Барретт стряхнул пепел с сигареты и спросил:

— Чего вы добиваетесь, мистер Вулф?

Это прозвучало резковато, но отнюдь не сварливо.

— Сейчас — ничего, — ответил Вулф, покачав головой. — Мне нужно было только встретиться с мадам Зоркой, и ваш сын оказал мне любезность, устроив эту встречу.

— Да, он мне рассказывал. Но ведь это не все?

— В данную минуту — все. На самом деле.

— Что ж, — Барретт улыбнулся, — насколько я понимаю, будучи частным сыщиком, вы беретесь за любую работу, которая сулит принести вам доход, соразмерный вашим способностям.

— Да, сэр, вы правы. В определенных границах, которые я устанавливаю сам. Я стараюсь не бороться с собственными предрассудками: они мне крайне дороги.

— Разумеется. — Барретт сочувственно рассмеялся. — Кому, как не нам самим, лелеять собственные предрассудки. — Он снова стряхнул пепел с кончика сигареты. — Мой сын также рассказал мне, что в данное время вы защищаете интересы одной молодой особы, мисс Тормик, с которой он дружит. Или по меньшей мере поддерживает добрые отношения. Вы представляете ее в связи с убийством этого Ладлоу.

— Совершенно верно, — согласился Вулф. — Хотя изначально я подрядился, чтобы снять с нее обвинение в краже бриллиантов у некоего Дрисколла. Затем убили мистера Ладлоу, и мисс Тормик потребовались мои услуги, поскольку в силу обстоятельств она оказалась замешана в этом деле.

— Так это мисс Тормик предоставила вам сведения, которыми вы воспользовались, чтобы оказать нажим на моего сына? Вы ведь на него надавили, да?

— Разумеется. Я его шантажировал.

— Да. Под угрозой раскрыть определенные сведения. Вы узнали об этом от мисс Тормик?

— Господин мой уважаемый, — погрозил ему пальцем Вулф, — неужто вы настолько наивны или глупы, что рассчитываете таким образом выудить из меня то, что мне известно?

Барретт улыбнулся.

— Мало ли — вдруг повезет. Тем более что я не вижу причин, зачем вам скрытничать. Или вы защищаете интересы еще кого-нибудь помимо мисс Тормик?

— Да. Свои собственные. Всегда и во всем.

— Вполне понятно. Но чьи еще? Думаю, вы не ошибетесь, если ответите мне на этот вопрос. Чьи еще? Может быть, мадам Зорки?

Вулф насупился.

— Я всегда крайне неохотно делюсь с кем-либо любой информацией. Так же, как вы, например, неохотно расстаетесь с деньгами. Вы банкир, и ваш бизнес заключается в том, чтобы продавать деньги; я сыщик, и я торгую информацией. Но я не хочу казаться нелюбезным, и я отвечу. Так вот, в связи с делом, которое мы обсуждаем, я не представляю чьих-либо интересов, помимо интересов мисс Тормик.

— И, как всегда, своих собственных.

— Разумеется.

— Хорошо. — Барретт притушил сигарету. — Это облегчает мою задачу. Только, пожалуйста, не считайте меня глупым. Я навел справки и выяснил, что репутация у вас воистину завидная — вам можно доверять. В связи с тем, чем занимается моя компания, я хотел бы сделать вам одно предложение. Речь идет о том, что вы, э-э, упомянули моему сыну. Мы нуждаемся в ваших услугах. Это вовсе не обременительно и безусловно не заставит вас бороться с собственными предрассудками, — Барретт достал из кармана изящный кожаный бумажник. — Сейчас я выпишу вам чек в качестве залога. Десять тысяч вас устроит?

Что ж, подумал я, теперь понятно, от кого наш зайчик унаследовал зуд к взяткодательству. Я ухмыльнулся и посмотрел на Вулфа. Кончик его рта чуть искривился: это означало, что Вулф ведет мучительную борьбу с самим собой. Бессчетное число раз ему приходилось оказываться в подобном положении, и степень его мук всегда была соразмерна количеству нулей в предлагаемой сумме. На десять тысяч специалист класса Рэя Борчерса мог бы целый год лазить по Центральной Америке в поиске редких орхидей и, возможно, даже наткнулся бы на новый вид. Можно было купить 5000 коробок пива или 600 фунтов икры…

После мучительного раздумья Вулф отважно выдохнул, быть может, чуть громче, чем диктовалось ситуацией:

— Нет!

— Нет?

— Нет.

— Даже если я заверю вас, что от вас не потребуется ровным счетом ничего такого, что ущемило бы ваши интересы? Тем более, что вы могли бы считать себя свободным от любых обязательств и в любой миг, если пожелали бы, возвратить эти десять тысяч…

Губы Вулфа чуть дернулись. Я отвернулся. Но голос Вулфа тут же возвестил, что Вулф все-таки справился с искушением:

— Нет, сэр. Вернув такую сумму, я приобрету несварение желудка на целую неделю. Если бы я к тому же нашел в себе силы на такой поступок, в чем я сильно сомневаюсь. Нет, сэр. Выбросьте это из головы. Я не приму от вас ни задатка, ни аванса.

— Это… окончательное решение?

— Окончательное и бесповоротное.

Широкий лоб Барретта прорезала вертикальная складка. Не проявляя других признаков внутреннего припадка, Барретт медленно спрятал бумажник в карман, после чего вперился в Вулфа со всей открытостью, на какую был способен.

— Что ж, вы не оставляете мне другого выхода, — произнес он тоном, в котором не осталось и тени любезности. — Придется сделать определенные выводы.

— Если вы так считаете — пожалуйста.

— Но, признаться, вы меня озадачили. Со мной это не часто случается, поверьте. Я не настолько доверчив, чтобы воспринять на веру ваши слова. Тем более, что у вас нет иных серьезных причин отклонить мое предложение. Мой сын считает, что вы работаете либо на Лондон, либо на Рим, хотя против этого свидетельствуют два факта: во-первых, у меня нет сведений о том, что вы вступали в подобные контакты, а во-вторых, будь это правдой, вы бы не стали откровенничать так, как сделали это вчера. Именно поэтому, кстати, мы и решили, что вы приглашаете нас к сотрудничеству.

— Прошу прощения, что ввел вас в заблуждение, — пробормотал Вулф.

— Значит, вы отказываетесь признаться, кого представляете?

— Кроме мисс Тормик, у меня сейчас нет ни одного клиента.

— И вы отказываетесь сотрудничать с нами?

Вулф помотал головой, без особого рвения, по твердо.

Джон П. Барретт встал. Вида он не показывал, но чувствовалось, насколько он раздосадован.

— Надеюсь, — голос его слегка сорвался, — что в своих собственных интересах вы не встанете непреднамеренно поперек моего пути. Мы знаем своих противников и умеем с ними обращаться. Если вы сами ввязались в эту игру и рассчитываете поживиться…

— Вздор! — оборвал его Вулф. — Я сыщик и занимаюсь своим собственным делом. Я не собираюсь становиться кому-либо поперек дороги — ни осознанно, ни непреднамеренно. Вот что я вам скажу. Существует возможность, что, заканчивая расследование, я могу прийти к выводу, что наши интересы пересекаются. Если так случится, я извещу вас заранее.

И тут с треском рассыпалась еще одна иллюзия. Я никогда бы не подумал, что человек барреттовского сложения и воспитания, да еще и облаченный в такой костюмчик, способен на дурные поступки или речи. Хотя сказал он всего лишь:

— Не вздумайте, мистер Вулф! Не советую становиться мне поперек дороги.

И круто повернулся, чтобы уйти.

По счастью, я услышал, что в прихожей топчется Фриц, и, показав жестом Вулфу, чтобы тот задержал Барретта, успел выскочить из кабинета в прихожую, прикрыв за собой дверь в тот самый миг, как Барретт обернулся на какое-то замечание Вулфа. Фриц как раз успел открыть входную дверь, в которую сандвичем протискивались полицейский шпик, Зорка и еще один сыщик. Не теряя времени на извинения, я бесцеремонно затолкал их в гостиную, прикрыл дверь, поспешил к кабинету и едва не сшиб дверью Барретта, который еле успел отпрянуть.

— Прошу прощения, сэр, я это сделал непреднамеренно.

Барретт пригвоздил меня к месту испепеляющим взглядом и выбрался в прихожую. Я проследил, пока Фриц помог ему одеться и выпустил на улицу, после чего сообщил Вулфу о новых гостях и поинтересовался, не считает ли он, что Кремер уже вволю налюбовался на орхидеи. Вулф велел, чтобы я позвонил наверх Хорстману, и попросил его спустить Кремера на лифте, что я и сделал, а потом заглянул в гостиную, чтобы позвать Зорку. Оба шпика тут же двинулись за ней, но я предложил им задержаться, пояснив, что веду Зорку к инспектору Кремеру.

— Мы поможем тебе, приятель, — хором заявили они, словно сиамские близнецы, не отходя ни на шаг. При виде нашего квартета, гурьбой ввалившегося в кабинет, Вулф нахмурился. А минуту спустя нас стало уже полдюжины — Кремер и еще четверо дюжих молодцев против одной модельерши. Один из сыщиков извлек из кармана блокнот, а я расположился за своим столом с записной книжкой наготове. Вулф откинулся на спинку кресла, сцепив руки в самой высшей точке своего необъятного пищеприемника и глядя на Зорку из-под прикрытых век. Кремер тоже хмуро разглядывал ее.

Я вспомнил, как звали девицу из Библии, которую напоминала мне Зорка, — Далила. Правда, сейчас выглядела она неважно — растрепанная, с припухшими глазами, испуганная и задерганная, во всяком случае — безусловно, не беззаботная. Я с удовлетворением убедился, памятуя слова Вулфа, что она удосужилась поменять красную хламиду на приличное шерстяное платье, да еще нацепить в придачу чулки и туфли. Впрочем, первым делом Вулф все равно пристал к этой одежде — не мог, зануда, простить, как ловко его провели с пожарной лестницей.

— Откуда у вас эта одежда? — прорычал он.

Зорка взглянула на свою юбку, словно увидела ее в первый раз.

— Одезда… — недоуменно произнесла она.

— Я имею в виду то, что на вас надето. Когда сегодня ночью… сегодня утром вы покинули наш дом, на вас была только та красная штуковина. Под шубкой. Те же вещи, что мы сейчас на вас видим, находились в чемодане и сумке, которые вы отвезли на квартиру мисс Рид. Это так?

— Это вы говорить.

— Разве я не прав? Кто привез их вам в отель «Бриссенден»? Мистер Барретт?

Зорка передернула плечами.

Кремер рявкнул:

— Мы ведь это докажем! И не только это! После того, как вы вышли из отеля, за вами все время следили.

— Ой, неправду ви говорить.

Зорка закусила нижнюю губу, потом продолжала;

— Во-перьвих, если ви знать, где я была, ви бы не ждать так долго, чтобы схватить меня и привести сюда. В-других, я вовсе не виходить из этого отеля, а эти люди сами ворвались…

— Это вам не поможет! Теперь, послушайте…

— Не надо. Мистер Кремер, прошу вас. — Вулф раскрыл глаза. — Вспомните свои слова о том, что пусть вы даже сами бы стояли на тротуаре и видели, как она вошла в дом с ним, а вышла без него. Какой смысл припирать ее к стенке, если у вас не хватает доказательств.

— А у вас хватает? — вскинулся инспектор.

— Не знаю. Как раз собираюсь это выяснить.

Кремер достал сигару и воткнул ее в рот.

— Валяйте.

Вулф прокашлялся и пристально посмотрел на Зорку.

— Мадам Зорка… Кстати, вас и в самом деле так зовут?

— Конечно, как же еще?

— Я сам знаю, что это имя начертано на ваших фирменных бланках, и оно же фигурирует в телефонном справочнике. Вас нарекли так при рождении?

— Меня так звать.

— А дальше?

Она небрежно отмахнулась:

— Просто Зорка.

— Послушайте, уважаемая. Вчера ночью вы были пьяны или, по меньшей мере, казались пьяной. Сейчас вы не пьяны, хотя выглядите неопрятно. Вы намерены раскрыть нам свое полное имя или нет?

— Я… — Зорка замялась, потом вдруг решительно отрезала: — Нет. Я не могу.

— Почему?

— Потому что мне… Это будет опасным.

— Опасным для кого? Для вас?

— Нет, не для меня… Для других люди. — Она глубоко вздохнула. — Я ведь беженка. Я бежала.

— Откуда?

Зорка помотала головой.

— Перестаньте ломаться, — резко приказал Вулф, — Не называйте точного места, если боитесь. Не деревню, не город, но страну-то назвать можете? Германия? Россия? Италия? Югославия?

— Хорошо. Столько можно. Югославия.

— Понятно. Хорватия? Сербия? Черногория?

— Я сказала — Югославия.

— Да, но… Очень хорошо. — Вулф пожал плечами. — Когда вы бежали оттуда?

— Около один год назад.

— И прибыли прямо в Америку? В Нью-Йорк?

— Сперва в Париж. Париж немного время, потом Нью-Йорк.

— У вас с собой было много денег?

— О, нет. — Зорка даже развела руками, чтобы отмести такое дурацкое предположение. — Нет деньги. Ни у один беженец нет деньги.

— Насколько я понимаю, то дело, которое вы открыли в Нью-Йорке, весьма дорогостоящее и требовало поначалу довольно существенных капиталовложений?

Зорка почти развеселилась.

— Я так и знать, что вы захотеть спросить. Друг был очень добрый к меня.

— Вашего друга зовут Дональд Барретт?

С минуту Зорка молчала, не сводя глаз с Вулфа, потом ответила:

— Да, это глупо. Чего я стесняться. Тем более, что это знать несколько люди, и вам можно спросить они и узнать. Да, добрый друг, кто дать мне деньги, это мистур Барретт. Он, как ви выражаться, теневой компаньон.

— Значит, вы должник мистера Барретта? — уточнил Вулф.

— Должник? — Зорка нахмурилась. — Ах, да, должник. Да, я очень должник.

Вулф кивнул.

— Я сочувствую вам, мадам. Сам я терпеть не могу ходить в должниках. Хотя некоторые относятся к этому совершенно спокойно. Кстати, люди, оставшиеся в Югославии, — те, которым может грозить опасность, если вы приоткроете свое полное имя, — они ваши родственники?

— Да, некоторые. Некоторые родственники.

— Вы еврейка?

— О, нет. Я из очень старая югославская фамилия.

— В самом деле? Из знати?

— Ну… — Зорка явно замялась.

— Понимаю. Не буду настаивать. Опасность, грозящая вашим родственникам, — она как-то связана с вашим родом занятий здесь, в Нью-Йорке?

— Но у меня нет род занятий, кроме мой бизнес.

— Тогда я не совсем понимаю, в связи с чем вашим родным может грозить опасность.

— Это есть… Это будет навлечь подозрения.

— Подозрения? На кого?

Зорка замотала головой.

— Хватит, — пророкотал Кремер. — Мы и сами видим, что она ненормальная. Я вам сразу хотел сказать, что у нее не все дома. Когда мы утром обыскали ее квартиру…

Зорка резко вскинула голову и негодующе завопила:

— Вы посметь залезть в мою квартиру!

— Да, мадам, — преспокойно ответил Кремер. — И еще в ваш дом моделей. Любой человек, устраивающий такое представление, вроде вашей ночной выходки, должен быть готов к подобному вниманию со стороны полиции. Еще скажите спасибо, что вы сейчас не у нас в управлении, не то уже давно звонили бы своему добряку-дружку, чтобы внес за вас залог. Кстати, именно туда мы сейчас и двинемся, когда закончим разговор. — Кремер повернулся к Вулфу. — Ни дома, ни на работе нет ни единого предмета, ни одной мелочи, которая бы уносила в ее прошлое больше, чем на один год, когда она впервые появилась в Нью-Йорке. Вот почему я вам сказал, что с ней не все в порядке.

— Вы нашли ее паспорт?

— Нет. И это тоже странно…

— Где ваш паспорт, мадам?

Зорка подняла глаза на Вулфа и дважды провела языком по губам.

— Я в этой стране легально, — объявила она.

— Значит, у вас есть паспорт. Где он?

Впервые в ее глазах появилось загнанное выражение.

— Я объяснить. Официальное лицо…

— А что, я кажусь вам неофициальным? — мрачно спросил Кремер.

Зорка всплеснула руками.

— Я потерять он.

— Кажется, уже горячо, — сказал Вулф. — Теперь по поводу этой ночи. Почему вы позвонили сюда и сказали, что видели, как мисс Тормик подложила что-то в карман мистеру Гудвину?

— Потому что я сама видеть это.

— Почему в таком случае вы не сообщили в полицию?

— Я просто не хотела делать неприятности. — Зорка подалась вперед. — Послушайте сюда. Все случилось именно так, как я вам говорить. Я хотела не делать неприятности. Потом я думать, что убийство — это такой ужас, и у меня нет права молчать. Тогда я звонить вам и говорить, что полиция я тоже потом говорить. Потом я вспомнила, что мистур Барретт есть друг мисс Тормик и надо сказать ему тоже, и я потом звонить ему тоже. Он, конечно, знает, насколько я беженка, насколько я убегать, но я не должна подвергать людей в опасность…

— Кстати, где вы познакомились с мистером Барреттом?

— Я познакомилась с ним в Париже.

— Продолжайте.

— Он сказал: ах, какой ужас, полиция меня так много допросить, они должны будут все про меня узнать, и мне и много другие люди это будет так опасно, и почему бы мне лучше не поехать к мисс Рид, и я собрала вещи…

В дверь постучали, и в кабинет вошел Фриц. Приблизившись на несколько шагов, он произнес, стоя за спиной одного из полицейских сыщиков:

— Мистер Пензер, сэр. — Скажи, что у меня здесь мадам Зорка и мистер Кремер.

— Я уже сказал, сэр. Он настаивает, что должен поговорить с вами.

— Пусть войдет.

Кремер проревел:

— Значит, Дональд Барретт велел вам сделать ноги…

— Одну минутку, — попросил Вулф. — Похоже, к нам подоспело подкрепление.

Никто из тех, кто видел Сола Пензера впервые, даже не заподозрил бы, что Сол может показаться подкреплением в чем бы то ни было, но это роковое заблуждение. Не счесть, сколько людей недооценили Сола и потом жестоко поплатились за свое легкомыслие. Он оставил свою старую коричневую кепку и пальто в прихожей и теперь, когда стоял в проеме дверей, оценивая несколько миллионов мелочей сразу одним взглядом, все в нем казалось незначительным и не стоящим внимания, кроме огромного носа.

— Есть новости, Сол? — спросил Вулф.

— Да, сэр.

— Убедительные?

— Да, сэр.

— Приятно слышать. Выкладывай.

— Я хотел принести сюда ее свидетельство о рождении, но потом решил, что могут быть неприятности, поэтому захватил копию…

Сол отступил на шаг, потому что Зорка внезапно вскочила и набросилась на него, вереща не своим голосом:

— Как вы посметь! Вы не имеете…

Один из шпиков повис у нее на локте, а Кремер прогрохотал:

— Сядьте на место!

— Но он… Если он…

— Сядьте, я сказал!

Зорка попятилась, споткнулась о ногу второго сыщика, пошатнулась, но упала прямо в кресло. Ее плечи безвольно поникли, и она сидела, обмякнув, словно тряпичная кукла.

Сол сказал:

— Мне не пришлось прибегать к тем расходам, на которые вы мне выделили деньги, сэр, но я потратил три доллара девяносто центов на телефонный звонок. Мне показалось, что это вполне оправданно.

— Не сомневаюсь. Продолжай.

Сол для верности отступил еще на один шаг.

— Сначала я наведался в квартиру мадам Зорки. Там производили обыск четверо полицейских, а служанка сидела в спальне и плакала. Я заранее решил, что сделаю, если найду то, за чем пришел, поэтому…

Он примолк, глядя на Кремера и сыщиков.

— Продолжай, не обращай на них внимания, — велел Вулф. — Если они и узнают секрет твоего успеха, в следующий раз придумаешь что-нибудь другое.

— Спасибо, сэр. Словом, я заглянул на минутку — заручиться знакомством и постараться, чтобы служанка меня запомнила в лицо. Потом я отправился в дом моделей мадам Зорки на Пятьдесят четвертой улице. Там тоже кишели полицейские, к тому же место не показалось мне многообещающим, так что я решил отложить его напоследок. Мне удалось навести справки о троих друзьях и знакомых мадам, и я потратил на них целых четыре часа, включая перерыв на обед, но ничего не добился.

— Потом, в четверть третьего, я вернулся в квартиру. Внизу я узнал, что двое полицейских еще оставались там, так что я дождался их ухода, а в два тридцать пять поднялся. Служанка, запомнив меня с утра, приняла меня за полицейского, хотя я вовсе не представлялся, будто я из полиции. Я просто вошел и начал искать…

Кремер не выдержал:

— Черт подери, вы выдали себя за…

— Что вы, инспектор! — потрясенно воскликнул Сол. — Как вы могли такое подумать? Просто я решил, что служанка приняла меня за полицейского, и спорить не стал. В противном случае она не позволила бы мне произвести в доме обыск. Более того, попытайся я доказать ей, что я не из полиции, она мне не поверила бы. Если же вы по-прежнему считаете, что я поступил неподобающим образом, то хочу в качестве подхалимажа поздравить вас, ваши ребята проделали изумительную работу. Все осталось точь-в-точь в таком же виде, как и прежде — как будто никто ни к чему даже не прикасался. А ведь они прочесали буквально каждый дюйм. Именно поэтому я и не стал искать в очевидных местах, а исходил из предпосылки, что существует какой-то хитроумный тайник. В итоге тайник оказался не таким уж и хитроумным — всего лишь двойное дно в шляпной коробке. Там я и нашел ее свидетельство о рождении, несколько писем и кое-какие мелочи. Я сделал копию со свидетельства, а все остальное оставил на прежнем месте. Потом я позвонил из автомата ее матери в город Оттумва, штат Айова, чтобы проверить…

— Как, вы позвонили моей матери? — выпалила Зорка.

— Да, мадам, позвонил. С ней все в порядке, не волнуйтесь — я ее даже не напугал. Выяснив из вашего свидетельства о рождении, что вас зовут Пэнси Бапп, и прочитав письмо…

— Что ты сказал? — переспросил Вулф. — Как ее зовут?

— Пэнси Бапп — Сол выудил из кармана бумажку — П, э, н, с, и, б, а, п, п. Ее отца зовут Уильям О. Бапп. Он держит продуктовую лавку. Пэнси родилась в Оттумве девятого апреля тысяча девятьсот…

— Дай мне бумажку.

Сол отдал листок Вулфу. Вулф пробежал его глазами, потом перевел взгляд на женщину, сидевшую ни жива ни мертва, и промычал (именно промычал впервые за несколько лет):

— К чемууу?

— Что к чемууу? — в тон ему огрызнулась лжеЗорка.

Весь этот идиотский вздор? Дурацкая комедия?

Она одарила его таким взглядом, словно мечтала всадить и него нож:

— А какая участь, по-вашему, ожидала бы кутюрье с Пятой авеню, если бы вдруг выяснилось, что ее подлинное имя — Пэнси[6] Бапп? — Она от негодования сорвалась на визг. — Что бы, по-вашему, случилось?

Вулф, вне себя от злости, погрозил ей рукой.

— Отвечайте! — прогрохотал он. — Вас и в самом деле зовут Пэнси Бапп?

— Да.

— Вы родились в Оттумве, штат Айова?

— Да.

— Когда вы оттуда уехали?

— Я… Я ездила в Денвер…

— Я спрашиваю не про Денвер! Когда вы переехали оттуда?

— Два года назад… почти два года. Папа дал мне денег на поездку в Париж, я устроилась там на работу, освоила профессию модельера… Потом познакомилась с Дональдом Барреттом, и он предложил…

— Откуда вы взяли имя Зорка?

— Где-то вычитала.

— Вы хоть раз были в Югославии?

— Нет.

— А еще где-нибудь в Европе, помимо Парижа?

— Нет.

— А вчера вы сказали правду — почему вы позвонили сюда, а потом сбежали к мисс Рид?

— Да. Господи, как глупо, какая я дура… — Она судорожно сглотнула. — Меня мучила совесть из-за того, что случилось убийство. Если бы я не позвонила, ничего бы сейчас не… — Она в отчаянии заломила руки. — Как бы это… Можно ли сейчас…

Ее подбородок предательски задрожал.

— Мисс Бапп! — рявкнул Вулф. — Не смейте! Арчи, убери ее отсюда! Выстави ее прочь!

— С префеликим удофольстфием, мистур, — бодро откликнулся я.