопросы?

— Я хотел бы знать, была ли Хетти Эннис здесь сегодня?

— Спросите у нее. Мисс Бекстер дала мне номер телефона. Хотите?

— Он у меня есть. — Он надел шляпу. — Мне известна ваша репутация, Гудвин, и Вульфа тоже. Ваши трюки могут иметь успех у полиции Нью-Йорка, но не советую вам пробовать их на секретной службе. — Он повернулся и вышел.

Я запер за ним дверь и помчался в бюро. Там я взял из стола Вульфа самое крупное увеличительное стекло, новенькую двадцатку из пачки и пошел в переднюю. Хетти держала речь, Вульф недовольно слушал. Когда я вошел, она замолчала и посмотрела в мою сторону.

— Хорошо, что вы пришли. Он хочет убедить меня, что я, вероятно, не получу вознаграждения… Что вы делаете?

Я стоял у окна и сравнивал банкнот из пакета с банкнотом из сейфа. Вскоре мне стало все ясно.

— Не волнуйтесь. Очень возможно, что вы все-таки получите свое вознаграждение. Эти деньги — фальшивые.

Ответ Хетти огорошил бы и не такого, как я.

— Конечно, фальшивые. Зачем кому-то прятать настоящие деньги у меня в салоне? Зачем я принесла их тогда к Ниро Вульфу?

— Но до сих пор вы ничего не говорили об этом.

— Двум таким знаменитым детективам? Зачем? Вы это знаете и так, иначе не рассматривали бы их в лупу.

Я покачал головой.

— Я догадался, да и то благодаря человеку, с которым разговаривал у двери. Он секретный агент казначейства и хотел знать, здесь ли женщина по имени Темерис Бекстер, и я ответил отрицательно. Я сказал, что она была здесь утром в течение десяти минут и…

— Темерис Бекстер? Темми была здесь?

— Да. Она спрашивала вас. Я отослал ее. Потом появился этот человек, и я начал удивляться. А теперь вы утверждаете, что знали о фальшивых деньгах.

— Арчи, — спросил Вульф, — ты видел удостоверение того человека?

— Разумеется.

— Почему ты не провел его сюда?

— Потому что я сначала должен был убедиться, что деньги фальшивые.

— Хорошо, теперь ты это знаешь точно. У секретной службы есть бюро в Нью-Йорке?

— Да.

— Позвони туда и сообщи о находке. Если мисс Эннис нужно уйти, выпиши ей квитанцию. — Он повернулся, прошел в кабинет и закрыл дверь.

Закрытой она оставалась недолго. Признаюсь, мне следовало бы удержать Хетти, но я решил ей дать шанс хотя бы поблагодарить за кофе. Поэтому я ничего не предпринял, когда она, как белка, проскочила в кабинет.

— Вы что, серьезно? — осведомилась она. — Вы действительно хотите передать деньги полиции?

— Не полиции, сударыня, — резко ответил Вульф, — секретной службе. Как гражданин, я несу определенную ответственность. Фальшивые деньги — это контрабанда.

— Вы — трус, — сказала она, держась левой рукой за письменный стол. — Великий детектив Ниро Вульф ползает на коленях перед полицией! Что вы уставились на меня? Я не позволю зажимать себе рот! Лучше бы я сожгла их, чем отдавать полиции! Потом мне пришла хорошая идея найти этого парня, который их спрятал, пойти в газету и потребовать вознаграждение. Но я не знала, как мне разоблачить фальшивомонетчика, я не разбираюсь в таких деталях и поэтому пришла к вам. Черт возьми. Может быть, это фальшивые деньги и контрабанда, но они принадлежат мне, а не вам. Их спрятали в моем доме, а не в вашем! Но вам, конечно, это безразлично. Обычно я ни на кого не плюю, но на вас плюю!

— Сударыня!

— Я вам не сударыня!

— Вы сказали интересную мысль. Я не представитель закона и не знаю, имеет ли право частное лицо конфисковать контрабанду. Но мне кажется это сомнительным. А если бы даже имел? Фальшивые деньги принадлежат вам. Я признаю свою ошибку и хотел бы вам сделать следующее предложение: мистер Гудвин положит эти деньги в мой сейф и проводит вас домой. Вы сказали, что собирались привлечь меня к расследованию. Мистер Гудвин на месте решит, может ли оно быть проведено без лишних расходов средств и времени. Если это возможно, то вы получите назад свою собственность, а я оповещу секретную службу Впрочем, вы не являетесь моей клиенткой, и я не жду от вас гонорара Вы согласны?

— Мы поделим вознаграждение.

— Вознаграждение меня не волнует. Арчи!

Я положил фальшивые деньги вместе с бумагой и веревкой в сейф и принес из передней сумку и перчатки Хетти — пальто она так и не сняла — и вежливо вывел ее из поля действия неприветливых взглядов Вульфа.

Когда мы ехали в такси, она рассказала, откуда у нее такая ненависть к полиции. Какой-то полицейский без всякой причины застрелил ее отца! Но я ничего не понял из ее истории, потому что, вероятно, ей и самой детали были неясны. Меня больше интересовало нечто другое! Что она знает о Темми Бекстер. Должно быть, она каким-то образом была связана с аферой, потому что секретный агент интересовался ею. Хетти думала, что Темми не имеет к этому никакого отношения, так как у нее всегда один костюм, два платья, три блузки и две юбки, а ее меховое манто из кролика. А если бы она была фальшивомонетчицей, то не удовольствовалась бы дешевыми вещами. Но этим нельзя было объяснить интерес к ней министерства финансов. Сколько времени она живет у Хетти? Три недели. Что Хетти знает о ее прошлом? Ничего. Хетти не требует от своих жильцов никаких рекомендаций, она полагается на свое знание людей.

Четверо других живут у нее дольше. Раймонд Делл даже три года. В тридцатых годах дела его шли хорошо, и после 1940 года у него были успехи в Голливуде, но в настоящее время он, можно сказать, не зарабатывает ничего.

Ноэль Феррис живет у нее полтора года. Год назад он играл в пьесе, которую сняли через четыре дня, и в этом сезоне дела у него не лучше.

Поль Хенна поселился у нее четыре месяца тому назад. Ему немногим больше двадцати лет, сейчас он ходит на репетиции пьесы, которая должна пойти в будущем месяце в театре Машрум.

Марта Кирк живет одиннадцать месяцев. Ей двадцать лет, целый год играла в «коротко и мило», в настоящее время ходит в балетную студию.

Вот что мне удалось вытянуть из Хетти, пока наше такси не подъехало к Сорок седьмой улице. Темми Бекстер назвала дом развалюхой, таким он и оказался. Когда мы снимали пальто сверху раздался голос:

— Это ты, Хетти?

Вслед за этим появился и обладатель его. Он медленно опустился по лестнице, высокий и стройный мужчина с прекрасной гривой седых волос, в старомодном голубом довольно грязном халате.

— Где ты пропадаешь? Без тебя дом, как склеп! И совсем нет апельсинов. — Тут он заметил меня. — Здравствуйте, сэр.

— Мистер Гудвин, мистер Делл, — представила нас Хетти. Он поклонился, я поклонился тоже. За моей спиной раздался другой голос:

— Апельсины на кухне. Рей. Я принесла. Доброе утро, Хетти или, скорее, добрый день.

Раймонд Делл пошел в другой конец холла, где в дверях стояла девушка. Когда Хетти последовала за ним, я от нее не отстал и очутился на кухне. На большом столе стояла тарелка с апельсинами и, когда я вошел, Делл уже чистил один.

— Это мисс Кирк, а это мистер Гудвин, — сказала Хетти.

Марта кивнула мне и обратилась к Хетти

— Ты не знаешь, где Темми? Ей два раза звонили. Мужчина. Свое имя он не назвал.

Хетти ответила, что понятия не имеет. Делл поднял глаза от своего апельсина.

— Вы штатский, мистер Гудвин?

Умный вопрос, потому что мой ответ сразу скажет ему, достаточно ли я искушен в шоу-бизнесе, чтобы знать, что на жаргоне людей театра все, не имеющие к нему отношения, называются штатскими. В разговор вмешалась Хетти.

— Мистер Гудвин будет писать статью обо мне и моем доме, поэтому он здесь. Мы все станем знаменитыми. Он поместит нашу фотографию вместе с фото Кэрол Джаспер. Ты знаешь, она жила здесь год назад.

— Для какой газеты? — Раймонд Делл сверлил меня своими глубоко посаженными глазами серо-голубого цвета. — С Кэрол Джаспер я не буду фотографироваться ни за какие деньги.

— Идемте, мистер Гудвин. Он хотел бы осмотреть дом. Надеюсь, кровати убраны.

Я сказал, что поговорю с ним позднее и последовал за Хетти.

— Ну, хорошо я придумала? — тихо спросила она.

— Да. Звучало очень убедительно.

Она остановилась у двери, открыла ее и вошла. Жалюзи были опущены и в комнате царил полумрак. Она включила свет — старомодную хрустальную люстру, и я огляделся. Темно-красная плюшевая софа, кресло, камин с мраморной доской, поблекший ковер, справа у стены рояль, за ним книжный шкаф.

— Здесь, — сказала Хетти. — Я нашла их внизу.

Я сделал шаг вперед, посмотрел влево и застыл. За софой на спине лежала Темми Бекстер, устремив взгляд в потолок.

— Это нож!

Я оглянулся. Прямо за моей спиной стояла Хетти и глядела на мертвую. Ее деловое замечание вывело меня из оцепенения. Я опустился на колени возле тела, схватил руку Темми и сильно нажал на ноготь. Он остался белым. Я выпустил руку, поднялся и посмотрел на часы: двенадцать минут первого.

— Теперь вам придется говорить с полицией, — произнес я. — Это ваш дом, но если хотите, могу позвонить я.

— В полицию?

— Да.

— Это необходимо?

— Да.

Она подошла к креслу и села.

— Вот всегда так. Когда что-то случается, я не могу по-настоящему думать. У меня в голове все переворачивается. Вам ничего не приходит другого в голову, как только позвонить в полицию?

— Боюсь, что нет, Хетти.

Я и не знал, что она стала для меня Хетти, пока это имя не вырвалось у меня.

— Но сначала я хочу спросить вас кое о чем, потом у нас, вероятно, не будет времени. Когда вы пришли домой, чтобы пришить пуговицу, вы видели Темми?

— Нет.

— Или еще кого-нибудь?

— Нет.

— Вы видели шофера той машины?

— Нет, он подъехал сзади.

— А мужчина и женщина, которые помогли вам, они не видели?

— Нет, я спрашивала их. Идемте. Давайте поднимемся в мою комнату и вы что-нибудь придумаете.

— Этим Темми не оживишь. Итак, будете вы звонить или это сделать мне?

Ее губы дрожали.

— От вас нет никакой помощи. Лучше бы я не пришивала эту проклятую пуговицу. — Она встала. — Я иду в свою комнату. Позвоните в полицию, если это необходимо, но я не стану разговаривать ни с одним полицейским. Телефон в холле, — добавила она и исчезла.

Я осмотрелся. Ничего не указывало на борьбу и в комнате не было ничего лишнего. Например, сумочки Темми. Я поближе рассмотрел рукоятку ножа: простая черная рукоятка из дерева, длиной десять сантиметров, того сорта, какие обычно применяют для больших кухонных ножей. Само лезвие в теле жертвы, рана не кровоточила. Я направился в холл, нашел телефон на столике у лестницы и набрал номер, который знал так же хорошо, как свое собственное имя.

— Да?

— Это я. Звоню из дома мисс Эннис. Когда мы вошли в салон, то обнаружили на полу Темми Бекстер с ножом в груди. Это девушка, о которой спрашивал сегодня секретный агент. Мисс Эннис не хочет сообщать в полицию, следовательно, это должен сделать я. Мне нужны инструкции. Вы сказали мисс Эннис, что она получит обратно свою собственность, а вы обычно держите свое слово. Должен ли я умолчать на допросе об известной вам детали?

— Черт бы тебя побрал! — рявкнул Вульф.

— То есть? — обиженно спросил я.

— Ты действительно обладаешь редкой способностью садиться в крапиву. Почему, к дьяволу, ты должен умалчивать о чем-то? О какой детали ты говоришь?

— О фальшивых деньгах у нас в сейфе. Было бы трудно объяснить инспектору Кремеру, почему мы не сразу сообщили о находке. Я могу сделать вид, что даже не подозреваю ни о каких фальшивых деньгах. Но если вы хотите выпустить кошку из мешка…

— Я бы хотел, чтобы этого отвратительного эпизода вообще не было. Хорошо. Скрой эту деталь.