Глава 1

Сказать, что мы с Вулфом совсем не разговаривали тем майским утром в понедельник, было бы неверно.

Мы хорошо побеседовали с ним минувшей ночью. Дело было так. Вернувшись домой около двух часов ночи (дом — это старый каменный особняк на Западной Тридцать пятой авеню, собственность Вулфа, в котором живет он, Фриц, Теодор и я), я удивился, что он еще не спит, а сидит за своим столом в кабинете и читает книгу. По тому, как он на меня глянул, я ясно понял, что он не в духе. Когда я шел проверить, заперт ли сейф, я уже был склонен подумать, что всему виной книга, но тут он вдруг рявкнул за моей спиной:

— Где тебя носило?

— На каком основании я должен докладывать? — огрызнулся я.

Он измерил меня испытующим взглядом.

— Правильней было бы спросить, где тебя не носило. Тебе пять раз звонила мисс Роуэн, первый раз в девятом часу, последний — полчаса тому назад. Ляг я спать, она бы все равно мне не дала уснуть. Насколько тебе известно, у Фрица сегодня свободный вечер.

— Он еще и не появлялся?

— Он уже здесь, но ему завтра рано вставать готовить завтрак, поэтому я не стал его беспокоить. Ты сказал, что идешь с мисс Роуэн во «Фламинго», но ты туда не пошел, а так как она звонила мне пять раз, не ты, а я провел целый вечер в ее обществе. И, должен тебе признаться, удовольствия от этого не получил. Это тебе не основание?

— Нет, сэр. — Я стоял возле его стола и взирал на него сверху вниз. — Давайте попробуем еще раз. Я выйду и снова войду, а вы скажете, что не любите, когда вам мешают читать, и что мне заранее следовало поставить вас в известность о том, что я собираюсь проучить мисс Роуэн. Я отвечу, что виноват, но, уходя из дома, я еще не знал, что ее придется учить. Я узнал об этом, когда поднялся в лифте в ее мансарду и обнаружил там кое-кого из тех, кого, как ей известно, не жалую. Вот я и смотался. Куда — отношения к делу не имеет, но если вы настаиваете, можете позвонить по номеру, который я вам скажу, и спросить миссис Шребенуэлдер. Если подойдет ее муж, измените голос и скажите, что…

— Пф. Мог, по крайне мере, позвонить.

От моего звонка ему бы не стало легче. Просто ему хотелось попререкаться. Ведь мое сообщение о том, что я изменил программу, не помешало бы Лили Роуэн отвлекать его от книги… Согласен, невеликодушно избивать тех, кто не сопротивляется, однако я, только что преподав урок Лили Роуэн, вошел во вкус и решил проучить заодно и Вулфа. Что и сделал. Возможно, я немного переусердствовал. Короче, мы разошлись спать, не пожелав друг другу спокойной ночи.

Но было бы ошибочно утверждать, что мы с ним в понедельник утром совсем не разговаривали. Когда он по обыкновению спустился в одиннадцать часов из оранжереи, я вполне разборчиво пожелал ему доброго утра, он, походя, буркнул мне в ответ то же самое. До прихода Отиса Джарелла, о котором было условленно заранее, мы с ним обменялись, по крайней мере, двумя десятками слов, может, даже больше. Помню, он спросил, сколько у нас осталось в банке, и я ему ответил. Правда, отношения между нами оставались натянутыми, и, когда я провел Отиса Джарелла в кабинет и усадил в обитое красной кожей кресло возле стола Вулфа, последний одарил его прямо-таки лучезарной улыбкой и поинтересовался:

— Итак, сэр, что вас ко мне привело?

Это было так не похоже на Вулфа. Я понял, что спектакль рассчитан на меня. Он собирался довести до моего сведения, что пребывает в превосходнейшем расположении духа, а вот если в его обращении со мной чувствуется сдержанность, то это только потому, что я крепко провинился. Ему же доставляет удовольствие общаться с человеческим существом, которое способно оценить хорошее обращение.

Он знал, что у этого человеческого существа, Отиса Джарелла, было, по крайней мере, одно преимущество передо мной: его капитал расценивался больше чем в тридцать миллионов долларов. Наводя о нем справки (я по мере возможностей навожу их о всех, кто добивается встречи с Ниро Вулфом), я узнал, помимо этого весьма важного обстоятельства, что в справочнике «Кто есть кто» он значится как «капиталист» (весьма неопределенное занятие), что его офис находится в его квартире на Пятой авеню в районе Семидесятых улиц, что (это почерпнуто из телефонного разговора с Лоном Коэном из «Газетт») за ним слывет репутация крепкого орешка, который не так-то просто расколоть, и что он никогда не сидел в тюрьме.

Вид у него был вовсе не крепкий, а скорее дряблый, но внешность обманчива. Помню, у одного, самого что ни на есть крепкого орешка, щеки отвисали так, что ему бы следовало заказать бюстгальтер. Правда, Джарелл еще до такого не дожил, но его кожа уже была дряблой. И хотя портной, которому отвалили три, а может, и все четыре сотни за пошив этого коричневого в черную полоску костюма, старался изо всех сил, брюки, что называется, лопались от складок жира, стоило Джареллу сесть.

Но в данный момент не это тревожило капиталиста. Сверля своими хитрыми глазками круглую физиономию Вулфа, он изрек:

— Хочу нанять вас но одному конфиденциальному делу. Мне известна и ваша репутация, и репутация вашего человека Гудвина, в противном случае я бы сюда не пришел. Прежде, чем ввести вас в курс дела, я хочу, чтобы вы оба поклялись в том, что все останется между нами.

— Мой дорогой сэр, как я могу согласиться взяться за дело, не зная, что оно из себя представляет. Что касается тайны, то я храню в ней все, даже если меня об этом не просят. Кроме соучастия в уголовщине. То же самое относится и к мистеру Гудвину.

Джарелл удостоил меня пристальным взглядом. Я был сама любезность.

— Меня это устраивает, — сказал он, обращаясь к Вулфу. Он засунул руку в карман, достал из него плотный конверт с пачкой запечатанных бумажной лентой ассигнаций, швырнул деньги на стол Вулфу и, поискав глазами мусорную корзину, бросил пустой конверт на пол. — Здесь аванс в десять тысяч долларов. Выдай я вам чек, об этом могут разнюхать те, от кого я хотел бы это скрыть. Расписка не нужна.

Это прозвучало несколько грубо, но, что поделать, у аванса есть свои привлекательные стороны. Мне даже показалось, что Вулф шевельнул двумя пальцами. Правда, могло сказаться состояние наших отношений на сегодняшний день.

— Я предпочитаю всегда давать расписку, — возразил Вулф. — Итак, что вам от меня нужно?

— Мне нужно, чтобы вы изгнали из моего дома змею. — Он стиснул кулаки. — Это моя невестка, жена сына. Я хочу, чтобы вы достали доказательства ее виновности, в которой я убежден, тогда бы ей пришлось убраться. — Он взмахнул кулаками. — Вы добываете мне эти доказательства, а распоряжаться ими я буду сам. Мой сын с ней разведется. А мне только это и нужно, иначе…

— Прошу прощения, мистер Джарелл, но вы ошиблись адресом, — прервал его медитации Вулф. — Я не занимаюсь супружескими неурядицами.

— Она мне не жена. Она моя невестка.

— Но вы упомянули слово «развод», а это уже из области супружеских неурядиц. Вы желаете получить доказательства ее виновности, что послужило бы причиной развода. С таким стимулом, — Вулф указал пальцем на пачку денег на столе, — вы его непременно получите, даже если такового не существует.

Джарелл затряс головой.

— Вы неправильно меня поняли. Давайте я расскажу вам о ней. Так вот, она змея, к тому же никудышная жена. Я уверен, что она изменяет моему сыну, но это еще не все. Она и меня обманывает. Вижу, придется ввести вас в курс моих дел. Мой офис находится в моей квартире, я держу секретаря и стенографистку. Они живут при мне. Кроме них, со мной живет моя жена, сын со своей женой, моя дочь и брат моей жены. Я покупаю и продаю все, начиная с конюшен с лошадьми и кончая корпорацией по производству красных чернил. У меня водятся наличные, много наличных, и об этом знают все, кому это нужно знать, от Рима до Гонолулу, поэтому большой офис мне ни к чему. Если вам встретится человек, которому нужны наличные и который взамен может предложить что-либо стоящее, посылайте его ко мне.

— Непременно. Но давайте лучше поговорим о вашей невестке.

— Вот именно. В прошлом году по вине тех, кто знал о моих планах, у меня сорвались три выгодные сделки. Убежден, их информировала она. Не знаю точно, каким образом она добыла эту информацию (узнать это тоже, кстати, входит в вашу обязанность), знаю только, что в одном случае меня опередил человек по фамилии Брайэм, Корей Брайэм. Уверен, она состоит с ним в связи, только у меня нет доказательств. Если хотите, называйте это супружескими неурядицами — не возражаю, только речь не о моих неурядицах. Моя неурядица — Трелла, а с ней я уж как-нибудь и сам управлюсь. К тому же моя невестка превратила мой дом в настоящий бедлам. Она во все сует свой нос, хотя и маскирует это чертовски хитро. Но меня-то не проведешь. Я горю желанием от нее избавиться.

— Тогда возьмите и укажите ей на дверь. Разве дом принадлежит не вам?

— Это не дом, а квартира. Два верхних этажа большого дома. Двадцать комнат. Собственная. Если я покажу ей на дверь, с ней вместе уйдет и сын, а я хочу, чтобы он был при мне. Она стоит между мной и моим сыном, а я бессилен что-либо сделать. Честно говоря, я пришел сюда с особым предложением, касающимся Гудвина. Желаете его выслушать?

— Думаю, в этом нет необходимости. Я понял, вам нужен повод для развода.

— Нет, мне нужно выдворить из дома змею. Что касается Гудвина… Помните, я сказал, что держу секретаря? Это не совсем так. Я уволил его неделю назад. Я заподозрил его в том, что он сообщил информацию определенным кругам, и из-за этого…

— У меня создалось впечатление, что вы подозреваете в этом вашу невестку.

— Совершенно верно. Но разве нельзя подозревать двоих одновременно? Итак, секретарское место вакантно. Почему бы Гудвину не занять его? Ведь в таком случае он окажется в самой гуще событий, к тому же у него появится много возможностей ее застукать. Мой секретарь питался за одним столом с нами, разумеется, это распространится и на Гудвина. Если у вас нет других дел, можно начать хоть сегодня. Прямо сейчас.

Джарелл не вызывал у меня симпатии, но мне было его жаль. Человек, который хотел бы завоевать мою симпатию, не должен быть таким наивным. Если она на самом деле хитра, как змея, этот номер ни за что не пройдет. К тому же одна только мысль о том, что Вулф согласится обходиться без меня, к которому обращаются по каждому пустяку, начиная от диктовки письма и кончая отпором незапланированным посетителям, кому угодно покажется смехотворной. Прибавьте к этому правило Вулфа не совать нос в супружеские передряги.

Вот почему, услыхав ответ Вулфа, я даже проникся к нему жалостью.

— Сами понимаете, мистер Джарелл, Гудвин может задержаться у вас надолго, в то время как его присутствие может оказаться необходимым здесь.

— Разумеется, понимаю.

— К тому же, как мне кажется, существует опасность, что всплывет наружу его неосведомленность в делах подобного рода.

— Нет, этого бояться нечего. Этого не заметит даже мисс Кент, моя стенографистка. Никто из моих секретарей понятия не имел, в чем состоят его обязанности, покуда я сам его с ними не знакомил. Вот что касается его имени… Конечно, оно не так знаменито, как ваше, но все равно многим известно. Ему придется изменить и имя, и фамилию.

Я уже достаточно пришел в себя, чтобы подать голос. Судя по всему, Вулф решил, что я, оказавшись застигнутым врасплох, начну протестовать, что даст ему возможность не спускаться с пьедестала, за что и получил щелчок по носу. После взбучки, которую он устроил мне ночью, я почувствовал облегчение, услышав, что мой голос меня не подвел.

— Что касается фамилии и имени, мистер Джарелл (заметьте, я обращался не к Вулфу, а к нему), то, поскольку я могу надолго застрять у вас, мне придется взять кое-что из личных вещей, а они все помечены инициалами АГ. Как насчет Абы Гольдштейна?

Джарелл окинул меня оценивающим взглядом и скривил губы.

— Не пойдет. Нет, нет, я ничего не имею против евреев, особенно тех, которым нужны наличные, только вы на еврея не похожи.

— Да, вы правы, фамилия должна соответствовать облику. Как насчет Адониса Гилфойла?

Джарелл засмеялся:

— Должен сказать, мне тоже присуще чувство юмора, так что мы с вами, Гудвин, непременно поладим. Ну-ка я попробую. А — Ален? Хорошо. Г — Годфрей? Нет, не то. Грин? А почему бы и нет? Ален Грин.

— О'кей. Не слишком оригинально, но сойдет. — Я встал. — На сборы у меня уйдет минут пятнадцать-двадцать, не больше.

— Арчи! Сядь!

На его стороне были большие преимущества. Он был владельцем этого особняка и всей обстановки в нем, за исключением моей спальни. Он был моим хозяином и платил мне жалованье. Он весил чуть ли не на сотню больше против моих ста семидесяти восьми. Кресло, с которого я только что встал, стоило 139 долларов 94 цента. То, в котором восседал он, огромное, сделанное по спецзаказу, стоило 650 долларов. Мы оба были известными детективами, разница состояла лишь в том, что он был гением, и я сыщиком-исполнителем. При помощи или даже без помощи Фрица Вулф мог быстро приготовить корону селезня в рисовом отваре по-нормандски. Я же был способен в лучшем случае на омлет. И, наконец, в его оранжерее на крыше произрастало десять тысяч орхидей, у меня на подоконнике одна-единственная африканская фиалка, да и та чахлая. И так далее.

Но он просчитался, решив, что я первый взвою от такого предложения, и теперь сидел в глубокой луже.

— Вы что-то имеете против Алена Грина? — вежливо поинтересовался я у Вулфа.

— Пф. Я не инструктировал вас соглашаться на предложение мистера Джарелла.

— Совершенно верно. Однако вы дали мне понять, что это лишь вопрос времени. Причем недвусмысленно.

— Я бы хотел поговорить с вами.

— Отлично, сэр. Начнем же. Итак, вы можете предложить что-нибудь лучше Алена Грина? Если нет, то наверняка мне пора получить от вас исчерпывающие инструкции, занести их в блокнот, а потом уж заступать на новую должность…

— Так, значит…

Он не закончил фразу. Видимо, он хотел сказать: так, значит, ты упорствуешь в этой своей идиотской затее или что-либо еще покрепче, но вовремя понял, что сам напросился. К тому же мы были не одни. Упаси Бог подумать, будто ему помешала высказаться пачка денег на столе. Я был свидетелем того, как он выставлял за дверь десятки мужей и жен, предлагавших ему куда более крупные суммы, только бы он помог им выпутаться из кошмара, который начался с идиллии. Нет. Он знал, что проиграл, догадывался, что об этом знаю я, но не хотел в присутствии чужих в этом признаться.

— Отлично, — буркнул он. Встал, оттолкнул кресло и сказал, обращаясь к Джареллу: — Прошу меня извинить. Мистер Гудвин сам знает, что нужно делать.

Он обошел вокруг красного кожаного кресла и вышел вон.

Я сел за свой стол, достал блокнот и карандаш и повернулся к клиенту.

— Прежде всего попрошу вас назвать всех поименно.

Глава 2

К сожалению, не могу предложить вам чувствовать себя как дома в этой двухэтажной квартире на Пятой авеню, ибо я сам так и не освоился там. Джарелл сказал, что в квартире двадцать комнат, но их там, похоже, семнадцать, девятнадцать, двадцать одна или двадцать три. Двадцать у меня не получалось никогда. И вовсе не два этажа, а три. Лакей, Стек, экономка, миссис Лэтем, и две горничные, Гоуз и Фрида, ночевали этажом ниже, что квартирой не считалось. Шофер и повар были приходящие.

Офис Джарелла, который домашние называли библиотекой, был расположен на первом этаже квартиры в задней части дома. Когда мы прибыли в его владения, он, поручив мой багаж Стеку, провел меня прямо туда. Это была квадратная комната с окнами на одну сторону. В ней было три стола: большой, средний и маленький. На большом столе я насчитал четыре телефона — красный, желтый, белый и черный; на среднем три — красный, белый и черный и два на маленьком: белый и черный. С одной стороны были металлические шкафы для бумаг во всю стену, с другой высились полки, заваленные книгами и журналами. В четвертой стене было три двери, два больших сейфа, стол, заваленный свежей периодикой, и холодильник.

Джарелл подвел меня к маленькому столу, примерно такому, как мой дома, и сказал:

— Нора, это Ален Грин, мой секретарь. Вы должны помочь мне ознакомить его с механизмом нашего дела.

Сидевшая за этим столом Нора Кент откинула назад голову и устремила на меня взгляд своих серых глаз. В своем блокноте я проставил ее возраст, сорок семь, но выглядела она моложе, хотя ее каштановых волос уже коснулась седина. Еще у меня было записано, что она опытна, заслуживает доверия и что ее так просто не проведешь. (Последнее можно было сказать по ее виду.) У Джарелла она проработала двадцать два гола.

— Считайте, что я поступила в ваше распоряжение, мистер Грин, — сказала Нора и перевела взгляд на Джарелла. — Вам трижды звонил мистер Клей. Вас разыскивает маклер, Толедо, 79, некий мистер Уильям Р. Боуэн. От миссис Джарелл к обеду будут три гостя, их список на вашем столе, там же и телеграмма. Когда я должна заняться мистером Грином?

— Это не к спеху. Дайте ему прежде осмотреться. — Джарелл указал на стол среднего размера. — Это ваш, Грин. Теперь вы сами найдете сюда дорогу. Я сказал Стеку… А вот и он. — Дверь распахнулась, и на пороге появился лакей. — Стек, прежде чем отведете мистера Грина в его комнату, покажите ему весь дом. Чтобы он не заблудился. Вы доложили миссис Джарелл о его прибытии?

— Да, сэр.

Джарелл уселся за свой стол.

— Вы свободны, Грин. Коктейль в гостиной в шесть тридцать. Мы с Норой займемся делами.

Стек посторонился, чтобы дать мне дорогу.

— Сюда, сэр, — сказал он и понесся по коридору.

— Погодите, Стек. — Он притормозил и обернулся. — У вас усталый вид. — Это соответствовало истине. — К тому же у вас, вероятно, есть свои заботы.

— Вы правы, сэр.

— Проводите меня в мою комнату.

— Мистер Джарелл сказал, чтобы я показал вам весь дом.

— Вы можете сделать это потом, когда будет время. Сейчас мне нужна только моя комната. Я хочу пополоскать горло.

— Слушаюсь, сэр. Сюда, сэр.

Мы свернули за угол и очутились возле лифта. Я спросил, есть в этом доме лестницы, и узнал, что их три: одна из гостиной, другая из коридора и третья служебная, сзади. А кроме того, три лифта. Тот, в котором мы теперь поднимались, был облицован золотыми пластинами. На верхнем этаже мы свернули налево, потом направо, где-то в самом конце холла Стек открыл передо мной дверь и поклонился, пропуская меня вперед. Он вошел следом и объяснил, как пользоваться телефонами. Зеленый звенит, это для городской связи. Черный гудит, это внутренний аппарат, по которому можно соединиться с мистером Джареллом или с кем угодно в доме. Я поблагодарил его и отпустил. Комната была двенадцать на шестнадцать футов с двумя венецианскими фонариками вместо окон. Немного пестро, но в общем неплохо. При обычных обстоятельствах я бы незамедлительно воспользовался зеленым аппаратом, чтобы доложить Вулфу о своем воцарении. Но я отбросил эту мысль, вымыл руки, поправил галстук, вынул блокнот и, усевшись возле окна, принялся изучать список действующих лиц.

Миссис Отис Джарелл (Трелла) — жена Джарелла.

Лоис Джарелл — его дочь от первой жены.

Уимен Джарелл — сын от нее же.

Миссис Уимен Джарелл (Сьюзен) — невестка Джарелла, она же змея.

Роджер Фут — брат Треллы.

Нора Кент — стенографистка Джарелла.

Джеймс Л. Ибер — его бывший секретарь.

Корей Брайэм — друг дома, который помешал сделке.

Двое последних здесь не проживали, однако не исключена возможность, что со временем придется заняться и ими, если, конечно, я рассчитываю на успех, что весьма сомнительно. Если Сьюзен на самом деле змея и если для того, чтобы заработать гонорар, мне нужно разлучить ее с мужем и изгнать из семьи, хлопот предстоит немало. Мои наручные часы показывали, что до коктейля оставалось еще сорок минут. Я засунул блокнот в небольшой портфель, в котором лежало несколько личных вещиц, неподобающих для Алена Грина, запер портфель, вышел из комнаты и, отыскав лестницу, спустился на нижний этаж.

В течение следующих пятнадцати минут я раз пять терял дорогу. Впрочем, это выражение неверно, ибо я ее просто не знал, и мне нечего было терять. Очутившись в третий раз у открытой двери, откуда был виден угол рояли и слышна болтовня радио или теледиктора, я решил ретироваться и направиться на поиски переднего балкона, как вдруг меня окликнул женский голос:

— Это ты, Уи?

Я на ходу переменил свои планы и вошел в ту комнату, которая, как я узнал позже, называлась студией.

— Я — Ален Грин, — представился я. — Заблудился.

Она покоилась на кушетке, вытянув ноги и опершись спиной о подушки. Поскольку она выглядела слишком пожилой для того, чтоб быть Лоис иди Сьюзен, хотя была отнюдь не старухой, я решил, что передо мной Трелла, супружеская неурядица Джарелла. У нее было фунтов шесть-восемь лишнего веса в талии и под подбородком. Вероятно, когда-то эта голубоглазая блондинка производила весьма привлекательное впечатление, но теперь ее кости обтянул уж слишком толстый слой жира. То, что выступало из-под юбки ее синего платья, от колен и ниже, все еще было достойно внимания. Пока я разглядывал ее, она потянулась к пульту дистанционного управления и выключила телевизор.

Теперь наступил ее черед разглядывать меня.

— Секретарь.

— Да, мэм, — кивнул я. — Меня только что взял на работу ваш муж, если вы миссис Отис Джарелл.

— Вы на секретаря не похожи.

— Я знаю, что это недостаток. Попытаюсь исправиться.

Она зевнула, прикрыв рот маленькой холеной ручкой.

— Черт побери, никак не проснусь. Телевидение лучше любого снотворного, верно? — Она похлопала по кушетке рядом с собой. — Проходите и садитесь. Что дало вам основание предположить, что я миссис Отис Джарелл?

Я не сдвинулся с места.

— Во-первых, то, что вы здесь. Во-вторых, мисс Лоис Джарелл вы быть не можете по той простой причине, что такая женщина, как вы, не может не быть замужем, в-третьих, вы ни в коем случае не миссис Уимен Джарелл, ибо у меня сложилось впечатление, что мой хозяин недолюбливает свою невестку, я же не могу поверить в то, что можно недолюбливать вас.

— Откуда у вас такое впечатление?

— От него самого. Когда он предупреждал меня, чтобы я ни с кем не говорил о делах, как мне показалось, он особенно выделил свою невестку.

— А почему я не могу не быть замужем?

Я улыбнулся.

— Вам придется меня извинить, потому что я всего лишь отвечаю на ваш вопрос. Зная, что представляют собой мужчины, я бы ни за что не поверил в то, что вы свободны.

— Очень мило. — Она улыбнулась мне в ответ. — Очень мило. Господи, что тут извинять? Вы и говорите не как секретарь. — Она оттолкнула от себя пульт дистанционного управления. — Вы любите баранью ногу?

Я понял, что пора притормозить. Разумеется, я был бы счастлив как можно скорей завязать хорошие, отношения с хозяйкой дома, что очень может помочь в охоте на змею, но ее желание, что называется с первого взгляда, накормить нового секретаря бараньей ногой меня насторожило. Так как я не походил на секретаря ни разговором, ни тем более обликом, я должен был, по крайней мере, вести себя подобающим для секретаря образом. Пока я размышлял над этой проблемой, подоспела помощь.

В коридоре послышались шаги, и в комнату вошел мужчина. Увидев меня, он сделал три шага и остановился.

— Кажется, мне не придется тебя будить, — сказал он Трелле.

— Да, Уи, сегодня не придется. Это новый секретарь твоего отца. Грин. Ален Грин. Мы с ним уже познакомились.

— Да? — Он подошел к ней, наклонился и поцеловал ее в губы. Мне показалось, что это было не совсем по-сыновьи, но ведь она и не была его матерью. — Сегодня у тебя не заспанный вид. Ты пила?

— Нет, не пила, — она улыбнулась и указала рукой и мою сторону: — Он меня разбудил. Мы будем его любить.

— Да что ты говоришь? — Он обернулся, подошел ко мне и протянул руку: — Уимен Джарелл.

Он был на два дюйма ниже меня и настолько же уже в плечах. Такие же, как у отца, карие глаза, все остальное от кого-то еще, в особенности эти маленькие, плотно прижатые ушки и прямой тонкий нос. На переносице между глаз залегли три глубокие складки, преждевременные в его двадцать семь лет.

— Надеюсь, мы с вами еще увидимся. Впрочем, это зависит от моего отца. До встречи. — Он повернулся ко мне спиной.

Я направился к двери, миссис Джарелл сказала мне вдогонку, что коктейль в гостиной в шесть тридцать.

Я уже был на балконе в передней части покоев, видел деревца розового кизила в кадках, обратил внимание и на мебель из красного дерева, хрома и пластика, теперь же, подойдя к каменным перилам, скользнул взглядом вдоль Пятой авеню по направлению к Центральному парку. Солнце светило прямо в глаза, и я прикрыл их ладонью, чтоб разглядеть белку, которая сидела на задних лапках на макушке дерева.

— Вы кто, Ситин Бул?[1] — окликнули меня сзади.

Я обернулся. Ко мне приближалась девушка в белом с обнаженными загорелыми руками, такой же шеей и смуглым, тоже от загара, лицом с ямочками на щеках и зеленовато-карими, широко поставленными глазами. Если вам покажется, что этих впечатлений слишком много для одного беглого взгляда, вспомните, что я все-таки детектив и, значит, тренированный наблюдатель. Я не только разглядел ее, но даже успел подумать: Господи, если это Сьюзен и если она змея, мне придется самым серьезным образом заняться герпетологией. (Кажется, эта наука именно так и называется, впрочем, могу справиться в словаре.)

Нас разделяло пять шагов, когда я заговорил.

— Мой есть хороший индеец. Мой есть хороший друг белого мужчины. Только ты не мужчина и не белый. Я смотрел на белку. Меня зовут Ален Грин. Я новый секретарь, которого наняли сегодня. Мне велели осмотреться, что я и стараюсь сделать. Я уже познакомился с вашим мужем.

— С моим мужем вы познакомиться не могли. Я девица по имени Лоис. Вы любите белок?

— Не всех. У меня к ним слишком высокие требования. — При близком рассмотрении выяснилось, что это вовсе не ямочки, а маленькие впадинки на щеках, которые казались глубже, если свет падал с определенной стороны. — Надеюсь, я понятно выражаюсь?

— Подойдите сюда. — Она увлекла меня вправо, положила одну руку на выложенный плиткой каменный барьер, другой показала через улицу. — Видите вон то дерево?

— Без ветки?

— Да. Одним мартовским днем на его верхушке скакала белка. Мне в ту пору было девять лет. Отец подарил на день рождения моему брату ружье. Я его стащила, зарядила и долго стояла на этом самом месте, дожидаясь, пока белка перестанет скакать. Падая, она дважды зацепилась за ветки. Я позвала Уи, своего брата, и показала ему белку, которая, не двигаясь, лежала на земле. Он… Но остальное уже не важно. С теми, в кого я могу влюбиться, я люблю начинать с рассказа о самом дурном поступке в моей жизни. Вы, во всяком случае, заставили меня вспомнить о нем, сказав, что смотрите на белку. Теперь вы знаете обо мне самое худшее, если не считать моим самым дурным поступком мое стихотворение «Реквием грызуну». Оно было напечатано в нашей школьной газете.

— Ну, это куда страшней. Назвать белку пренебрежительным словом «грызун», хотя она и есть грызун.

— Я сама об этом думала. Когда-нибудь я все это проанализирую и пойму. — Она махнула рукой, отодвигая от себя это «когда-нибудь». — Откуда вам пришла в голову мысль стать секретарем?

— Из сна. Это приснилось мне несколько лет назад. Будто я служу секретарем у одного богатого пирата. Однажды его красавица-дочь стояла на краю утеса и стреляла в гофера[2], который бегал по прерии. Она его подстрелила и так расстроилась, что прыгнула вниз с утеса. Я стоял внизу и подхватил ее, так что все кончилось романтически. Вот я и стал секретарем.

Она подняла брови и широко раскрыла глаза.

— Не могу себе представить, как дочь пирата могла очутиться на вершине утеса в прерии. Вам, должно быть, почудилось.

Ни один мужчина не в состоянии прервать такой бессмысленный разговор, как этот. Слава Богу, у нее хватило приличия завести другой. Склонив голову набок, она призналась:

— Вы знаете, мне как-то не по себе. Где-то я вас видела, только не помню где, а я всегда запоминаю людей. Не помните, где это могло быть?

Я знал, что это могло быть все там же. Мои фото не так часто появляются в газетах, как фото президента Египта или даже Ниро Вулфа, последнее было там около года назад, но я знал, что это вполне вероятно. Я улыбнулся (на газетных фотографиях я никогда не улыбался) и покачал головой.

— Я бы этого не забыл. Я забываю только те лица, которые мне ни к чему помнить. Напрашивается единственное объяснение: я вам приснился.

Она рассмеялась:

— Ол райт, теперь мы с вами в расчете. А все-таки жаль, что я забыла. Разумеется, я могла встретить вас в ресторане или театре, но если вы узнаете, что я запомнила вас после такой встречи, вы лопнете от самомнения. Впрочем, здесь из вас и так быстро выпустят воздух. Хоть он мне и папочка, работать на него, судя по всему, не сладко. Не понимаю, как… А, Роджер, привет. Ты знаком с Аденом Грином? Папин новый секретарь. Роджер Фут.

Я обернулся. Брат Треллы бал так же мало на нее похож, как и Уимен Джарелл на своего отца. Это был высокий, широкоплечий и мускулистый мужчина со скуластой физиономией. Я понял, что этот верзила вполне может раздавить мою ладонь, поэтому поспешил изо всех сил сжать его. Получилась ничья.

— Сильный мужчина, — отметил Роджер. — Поздравляю. Небось эта шустрая девчонка уже успела выгнуть перед вами шею. Десять к одному, что она рассказала вам о своей белке.

— Роджер увлекается скачками, — пояснила Лоис. — Он чуть не попал на дерби в Кентукки. Когда-то у него была собственная лошадь, но она вывихнула ногу.

— Дело вовсе не в этом, мой ангел. Я бы все равно мог туда поехать, только вряд ли оттуда вернулся. Ведь твой папаша запретил Вестерн Юнион принимать от меня телеграммы с униженными просьбами. Не говоря уж о телефонных звонках такого же рода. Вы полагаете, что удержитесь здесь? — спросил он у меня.

— Не знаю, мистер Фут. Я в этом доме всего два часа. Что, здесь на самом деле тяжко живется?

— Еще как. Даже если вы не такой бедняк, как я. — Он уставился на свою пустую руку. — Должно быть, я забыл свой стакан в доме. Вы не страдаете от жажды?

— Я страдаю, — заявила Лоис. — А вы, мистер Грин? Ален? Мы обращаемся с секретарями запросто. Пошли.

Я вошел вслед за ними в гостиную и направился к портативному бару, за которым Отис Джарелл смешивал в кувшине мартини. Справа от него стоял мужчина, слева — женщина. Мужчина был жилистый, черноглазый, в добротном темно-сером костюме с расклешенным от талии пиджаком. У женщины, возвышавшейся над ним каланчей, были рыжие волосы (крашеные или натуральные, я не разобрался), молочно-белое лицо и вставная челюсть. Джарелл представил меня, по их имена я узнал потом: миссис и мистер Герман Дитц. Новый секретарь Джарелла их не интересовал. Роджер Фут подошел с другой стороны бара и «сообразил» для Лоис «кровавую Мери», виски с содовой для меня и двойной бурбон без всяких примесей для себя.

Я сделал приличный глоток и огляделся. Уимен, сын и Нора Кент, стенографистка, стояли рядышком у незажженного камина и, судя по их виду, беседовали о деле. Неподалеку от них в огромном мягком кресле развалилась Трелла. Она взирала снизу вверх на мужчину, который пристроился на ручке ее кресла.

— Вы знакомы с моей мачехой? — поинтересовалась Лоис.

Я сказал, что с мачехой знаком, но мужчину не знаю, и она пояснила, что это Корей Брайэм, хотела добавить что-то еще, но передумала. Я удивился, что он здесь — ведь у меня было записано, что он помешал сделке. Правда, гостей приглашала Трелла. А может, это была идея самого Джарелла, который заранее был уверен в том, что заполучит меня в свой дом, вот и решил сразу же свести меня с этим человеком. Издали я не углядел в нем ничего примечательного. Наклонившись над Треллой с хорошо отработанной улыбкой, он казался типичным светским фатом в годах с миллионом долларов в кармане. Такой может сунуть две десятки метрдотелю и будет торговаться с таксистом из-за нескольких центов. Я внимательно разглядывал его, подшивая свои наблюдения к неоконченному делу, когда он поднял голову и повернул ее влево. Я повернул свою в ту же самую сторону.

В комнату вошла змея.

Глава 3

Похоже, было задумано: подождать, пока соберутся все, и только тогда сделать выход. Но могло оказаться, что она не переносит сборищ, даже семейных, поэтому откладывала свое появление до последней минуты, потом же, собравшись с силами, решила войти как можно незаметней. Я приберег свое мнение, поскольку у меня не было никаких предрассудков, точнее, были два, друг друга уравновешивавшие. «Змеиная» теория была привлекательна тем, что от ее подтверждения зависел наш гонорар. С другой стороны, мне не нравился наш клиент, и я бы не возражал, если б он остался с носом. Поэтому я был далек от каких бы то ни было выводов, когда следил за тем, как она приближается к камину, возле которого ее муж беседовал с Норой Кент. В ее походке не было ничего от рептилии. Скорее можно было сказать, что эта невысокого роста хрупкая женщина с небольшим овальным лицом скользит по полу, но уж никак не ползет. Муж поцеловал ее в щеку и направился к бару, очевидно, за тем, чтобы принести ей выпить.

Трелла окликнула меня по имени; «Ален», давая тем самым понять, что она с секретарями запросто. Я подошел к ней и был представлен Корею Брайэму. Она похлопала по свободной ручке кресла, веля мне туда сесть. Я послушался, решив, что тут безопаснее, чем в студии. Брайэм встал и отошел. Она напомнила, что я не ответил на ее вопрос относительно бараньей ноги. Возможно, она просто интересовалась, довольны ли служащие ее мужа питанием, однако ее голос звучал вкрадчиво. Конечно, я знаю о женщинах вовсе не так много, как прикидывается, будто он думает, что я знаю, Вулф, но вкрадчивые нотки расслышать умею.

Оказывая подобающие ей по рангу хозяйки дома и жены моего босса знаки внимания, я искоса наблюдал за одним феноменом. Когда Уимен с бокалом в руке подошел к Сьюзен, возле нее уже стоял Роджер Фут. Туда же направился и Корей Брайэм, а через пару минут возле нее был и Герман Дитц. Итак, четверо из шести мужчин оказались возле Сьюзен, но она, похоже, ни пальцем не повела, ни глазом не моргнула, чтобы собрать их возле себя. Джарелл все стоял возле стойки с рыжеволосой женой Дитца. Лоис с Норой Кент вышли на балкон.

Трелла перехватила мой взгляд.

— Чтобы оценить ее, нужно подойти поближе, — сказала она. — На расстоянии она не смотрится.

— Она? Кто она?

Трелла похлопала меня по руке.

— Ну, ну. Я не возражаю. Я к этому привыкла. Она ведь жена моего пасынка. Пойдите, присоединитесь к беседе.

— Кажется, там и без меня хватает. К тому же мы незнакомы.

— Незнакомы? Это никуда не годится. — Она обернулась и пропела: — Сьюзен! Поди-ка сюда.

Та немедленно повиновалась. Кольцо раздвинулось, чтобы дать ей дорогу.

— Да, Трелла.

— Я хочу представить тебе мистера Грина Алена, который занял место Джима. Он уже знаком со всеми, кроме тебя, и это, по-моему, несправедливо.

Я пожал протянутую руку, теплую и крепкую, которая оставалась в моей не более пятой доли секунды. В самом деле, издалека ее лицо казалось непримечательным. Даже вблизи ни одна из ее черт в отдельности не останавливала на себе внимания — воспринималось это небольшое овальное лицо в целом.

— Добро пожаловать в наш замок, мистер Грин, — сказала она.

Это было произнесено едва слышно, так что могло сложиться впечатление, что она либо робка и застенчива, либо подозрительна и неискренна — все зависело от нашего отношения к ней. У меня не было к Сьюзен никаких чувств, я и не собирался ими проникаться, пока на то не будет достаточных оснований. Могу только сказать, что она не шипела, как кобра, и не гремела, как гремучка. Она бросила взгляд на Треллу, не зная, то ли ей можно идти, то ли следует остаться и поддержать беседу. Наконец, пробормотав какую-то любезность, она отошла.

— Думаю, это у нее в натуре или в крови, — сказала Трелла. — Со стороны, по крайней мере, ничего не заметно. Какой-то особый вид гипноза, но, судя по всему, она им может управлять. Вы ничего не почувствовали?

— Я секретарь, миссис Джарелл, а секретарям не положено чувствовать.

— Как бы не так. Джим Ибер чувствовал. Разумеется, вы еще так мало ее знаете. Хотя, быть может, у вас иммунитет…

Трелла рассказывала мне про книгу о гипнозе, когда вошел Стек и объявил, что обед подан.

Нас было неравное количество — пять женщин и шесть мужчин, поэтому меня посадили между Лоис и Роджером Футом. Кое-что мне показалось не совсем обычным. Например, то, что стенографистка не только ела за одним столом со всеми, но даже сидела рядом с самим Джареллом. Экономка, миссис Лэтем, помогала прислуживать. Я всегда считал, что экономка выше этого, Роджер Фут, который уже успел изрядно налиться спиртным, ел жадно, точно водитель грузовика или же бедняк. Разговоры велись самые разношерстные, в основном между соседями. Баранья нога была приготовлена первоклассно, разумеется, хуже, чем у Фрица, но все-таки здорово. Я заметил, что Трелла нет-нет да и посмотрит в мою сторону. Салат показался мне мокрым. Я небольшой знаток вин, однако сомневаюсь, чтобы поданное вино заслуживало такой похвалы, которой его удостоил Герман Дитц.

Когда мы проходили под мавританской аркой, вернее, под аркой, в которой было что-то мавританское, направляясь в гостиную пить кофе, Трелла спросила, играю ли я в бридж.

— Только не сегодня вечером, — сказал Джарелл, слышавший ее вопрос. — Он мне нужен. Тебе уже хватает партнеров.

— Тогда оставь Нору. Ты ведь знаешь, что Сьюзен не играет.

— Нора мне не нужна. Можешь взять ее себе.

В конце кофе собрались партнеры, и Стек сдвинул столы. Я следил за Сьюзен, скроется ли она в свою нору, но она не собиралась этого делать. Когда мы с Джареллом уходили, она была на балконе.

Он повел меня через приемную, устланную персидским ковром размером в два раза больше моей комнаты. (У меня дома тоже есть персидский ковер, который я приобрел за собственные деньги, — 8 футов 4 дюйма на 32 дюйма.) Мы дважды сворачивали за угол, пока, наконец, не оказались у двери в библиотеку. Достав из кармана связку ключей, Джарелл отцепил один, повернул им в замке и распахнул дверь. Нас озарило вспышкой света, такой неожиданной и яркой, что я зажмурил глаза.

Джарелл рассмеялся.

— Моя выдумка. Видите эти часы? — Он указал на потолок над дверью. — Как только сюда кто-то входит, его тотчас снимают на пленку, а часы засекают время. Но это не все. Сигнал поступает по внутренней системе в «Агентство охраны Хорланда», всего в трех кварталах отсюда. Их человек сразу же увидел нас, когда мы вошли. На моем столе установлен выключатель, и, входя сюда, мы отключаем систему. Нора или я. То же самое и сделал у входа в квартиру, заднего и переднего. Кстати, я дам вам ключи. С такой системой от них все равно никакого толку. Я даже думаю, что Джим Ибер сделал себе дубликаты. Черт с ним. Ну, что скажете?

— Очень ловко. Дорого, но ловко. Кстати, если у «Хорланда» видели, как я входил сюда, меня могли узнать. Они почти все меня знают. Это имеет значение?

— Не думаю. — Он включил свет и прошел к своему столу. — Я им позвоню. Черт побери, мне следовало войти первым и отключить систему. Садитесь. Хотите сигару?

Как раз сигара, которую он курил в гостиной после обеда, призвала меня к осмотрительности. Сам я сигар не курю, но тем не менее признаю, что самый лучший аромат исходит от кончика первосортной «гаваны». Когда передо мной очутилась коробка, я увидел, что это были «портанагос». Но мне не нравился душок от сигары Джарелла, и я по мере возможности старался его не вдыхать. Это был плохой признак. Если вам становится противен запах «портанагос» только из-за того, что их курит ваш клиент, берегитесь, как бы у вас не создалось о нем предвзятого мнения. Это неэтично.

Он откинулся на спинку, выпустил изо рта облако дыма и поинтересовался:

— Ну, каковы ваши впечатления?

Я принял задумчивый вид.

— Их немного. С ней я перекинулся всего несколькими словами. Что касается вашего указания заставлять других говорить о ней, то у меня для этого не было возможностей. И не будет, пока они играют в карты. Мне кажется, хорошо было бы взяться за Корея Брайэма.

Он кивнул.

— Вы заметили, что произошло перед обедом?

— Разумеется. А также следует взяться за Фута с Дитцем, не говоря уже о вашем сыне. Ваша жена считает, что она их гипнотизирует.

— Вы не можете знать того, что считает моя жена. Ее слова отнюдь не совпадают с ее мыслями. Значит, вы беседовали о ней с моей женой?

— Мимоходом. Не знаю, представится ли мне возможность поговорить о ней подробно с кем-нибудь из ваших домашних. Как ваш секретарь, я должен буду целыми днями сидеть здесь с вами и мисс Кент, а они тем временем будут играть в бридж.

— Верно подмечено. — Он стряхнул пепел с сигары в пепельницу. — Завтра вам не придется здесь сидеть. Утром я улетаю в Толедо, когда вернусь — не знаю. Без меня моему секретарю практически не черта делать. Нора в курсе всех моих дел, я предупрежу ее, чтоб она вас не трогала до моего возвращения. Я уже говорил вам, что все эти подлецы, в том числе и моя дочь, знают о моей невестке то, чего не знаю я. И Нора тоже. — Он сверлил меня взглядом. — Все зависит от вас. Даже моя жена может сообщить вам что-нибудь полезное. Вы танцуете?

— Да.

— Лоис любит потанцевать, но она разборчива в партнерах. Поведите ее вечером куда-нибудь. Роджер еще не клянчил у вас взаймы?

— Нет. Мне не доводилось еще быть с ним наедине.

— Для него это вовсе не обязательно. Когда попросит, дайте ему полста или сотню. Пусть у него создастся впечатление, что вы со мной на дружеской ноге. Купите моей жене цветы, только не дорогие, а то она поймет, что вам за это платят. Трелла любит, когда мужчины ей что-нибудь дарят. Можете пригласить ее на ленч к «Рустерману», только не забудьте выложить крупные чаевые. Она воспринимает это на свой счет.

Мне захотелось отодвинуться, чтоб быть подальше от дыма его сигары, но я запретил себе это делать.

— В личном плане у меня нет возражений против такой программы, — сказал я. — Но в профессиональном есть. Она слишком уж насыщена для секретаря. Они не полоумки.

— Чихал я на них. Пусть думают, что им заблагорассудится. Дом мой и деньги мои, так что проглотят все, что угодно. Вот только моя невестка… Она вертит моим сыном, как хочет, отдаляет его от меня, суется в мои дела. У меня есть к вам предложение. В тот день, когда она вылетает из моего дома, одна, без моего сына, вы получаете десять тысяч долларов наличными, это сверх гонорара Ниро Вулфу. В тот день, когда состоится развод, вы получите пятьдесят тысяч долларов. Лично вы. И это помимо тех расходов, в которые вам все обойдется, помимо гонорара Вулфу и всех его расходов.

Я уже говорил, что ни один мужчина не способен так круто переменить тему разговора, как это умеет женщина, однако придется признать, что Джарелл этой способностью обладал. Еще признаюсь вам в том, что почувствовал себя польщенным. Ясное дело, к Вулфу он обратился лишь за тем, чтобы заполучить меня, затащить к себе в библиотеку и предложить шестьдесят тысяч за то, чтоб я сфабриковал обвинение против его невестки, которая, возможно, вовсе и не змея. Если она в самом деле змея, его стремление избавиться от нее было бы вполне обоснованным, и он мог бы предоставить заниматься этим Вулфу, а мне дать возможность заработать свое обычное жалованье.

Разумеется, все это было очень легко.

— Заманчиво звучит, — кивнул я. — Только есть во всем этом одно «но». Я работаю на Ниро Вулфа. И платит мне он.

— Вы так и будете продолжать на него работать. Я всего лишь хочу, чтобы вы сделали то, ради чего я его нанял. Он свой гонорар получит.

Мой интеллект был оскорблен. Ему не следовало выражаться столь откровенно. Мне захотелось расправить плечи, задрать подбородок и сказать ему, чтоб забирал свое золото и убирался ко всем чертям. Это был самый простой выход, однако кое-что мешало мне это сделать. Во-первых, вполне возможно, она и в самом деле змея, так что никаких обвинений фабриковать не потребуется. Во-вторых, если она не змея, а он задумал ее оклеветать, ей следует знать об этом, в-третьих, он все еще считается клиентом Вулфа. В сейфе у Вулфа лежит его аванс в десять тысяч долларов, и не мне ими распоряжаться. И коль мы их берем, я должен сполна удовлетворить свое любопытство.

Я притворился, будто мне неловко.

— По-моему, мне следует доложить о вашем предложении мистеру Вулфу. Чтоб обезопасить себя.

— От чего?

— Ну… хотя бы на случай того, что вы проговоритесь во сне.

Он расхохотался.

— Вы мне нравитесь, Гудвин. Я знал, что мы поладим. Вы знаете свое дело, я знаю свое. Сколько вам потребуется на расходы? Пять тысяч? Десять?

— Ничего не требуется. Подсчитаем после. Итак, мистер Джарелл, ваше предложение я не принимаю. Если бы я и был склонен его принять, я сказал бы вам об этом в таком месте, где нас наверняка не подслушивают. Не исключено, что нас могли слышать у «Хорланда».

— А вы, однако, осторожны.

— Просто я не хочу, чтобы мне намылили шею. Итак, вы хотите, чтоб я действовал согласно вашей программе?

— Разумеется. Мне кажется, Гудвин, мы друг друга поймем. И не забывайте о следующем: я, не задумываясь, оставлю миллион долларов наличными за то, чтоб навсегда избавиться от этой женщины. Больше того — посчитаю это выгодной сделкой. Но это вовсе не значит, что меня можно обвести вокруг пальца. Я плачу за то, что у меня в руках. Если вы с кем-то вступаете в соглашение, я должен быть поставлен в известность, с кем, с какой целью и сколько это стоит.

— Вас поставят в известность. Еще какие-нибудь предложения?

Их больше не было, существенных, по крайней мере. Даже после весьма недвусмысленного предложения сфабриковать обвинение он все еще считал или притворялся, будто считает, что я могу кое-что узнать, обрабатывая его домочадцев. Я удивился, что он больше не коснулся моего замечания о том, что мне придется доложить Вулфу о нашем разговоре. Определенно, он считал мое согласие работать одновременно на двух хозяев само собой разумеющимся, если при этом хорошо платят. Он был убежден, что мы друг друга поняли, но я в этом убежден не был. Я ни в чем не был убежден. Прежде, чем отпустить меня, Джарелл дал мне два ключа, один от входной двери, другой от библиотеки. Он сказал, что ему нужно позвонить, а я сказал, что хочу прогуляться. Он заметил, что я могу воспользоваться либо этим телефоном, либо тем, который у меня в комнате. Я же пояснил ему, что всегда гуляю перед сном. Может быть, теперь мы наконец поняли друг друга.

Я прошел в передний вестибюль, спустился в лифте вниз, кивнул привратнику в холле (это был уже другой), зашагал в сторону Мэдисон и, отыскав телефонную будку, набрал нужный номер.

— Резиденция Ниро Вулфа. У телефона Орвил Кэтер, — раздалось в моем ухе.

Я оторопел. Понадобилась целая секунда, чтоб я мог прийти в себя.

— Это из городского морга, — загнусавил я. — К нам поступил труп молодого человека с классическим греческим профилем. Он прыгнул с Бруклинского моста. Согласно документам, обнаруженным у него в бумажнике, его фамилия Арчи Гудвин, и он проживает…

— Швырните его назад в реку, — распорядился Орри. — Какой прок от него мертвого? От живого-то особого не было.

— Ладно же, — сказал я, но уже не в нос. — По крайней мере, мне теперь все про тебя известно. Могу я удостоиться чести поговорить с мистером Вулфом?

— Сейчас узнаем. Он читает книгу. Подожди у телефона.

Через минуту в трубке буркнуло.

— Да.

— Я вышел пройтись и нахожусь в телефонной будке. Докладываю: кровать удобная, питание сносное. Я перезнакомился со всем семейством и симпатий ни к кому не испытываю, за исключением дочери Лоис. Она как-то застрелила белку и написала об этом стихотворение. Рад, что вы прибегли к услугам Орри. Можете с сегодняшнего дня приостановить мне выплату жалованья. Джарелл посулил шестьдесят тысяч, помимо расходов, лично мне, если я соберу улики против невестки, чтоб выдворить ее из дома. Мне кажется, вся идея состоит в том, что эти улики должны быть сфабрикованы, однако само это слово не произносилось. На это у меня уйдет двенадцать недель, получается по пять тысяч в неделю, так что жалованье мне ни к чему. Гонорар я получу наличными, налогов платить не придется. А потом скорей всего женюсь на Лоис. Между прочим, вы тоже получите свое вознаграждение.

— И сколько во всем этом трепа?

— Только не факты. Все факты верны. Их я и докладываю.

— Либо он дурачок, либо мошенник, а может, и то, и другое.

— Может, но вовсе не обязательно. Он сказал, что отвалит миллион, чтоб от нее избавиться. Похоже, это у него идея фикс. Позволю себе усомниться в данной ему вами характеристике, поскольку он ваш клиент.

— И твой тоже.

— Нет, сэр. Я его предложение не принял. Даже отказался от аванса на расходы. Повернул его от ворот, правда, в весьма неопределенной манере. Он считает, что я осторожничаю. Очевидно, он думает, что я собираюсь поставить садок, куда она попадется живьем, я же оставляю за собой право думать иначе. Я думаю, она уже это усекла. Дело в том, что она притягивает к себе мужчин без каких бы то ни было видимых усилий с ее стороны, и это настораживает. Может, она не змея, а ангел, но ангел может оказаться опасней змеи, что, скорей, правило, чем исключение. Одно из двух: либо я копаю под нее, либо вы возвращаете десять тысяч и умываете руки. Ну и как?

— Мистер Джарелл считает меня ослом.

— А меня дегенератом. Наша гордость уязвлена. Так или иначе, он должен за это заплатить. Я буду держать вас в курсе всех событий, если таковые будут иметь место.

— Очень хорошо.

— Пожалуйста, напомните Орри, что нижний ящик моего стола принадлежит мне лично и там нет ничего такого, что могло бы ему пригодиться.

Он пообещал, что напомнит, и, прежде чем повесить трубку, даже пожелал мне спокойной ночи. Я купил в киоске художественную открытку с маркой и надписал на ней Фрицу: «Прекрасно провожу время. Жаль, что со мной нет тебя, Арчи». Сунул открытку в почтовый ящик и вернулся в казармы.

Поднявшись на лифте в вестибюль десятого этажа, я решил открыть дверь своим ключом. Вспышки не было, и я понял, что систему еще не включили на ночь. Очутившись в прихожей, я подумал было, что эта система не так уж и надежна, как считает Джарелл, но тут увидел Стека, выросшего словно из-под земли.

— Мистер Джарелл дал мне ключ, — пояснил я.

— Да, сэр.

— Он дома?

— По-моему, он в библиотеке, сэр.

— В карты еще играют?

— Да, сэр.

— Если вы не заняты, от всего сердца приглашаю вас к себе в комнату перекинуться в картишки. В кункен.

Он вытаращил на меня глаза.

— Благодарю вас, сэр, только я нахожусь на службе.

— Тогда как-нибудь в другой раз. Миссис Уимен Джарелл еще на балконе?

— По-моему, нет. Я думаю, она в студии.

— Это на нашем этаже?

— Да, сэр. По главному коридору, потом направо. Там, где вы разговаривали днем с миссис Джарелл.

Черт побери, откуда ему об этом известно? И подобает ли слуге посвящать меня в то что ему об этом известно? Мне кажется, не подобает. Я подозревал, что мое приглашение сыграть у меня в комнате в кункен если не целиком разрушило звуковой барьер между нами, то, по крайней мере, сделало в нем внушительную вмятину.

Дверь студии была открыта, и из нее доносились голоса. Переступив порог, я очутился в полумраке. Свет падал лишь из коридора и от телеэкрана, на котором я увидел конферансье и всю ораву программы «Выше ноги». Их голоса я и слышал из коридора. Приглядевшись, я разглядел в кресле смутный силуэт Сьюзен.

— Не возражаете, если я к вам присоединюсь? — спросил я.

— Нет, конечно, — едва слышно ответила она.

Я сел в кресло слева от нее.

Признаюсь, в тот вечер я не обнаружил никакого внимания на телеэкран, потому что чувствовал рядом Сьюзен и приготовился испытывать на себе ее зловещее или же, наоборот, ангельское влияние. Но я ничего не испытывал. Только чувствовал слабый запах духов, напоминавший мне запах от Лили Роуэн, хотя это были и не те духи.

Когда началась коммерческая программа, Сьюзен потянулась к креслу справа, на котором лежал пульт дистанционного управления, и звук и изображение исчезли. Стало еще темней. Белый овал лица повернулся в мою сторону.

— Что бы вы хотели посмотреть, мистер Грин?

— Мне безразлично. Мистер Джарелл меня отпустил, остальные играют в карты, Я услышал, что здесь работает телевизор, вот и забрел на огонек. Что вы, то и я.

— А я просто убиваю время. В десять тридцать ничего интересного не бывает.

— Тогда оставим его в покое. Не возражаете, если я включу свет?

— Не возражаю.

Я включил свет и вернулся на прежнее место. Теперь я видел выражение ее лица. Мне показалось, что она силится выдавить улыбку, но это у нее плохо получалось.

— Если я вам мешаю…

— Вовсе нет. — Это было сказано едва слышно и как-то не то застенчиво, не то вкрадчиво. У меня создалось впечатление, будто она что-то недосказывает. Причем очень важное. — Поскольку вы здесь поселились, хорошо было бы познакомиться с вами поближе. Мне интересно, что вы собой представляете как человек. Думаю, вы бы могли рассказать мне кое-что о себе.

— Сомневаюсь. Мне самому интересно знать, что я собой представляю, но я по сей день этого не выяснил.

На ее лице забрезжила слабая улыбка.

— Ага, вы, я вижу, остроумны. Пойдем дальше. В церковь ходите?

— Нет. А разве это обязательно?

— Не знаю, как для вас, я вас еще не раскусила. Я сама туда нечасто хожу. Да, я заметила, вы не ели за обедом салат. Вы не любите салат?

— Люблю.

— Ко всему прочему, вы еще и чистосердечны. Вам не понравился наш салат. Я все собираюсь поговорить по поводу его приготовления с мачехой моего мужа, но никак не решусь. По-моему, я делаю успехи: вы остроумны, чистосердечны. Кстати, мне тоже очень бы хотелось блистать остроумием. Вы не могли бы меня этому обучить?

— Позвольте, но в вашем вопросе заключаются три теоремы, требующие доказательства: первая — я остроумен, вторая — вы нет, и третья — вы могли бы у меня научиться. Это для меня слишком сложно. Не могли бы задать что-нибудь полегче?

— Виновата. Я как-то сразу не сообразила… — Она бросила взгляд на свои наручные часы. — О! Совсем забыла! — Она вскочила с кресла и теперь смотрела на меня сверху вниз. — Я должна позвонить одному человеку. Прошу прощения, если я вам надоела, мистер Грин. В следующий раз вопросы мне будете задавать вы.

Она скользнула к двери и вышла.

Я опишу вам в точности все, как было. Я не осознал, что тоже вскочил со своего места, до тех самых пор, пока не очутился на полпути к двери. Тут я остановился и поклялся сам себе, что не сойти мне с этого самого места, если у меня не было ощущения, будто она потащила меня за собой на цепочке. Обернувшись на кресло, в котором я только что сидел, я понял, что прошел добрых десять футов, прежде чем осознал, что делаю.

Я остановился на пороге и задумался. В эту комнату я вошел с намерением хоть что-нибудь о ней узнать, а кончилось все тем, что я автоматически вскочил с места и бросился за ней, словно какая-то болонка. Но самое страшное заключалось в том, что я не мог объяснить, почему я так сделал. Не скрою, я с удовольствием поддаюсь женским чарам и наслаждаюсь всем тем, что за сим следует, но я должен понимать, что со мной происходит. Я не желаю, чтобы меня дергали за ниточку, которой я не вижу. К этой же особе, помимо всего прочего, у меня был еще и чисто профессиональный интерес.

Мне вдруг захотелось пойти в библиотеку и сказать Джареллу, что он абсолютно прав и она на самом деле змея. Еще сильней захотелось отыскать ее и сказать… Не знаю что. А еще меня прямо-таки подмывало собрать свои манатки, смотаться домой и предупредить Вулфа, что мы выслеживаем ведьму и нам потребуется кол, к которому ее нужно привязать, чтоб сжечь. Но вместо этого я отыскал лестницу и отправился спать.

Глава 4

За сорок восемь часов моего пребывания в доме Джарелла много чего случилось, а я все топтался там же, откуда начал.

Во вторник я пригласил Треллу на ленч к «Рустерману». Предприятие, надо сказать, немного рискованное, поскольку там меня хорошо знают, но я предупредил по телефону Феликса, что расследую одно дело под вымышленной фамилией, и попросил его передать всем остальным, что они меня не знают. Однако, как только мы переступили порог ресторана, я пожалел о том, что пригласил ее именно сюда. Естественно, все, начиная от швейцара и кончая самим Феликсом, знали к тому же и миссис Джарелл, поэтому я не могу вменить им в вину любопытство. Тем не менее все прошло очень хорошо, за исключением того момента, когда Бруно принес счет и положил рядом карандаш. Официант кладет карандаш лишь в том случае, когда он уверен, что ваш кредит в порядке. Я умышленно оставил этот факт без внимания, надеясь, что Трелла ничего не заметила, и, когда Бруно принес сдачу с двадцати долларов, жестом дал ему понять, что он может оставить ее себе.

Во время ленча она сказала одну вещь, которую, как мне показалось, стоило приобщить к делу, Я заметил, что мне, очевидно, следует извиниться за свой опрометчивый вывод, касающийся наблюдения, будто Джарелл недолюбливает свою невестку, на что она ответила: извиняйтесь сколько угодно, но только не потому, что он опрометчив, а потому что ошибочен. Трелла пояснила, что ее муж не недолюбливает Сьюзен, а испытывает к ней слишком жаркие чувства. Ладно, сказал я, в таком случае приношу извинения за то, что перепутал. Но что это за чувства?

— Ради Бога, перестаньте разыгрывать из себя невинность! Вы только вчера стали его секретарем, а уже провели все утро на балконе с Лоис и пригласили меня к «Рустерману». Ничего себе — секретарь.

— Но ведь его нет. Мне было ведено убивать время.

— Когда он вернется, обо всех делах ему доложит Нора, о чем вам прекрасно известно. Я не дурочка, Ален, в самом деле не дурочка. Я была бы очень сообразительна, если бы не моя жуткая лень. Возможно, вы лучше осведомлены о делах моего мужа, чем я. Ладно. Так вот, представьте себе, она его высекла.

— Что касается моей невинности, то я, как секретарь, обязан ее разыгрывать. Что же касается моей осведомленности относительно дел вашего мужа, то я и не знал, что Сьюзен его высекла. Вы присутствовали при этом?

— При этом никто не присутствовал. Только не подумайте, будто она высекла его самым обыкновенным образом — она этого делать не станет. Не знаю, как уж она это сделала, быть может, одним взглядом. Она может своим взглядом либо испепелить, либо вселить надежду. А я и не подозревала, что женщина в состоянии испепелить его взглядом — я думала, для этого нужна раскаленная кочерга. Правда, это до того, как я узнала Сьюзен. Она уже успела околдовать вас?

— Нет. — Я и сам не знал, лгу или говорю правду. — Я не уверен, что правильно вас понял. Если мне надлежит понимать вас в буквальном смысле, то я достаточно невинен для того, чтоб быть шокированным. Сьюзен ведь жена его сына.