Глава 11

Окружной прокурор Эд Бейкер объяснял права поведения трем мужчинам, которые находились вместе с ним в его рабочем кабинете.

— Вы, Чемберс, или не раскрывайте рта, или же немедленно убирайтесь. Я посылал за Харли вовсе не для того, чтобы позволить кому-то запугивать или дразнить его, а чтобы получить от него необходимую информацию. До тех пор, пока вас не попросят высказаться, вы должны помалкивать. Понятно?

— Нетрудно понять, — проворчал шериф округа Силверсайд с очевидной досадой.

— Отлично… А вы, Харли, если вам неприятен контакт с шерифом Чемберсом…

— Меня тошнит от одного его вида!

Тогда поверните голову в мою сторону и перестаньте его замечать. Я оставил Чемберса, чтобы сэкономить время, если понадобится его о чем-то спросить. Как я уже говорил, мне нужно знать во всех мельчайших подробностях, что произошло во вторник поздно вечером. Вы, разумеется, уже рассказывали об этом, но ситуация изменилась. Дело оказалось более сложным и запутанным, чем мне представлялось вначале. А теперь начинайте и постарайтесь ничего не упустить.

Скуинт Харли являл собой странную картину. Чинно сидя на стуле в кабинете окружного прокурора, он чувствовал себя не совсем в своей тарелке, что было заметно. Его наружность — огромный рост, грубые черты лица и простая одежда старателя, — столь естественная в условиях дикой природы, среди голых скал и выжженных солнцем холмов, выглядела здесь, в цивилизованной обстановке, гротескно.

— Я не стану разговаривать с Кеном Чемберсом, этой кучей сухого дерьма, — пробормотал Харли. — Если он начнет задавать мне вопросы…

— Он не начнет. Вы будете говорить только со мной.

— Хорошо. Я не очень-то ловкий рассказчик.

Привык разговаривать сам с собой; вот уже на протяжении сорока лет я сам себе собеседник. — Харли поднял тяжелую мозолистую руку без одного пальца и согнал с уха надоедливую муху. — Итак, вы хотите, чтобы я описал вам, что случилось вечером во вторник? Первую в жизни глупость я совершил, когда вздумал отправиться на Кубу в 1898 году. Тогда у меня в кармане мирно дремали двести девяносто долларов — достаточно, чтобы спокойно жить среди моих холмов, поджидая, пока не улыбнется фортуна. Второй раз я свалял дурака и продемонстрировал себя величайшим в мире ослом в этот проклятый вторник. На беду мою, встретился мне Слайм Фрейзер. «Пойдем-ка, — говорит, — в одно место, попытаем счастья в вертушку». Ну, я и пошел. Впервые за тридцать два года! Хотя физически по-прежнему крепок, но моя сила воли, видать, серьезно поизносилась. Иначе такого бы не случилось. Значит, я пошел, и Слайм привел меня в «Тихую гавань».

— В какое время?

— Около восьми часов вечера. Солнце уже клонилось к горизонту… Я стал играть в рулетку, ставил по полдоллара главным образом на номер девятнадцать: именно в тысяча девятьсот девятнадцатом году мне посчастливилось найти богатую россыпь в Чифордских горах…

— Как долго вы оставались в «Тихой гавани»?

— Дольше, чем следовало. Проигрался в пух и прах! И хотя я старался особенно не рисковать, через два часа полностью обанкротился. Тут бы мне и одуматься, но нет, я уже был как в лихорадке. Хотел занять у Слайма, но у него не оказалось ни цента, и тогда мне пришло на ум: единственный человек в городе, у которого я мог бы поживиться, — это Дан Джексон. Где он живет, мне известно, и я уже собрался к нему, но когда вышел на улицу, то вспомнил, что его контора находится в том же доме, и решил сперва посмотреть наверху. Наружная дверь оказалась не заперта, и я беспрепятственно вошел и поднялся по лестнице. В помещении горел свет, и дверь стояла нараспашку. Ступал я очень тихо: мне не часто приходится ходить по половицам, и я не выношу их скрипа. В комнате я увидел девушку с револьвером в руке. Она стояла ко мне спиной, а Дан висел, перегнувшись через подлокотник кресла.

— Вы слышали выстрел, когда поднимались по лестнице?

— Нет, не слышал.

— Почувствовали запах пороха, какой бывает после только что произведенного выстрела?

— Немного пахло, но не так, как если бы кто-нибудь только что выстрелил из револьвера. Однако мне трудно судить об этом в городских условиях. Все не так, как на природе. Я вам уже говорил.

— Да-да! Но вам придется повторить все сначала и более обстоятельно.

Бейкера интересовали мельчайшие подробности: насколько теплым был револьвер, как Делия держала его в руках, где именно лежала на столе сумочка, что сказала девушка, как она себя вела и как выглядела, в каком положении находилось тело Джексона — эти и другие детали эпизода исследовались последовательно и досконально.

Наконец Бейкер подвел итог беседы:

— Хорошо, Харли, с этим как будто все ясно. Теперь вернемся немного назад. По вашим словам, вы пришли в «Тихую гавань» в восемь часов вечера.

— Я думаю, около восьми.

— И вы не покидали игорного заведения вплоть до того момента, когда решили отправиться к Джексону за деньгами?

— Верно. Меня охватила лихорадка.

— Слайм Фрейзер или кто-нибудь еще подтвердит, что вы никуда не отлучались?

— Наверняка, а также и тот человек, который крутил колесо.

— Вы можете назвать точное время, когда вышли из «Тихой гавани»?

— Нет, не могу. У меня нет часов, и мне было все равно, но это легко вычислить: я вышел из «Тихой гавани» минут за пять до того, как позвонил вам.

— Конечно, — кивнул Бейкер, рассматривая старателя без всякой враждебности. — Буду откровенен, Харли, я не думаю, что вы застрелили Джексона, но мы обязаны рассматривать любую версию. Доктор прибыл на место в десять часов тридцать пять минут, то есть через двадцать минут после вашего телефонного звонка в полицию. По его заключению, Джексон к тому моменту был мертв не более часа. Значит, если вы сможете доказать, что вышли из «Тихой гавани» за пять минут до своего телефонного звонка, то вы окажетесь вне всяких подозрений и…

— Как бы не так! — взорвался Кен Чемберс. — Он легко мог незаметно выскользнуть…

Внушительная фигура Харли начала медленно подниматься со стула, а Бейкер яростно рявкнул:

— Хватит! Еще одно слово — и вы уберетесь отсюда!

— Но он мог…

— А я сказал — хватит! Что он мог или не мог, я знаю не хуже вашего, а может, даже лучше. — Несколько секунд Бейкер мерил Чемберса гневным взглядом, а затем снова повернулся к свидетелю: — И еще, Харли. Если бы я в самом деле предположил, что вы застрелили Джексона, мне пришлось бы выяснять, как вы заполучили в руки тот револьвер, поскольку точно установлено, что роковой выстрел произведен из него. Как видите, я с вами откровенен и надеюсь на такую же откровенность с вашей стороны. Скажите, например, почему вы вдруг решили, что Джексон возьмет и раскошелится?

— Такая мысль мелькнула у меня в голове.

— И что послужило для нее основанием?

— А основанием для нее послужил тот факт, что Джексон уже ссудил мне немного денег.

— Когда?

— В тот самый день, утром.

— Сколько?

— Он дал мне триста долларов.

— Просто так, за красивые глаза?

— Почему же? Он получил бы свою долю от прибыли, я намеревался разрабатывать богатую золотоносную жилу, а он финансировал мое предприятие.

Кен Чемберс встал, подошел к письменному столу и, глядя в лицо окружному прокурору, заявил:

— Я сейчас разговариваю не с ним, а с вами.

Могу, если хотите, прошептать вам на ушко, черт побери меня совсем. Ведь он морочит вам голову, и я вижу его насквозь. За последние полтора года, с тех пор как полоумные присяжные оправдали его, он не получил от Дана Джексона ни цента! Джексон не желал иметь с ним никаких дел. Мне известен каждый шаг Харли…

— Подите на свое место. Премного благодарен! — осадил его Бейкер и, обращаясь к старателю, спросил: — Итак, хотите, чтобы я повторил свой вопрос?

— Нет необходимости, я все прекрасно слышал, — ответил Харли, прищуриваясь. — Мне кажется, я должен вам кое о чем рассказать, и пусть шериф тоже послушает. Это верно, что Джексон после моего выхода из тюрьмы в Силверсайдском округе отказывался иметь со мной деловые отношения. Я всегда подозревал — и сейчас так думаю, — что настраивал его против меня Кен Чемберс. Мне чуть было не пришлось варить в котле собственные сапоги. В конце концов я получил небольшую ссуду от Берта Доула из Шеридана, но мне чертовски не везло, и скоро я вновь очутился на мели. И вот, когда мне не оставалось ничего другого, как продать инструмент или жить на пособие по безработице, у меня возник план. На попутной машине я добрался до Коуди и утром во вторник, придя в контору, сказал ему: послушай…

— Кому — ему? Джексону?

— Ну конечно. Кому же еще? Так вот, я сказал ему: послушай, два года тому назад я мыл золото в Силверсайд-Хиллз в доле с Чарли Брандом, и мне передали, что он ждет меня в определенный день и час в старой хижине возле ущелья. Из-за больной ноги я задержался, а когда добрался до места много часов спустя, то нашел Чарли Бранда лежавшим на полу хижины с дыркой в сердце. Шериф округа Силверсайд, напомнил я далее Джексону, ненавидит меня за то, что однажды я выступил в суде против него…

— Наглая ложь! Я никогда не чувствовал…

— Замолчите, Чемберс. Продолжайте, Харли.

— Да, так я и сказал Джексону: шериф Чемберс ненавидит меня, злобствует, и не исключено, что это он сам убил Чарли Бранда. Я скорее согласился бы лишиться одного глаза, чем стрелять в Чарли. Кроме того, у меня есть ружье, но я никогда не имел револьвера, а именно из него уложили Чарли.

Тот, кто это сделал, забрал тридцать две тысячи долларов, и где же они? Несмотря на все это, Кен Чемберс арестовал меня и бросил в тюрьму, а затем вместе с прокурором, этим кривоногим прыщом, пытался засудить. Одним словом, сказал я Джексону, ввиду несправедливого ко мне отношения, я утаил от них записку, которую обнаружил в тот день под телом убитого Чарли. «Я никогда никому не говорил о ней, — сказал я Джексону, — и принес вам ее показать только потому, что вы были партнером Чарли Бранда и, наверное, захотите разоблачить убийцу, а записка, возможно, поможет это сделать, и я…»

— Ах ты, поганец! Проклятый брехун! Я не верю…

— Останови его, Билл! — приказал коротко Бейкер. — Нет, выведи его! Убирайтесь немедленно!

С точки зрения поддержания авторитета правоохранительных органов сложившаяся ситуация представляла собой жалкое зрелище: один шериф взашей гнал другого шерифа или, вернее, собирался это сделать. Отдернув руку, за которую пытался его взять Таттл, Чемберс стоял, задыхаясь от ярости, потом выкрикнул:

— Вы не посмеете!..

— Уходите, Чемберс. Предупреждаю вас.

— Но вы слышали…

— А я приказываю: убирайтесь! Разве я не просил вас не раскрывать рта? Прочь с моих глаз!

Билл Таттл шагнул вперед. Чемберс попятился, рыча, как загнанный зверь, затем круто развернулся и вышел, сильно хлопнув дверью. Таттл вернулся к своему стулу и сел.

— В один прекрасный день я возьму ружье и проделаю ему в брюхе дырку, — пробормотал Скуинт Харли, потом, спохватившись, взглянул поочередно на шерифа и окружного прокурора и извиняющимся тоном добавил: — Простите, пожалуйста, это я говорил сам с собой.

— Ну что ж, пойдем дальше, Харли. Вы поведали Джексону о записке, которую нашли под телом Чарли Бранда. Почему вы хранили ее в течение двух лет и никогда не упоминали о ней?

— Не видел от этого никакой пользы. Мог ли я показать записку Кену Чемберсу и позволить ему отобрать ее у меня, когда он упрятал меня за решетку и всеми силами стремился воспрепятствовать моему освобождению?

— Разве он вас не обыскал?

— А я записку заранее спрятал.

— Где? Под каким-нибудь камнем? И с какой стати, собственно говоря?

— Я ее заблаговременно спрятал. — Харли вновь прищурился. — Послушайте. Не тратьте попусту время, пытаясь запугать меня или оказать на меня давление. Я рассказываю все, как есть, потому, что, во-первых, я рад возможности сделать это, а во-вторых, мне необходимо иметь где-то хотя бы одного доброжелательно расположенного ко мне человека. Я должен во что бы то ни стало вырваться отсюда, уйти от этой толпы беспорядочно взад и вперед снующих людей, от лепящихся друг к другу многоэтажных зданий, от аккуратно подстриженных газонов, которые постоянно поливают. Я умру, если не вернусь туда, в горы, где мое место. Я знаю: вы не отпустите меня, пока не закончите это дело, но, быть может, вы познакомите меня с кем-нибудь, кто согласится профинансировать мое предприятие, или, возможно, вы сами пожелаете войти со мной в долю. Записку я спрятал в сапоге под стелькой, а если бы я передал ее Кену Чемберсу или тому прокурору, который действовал с ним заодно, они все равно уничтожили бы ее. Когда меня освободили, я намеревался показать записку Джексону, партнеру Чарли Бранда, но он не захотел даже разговаривать со мной. Затем я направился к Лему Саммису — он велел меня вытолкать.

И все по наущению Кена Чемберса. И я хранил записку у себя, пока положение мое не ухудшилось до того, что хоть продавай инструменты. И тогда я решил снова попробовать занять у Джексона и пошел к нему во вторник утром.

— Вы показали Джексону записку?

— За этим я к нему и явился. И не только показал, но и отдал ему листок. Затем я рассказал ему подробно обо всем: о Кене Чемберсе и его злобе на меня, о моих чувствах к Чарли Бранду, о том, что я не стал бы прятать тридцать две тысячи долларов и ждать до тех пор, пока меня самого не закопают в могилу. Я уступил записку Джексону, и он поверил мне и финансировал меня в обмен на долевое участие в прибыли. Получив от него триста долларов, я собирался вернуться в Чифордские горы, но, как последний осел, послушался Слайма Фрейзера…

— В «Тихой гавани» вы проиграли те деньги, которые заплатил вам Джексон?

—Да.

— Быть может, кто-нибудь видел, как он передавал вам деньги?

— В соседней комнате находилась одна из дочерей Чарли Брэнда. Правда, дверь была все время закрыта, но Джексон позвал ее и отдал ей мою расписку.

— Она могла слышать ваш разговор с Джексоном? — вмешался Таттл.

— Не думаю, дверь была закрыта. Кроме того, она непрерывно стучала на печатной машинке.

— Печатной машинке?

— Он имеет в виду пишущую машинку, — пояснил Бейкер. — Скажите, Харли, записка была на отдельном листке бумаги?

Старый золотоискатель молчал.

— Так как же?

И вновь никакой реакции.

— Что с вами, черт возьми?

— Ничего особенного, я в полном порядке. — Харли взглянул на шерифа, потом на окружного прокурора. — Понимаете, я уже не молод, но по-прежнему полон сил, отлично знаю свое дело, и зрение меня не подводит. Вы тоже не реагировали на мои слова, когда я говорил о том, что, быть может, вы познакомите меня с перспективным инвестором или пожелаете сами войти в долю.

— Я не занимаюсь снабжением старателей снаряжением и провиантом и не интересуюсь рудниками.

Но при чем здесь записка?

Прищурив глаза, Харли лишь молча смотрел на Бейкера.

— Уж не пытаетесь ли вы шантажировать меня, чтобы заставить искать для вас компаньона?

— Разве я осмелюсь шантажировать вас, сэр? Просто человеку свойственно пробовать там и сям различные варианты. Мне только подумалось: Джексона убили вскоре после того, как я передал ему записку.

Возможно, в ней есть какая-то зацепка и сообщение о записке поможет вам поймать убийцу, и это воодушевит вас настолько, что вы не откажетесь рискнуть малой толикой, хотя никакого серьезного риска нет — я хорошо знаю Чифордские горы и еще лучше некую впадину…

— Перестаньте и слушайте меня внимательно. — Бейкер для пущей важности подался всем телом вперед. — Вы взяли с места преступления и спрятали важную улику. Как вам понравится, если мы передадим вас вашему задушевному приятелю Чемберсу и попросим его основательно разобраться с этим делом? Что касается поисков инвестора или компаньона, то это ваша личная проблема. Будьте уверены, власти города позаботятся о том, чтобы вы не умерли с голода, пока вас задерживают в Коуди.

Я не стану сажать вас за решетку, во всяком случае до поры до времени, конечно, при условии, что вы чистосердечно все расскажете о записке.

— Я долго не проживу, если меня снова посадят в тюрьму. Я там задыхаюсь.

— Значит, постарайтесь, чтобы вас не посадили.

Итак, записка была на одном листке бумаги?

— На листке величиной примерно с мою ладонь, сложенном вдвое.

— Какого цвета?

— Белого.

— Написана чернилами или карандашом?

— Черными чернилами.

— О чем говорилось в записке?

— Я не знаю.

— Вы хотите сказать, что хранили записку в течение двух лет и не удосужились ее прочитать?

— Ну, я неоднократно подолгу разглядывал ее — это вполне естественно, — но не читал, потому что не умею читать.

— Харли, вы лжете! — выдохнул Бейкер, сурово глядя на старого золотоискателя.

— Нет, я говорю правду. Неужели я стану лгать, если вы меня за это посадите в тюрьму? Я могу читать только по-печатному, но не написанное от руки.

— Что ты скажешь, Билл? — повернулся Бейкер к шерифу. — Ты веришь ему?

— Откуда мне знать… — пожал плечами Таттл.

— Позвони из своего кабинета Кларе Бранд и постарайся все разузнать относительно визита Харли к Джексону утром во вторник: не слышала ли она, о чем они говорили, получал ли Харли триста долларов и к какой статье расходов они отнесены в бухгалтерской отчетности, может ли Харли, насколько ей известно, читать и писать, не видела ли она, как Харли передавал Джексону листок бумаги… Нет, постой! Не стоит обо всем этом расспрашивать по телефону. Попроси ее… Дай-ка вспомнить… Миссис Коулс должна быть у меня в девять… Попроси Клару Бранд подойти к десяти. Пошли также кого-нибудь из ребят за Куинби Пеллеттом, пусть приведут его сюда к восьми часам… и попроси Рея, если он на месте, принести мне пару бутербродов и горячего кофе.

Шериф вышел, а Бейкер, откинувшись на спинку стула, уставился на Харли.

— Значит, вы не умеете читать?

— Написанное от руки не могу.

— А писать вы умеете?

— Могу выводить печатные буквы. Письму я никогда не учился.

— Можете написать свою фамилию?

— Когда нужно, я в состоянии расписаться, но это едва ли можно назвать умением писать.

— Знаете, Харли, а вы все-таки лжете; мне не составит большого труда вас разоблачить, однако в данный момент мне от этого никакой пользы.

— Думается, что и потом вам вряд ли будет какая-то польза.

Некоторое время Бейкер сидел молча и нахмурившись поглаживал кончиками пальцев губы, затем возобновил допрос.

— Бумажный листок был исписан с обеих сторон?

Только с одной стороны. Записка короткая, всего пять-шесть слов.

— Черт побери, о чем в ней говорилось?

Харли лишь потряс головой.

— Но как хотя бы выглядели слова? Какие начальные буквы?

— Я не могу назвать начальные буквы. Возможно, я и различил бы их, если бы постарался, но я знал, что все равно не сумею прочитать, а потому не стал тратить время попусту. Но в одном я уверен точно: писал записку не Чарли Бранд. Мне знаком его почерк: он писал для меня расписки в получении денег, которые я потом подписывал.

Почерк на записке совсем другой. У Чарли буквы выглядели угловатыми, а на листке они больше похожи… похожи…

— На что они похожи?

— Ну, такие круглые и толстые, словно кто-то не особенно экономил чернила. Однажды мне пришлось расписываться ручкой Чарли, и буквы у нее выходили тонкими.

— Значит, записку вы нашли под телом убитого?

— Она лежала под ним на полу. Увидел ее, когда перевернул труп Чарли. У меня привычка хранить всякую мелочь под стелькой сапога. Туда я спрятал и записку. Затем я вытащил Чарли из хижины, привязал к лошади, которая паслась неподалеку, и отвез в Шугабоул. И Кен Чемберс сразу же набросился на меня, стал кричать: разве мне неведомо, что мертвеца нельзя трогать до прибытия полиции, и я сказал: конечно, мне следовало приехать в Шугабоул одному и оставить его в хижине на съедение крысам и койотам. И какой у него после этого был бы вид?

Но не успел я опомниться…

— Хорошо, хорошо, мы устроим отдельно вечер воспоминаний. Когда вы видели записку в последний раз?

— Я отдал ее Джексону.

— Что он с ней сделал?

— Положил в бумажник, который достал из кармана.

— В тот самый бумажник, из которого вынул триста долларов?

— Нет, деньги он взял из сейфа. Бумажник коричневый, похоже кожаный.

— Он снова положил его в карман вместе с запиской?

—Да.

Окружной прокурор снял телефонную трубку и набрал нужный номер.

— Мак? Это Эд Бейкер. Мне сообщили, что Франк ушел ужинать, и я не хочу ему мешать. Ответь, кто-нибудь проверял карманы Джексона ночью во вторник?..

Лично ты? Прекрасно! Ты, случайно, не обнаружил кожаный коричневый бумажник?.. Просмотрел его содержимое?.. Не было ли в нем небольшого листка бумаги… постой, листка белой бумаги…

Через пять минут Бейкер положил трубку, встал и, глядя на Скуинта Харли сверху, произнес:

— Записки в бумажнике не оказалось.

— Но я видел собственными глазами, как Джексон прятал записку в бумажник, — заволновался Харли. — Значит, кто-то ее взял или Джексон потом переложил записку в другой карман?

— При нем ее не нашли. И вообще ее нигде не оказалось. Ваше первое предположение мне нравится больше. Черт возьми, Харли, если только вы водите меня за нос, я вам такое устрою, что небо с овчинку покажется…

— Я вовсе не вожу вас за нос, рассказал в точности, как было.

— Советую и дальше придерживаться этого правила… ради собственного здоровья.

Бейкер подошел к двери, открыл ее и крикнул:

— Зайдите ко мне, Клинт, и прихватите Льюка!

Когда мужчины вошли, притворив за собой дверь, Бейкер, обращаясь к ним, заявил:

— Это дело окончательно запуталось, и лишь отчасти по моей вине… Но где, черт возьми, мои бутерброды?

— Рей с минуты на минуту вернется.

— Хорошо. Льюк, возьмите все необходимое для снятия отпечатков пальцев и отправляйтесь в контору Джексона. Там уже находится Мак Лози с парой помощников. Обследуйте тщательно все помещение и постарайтесь найти листок бумаги величиной с ладонь, сложенный вдвое. На одной стороне запись черными чернилами, пять или шесть слов, буквы толстые и круглые. Если найдете…

— О чем говорится в записке?

— Я не знаю. Если найдете, не отдавайте Маку.

Принесите мне, и я осыплю вас алмазами. Вы, Клинт, пойдете в дом Джексонов на Блэктейл-авеню. Все, что обнаружили в карманах убитого, передали его жене, в том числе и коричневый кожаный бумажник. Заберите его; если удастся, со всем содержимым. Используйте дипломатию, любые приемы. Затем проверьте бумажник и все остальное на наличие отпечатков пальцев. По-видимому, надежды мало, но тем не менее мы должны попытаться. Поспешите.

Клинт и Льюк задали еще несколько вопросов и удалились.

— Вы тоже можете идти. Вам пора перекусить, — повернулся Бейкер к Харли. — Я жду вас в половине одиннадцатого. Возможно, вы вновь понадобитесь, после того как я переговорю с Кларой Бранд. — Что-то в лице или в позе старого золотоискателя заставило его спросить: — У вас есть деньги?

— Это вас не касается, — проворчал Харли.

Вынув из кармана пачку банкнотов, Бейкер отделил одну купюру и протянул Харли.

— Вот, возьмите. Да берите же! Называйте это, если хотите, займом. Буду рад, если вы отдадите. Возвращайтесь не позднее половины одиннадцатого.

— Едва ли я смогу так долго бодрствовать и вряд ли вам вновь понадоблюсь. Дочь Чарли Бранда подтвердит мои слова. Но если все же я буду вам нужен, вы знаете, где меня найти.

— О'кей. Но только без фокусов.

— Я на них не способен, — ответил Харли и направился к выходу.

Глава 12

Было уже почти девять часов, когда Куинби Пеллетт в четверг вечером попал в кабинет окружного прокурора, где также присутствовали шериф и начальник полиции. Пеллетт прибыл точно в восемь, как его и просили, но ему пришлось подождать. В половине восьмого в кабинет Бейкера через заднюю дверь, чтобы миновать приемную, вошел приземистый мужчина с выдающейся вперед тяжелой челюстью — губернатор штата Вайоминг, — а когда он через двадцать минут тем же путем удалился, окружной прокурор развернул кипучую деятельность. Собрав всех мало-мальски пригодных людей шерифа и своих собственных, он разослал их во все концы с разнообразными заданиями. В разгар суматохи через заднюю дверь проник в кабинет еще один человек — Олли Невинс, владелец крупнейшей на Западе горнорудной компании, — что привело к пятнадцатиминутной бурной сцене. Появись Невинс раньше губернатора, и наша история, возможно, развивалась бы совсем по иному сценарию, однако Бейкер уже сделал свой выбор.

Когда Пеллетта ввели в кабинет, Таттл и Фелан о чем-то вполголоса препирались, а Бейкер сидел, поставив локти на стол и положив голову на кулаки.

При звуке шагов он выпрямился, прижал кончики пальцев к глазам, поморгал и затем резко бросил:

— Садитесь, Пеллетт. Что было на том листке бумаги, который Джексон показал вам во вторник вечером?

— Боже всемогущий! — с укором и грустью проговорил Пеллетт, слегка приподнимая свои сутулые плечи. — К чему столь грубый тон?

— Я хочу знать, что было на листке бумаги.

— Ну… я тоже хотел бы знать.

— Разве Джексон не показывал его вам?

Пеллетт стиснул челюсти, но потом вновь расслабился, видимо решив сохранять спокойствие.

— Я вчера обо всем подробно доложил Биллу Таттлу, неужели он не информировал вас?

— Он мне сообщил, что кто-то ударил вас по голове, когда вы поднимались к Джексону, и вы ничего не помните. Однако же Дан показывал вам листок, не так ли? Как он выглядел?

— Это был листок белой бумаги, не очень большой. В голове у меня все еще стоял туман, и я едва сидел. Но отчетливо припоминаю одну вещь, которая должна вас заинтересовать. Джексон сообщил мне, что получил этот листок от Скуинта Харли.

Именно Харли…

Это мне известно. Премного благодарен. Вы брали листок в руки?

— Насколько мне помнится — нет. Да, точно, не брал. Мои руки были заняты: я поддерживал ими свою бедную гудящую голову. Заметив мое состояние, Джексон свел меня вниз и отвез домой. Это произошло уже после того, как я обнаружил пропажу сумочки, принадлежавшей моей племяннице.