Остальные также расположились на своих местах.

Ближе всех ко мне находилась Виола Дьюди, потом Оливер Питкин, Джей Брукер и Бернар Квест, а Перри Холмер устроился в красном кожаном кресле. Кушетка находилась справа от меня, за спиной, и не была занята, так как в четверг на ней сидела Сара Джеффи.

В кресле возле кушетки уселся Эрик Хаф, а за ним адвокаты Ирби и Паркер. Эндрю Фомоз оказался в одиночестве, у книжных полок.

Добавочные кресла были расставлены вдоль стены по другую сторону от подозреваемых, у стола Вулфа, и предназначались для публики.

Сол Пензер стоял лицом к гостям. В его наружности, как я уже заметил ранее, не было ничего примечательного. Он был невысок ростом, нос и уши явно велики, а плечи слишком покаты. Он первым взял слово:

— Я полагаю, что именно так и сидели все в четверг вечером, когда вошел мистер Вулф. Может быть, кто-нибудь меня поправит?

Все промолчали, и он продолжал:

— Я сяду на кушетку, где сидела миссис Джеффи.

Меня здесь не было, но меня подробнейшим образом проинструктировали. Если же я сделаю что-нибудь не так, пусть меня поправят. Арчи, ты не позвонишь мистеру Вулфу, как это сделал в четверг?

Он прошел к кушетке, а я — к столу Вулфа; дал один длинный и два коротких звонка, после чего вернулся на свое место. Вошел Вулф. Теперь из-за расположившихся у стены зрителей он не мог идти тем же путем, и ему пришлось пробираться между подозреваемыми. Остановившись около своего кресла, он, несколько помедлив, оглядел собравшихся.

— Вам, кажется, не очень-то удобно, джентльмены, — пробурчал он.

Все заверили его, что не испытывают никаких неудобств, и он сел. Я прекрасно разбирался во всех его взглядах и понял, что патрон собирается подцепить кого-то на свой крючок или хотя бы попытаться это сделать.

Вулф обратился к районному прокурору:

— Я полагаю, мистер Боуэн, эти люди знают, зачем вы их сюда привели?

— Да, им подробно все объяснили, и они согласились нам помочь. Мистер Холмер, мистер Паркер и мистер Ирби сделали некоторые оговорки относительно использования магнитофона, подав об этом соответствующие заявления. Вы хотите их видеть?

— Нет, насколько мне известно, у мистера Паркера уже нет возражений. Мы можем приступить?

— Прошу вас.

Вулф повернулся:

— Мисс Дьюди и вы, джентльмены, понимаете, что цель этого собрания — воспроизвести события прошлого четверга. Как только я вошел в комнату, Гудвин представил мне мисс Дьюди и господ Брукера, Квеста и Питкина. Потом я сел. Затем мистер Холмер объявил, что у него имеется заявление, которое он захотел огласить. Я полагаю, что с этого и следует начать.

Но раньше я хотел бы сделать несколько замечаний.

Кремер издал при этих словах какой-то неопределенный звук. Он знал Вулфа лучше, чем все остальные, не считая, конечно, меня.

Вулф откинулся на спинку кресла и устроился поудобнее.

— В четверг вечером, — сказал он, — я говорил вам, что меня интересует только убийство Присциллы Идз.

Это остается в силе и сейчас за исключением того, что теперь к нему прибавилось и расследование убийства Сары Джеффи. После того как все вы ушли в тот вечер, я сказал Гудвину, что знаю, кто убил мисс Идз и миссис Фомоз. Мои подозрения основывались на двух фактах: во-первых, на впечатлении, полученном в тот вечер от каждого из вас, во-вторых, на мотивах убийства миссис Фомоз.

Предположение, что нападение на миссис Фомоз было совершено единственно с целью похищения ключей от квартиры мисс Идз, было бы неправильным.

Если бы это было так, преступник мог просто выхватить из ее рук сумочку. В этом городе вырывают тысячи сумочек. Но убийство миссис Фомоз коренным образом отличается от убийства мисс Идз.

Если бы тело Присциллы было обнаружено раньше… а это могло произойти, будь посообразительнее тот детектив, кажется, Ауэрбах, мистер Кремер?

— Да, он самый. — Кремер посмотрел на Вулфа неодобрительно.

— Если бы он понял, почему исчезли ключи у миссис Фомоз, он проник бы в квартиру мисс Идз еще до ее возвращения и обнаружил бы сидевшего в засаде убийцу.

Преступник, конечно, понимал, что подобный вариант возможен, и не убил бы миссис Фомоз, если бы его не побудили к тому серьезные обстоятельства. Полиция, конечно, приняла к сведению эти соображения и, насколько я понимаю, объяснила их тем, что при попытке завладеть сумочкой преступник был опознан. Поэтому он и был вынужден убить миссис Фомоз.

Данная гипотеза допустима, но она предполагает, что убийца действовал на удивление умело, а вот в этом-то я сомневаюсь. Я предполагаю другое. Миссис Фомоз была убита не потому, что узнала нападавшего.

Как раз наоборот. Он был уверен, что она не сможет его узнать.

— Это что, эффектный прием? — спросил Скиннер. — Или вы действительно так считаете?

— Здесь нет никаких сомнений. Ведь я только что сказал вам, кто убийца.

Пэрли Стеббинс встал с пистолетом в руке, не сводя глаз с подозреваемых и не выпуская никого из них из вида.

— Продолжайте и попробуйте объяснить нам все это, — сказал Кремер.

— Преступнику, несомненно, нужны были ключи, но он не стал бы убивать миссис Фомоз, чтобы получить их. Она сама представляла для него большую опасность, такую же, как и мисс Идз. Убийство одной из них не принесло бы ему пользы. Такова была моя гипотеза во вторник вечером, но тогда у меня был слишком большой выбор кандидатов в убийцы и мне трудно было отдать кому-либо предпочтение. В среду Гудвин связался с миссис Джеффи и мистером Фомозом, а днем к нам пришел мистер Ирби и дал мне еще один повод для встречи с вами. В четверг утром, в результате блестящего маневра Гудвина, я встретился с миссис Джеффи. Теперь это собрание должно было состояться без всякого сомнения. Но если бы не Гудвин, миссис Джеффи никогда не пришла бы сюда и сейчас была бы жива.

Это, как мне кажется, и заставило его почувствовать себя ответственным за ее смерть. Очень жаль, что его эмоции влияют на умственные процессы и извращают тем самым результаты его расследования. Но я все равно симпатизирую ему.

— Неужели нам все это необходимо выслушивать? — поинтересовался Боуэн.

— Возможно, и не надо, но я разоблачаю убийцу и поэтому рассчитываю на ваше терпение. Вы должны приготовиться к тому, что проведете здесь не один час.

Вам что, уже скучно?

— Нет, продолжайте.

— Днем в четверг мистер Ирби вернулся со своим клиентом, Хафом, прилетевшим из Венесуэлы. Но я больше не испытывал нужды в такой приманке, как они, хотя все же пригласил их присоединиться к нашей встрече, поставив условием, что они будут всего лишь наблюдателями, а не участниками. Как вам известно, и Ирби и Хаф были здесь. В чем дело, Арчи?

— Все в порядке, — сказал я ему.

Я встал со стула и сделал несколько шагов. Я не могу сказать, что я сразу же понял суть дела, но уже видел, к чему клонит Вулф. Сознаюсь, я видел также, как Сол Пензер достал из кармана пистолет и зажал его в руке.

Я не стал хвастаться своим пистолетом. Я просто обошел кушетку и остановился на расстоянии вытянутой руки от правого плеча Эрика Хафа. Он не отрывал взгляда от лица Вулфа, но, конечно, почувствовал мое присутствие.

— О'кей, — сказал я Вулфу. — Я не настолько безумен, чтобы сворачивать ему шею. Продолжайте.

Удовлетворенный тем, что я не собираюсь принимать решительных мер, он повернулся к софтдаунскому клиенту:

— Когда вы уходили отсюда в четверг, у меня не было никаких улик против вас в связи с убийством мисс Идз. И, принимая во внимание мою гипотезу, серьезных мотивов, которые могли бы привести к убийству миссис Фомоз, у вас также не было.

Как я уже говорил, я сказал Гудвину, что, как мне кажется, я знаю, кто совершил убийство, но я также сказал ему, что тут возникает противоречие, которое следует разрешить. Для этой цели я попросил его пригласить сюда на одиннадцать часов следующего утра миссис Джеффи. — Он повернул голову влево: — Вы можете сказать, какое противоречие я имел в виду, мистер Кремер?

Инспектор покачал головой:

— Я ведь не все представляю себе так ясно, как вы.

Но я полагаю, что отправная точка такова. Эрик Хаф вовсе не то лицо, за которое он себя выдает, а попросту самозванец. Я сделал этот вывод, судя по вашему заключению об убийстве миссис Фомоз. Она ведь не могла узнать его. Но что потом?

— Я нашел это противоречие.

— Какое?

— Вот это вам следовало бы знать. Среди всего прочего, переданного мною лейтенанту Роуклиффу, была копия отчета, отпечатанная Гудвином о его разговоре с миссис Джеффи в среду, у нее на квартире. Вы конечно же читали отчет. Но вот выдержка оттуда: «Это было последнее письмо, полученное мною от Прис. Самое последнее. Может быть, оно все еще у меня… я помню, она вложила туда его фотографию».

— Так миссис Джеффи сказала Гудвину, — продолжал Вулф, — но это противоречило тому, что человек, назвавший себя Эриком Хафом, был самозванцем. Ведь миссис Джеффи видела его фотографию. Почему же она не разоблачила этого человека, когда он появился здесь? Мне необходимо было выяснить это, поэтому-то я и попросил Гудвина пригласить ее еще раз.

— Почему же вы не спросили ее тогда же, в четверг?

— Это было невозможно. Мои подозрения относительно Хафа не имели подтверждения, а были всего лишь предположением. Сначала я хотел выслушать мнение Гудвина и Паркера, но миссис Джеффи ушла вместе с Паркером. Я сожалею об этом. Я устал и уже уснул, когда меня разбудил телефонный звонок. Гудвин сообщил об убийстве миссис Джеффи. Теперь уже никто не мог получить от нее ответа на мой вопрос.

— Ведется магнитофонная запись, мистер Вулф, — предупредил его Боуэн. — Вы сказали, что вам была известна личность убийцы. Почему же вы никого не уведомили об этом?

— Но ведь у меня не было доказательств. Я начал, как вы помните, с простой гипотезы, с попытки доказать, что убийство миссис Фомоз было лишь подготовкой к ликвидации Присциллы Идз. Но потом у меня возникла совершенно другая гипотеза. Я решил, что кто-то в Каракасе завладел документом, выданным мисс Идз, и выдает себя за Хафа. Я понял, что если это так, то ему следует приехать в Нью-Йорк лично, дабы поторопить события. Ему нужно было избавиться от двух людей, которые, зная Хафа, сделали бы его пребывание в Америке невозможным. И он или приезжает сюда сам и убивает их, или организует их убийство. Когда была убита миссис Джеффи, это мое предположение уже переросло рамки гипотезы. Убийца вытащил в тот вечер ключи из ее сумочки. Но ведь никто из присутствующих, кроме лже-Хафа, не был заинтересован в убийстве миссис Джеффи. Итак, мое противоречие было разрешено. Миссис Джеффи обнаружила, что Эрик Хаф совсем не тот человек, фотографию которого она получила от своей подруги шесть лет назад. Но она не разоблачила его: это было просто не в ее характере. Она не любила вмешиваться в чужие дела. Нет, она не разоблачила самозванца, но, несомненно, дала ему понять, что знает, кто он. Во всяком случае, лже-Хаф понял, что она представляет для него смертельную опасность. Действовал он быстро и нагло, ловко вытащив ключи из ее сумочки. Но…

Его прервали. Это был Ирби, голос которого прозвучал твердо:

— Я хочу сделать заявление. Мои слова должны быть зафиксированы. Я не…

— Заткнитесь! — оборвал его Кремер.

— Но я хочу…

— Потом я узнаю, что вы хотите, я сам займусь вами.

Вулф спросил:

— Я могу закончить?

— Конечно.

— Как я уже сказал, узнав о гибели миссис Джеффи, я выбрался из кровати и сел в кресло. Я понял, что моя гипотеза получила подтверждение. Я не позвонил вам, инспектор, поскольку не в моих привычках дарить что-то полиции, когда меня об этом не просят. Тем более я знал, насколько уязвлено самолюбие Гудвина, и решил, что ему принесет удовлетворение, когда он узнает, что мы, а не вы поймали убийцу. В три часа мне удалось связаться с человеком из Каракаса, которого я немного знал и которому мог доверять. Через пять часов он позвонил мне и сообщил, что Эрика Хафа в Каракасе никто не знал.

— Я мог бы дать вам сведения на этот счет, — проговорил Кремер. — Он два месяца жил в отеле «Ориноко».

— Жаль, что я не спросил вас и на этом потерял двадцать долларов. Потом я позвонил Солу Пензеру. Я снабдил его деньгами и направил в редакцию, где он получил фотографии человека, называющего себя Эриком Хафом, а оттуда в аэропорт. В десять часов утра он уже был на борту самолета, улетающего в Южную Америку.

— Но не в Каракас, — заметил Пэрли Стеббинс. Он все время стоял с пистолетом в руке. — И не в десять часов.

— Да, он отправился не в Каракас, а в Кахамарку, в Перу. Документ, подписанный Присциллой Идз, был написан там. В Кахамарке Сол нашел людей, которые знали Хафа. Двое из них еще помнили и миссис Хаф.

Они подтвердили, что человек на фотографии совсем не Эрик Хаф. Тогда Сол полетел в Лиму, подогрел интерес полиции и в течение двенадцати часов собрал достаточно сведений, чтобы сообщить их мне. Сол, расскажи сам, но только коротко.

Пензер встал. Он смотрел прямо на лже-Хафа и явно не собирался переводить глаза на другой объект.

— Они все знали Хафа, — сказал он. — Тот был игрок; и вот однажды, поехав в Новый Орлеан, привез оттуда богатую американскую невесту. Все они знали об имеющейся у него бумаге, подписанной женой и дающей ему право на получение половины ее состояния.

Хаф повсюду хвастался этим документом. Но он говорил, что никогда не воспользуется им, а хранит просто как сувенир. Это, по их словам, доставляло ему удовольствие. К сожалению, допросить его самого было невозможно. Эрика Хафа нашли с признаками насильственной смерти на занесенном снегом горном склоне три месяца назад. Никто не знал, куда пропал документ.

Человек, который сейчас сидит перед нами, — Зигфрид Моске. Многие в Лиме опознали его фотографию. Но там не знают, откуда он появился два года назад. Моске тоже профессиональный игрок, и у них с Хафом было много общих дел. Он ходил вместе с ним в горы, работал в местах, посещаемых туристами. Когда Хафа убили, то никто не видел больше Зигфрида Моске в окрестностях Лимы. Нужны еще подробности?

— Не сейчас, Сол, — сказал Вулф.

Пэрли Стеббинс двинулся вперед. Он обошел вокруг и остановился за спиной Зигфрида Моске, который теперь находился уже под двойным присмотром.

Вулф продолжал:

— Моске решил начать действовать не в Перу, а там, где его не знали. Он обратился к адвокату в Каракасе и решил заявить о своих правах в письме, но не к бывшей миссис Хаф, а к ее поверенному, Холмеру. Но его планы рухнули бы, если бы его узнали мисс Идз или миссис Фомоз. Существовала лишь одна возможность устранить эту трудность: они должны были умереть.

— Но не 30 июня, — заметил Боуэн.

Вулф кивнул:

— Я думаю, что убийство мисс Идз и миссис Фомоз Моске осуществил сам. Не мешало бы проверить, когда он впервые прилетел в Нью-Йорк. Для меня, мистер Моске, не оставалось никаких сомнений. Вы составили себе план действий и держались за него с невероятным упорством. Вы устроили засаду миссис Джеффи, ударили ее и удушили. Я не утверждаю, что вы вор, но правда такова… Арчи!

Но я все понял уже раньше его. Фомоз вскочил со своего стула и устремился к нашей группе с быстротой летящей тарелки. Было очевидно, что он собирается расправиться с Моске голыми руками, а может быть, даже и удушить, как тот поступил с его женой.

Но худшее, что мог сделать Фомоз, — это изуродовать Моске. Зачем же мне было вмешиваться? Почему бы не расчистить ему путь. Но я не сделал этого. Я развернулся и отвесил Эндрю такой сильный удар в челюсть, что он пролетел по воздуху, прежде чем растянуться, а моя кисть и костяшки болели после этого еще целую неделю.

Однако если бы мне пришлось тронуть Моске, то я убил бы его обязательно.

Тут подоспел Кремер, а за ним Скиннер, и я отступил, чтобы дать им место. Я стоял, вытирая кровь с костяшек пальцев, и наблюдал за тем, как Пэрли надевал наручники на Зигфрида Моске.