Я вскочил и шагнул к нему, сжав кулаки, но Вулф строгим жестом остановил меня.

— Нет, Арчи. Позволь я сам…

— Извините, — заупрямился я. — Ведь не только вы имеете право выйти из себя. Хорошо, я предложу сделку. Я собирался сначала врезать ему, а потом сказать, что я о нем думаю, но так уж и быть — сначала скажу.

Я приблизился вплотную к Барретту и заговорил:

— Слушайте, вы! Учтите, что я с трудом сдерживаюсь. Только что вы намекнули, что в нашей конторе занимаются доносами. Вы можете предъявить доказательства? Отвечайте как мужчина, независимо от того, мужчина вы или нет. Предупреждаю: я взбешен до крайности. Итак, у вас есть доказательства?

— Я… Я не имел в виду…

— Есть или нет?

— Нет.

— Я требую извинений.

— Я извиняюсь.

— Вы говорите таким тоном, словно уступаете мне. Я бы предпочел, чтобы вы отказались извиняться. Итак?

— Я прошу у вас прощения. Мне очень жаль.

— Слизняк паршивый, — бросил я и вернулся за свой стол.

— Ты должен научиться держать себя в руках, Арчи, — строго сказал Вулф. — Насилие, пусть даже и вынужденное, не лучшее средство. — Он погрозил пальцем Барретту. — Учтите, я вовсе не противник оправданного насилия. Так вот, для меня не имеет значения, чем руководствовалась мадам Зорка, рассказав вам о нашем с ней разговоре: главное — она вам сказала. Мне также неважно, как вам удалось убедить ее, чтобы она уехала. Совершенно очевидно, что вы ее где-то спрятали или, по меньшей мере, знаете, где она скрывается, поскольку именно вы…

Барретт быстро двинулся к двери. Я рванулся следом, и тут Вулф рявкнул;

— Эй вы, вернитесь! Если не хотите, чтобы вскрылась афера с боснийским лесом и югославскими кредитами…

Что ж, должен признать, что доводы Вулфа возымели большее действие, чем мои. Если от столкновения со мной Барретт едва не наложил в штаны, то после слов Вулфа ему и вовсе небо с овчинку показалось. Он остановился у двери ни жив ни мертв, в лице ни кровинки, потом медленно, точно мумия, повернулся и посмотрел на Вулфа. Я возвратился на место, сел на свой стул и прямо залюбовался на происходящее.

Барретт облизал пересохшие губы — раз, потом другой. Затем он неуверенно шагнул вперед, остановился перед углом стола Вулфа и проскрипел, как плохо смазанная дверная петля:

— Что вы сказали? Вы хоть знаете, о чем говорите?

— Разумеется. Это называется бандитизм. Если предпочитаете эвфемизм, то — финансовая афера. В данном случае ее прокрутила известная компания «Барретт и Дерюсси».

— И что вы имеете в виду?

Вулф покачал головой.

— Я не стану вдаваться в подробности, мистер Барретт. Тем более, что вам они известны лучше, чем мне. Я имею в виду точную сумму кредита, полученного вашей компанией, а также степень вашей близости с бандой Доневича. Пусть это шантаж, не спорю, но мне нужно знать, где скрывается мадам Зорка, Я уверен, что вы хотите сохранить в тайне аферу со своими югославскими друзьями и организуете мне встречу с мадам Зоркой.

Барретт ошеломленно пялился на него. Влево и наискосок от его уха, над накрахмаленным белым воротничком на шее вздулась и пульсировала жила. Наконец он собрался с духом и проверещал:

— На кого вы работаете?

— На мисс Тормик.

— Я спрашиваю — на кого вы работаете? На Рим?

— Я расследую дело об убийстве. Мой клиент — Нийя Тормик. Меня интересует одно…

— Ладно, хватит вам. Или вы меня за идиота держите? — Международный финансист оперся всей пятерней о стол Вулфа. — Послушайте. Я прекрасно понимаю, что на кого бы вы ни работали, предупреждаете вы меня не случайно. Если вы обуздаете своего головореза, то я готов обсудить с вами все условия… После, конечно, консультации со своими партнерами.

— Пф! — брезгливо отмахнулся Вулф. — Мне следовало предвидеть, что вы истолкуете меня настолько превратно. Как мне теперь, черт побери, убедить вас, что меня волнует только благополучие моей клиентки?

— Не знаю. На вашем месте я бы даже не пытался. — Барретт уже не скрипел, а говорил таким голосом, словно это и не он праздновал труса пару минут назад. — Не знаю, как много вам известно, но надеюсь, вы отдаете себе отчет, в какую игру ввязались. Не мне вам говорить, насколько это опасно для любого, кто попытается сунуться.

— Я говорил только о шантаже.

— Хорошо, пусть шантаж. Что вам нужно и какова ваша цена?

На сей раз я смолчал. Пусть нахамит вволю, а там я расплачусь с ним разом за все.

Вулф откинулся на спинку кресла и тяжело вздохнул.

— Сядьте, пожалуйста, сэр.

— Мне и так удобно.

— Тогда отойдите назад, пожалуйста. Мне неудобно сидеть, запрокинув голову. Теперь послушайте. Прежде всего выкиньте из головы, что я представляю чьи-то посторонние интересы в ваших балканских делах. Я ни на кого не работаю. Вы, конечно, спросите — откуда я узнал? А какая вам разница? Важно, что я знаю. Следующее: вы должны понять и поверить, что я не претендую на свою долю добычи. Таким людям, как вы, это покажется непонятным и невероятным, но это так. Мне нужно только одно. Я хочу, чтобы вы проводили мистера Гудвина к мадам Зорке, а мистер Гудвин доставит ее сюда. Вот и все. Если вы откажетесь, я немедленно отсылаю по трем адресам всю имеющуюся у меня информацию о том, как вы ограбили югославский народ. Вы представляете, какую шумиху это вызовет. И не усложняйте дело, приписывая мне корыстолюбие и алчность в большей мере, чем я ими обладаю. Вы страдаете профессиональным заболеванием. Когда на международного финансиста нападает вооруженный грабитель, финансист тут же отдает ему не только деньги и драгоценности, но и рубашку с брюками. Почему? Потому что ему даже в голову не придет, что грабителю этого не нужно. Прошу вас, поймите и зарубите на носу: мне нужна от вас только мадам Зорка. И все. Больше вам от меня ничего не грозит, если, конечно, не окажется, что это вы убили Перси Ладлоу.

Вулф перевел взгляд на меня.

— Арчи, мистер Барретт проводит тебя к мадам Зорке. Привези ее сюда.

— А вдруг она сбежала из города?

— Сомневаюсь. Не думаю, что она далеко. Возьми «родстер» и поезжай за ней. Но не отпускай мистера Барретта.

— Как раз с Барреттом я предпочел бы не связываться.

— Понимаю. Придется тебе потерпеть. Хотя… — Он повернулся к Барретту. — Где она? Далеко отсюда?

Финансист явно пребывал в нерешительности. Наконец он разлепил губы и пробормотал:

— Если вы кому-то проболтаетесь, черт возьми…

— Я уже сказал вам, что мне нужно, — резко оборвал Вулф. — Больше повторять не буду. Где она?

— Она… Я думаю… Недалеко.

— В Нью-Йорке?

— Думаю, что да.

— Хорошо. И не пытайтесь перехитрить мистера Гудвина. Он крут на расправу.

— Я вернусь сюда вместе с ними. Я хотел поговорить…

— Нет. Не сегодня. Возможно, завтра. Не впускай его в дом. Арчи.

— О'кей. — Я вскочил на ноги. — Давайте поживее, а то моя кровать приревнует меня к кушетке, решив, что у нас с ней роман.

Барретту уходить явно не хотелось — он боялся покинуть Вулфа, которому оставалось только протянуть руку к телефону — и тайные аферы с боснийским лесом выплывут наружу. Но я решительно вытолкал его сначала в прихожую, а оттуда — на улицу, в свежую ноябрьскую ночь.

Я думал, что на улице Барретта дожидается «роллс-ройс» или хотя бы «кадиллак», но обманулся, и нам пришлось пешком тащиться на Восьмую авеню, где в засаду нам попалось припозднившееся такси. Я проследил, чтобы Барретт сел в машину, залез следом, и Барретт приказал водителю:

— Таймс-сквер.

Когда машина покатила, я неодобрительно покосился на Барретта и произнес:

— Только не говорите мне, что оставили ее стоять на тротуаре.

Барретт, не обращая внимания на мой выпад, повернулся ко мне и вдруг доверительно зашептал:

— Послушайте, Гудвин, мне нужна ваша помощь. Я попал в дурацкое положение. Убеждать Вулфа, что я не знаю, где находится Зорка, было бесполезно — он бы все равно не поверил мне. Но беда в том, что я и в самом деле не знаю.

— Плохо.

— Конечно. Чертовски гнусно. Если вы вернетесь и доложите, что я не привез вас к ней, потому что не знал, где ее найти, Вулф ведь наверняка выполнит свою угрозу.

— Да, это как пить дать.

— Значит, так не пойдет. Но мы можем сделать вот что. Давайте куда-нибудь заскочим и пропустим по стаканчику. Потом, например, через полчаса, вы вернетесь и скажете, что мы заехали по определенному адресу — назовите подходящий адрес, — рассчитывая, что Зорка там, но ее там не оказалось. Вы можете описать, как я удивился и огорчился, — распишите яркими красками.

— Запросто. В таких делах я собаку съел. Но вы…

— Минутку. — Такси свернуло на Сорок вторую улицу, и Барретт покачнулся, но потом выпрямился. — Я знаю, что вам влетит на орехи, если вы вернетесь без нее, но вы не виноваты — я и впрямь не знаю, где она. Я понимаю, что вы не обязаны помогать мне просто так, задарма. С какой стати, верно? Как насчет пятидесяти долларов?

Еще никогда меня не пытались подкупить столь жалким образом.

Я презрительно фыркнул:

— Ну и жмот же вы, приятель! Пятьдесят зеленых, когда на карту поставлена судьба международной аферы? Нет, хотя бы сотню.

— Где остановить? — спросил таксист.

Барретт велел ему притормозить у тротуара и не выключать счетчик. Потом вытянул ногу, залез в брючный карман и извлек тощую пачку банкнот.

— Не знаю, есть ли у меня столько с собой, — пожаловался он и, щурясь в полумраке, начал отсчитывать деньги. Озираясь по сторонам, я заметил закутанную в шаль старуху, которая направлялась к нам с коробкой жевательной резинки. Прекрасно, не придется вылезать из такси, подумал я.

— Есть, — сказал Барретт.

— Отлично. Давайте сюда. Мне легче соображается, когда башли уже в кармане.

Барретт молча передал мне деньги. Я, не став пересчитывать, сунул их через окошечко приблизившейся старухе со словами:

— Держите, бабушка, за две жвачки, сдачи не надо.

Старушенция всучила мне два пакетика жвачки, взяла деньги, посмотрела на них, потом испуганно уставилась на меня, но в следующую секунду засеменила прочь, быстро перебирая непослушными ногами.

Я протянул одну жвачку Барретту.

— Держите. Как раз по одной на брата.

Вместо того чтобы принять угощение, он процедил:

— Чертов кретин!

Я покачал головой.

— Ничего подобного. Что-то многовато у вас промашек, приятель. Кстати, моя находка отнюдь не оригинальна — как-то раз я уже проделал такую штуку в Кроуфорде, когда меня пытались подкупить в коровьем стойле. Только вместо старухи я облагодетельствовал долговязого парня с вилами и в комбинезоне[2]. — Я сунул пластинку жвачки в рот. — Может, спать расхочется. Хватит валять дурака; к тому же мистер Вулф уже ждет. Ведите меня к Зорке.

— Подлый обманщик!

— Опять вы за свое. Где она?

— Не знаю.

— Хорошо. — Я наклонился к водителю. — Едем на Сорок восьмую улицу к востоку от Лексингтон-авеню.

Таксист кивнул и включил зажигание.

— Это еще зачем? — встрепенулся Барретт. — Зачем вам Милтан?

— Я оставил там свою машину. Я сяду в нее, поеду домой и передам мистеру Вулфу грустные новости. Придется заодно помочь ему с телефонными звонками и прочей суетой — он никогда не откладывает на завтра то, что я могу сделать сегодня.

— Вы хотите сказать, что после того, как вы выманили у меня деньги и отдали их этой старой карге…

— Я хочу сказать вот что: либо вы прекратите извиваться и выкручиваться, как червяк, и отвезете меня к Зорке, либо я возвращаюсь к Ниро Вулфу — тогда пеняйте на себя. Мне уже давно пора спать. Вы утверждаете, что не знаете, где искать Зорку. Мой шеф считает, что вы врете. У меня своего мнения нет. Мой мозг девственно чист, но я слепо повинуюсь указаниям. Ведите меня к Зорке или примиритесь с доносом в полицию.

Такси пересекло Шестую авеню и понеслось вдоль Брайент-парка к Пятой. Возле библиотеки Барретт подал голос:

— Притормозите у тротуара, но счетчик не выключайте.

— Когда такси остановилось, я сказал:

— Надеюсь, у вас хватит денег, чтобы расплатиться.

Барретт ожег меня злобным взглядом и, чуть помолчав, произнес:

— Послушайте, я не могу проводить вас к ней. Просто не имею права. Давайте сделаем вот что: вы подождете здесь, а я возьму другое такси и вернусь сюда вместе с ней минут через двадцать.

Я молча уставился на него.

— Не отвечаю я потому, — сказал наконец я, — что у меня от вашей наглости язык отнялся. Боже всемогущий!

— А в чем дело? Даю вам честное слово…

— Готов назвать десяток мест, куда можно засунуть ваше честное слово. Хватит валять дурака!

Он решил немного поиграть в гляделки. Я выждал минуту, но потом мне надоело.

— Считаю до двадцати девяти, — сказал я. — По единице за каждый год прожитой жизни и еще по единице, чтобы вырасти и жениться. После этого…

— Подождите. — Он решил сменить пластинку, и в его голосе появились умоляющие нотки. — Дело в том, что у меня есть очень личная причина не вести вас к ней. Поверьте, я вовсе не хочу и не собираюсь вас обманывать. Вы же сами видите, в какое безвыходное положение я попал. Может, договоримся так: я звоню ей в вашем присутствии из телефона-автомата, и мы назначаем встречу…

Я решительно потряс головой.

— Нет! Тысячу раз нет. И прекратите изворачиваться. Кто знает — может, у вас с ней разработан тайный шифр на случай неожиданности. Еще раз повторяю: я только выполняю распоряжения шефа. Хватит болтать — ведите меня к ней.

Пальцы Барретта сжались в кулаки.

— А ведь я могу открыть дверцу и убежать, — вызывающе сказал он.

— Попробуйте. Я вас даже останавливать не буду. Позвоню Вулфу и поеду домой.

— Черт побери, но если вы услышите, как я звоню…

— Заткнитесь! Вы меня уже утомили.

Барретт свирепо посмотрел на меня, потом махнул рукой и назвал таксисту адрес на Мэдисон-авеню, буквально в десяти кварталах от того места, где мы находились. Водитель кивнул, и такси тронулось с места.

Денег, чтобы расплатиться за проезд, Барретту хватило. Фасад дома, перед которым мы остановились, явно знавал лучшие времена. На первом этаже располагался дешевый магазинчик, света внутри, естественно, не было. Барретт вынул из кармана ключ и отпер дверь, за которой открывался узкий и темный коридор. Пройдя до конца коридора, Барретт отомкнул еще одну дверь, и мы оказались в крохотном лифте допотопной конструкции. Лифт вознес нас на пятый этаж, и нам еще пришлось вскарабкаться вверх по лестнице. Дом пока не разваливался, но и похвастать ему было явно нечем. Барретт пересек маленький коридор и открыл уже третьим ключом широкую массивную дверь. Я шагнул за ним, он прикрыл дверь, повернулся и зычно воззвал:

— Э-гей!

Ему тут же ответили:

— Я здесь, зайчик!

В прихожей было жарко и пахло духами. Я последовал примеру Барретта и снял пальто, но потом, когда он, посмотрев исподлобья, сказал: «Подождите здесь», — я не послушался. Я прошел прямо за ним и очутился в просторной, ярко освещенной гостиной, полной ароматных запахов, пушистых ковров, диванов с подушками и всего прочего. И еще я увидел двух девиц — одна сидела на диване, а вторая раскинулась в шезлонге.

Зорка в небрежно наброшенном красном халате замахала было руками, но, увидев меня, замерла на месте. А Белинда Рид, сидевшая в чем мать родила, выкрикнула:

— Как там, мой зайчик… Ой! — и поспешно потянулась к бледно-голубому пеньюару, который свешивался со спинки дивана.