Догерти наклонился и прошептал Дрисколу:

— Не понимаю, о чем они, к дьяволу, дискутируют, но этот хитрый малый сейчас выглядит так, будто только что получил хороший боковой в челюсть и повис на канатах.

Но у молодого мистера Бранта было в запасе еще одно оружие. Он попросил, чтобы его возражение было занесено в протокол, и потом повернулся к свидетелю:

— Мистер Шерман, где вы были вечером одиннадцатого декабря прошлого года?

— В квартире Пьера Дюмэна, хироманта.

— Где находится его квартира?

— На Западной Двадцать первой улице.

— Какой номер дома?

— Не знаю.

— Кто там был вместе с вами?

— Подсудимый, Ноултон, и еще четверо или пятеро человек.

— Назовите имена.

— Том Догерти, Пьер Дюмэн, Боб Дрискол, Сэм Бут и Гарри Дженнингс.

— Что вы там делали?

Свидетель на мгновение замялся, перед тем как ответить:

— Там была драка. Понимаете…

— Нет, отвечайте на мой вопрос, — прервал его прокурор. — Вы сами дрались?

— Нет, сэр.

— А кто?

— Ноултон с Дрисколом. Ноултон его победил.

— А потом?

— Потом дрались Ноултон и Догерти. Их бой продолжался десять или пятнадцать минут и…

— А теперь подробно расскажите суду и присяжным, как все происходило.

— Ну, Ноултон боксировал лучше Догерти и прижал его к стенке, когда вдруг кто-то бросил в Ноултона бронзовой статуэткой или чем-то в этом роде. Он упал как подкошенный.

— И что тогда сделали вы?

— Я подошел к двери, у которой лежал Ноултон, и все остальные тоже. Встав рядом с ним, я увидел торчащий у него из кармана бумажник, а я знал, что они…

— Вы имеете в виду карман Ноултона?

— Да. Я боялся, что кто-нибудь стащит бумажник, поэтому наклонился, когда меня никто не видел, вынул его — он уже почти выпал — и положил его себе в карман, думая сохранить его для Ноултона. Дюмэн послал кого-то…

Мистер Брант его прервал:

— Не беспокойтесь об остальных. Что делали вы?

— Я дождался прихода врача и, когда он сказал, что рана Ноултона неопасная, пошел домой. Я думал, что Ноултон останется у Дюмэна на ночь. Придя домой, я достал бумажник Ноултона…

— Почему вы не вернули его до того, как ушли из квартиры Дюмэна?

— Потому что Ноултон был в полубессознательном состоянии. Он не мог разговаривать. А на следующий день я подумал, что…

— Вы в этом уверены?

— Да, — ответил свидетель после секундного замешательства. — Это было на следующий день. Я вытащил бумажник из ящика стола, куда положил его накануне, и решил отнести его Ноултону домой, но, перед тем как положить в карман, заглянул в него, больше из любопытства, и чуть не упал, когда увидел, что он полон фальшивых…

Адвокат Сигал вскочил на ноги:

— Я протестую на основании того, что свидетель не эксперт.

— Протест принимается, — кивнул судья.

— Возражаю, — вскинулся мистер Брант.

Судья повернулся к свидетелю:

— Вернитесь к изложению ваших собственных действий.

— Вы вернули бумажник Ноултону? — спросил прокурор.

Шерман ответил:

— Нет, сэр.

— Что вы с ним сделали?

— Некоторое время держал у себя, а потом отнес детективу Баррету, в сыскную службу.

Прокурор вытащил что-то из стоявшего перед ним на столе кожаного портфеля, показал свидетелю и спросил:

— Вы это узнаете?

— Да, — ответил Шерман. — Это бумажник, о котором я только что говорил.

— Тот самый, который вы достали из кармана Ноултона?

— Да, сэр.

— Осмотрите его содержимое. Оно то же, что вы видели в первый раз?

Последовала пауза, во время которой свидетель осматривал содержимое всех отделений бумажника.

Потом он ответил:

— Да, сэр.

— Все то же самое?

— Да, сэр.

Мистер Брант шагнул вперед, взял бумажник у Шермана и протянул его секретарю суда.

— Ваша честь, — сказал он, — прошу приобщить этот бумажник к делу, вместе со всем его содержимым. Я попрошу эксперта подтвердить, что эти деньги — фальшивые.

Этот удар по защите, хотя его и ждали, был очень сильным. Странные Рыцари мрачно посмотрели друг на друга, но, одолеваемые тяжелыми предчувствиями, ничего не сказали.

Лиля едва дышала от волнения, а миссис Берри успокаивающе гладила ее по руке. Обвиняемый что-то взволнованно шептал своему адвокату, который слушал его с большим интересом, временами удовлетворенно кивая. Результат этих переговоров даст себя знать позже.

Прокурор задал свидетелю еще несколько вопросов, большей частью несущественных, а затем начался перекрестный допрос.

Адвокат Сигал поднялся на ноги. Вид у него был не очень внушительный, но, подойдя к Шерману, он смерил его таким суровым и наводящим ужас взглядом, что свидетель непроизвольно съежился.

Тон его голоса был не менее суровым:

— Как долго вы хранили этот бумажник до того, как отнести его детективу Баррету?

Шерман сдавленным голосом ответил:

— Два месяца.

— Почему?

Но мистер Брант заявил протест, который был принят.

Сигал продолжал:

— Вы говорите, что кто-то бросил в Ноултона «бронзовой статуэткой или чем-то в этом роде». Кто был тот человек, который нанес этот удар?

Свидетель ничего не ответил.

— Кто был тот человек? — повторил вопрос адвокат.

— Это был я, — заикаясь, ответил Шерман.

— Понятно. Вы участвовали в поединке с ним?

— Нет.

Адвокат с большой скоростью сыпал вопросами, не давая свидетелю времени для обдумывания ответов.

Шерман нервно вцепился в рукоятку кресла.

— Вы стояли рядом с Ноултоном, когда бросили в него бронзовую статуэтку?

— Нет, сэр.

— На другой стороне комнаты, не так ли?

— Да, сэр.

— И как только он упал, Дюмэн и Догерти подбежали к нему и наклонились над ним, не так ли?

— Да, сэр.

— А Дженнингс остановил вас, когда вы хотели покинуть комнату, не правда ли?

— Да, сэр.

Вопросы сыпались как из пулемета.

— И он оттолкнул вас обратно в угол?

— Да, сэр.

— А потом вы подошли к Ноултону, чтобы вместе с остальными ему помочь?

— Да, сэр.

— Вы стояли один в противоположном углу?

— Да, сэр.

— А когда вы увидели бумажник, он был в кармане пальто или брюк?

— Пальто.

— В каком кармане?

— Внут… — начал было Шерман, потом, вдруг поняв, что он говорит, остановился с ужасом в глазах.

Он попался. Стало ясно: его первоначальная версия о том, что бумажник он вынул из кармана лежавшего на полу Ноултона, могла родиться только в тайниках его полного коварства сознания.

Несомненно, он планировал сделать свои показания более убедительными, сказав, что бумажник был на самом деле взят у обвиняемого, и теперь опасался, что будет трудно доказать, что пальто принадлежало Ноултону. Теперь он и правда попался.

Сигал не ослаблял напора. Он забрасывал свидетеля вопросами, Шерман весь дрожал, его лицо краснело от бессильного гнева. Наконец он признал, что его первоначальная версия не соответствует действительности. Сигал только этого и хотел; он с торжествующей улыбкой сел, его лоб был покрыт каплями пота.

Когда пришла очередь прокурора задавать вопросы, мистер Брант сделал отчаянную попытку вытащить своего тонущего свидетеля, но напрасно. Шерман безнадежно стушевался, его слова только портили дело, а не улучшали, и в конце концов он вообще отказался отвечать на вопросы. Суд отпустил его, сделав выговор, и, по знаку мистера Бранта, он сел на переднюю скамью.

На некоторое время слушание дела остановилось, так как прокурор и детектив Баррет стали советоваться между собой, а Ноултон оживленно перешептывался со своим адвокатом. Лица Странных Рыцарей светились от радости.

— Что я вам говорил? — вполголоса сказал Догерти Дрисколу. — Разве он не хитрюга?

В этот момент прокурор повернулся лицом к залу:

— Мисс Уильямс, пожалуйста, подойдите сюда.

Наступила тишина. Никто не двигался. Ноултон не отрываясь смотрел в стол перед собой. Трое Странных Рыцарей смотрели на Догерти и Дюмэна.

Мистер Брант, боевой дух которого ничуть не ослабел после дискредитации свидетельских показаний Шермана, устремил взор прямо на Лилю, которая продолжала сидеть на скамье, и грозно спросил:

— Вы отказываетесь давать показания?

Лиля встала и посмотрела на него.

— Вы имеете в виду меня? — поинтересовалась она.

— Да. Я назвал ваше имя. Подойдите сюда.

Лиля не двинулась с места.

— Прошу прощения, но вы не называли моего имени.

— Разве вы не мисс Уильямс? — раздраженно спросил мистер Брант.

Лиля отчетливо произнесла:

— Нет.

Прокурор уставился на нее с недоумением. Дрискол, Бут и Дженнингс удивленно переглядывались, а Догерти и Дюмэн понимающе улыбались. Ноултон не шелохнулся.

Шерман вскочил со своего места, подбежал к прокурору Бранту и взволнованно зашептал:

— Это она, точно. Они что-то хитрят. Вызовите ее.

Перед судом она не сможет лгать.

Но мистер Брант отослал его и, после секундного колебания, обратился к Лиле:

— Тогда как же вас зовут?

Лиля бросила мимолетный взгляд на обвиняемого, который повернулся, чтобы ее увидеть, затем посмотрела прямо на прокурора. Ее ответ был тихим, но отчетливым:

— Миссис Джон Ноултон.

После этого она села и закрыла лицо руками. Все в оцепенении уставились на нее — с удивлением или восторгом. Адвокат Сигал встал и обратился к судье:

— Ваша честь, эта женщина — жена обвиняемого и, следовательно, не может быть допрошена как свидетельница со стороны обвинения. Ваша честь видит, что она в подавленном состоянии. Не могу ли я попросить, чтобы было дано распоряжение не задавать ей больше вопросов в суде?

Но мистер Брант гневно повернулся к нему:

— Ваши доказательства! Представьте доказательства!

— Конечно, — сказал его оппонент, доставая из папки бумагу. — Я предполагал, что вы их потребуете, а вот деликатности от вас, сэр, не ждал. — Он протянул бумагу судье. — Это брачное свидетельство, ваша честь.

В помещении установилась напряженная тишина, а судья, надев очки, изучал большой испещренный печатями документ. Он посмотрел на дату и подписи, испытующе взглянул на адвоката Сигала, потом повернулся к Лиле и попросил ее выйти к свидетельской стойке.

— Я возражаю, ваша честь… — начал было адвокат Сигал, но судья жестом его остановил.

Лиля села на место для свидетеля. Секретарь суда взял с нее клятву. Судья повернулся к ней:

— Вы ли — упомянутая в этом документе Лиля Уильямс?

Лиля бросила мимолетный взгляд на брачное свидетельство и промолвила:

— Да, сэр.

— Вы являетесь женой обвиняемого, Джона Ноултона?

— Да, сэр.

— Вы готовы давать свидетельские показания во время этого слушания?

— Да, сэр.

— Прекрасно, — кивнул судья. — Вы можете идти.

Когда Лиля благодарно на него взглянула и отправилась на свое место, он протянул свидетельство адвокату Сигалу и повернулся, чтобы спокойным судейским голосом объявить прокурору:

— Вызовите вашего следующего свидетеля, мистер Брант.

Но с этого момента слушание превратилось в фарс — насмешку над обвинением. Из двух его главных свидетелей один был дискредитирован, а второй не мог быть подвергнут допросу, и прокурор Брант смущенно признался, что у него нет других свидетелей.

Он попросил Шермана выйти к свидетельской стойке и рассказать о передвижениях Лили, за которыми он наблюдал в тот вечер, когда был арестован Ноултон, но Шерман мало что смог сказать, и по лицам присяжных было легко догадаться, что даже этим его словам они не очень-то поверили.

Мистер Брант также вызвал эксперта, который подтвердил, что купюры из представленного обвинением бумажника фальшивые. После этого прокурор сел на свое место.

У защиты свидетелей не было.

После этого были произнесены заключительные речи.

Молодой мистер Брант заикался и запинался с четверть часа и, учитывая недостаток имеющегося в его распоряжении материала, проявил похвальную целеустремленность, но его выступление осталось в тени речи адвоката Сигала, которая достойна того, чтобы быть приведенной полностью:

— Если позволит ваша честь, господин председатель, и господа присяжные: не имея никакого намерения быть легкомысленным, я только могу заявить, что, после того как я рассмотрел представленные доказательства и после того как убедился, что доказательств, заслуживающих, чтобы о них говорили, нет, мне нечего сказать.

Через пять минут, не покидая отведенного для них места, присяжные вынесли вердикт «не виновен», и Джон Ноултон стал свободным человеком.

Лиля первой к нему подбежала, но и Странные Рыцари не намного отстали, и Джон Ноултон оказался в центре группы взволнованных, смеющихся лиц, полных доброжелательности и дружбы, а одно из них светилось любовью.

Левой рукой он обнимал за плечи Лилю, а правой по очереди пожимал руки Странных Рыцарей, но его губы хранили молчание. В этот момент и перед всеми этими людьми он просто не мог решиться заговорить.

— Я была так напугана, — повторяла Лиля. — О, я была так напугана!

— Ба! — воскликнул Дюмэн. — Отшего бы это, мадам?

Щеки Лили сильно покраснели, и Дрискол, увидев это, озорно заметил:

— Да, миссис Ноултон, это звучит отнюдь не как похвала нам.

— О! — беспомощно выдохнула Лиля, а ее щеки сделались пунцовыми.

— А где старина Сигал? — спросил Догерти. — Я хочу пригласить его на наш ужин сегодня вечером. Где он…

Что это? Смотрите!

Он взволнованно указал на происходящее по другую сторону зала. Все повернулись и увидели, что Билли Шерман выходит из зала суда в сопровождении двух полицейских.

— Возможно, это его друзья, — предположил Бут.

— Не-ет, — протянул Дрискол, — похоже, тут дело в маленьком проколе в его свидетельских показаниях.

Вроде это называется нарушением клятвы говорить в суде только правду.

В это время к ним приблизился Сигал.

— Давайте расходиться, — весело сказал он, — они собираются очистить помещение. И я полагаю, вы будете рады уйти в полном составе. А между прочим, видели нашего друга Шермана? Похоже, у него самого маленькие неприятности. Его только что арестовали.

— За что бы это? — спросил Бут. — Нарушение клятвы? Они времени зря не теряют.

— Нет. Дело в другом. Это старые делишки. Ребята, которые нацепили на него браслеты, не из охраны суда.

Не слышал точно, что они сказали, но, если судить по выражению лица Шермана, я бы не удивился, если бы это было обвинение в убийстве. Удачно мы его прихватили, а?

Они вышли из зала суда и столпились в коридоре.

— Ладно, забудем о нем, — махнул рукой Дрискол. — Он бы все равно рано или поздно свое получил. Давайте, пошли отсюда.

Они спустились по лестнице и вышли на улицу, гомоня и смеясь, все еще возбужденные и не отошедшие от напряженной и беспокойной атмосферы в зале суда.

У тротуара стояли три больших серых лимузина. Догерти вышел вперед и тоном главнокомандующего перед войсками возвестил:

— А теперь мы должны разделиться.

Он указал на первый из лимузинов:

— Дюмэн, сядешь в эту машину вместе с Ноултоном и поедешь к нему домой. Он там найдет все необходимое. Не беспокойтесь, миссис Ноултон, это займет час или два. Дрискол, ты вместе с миссис Ноултон поедешь на Сто четвертую улицу и заберешь ее чемоданы и все вещи. Остальные поедут со мной. И помните: в шесть часов у Дюмэна. Не позже. Ну, в путь, ребята!

— Но что… — начал было Ноултон.

— Слушай сюда, — сурово оборвал его Догерти. — Ты собираешься подчиняться приказам или нет? Миссис Ноултон скоро научит тебя дисциплине. А сегодня наша очередь.

Ноултон с притворным испугом повернулся к Лиле, прикоснулся к ее руке и печально сказал: «Au revoir»[8].

Потом он залез в машину к Дюмэну.

— Ну вот и отлично, — сказал Догерти. — А теперь поехали, миссис Ноултон. Дрискол, помоги леди сесть.

Поехали с нами, Сигал. Что? Нет, давай садись! Все готовы, ребята? Тогда вперед! Помните — в шесть часов!