3

Состоявшаяся вечером в понедельник встреча продолжалась полных три часа, но за все это время об убийстве не было сказано ни слова. Однако веселой она тоже не получилась. В разосланных накануне письмах прямо говорилось, что Вулф, действуя от имени миссис Майон, желает выяснить, может ли надлежащая компенсация быть получена с Джиффорда Джеймса без помощи суда и адвокатов, а также обсудить, компенсацию каких размеров следует считать надлежащей. Таким образом, гости пребывали в соответствующем настроении: сам Джиффорд Джеймс, его дочь Клара, его адвокат, судья Генри Арнольд; Адель Босли, отвечавшая в «Мет» за связи с общественностью, доктор Николас Ллойд, приглашенный в качестве технического эксперта, и Руперт Гроув, импресарио Майона, — итого шесть, что, по меркам нашего просторного кабинета, совсем не много. Фред и Пегги приглашены не были.

Джеймсы пришли вместе, ровно в девять, проявив такую пунктуальность, что мы с Вулфом даже не успели допить в офисе свой обычный вечерний кофе. Любопытство так жгло меня, что, когда в дверь позвонили, я отправился открывать сам, решив не беспокоить Фрица, нашего шеф-повара, который также, как и я, помогал наполнять дни и часы Вулфа нескончаемой радостью. Прежде всего мне бросилось в глаза то, что баритон шагнул через порог первым, предоставив дочери и адвокату следовать позади своей персоны. Поскольку время от времени я доставлял Лили Роуэн удовольствие вытаскивать меня в оперу, богатырский рост Джеймса, его широкие плечи и напыщенная манера держаться не оказались для меня новостью; я лишь удивился, что, уверенно приближаясь к пятидесяти, он выглядел так молодо. Он подал мне свою шляпу с таким видом, будто исключительно ради того, чтобы принять ее из его рук в этот вечер, пятнадцатого августа, я и появился когда-то на свет. К несчастью, шляпу я уронил.

И тогда Клара взглянула на меня. Уже одно это свидетельствовало о ее необычайной наблюдательности, потому что люди практически никогда не обращают внимания на лакеев, впускающих гостей, но она, заметив, что я уронил шляпу ее отца, посмотрела на меня и даже чуть задержала взгляд, словно говоря: «Кто ты, маска? До встречи!» Я воспринял это дружелюбно, но с опаской. Клара была не только бледная и возбужденная, как описывала ее Пегги Майон. Ее глаза блестели, а в ее возрасте глаза у девушки так блестеть не должны. Все же я расплылся в улыбке, чтобы показать, что оценил ее заинтересованный взгляд.

Тем временем адвокат Джеймса, судья Генри Арнольд, уже повесил свою шляпу. В течение дня я, конечно же, навел о каждом из них справки и выяснил, что его величали «судьей» только потому, что он когда-то заседал в городском суде. Его внешность меня разочаровала. Он был маленьким сухоньким сморчком с такой плоской лысой головой, что на ней легко удержалась бы пепельница, и носом, который казался вдавленным внутрь. По всей вероятности, внутри он был лучше, чем снаружи, поскольку имел порядочный список клиентов, главным образом из числа бродвейской элиты.

Проводив их в кабинет и представив Вулфу, я уже собрался рассадить их по желтым креслам, но тут баритон приметил красное кожаное кресло и плюхнулся в него. Я помогал Фрицу готовить заказанные ими напитки, когда в дверь снова позвонили, и я отправился открывать.

Пришел доктор Ллойд. Он был без шляпы, так что заминки не случилось, и внимательный взгляд, которым он ощупал меня с головы до пят, вероятно, получился у него неумышленно, в силу профессиональной привычки: не страдаю ли я малокровием, диабетом или чем-то еще? Обладая приятным морщинистым лицом и беспокойными темными глазами, он выглядел в точности так, как должен выглядеть настоящий врач, хирург, пользующийся у клиентов прекрасной репутацией, о чем я узнал днем, наводя справки. Когда я ввел его в кабинет, он сразу отыскал глазами столик с напитками и на протяжении всего вечера активнее других налегал на «бурбон» с мятной водой.

Последние двое пришли вместе или, во всяком случае, вместе оказались на пороге, когда я открыл дверь. Если бы Джеймс не захватил красное кресло раньше, я, вероятно, отдал бы его Адели Босли. Пожимая мне руку, она сказала, что уже давно хотела познакомиться с Арчи Гудвином, но эти слова были лишь частью ее работы по связям с общественностью, и я пропустил их мимо ушей. Дело в том, что из-за моего стола находящиеся в кабинете люди видны лишь в профиль или в три четверти, и только сидящий в красном кожаном кресле — в фас, а именно такой ракурс мне нравился. Адель Босли нельзя было назвать милашкой, так как, когда родилась Клара Джеймс, она, очевидно, училась уже в пятом или шестом классе, но я решил, что ее гладкая загорелая кожа и красивый, незаметно поведенный помадой рот составляют неплохой пейзаж.

Руперт Гроув руки мне не подал, что нисколько меня не огорчило. Вероятно, как импресарио он прекрасно заботился об интересах Майона, но о собственной комплекции он заботился отвратительно. Мужчина может быть толстым и все же сохранять, как Фальстаф или Ниро Вулф, некое подобие фигуры, но этот субъект похоже, уже давно утратил всякое представление о пропорциях. Коротконогий, он весь, казалось, был сконцентрирован где-то в средней трети. Вежливо заглянуть ему в лицо удавалось только сделав над собой усилие. Понимая, что должен составить какое-то мнение о каждом, я сделал это, но не увидел ничего достойного внимания, за исключением пары проницательных и юрких черных глаз.

Когда все расселись и получили по напитку, Вулф пальнул из стартового пистолета. Он выразил сожаление, что обременил их просьбой прийти в столь жаркий вечер, но добавил, что по его убеждению, решить рассматриваемый вопрос справедливо и беспристрастно удастся, только если все заинтересованные стороны получат возможность высказаться. Ответный гул голосов вобрал в себя все — от молчаливого согласия до крайнего возмущения. Судья Арнольд заявил, что, с юридической точки зрения, данный вопрос вообще не может обсуждаться, поскольку Альберто Майон мертв.

— Чепуха, — отрезал Вулф. — Будь оно так на самом деле, вы, адвокат, не стали бы утруждать себя приходом сюда. В любом случае, цель нашей встречи — сделать так, чтобы этот вопрос не превратился в повод для судебной тяжбы. Сегодня утром четверо из вас звонили миссис Майон, чтобы удостовериться, правда ли, что я действую от ее имени, и получили утвердительный ответ. Итак, действуя от ее имени, я хочу выяснить факты. Вместе с тем могу вас заверить, что миссис Майон прислушается к моим рекомендациям. Если я решу, что ей причитается крупная денежная сумма, вы, конечно, можете протестовать, но если я приду к выводу, что у нее нет оснований для претензий, она смирится. Однако чтобы взвалить на себя такую ответственность, я должен располагать всеми фактами. Итак…

— Но вы — не суд! — бросил Арнольд.

— Нет, не суд. Но если вы хотите перенести обсуждение туда, я могу это устроить. — Глаза Вулфа задвигались. — Мисс Босли, как считаете, понравится вашему начальству такого рода шумиха! Мистер Гроув, как бы отнесся к подобной перспективе ваш клиент, будь он еще жив? А что скажете вы, мистер Джеймс? Вам ведь дурная слава тоже ни к чему, не так ли? В особенности если в газете появится имя вашей дочери!

— А почему оно должно там появиться? — спросил Джеймс своим поставленным баритоном.

Вулф воздел ладонь к потолку.

— Потому что оно будет зафиксировано в материалах следствия. Суд установит, что перед тем, как ударить мистера Майона, вы ему сказали «Оставь в покое мою дочь, ублюдок».

Я опустил руку в карман. У меня проверенное опытом правило: если среди присутствующих есть или может оказаться убийца, пистолет должен быть наготове, И хотя оружие всегда хранится в третьем ящике стола, то есть совсем рядом, я завел обычай перед приходом гостей перемещать пистолет в карман. Именно в этот карман, зная о дерзости Джеймса, я и опустил сейчас руку. Но он остался сидеть в своем кресле и лишь крикнул:

— Ложь!

— Это слышали десять человек, — возразил Вулф. — То-то поднимется шуму, когда вы отвергнете это под присягой, а потом все десять, будучи вызванными в суд для дачи показаний, начнут вам противоречить. Честное слово, уж лучше вам обсудить все со мной.

— Что вас интересует? — спросил судья Арнольд.

— Факты. Первый уже был предложен на обсуждение. Если я вру, я хочу знать об этом. Мистер Гроув, вы присутствовали при инциденте. Правильно ли я процитировал мистера Джеймса?

— Да, — ответил Гроув высоким, довольно приятным тенором.

— Вы сами слышали, как он произнес эти слова?

— Да.

— Мисс Босли, а вы?

Она заерзала

— Не лучше ли будет…

— Как угодно. Вы не под присягой, просто я собираю факты, и мне сказали, что я солгал. Так вы слышали, как он произнес эти слова?

— Да, слышала. — Адель перевела взгляд на Джеймса. — Извини Джиф.

— Но это неправда! — воскликнула Клара Джеймс.

— Выходит, мы все лжем? — огрызнулся Вулф.

Мне следовало предупредить ее, когда она смотрела на меня в прихожей, что с Вулфом надо держаться осторожно. И хотя она была искушенной молодой женщиной с блестящими глазами, ее стройность казалась сродни той, что бывает от недоедания, а Вулф абсолютно не переносил людей, которые плохо питаются. Я знал, что теперь он ринется на нее в атаку.

Но Клара не унималась.

— Я не то имела в виду, — сказала она язвительно. — Не стройте из себя такого обидчивого. Я имела в виду, что соврала отцу. Все, что я наплела ему о своих отношениях с Альберто, было неправдой. Я просто хвасталась, потому что… впрочем, почему — не имеет значения. Но все, что он узнал от меня, было неправдой, и я так и сказала ему в тот вечер!

— В какой вечер?

— Когда мы вернулись домой с театральной вечеринки после «Риголетто». Именно там, прямо на сцене, отец и ударил Альберто. Когда мы пришли домой, я призналась, что все, что наговорила ему о нас с Альберто, было неправдой.

— Так в какой же раз вы лгали; в первый или во второй!

— Не отвечайте на этот вопрос, дорогуша, — вставил судья Арнольд адвокатским тоном. — Разве он имеет отношение к делу? Мы с удовольствием предоставим вам факты, мистер Вулф, но только по существу проблемы. Что сказала мисс Джеймс отцу — вопрос непринципиальный.

Вулф помотал головой.

— Ну уж нет. — Его взгляд обежал собравшихся. — Вероятно, я не достаточно ясно выразился. Миссис Майон хочет, чтобы я решил, справедливо ли ее требование не столько с правовой точки зрения, сколько с моральной. Если окажется, что нападение мистера Джеймса на мистера Майона было морально оправдано, это в корне изменит ситуацию. — Вулф посмотрел на Клару. — Относился мой вопрос к делу или нет, мисс Джеймс, я признаю, что он был нескромным и потому подталкивал вас на ложь. Я снимаю его. Попытайтесь вместо этого ответить на другой. До упомянутой театральной вечеринки давали ли вы своему отцу понять, что мистер Майон совращал вас?

— Право… — Клара рассмеялась довольно приятным журчащим сопрано. — Какое милое старомодное слово! Да, давала. Но это была неправда!

— Но вы все принимали за чистую монету, мистер Джеймс?

Джиффорд Джеймс с трудом удерживал себя в руках, но выслушивать подобные вопросы о чести своей дочери от совершенно незнакомого человека было, признаться и впрямь непросто. Но с другой стороны, тема для присутствующих была не нова, и Вулф спрашивал строго по существу.

— Да, я верил тому, что мне говорила моя дочь, — Джеймс постарался произнести это спокойно и с достоинством.

Вулф кивнул.

— Что ж, тогда, пожалуй, закроем данную тему, — сказал он с облегчением. — Я рад, что мы с ней покончили. — Его взгляд переместился. — А теперь, мистер Гроув, расскажите, пожалуйста, о встрече, которая состоялась в студии мистера Майона за несколько часов до его смерти.

Руперт Толстый склонил голову на бок и поймал умными глазками взгляд Вулфа.

— На ней предполагалось обсудить, — произнес он своим высоким тенором, — те требования о компенсации ущерба, которые выдвинул Майон.

— И вы на ней присутствовали?

— Естественно. Ведь я был консультантом и импресарио Майона. Пришли также мисс Босли, доктор Ллойд, мистер Джеймс и судья Арнольд.

— Кто организовал встречу? Вы?

— В некотором смысле. Предложение высказал Арнольд, а я переговорил с Майоном, позвонил доктору Ллойду и мисс Босли.

— И на чем порешили?

— Ни на чем. То есть ни на чем конкретном. Спор возник из-за размеров ущерба и того, когда Майон сможет снова петь.

— Какую позицию занимали вы?

Гроув прищурил глаза.

— Разве я не сказал, что был импресарио Майона!

— Конечно. Я имел в виду, какую вы занимали позицию по вопросу о выплате компенсации?

— Я считал, что выплата пятидесяти тысяч долларов должна быть произведена немедленно. Даже если бы голос Майона скоро восстановился, он уже потерял столько и даже больше. Сорвались его гастроли в Южной Америке, он не смог сделать множество записей по контрактам, потом еще отклонил предложение с радио…

— Но пятьюдесятью тысячами тут и не пахнет! — агрессивно влез судья Арнольд. Глотка, несмотря на маленький рост, у него была отменная. — Я сделал расчеты…

— К черту ваши расчеты! Этак любой может…

— Я попросил бы! — Вулф постучал по столу костяшками пальцев. — А какую позицию занимал мистер Майон?

— Ту же, что и я, разумеется. — Отвечая Вулфу, Гроув сердито посмотрел на Арнольда. — Перед встречей мы выработали единое мнение.

— Понимаю. — Вулф повернул голову чуть влево. — А что думали вы по этому поводу, мистер Джеймс?

— Вероятно, лучше за клиента буду говорить я, — вмешался Арнольд. — Вы не против, Джиф?

— Нисколько, — произнес баритон.

И Арнольд принялся молоть языком, заняв большую часть одного из трех часов. Я не понимал, почему Вулф не оборвет его, и, наконец, решил, что он позволил Арнольду так долго сотрясать воздух бессвязным набором слов лишь для того, чтобы в очередной раз убедиться в правильности собственного устоявшегося мнения об адвокатах. Арнольд коснулся всего. Он говорил о правонарушениях, постоянно ссылаясь на примеры из последних двух столетий и делая особый упор на психическое состояние преступника. Другой темой его нескончаемой речи были непосредственные причины противозаконных деяний, но обе эти линии так переплетались и петляли, что я потерял логическую нить и сдался.

Однако временами в его тарабарщине появлялся смысл. Так, он сказал: «Идея немедленной выплаты денег была совершенно неприемлемой. Разве можно ожидать, что человек, даже если он сознает свою вину, станет платить, не зная, какой окажется общая сумма компенсации, и еще до того, как оговорена методика подсчета ущерба?»

В другой раз он сказал: «Требование такой большой суммы, по сути, может быть охарактеризовано как шантаж. Майон знал, что если дело дойдет до суда и будет доказано, что действия моего клиента мотивировались тем фактом, что его дочь была обесчещена, то присяжные вряд ли поддержат идею компенсации ущерба. Но он также знал, что мы не хотели бы прибегать к такому способу защиты».

— Не фактом, — возразил Вулф, — а только лишь верой. Его дочь призналась, что сказала неправду.

— Мы могли бы доказать, что факт имел место, — настаивал Арнольд.

Я посмотрел на Клару, приподняв брови. В отношении последовательности лжи и правды в ее словак возникало решительное противоречие, но либо она и ее отец не понимали значимости этого, либо просто не хотели вновь затевать оставленный спор.

В третьем месте Арнольд сказал: «Даже если бы мой клиент совершил что-то противозаконное, и был бы повод взыскать с него за ущерб, о сумме речь могла зайти не раньше, чем удались бы определить размер этого ущерба. Мы, без всякой предвзятости, для полного урегулирования вопроса и отказа противной стороны от дальнейших претензий, предложили двадцать тысяч долларов. Они это отвергли. Они требовали немедленной оплаты предъявленного счета. В конце концов удалось сойтись на одном: нужно сперва договориться об общей сумме ущерба. Именно для этого там присутствовал доктор Ллойд. Его спросили, какой он может дать прогноз, и он ответил, что… впрочем, зачем мне пересказывать? Он здесь и может сам дать объяснения.

Вулф кивнул.

— Пожалуйста, доктор.

Я подумал: боже мой, опять все сначала, только с другим экспертом! Но Ллойд пощадил нас. Он говорил нормальным языком, и часа ему не потребовалось. Прежде чем начать, он еще раз отхлебнул от своей третьей порции «бурбона», отчего часть морщин на его приятном лице тут же разгладилась и из глаз исчезло беспокойство.

— Постараюсь вспомнить как можно точнее, — произнес он медленно. — Сначала я описал те повреждения, которые вызвал удар. Щитовидная железа и черпаловидный хрящ с левой стороны были серьезно задеты, в несколько меньшей степени пострадал перстневидный хрящ. — Он улыбнулся улыбкой посвященного, но без высокомерия. — Я подождал две недели, проводя интенсивное лечение и надеясь, что операция может не потребоваться, но она потребовалась. Разрезав ткань, я вздохнул с облегчением: все оказалось не так плохо, как я опасался. Операция прошла нормально, дело быстро шло на поправку. В тот день я не слишком бы погрешил против истины, сказав, что месяца через два, от силы через три, его голос будет так же хорош, как и прежде, но гортань — чрезвычайно тонкий инструмент, а тенор, да еще такой, как у мистера Майона, штука редчайшая, поэтому, решив перестраховаться, я заявил, что был бы крайне удивлен и расстроен, если бы к открытию нового сезона, то есть через семь месяцев, мистер Майон не был бы в отличной форме. Я также добавил, что сам настроен куда более оптимистично.

Ллойд пожевал губами.

— Кажется, я ничего не упустил, — заключил он. — Кстати, я поддержал идею, чтобы мой прогноз был подкреплен прогнозом доктора Рентнера. Поскольку именно исходя из этого предстояло исчислять сумму ущерба, я не хотел нести ответственность один.

— Рентнер? Кто это? — спросил Вулф.

— Доктор Абрахам Рентнер из Маунт-Синая, — ответил Ллойд тоном, каким ответил бы я, спроси у меня кто-нибудь, кто такой Джордж Вашингтон. — Я позвонил ему и договорился, что он приедет на следующее утро.

— Это я настоял на этом, — важно сказал Руперт Толстый. — Майон имел право получить деньги немедленно, а не в отдаленном будущем. Платить, не договорившись об общей сумме ущерба, они отказались, поэтому я хотел убедиться, что сумма ущерба будет названа правильно. Не забывайте, в тот момент Майон не мог еще спеть ни ноты!

— Более того, даже пианиссимо он смог бы брать не раньше, чем через два месяца, — поддержал Ллойд.

— Уж не намекаете ли вы, что мы высказались против привлечения второго специалиста? — вмешался судья Арнольд. — В таком случае я протестую…

— Именно так вы и сделали! — взвизгнул Гроув.

— Ничего подобного! — рявкнул Джиффорд Джеймс. — Мы просто…

Все трое сцепились, рыча и шипя. На мой взгляд, им следовало бы поберечь энергию для решения куда более важного вопроса: получит ли что-нибудь миссис Майон, и если да, то сколько. Но младенцы не унимались. Вулф терпеливо позволил им прийти к тому, к чему они шли, то есть ни к чему, и пригласил к разговору новое лицо. Он повернулся к Адели и сказал:

— Мисс Босли, мы еще не слышали вашего мнения. На чьей вы были стороне?

4

Все это время Адель Босли сидела с чрезвычайно умным видом и слушала, потягивая уже второй ромовый «коллинз»[2]. Хотя на дворе стояла середина августа, у нее, единственной из всех, был хороший загар. Она покивала головой.

— Я не была ни на чьей стороне, мистер Вулф. Я только представляла интересы своей организации, Метрополитен Опера Ассосиэйшн. Естественно, мне хотелось, чтобы дело уладилось в частном порядке, без скандала. Но никакого личного мнения по обсуждавшемуся вопросу я не имела.

— И не высказывали?

— Нет. Я лишь убеждала стороны договориться.

— Как благородно! — вставила Клара Джеймс с ухмылкой. — Между прочим, могла бы и помочь отцу, ведь именно благодаря ему ты получила эту работу. Или ты…

— Успокойся, Клара! — властно приказал Джеймс.

Ни дочь все же закончила:

— Или ты считаешь, что уже расплатилась сполна?

Я оторопел. Судья Арнольд болезненно поморщился. Руперт Толстый хихикнул. Доктор Ллойд отхлебнул глоток «бурбона» с мятной водой.

Вероятно, по причине симпатии, которую питал к Адели, в глубине души я надеялся, что она как-то ответит гибкой и глазастой мисс Джеймс, но она лишь воззвала к ее отцу:

— Ты способен приструнить отпрыска, Джиф? — И, не дожидаясь ответа, повернулась к Вулфу. — Мисс Джеймс любит давать волю воображению. Но то, на что она намекает, нигде не зафиксировано. Никем.

Вулф кивнул.

— В любом случае, к делу это отношения не имеет. — Он скорчил гримасу. — Итак, вернемся к нашей проблеме. Во сколько закончилась встреча?

— Мистер Джеймс и судья Арнольд ушли первыми в половине пятого. Затем — доктор Ллойд. Я немного задержалась с Майоном и мистером Гроувом, а потом тоже ушла.

— Куда вы направились?

— В свой офис, на Бродвей.

— И сколько вы там пробыли?

Вопрос удивил ее.

— Даже не знаю… Хотя, нет, вспомнила. До начала восьмого. У меня оставались кое-какие дела, и надо было напечатать конфиденциальный отчет о встрече у Майона.

— Видели ли вы Майона еще раз до его смерти? Или, может, звонили ему!

— Видела ли? — Она удивилась еще Больше. — Каким образом! Разве вы не знаете, что в семь его уже нашли мертвым! А я покинула офис позже.

— И вы не звонили ему между половиной пятого и семью?

— Нет. — Адель была в недоумении и слегка раздражена.

Меня поразило, как спокойно Вулф ступал на тонкий лед, крайне близко подходя к запрещенной теме убийства.

— Не понимаю, к чему вы клоните, — добавила Адель.

— И я тоже не понимаю, — поддержал судья Арнольд. — Впрочем, возможно, у вас уже стало привычкой спрашивать людей, где они были в момент насильственной смерти. — Он ехидно улыбнулся. — Почему бы тогда не допросить остальных?

— Это как раз то, что я собираюсь сделать, — невозмутимо сказал Вулф. — Я хотел бы знать, почему Майон решил покончить с собой, так как данный факт может повлиять на то заключение, которое я представлю его вдове. Насколько я помню, двое или трое из вас отметили, что к концу встречи Майон выглядел очень усталым, но не сердитым и не унылым. Я не сомневаюсь, что он совершил самоубийство. Полицию в таких вещах вокруг пальца не обведешь. Но возникает вопрос — почему?

— Вам едва ли удастся понять, что ощущает певец, особенно такой великий артист, каким был Майон, когда не мажет издать ни единого звука, когда он даже говорить способен только вполголоса или шепотом, — произнесла Адель Босли. — Это ужасно!

— Вы ведь никогда не были с ним знакомы, — подхватил Руперт Гроув. — Однажды на репетиции я видел, как он пел, словно ангел, а потом выбежал из зала в слезах, потому что решил, будто смазал конец. Еще секунду назад он был на небесах — и вот уже грянулся об землю.

Вулф засопел.

— Тем не менее, — произнес он, — все, что было сказано мистеру Майону кем-либо в течение двух часов, предшествовавших его самоубийству, имеет прямое отношение к проводимому мной по поручению миссис Майон расследованию. Я хочу знать, где каждый из вас находился и что делал в тот день с момента окончания встречи и до семи часов.

— Боже мой! — Судья Арнольд простер руки к небу и опустил их. — Ну да ладно, время позднее. Как вам сказала мисс Босли, я и мой клиент ушли от Майона вместе. Мы отправились с бар «Черчилль», где пили и разговаривали. Несколько позже к вам присоединилась мисс Джеймс. Она провела с нами столько, сколько потребовалось, чтобы выпить коктейль, то есть около получаса, и ушла. Мы с мистером Джеймсом расстались после семи. За все это время ни одни из нас не связывался с Майоном ни лично, ни через кого-то. Полагаю, я дал исчерпывающий ответ на ваш вопрос?

— Спасибо, — вежливо произнес Вулф. — Мистер Джеймс, вы, конечно, подтверждаете слова мистера Арнольда?

— Да, — сердито ответил баритон. — Чепуха какая-то.

— И впрямь чепуха, — согласился Вулф. — Доктор Ллойд, теперь ваша очередь, если не возражаете.

Конечно же, он не возражал, потому что изрядно разомлел от четырех порций нашего лучшего «бурбона».

— К вашим услугам, — с готовностью отозвался он. — Итак, я навестил пятерых пациентов: двоих на Пятой авеню, одного в районе шестидесятых улиц и двоих в больнице. Я вернулся домой вскоре после шести и едва закончил одеваться, приняв ванну, когда мне позвонил Фред Вепплер и сообщил о том, что случилось с Майоном. Я тут же пришел.

— Вы не видели Майона и не звонили ему?

— После окончания встречи — нет. Хотя, возможно, это было ошибкой… Впрочем, кто б мог подумать, ведь я не психиатр…

— Он обладал переменчивым характером?

— Да. — Ллойд пожевал губами. — Хотя это, конечно, не медицинский термин.

— Разумеется, — согласился Вулф. — Мистер Гроув, мне незачем спрашивать вас, звонили ли вы Майону, поскольку в материалах следствия зафиксировано, что звонили. Кажется, около пяти?

Руперт Толстый вновь склонил голову набок. Определенно, это была его любимая поза для беседы.

— После пяти, — поправил он Вулфа. — Ближе к четверти шестого.

— Откуда вы звонили?

— Из Гарвардского клуба.

Черт возьми, подумал я, и кого только не заносит в Гарвардский клуб!

— О чем шла речь?

— Да, по сути, ни о чем. — Гроув скривил губы. — Вообще, это не вашего ума дело, но раз остальные согласились отвечать, я последую их примеру. Я забыл спросить его, согласен ли он уплатить тысячу долларов за одну вещицу, а агентство требовало ответ. Мы разговаривали меньше пяти минут. Сперва он отказался, но потом передумал. Вот и все.

— Был ли его голос похож на голос человека, готовящегося свести счеты с жизнью?

— Ничуть. Он показался мне несколько хмурым, но это было естественно в его состоянии.

— Что вы делали после того, как позвонили Майону?

— Сидел в клубе. Не успел я закончить ужин, как пришло известие, что Майон покончил с собой. Мои мороженое и кофе так и остались нетронутыми.

— Очень жаль. Звоня Майону, вы не пробовали еще раз уговорить его оставить свои претензии к мистеру Джеймсу?

— Что?! — Гроув вскинул голову прямо.

— Вы же слышали меня, — грубовато произнес Вулф. — К чему ломать комедию? Нанимая меня, миссис Майон, естественно, все мне рассказала. Вы с самого начала были против затеи Майона и пытались его отговаривать. Вы утверждали, что могут пойти слухи, что игра не стоит свеч. Тогда он потребовал, чтобы вы поддержали его, пригрозив в противном случае расторгнуть с вами контракт. Разве не так было дело?

— Нет! — Черные глаза Гроува сверкнули. — Я просто высказал ему свое мнение. Когда он принялся настаивать, я уступил. — Его голос поднялся еще выше, хотя это казалось невозможным. — У меня и в мыслях не было его отговаривать!

— Понятно, — сказал Вулф. — А что вы думаете относительно финансовых претензий миссис Майон?

— У нее едва ли есть основания что-то требовать. На месте Джеймса я не заплатил бы ей ни цента.

Вулф кивнул.

— Вам она не нравится, верно?

— Честно говоря, да. И никогда не нравилась. А с какой стати она должна мне нравиться?

— Конечно, конечно. Особенно если учесть, что она вам платит взаимностью. — Вулф поерзал и откинулся на спинку кресла. По его сжатым губам я понял, что показания следующего свидетеля ему до лампочки, и, когда его взгляд остановился на Кларе Джеймс, догадался — почему. Держу пари, знай он заранее, что придется возиться с подобной цыпой, так вообще не взялся бы за дело.

— Мисс Джеймс, вы слышали, о чем шел разговор? — резко спросил он.

— А я думала, что вы будете продолжать меня игнорировать. Ведь все это время я, между прочим, находилась здесь, — пожаловалась она обиженно.

— Знаю. Я не забыл о вашем существовании. — По его тону было ясно, что он с удовольствием это бы сделал, — Зачем отец и судья Арнольд послали вас из бара «Черчилль» в студию к Майону? С какой целью?