Глава 14

В пять минут третьего Вулф допил последнюю каплю послеобеденного кофе, отставил чашечку в сторону и издал два четких и совершенно различных звука. Первый означал удовольствие и удовлетворение, полученное от ближайшего прошлого — того часа, что он провел за обеденным столом; второй — тоску по поводу ближайшего будущего, которое воплощалось в рассевшейся в красном кожаном кресле махине — инспектор Кремер собственной персоной пожаловал ровно в два часа и с тех пор ждал в кабинете.

Мы с Вулфом вошли в кабинет и расселись по своим местам. Конец незажженной сигары во рту Кремера описал восьмерку.

— Сожалею, что вы из-за меня так скомкали свой обед, — съязвил он.

Вулф отрыгнул.

Инспектор излил свой яд на меня.

— Не придумал чего-нибудь новенького по поводу того, зачем вам с мисс Тормик понадобилось ехать к ней домой?

Я потряс головой.

— Нет, сэр. Как я вам уже говорил, мы поехали туда, чтобы увидеться с мисс Лофхен.

— И зачем она вам потребовалась?

— Я собирался привезти ее сюда, к мистеру Вулфу. Обговорить кое-какие дела.

— А что — ее разбил паралич?

— Оставьте, мистер Кремер, — поморщился Вулф. — Сами понимаете — это ребячество. Размахивать кулаками — не лучший аргумент в спорах. Не думаете же вы, что вам удастся вырвать у мистера Гудвина признание, если у них с мисс Тормик и впрямь было какое-то важное дело?

Кремер отрешенно жевал сигару, потирая кончики пальцев. Наконец он сказал:

— Я вот сидел тут и думал…

Вулф сочувственно кивнул:

— Да, здесь хорошо думается. Уличный шум почти не мешает.

Молчание.

Кремер изрек:

— Я отнюдь не дурак…

Вулф снова кивнул:

— Всем нам порой так кажется. Это все яд самомнения. Но страшного ничего нет — нужно только всегда держать под рукой противоядие.

— Я вовсе не тщеславен, черт побери! — взорвался Кремер и вынул сигару изо рта. — А имел я в виду, говоря, что я не дурак, то, что я прекрасно понимаю — только здесь, сидя в вашей конторе, я могу получить хоть какую-то наводку.

— Могу лишь повторить, что здесь и в самом деле хорошо думается.

— Да. Только я не об этом говорю. Я говорю о вас. Вокруг этого дела создали завесу тайны. Почему — я не знаю, но вам-то это известно, как пить дать. Я, конечно, не рассчитываю, что вы мне выложите всю подноготную, но намекать вам и прежде случалось, и я не вижу причин, почему бы вам не намекнуть и сейчас. Не удивлюсь, если вам уже известно, кто убил Ладлоу и Фабера.

— Вы ошибаетесь. Я этого не знаю.

— Но вы наверняка знаете что-то такое, чего не знаю я. Возьмем, к примеру, вашу клиентку. Почему эта девушка стала вашей клиенткой? Разве она способна заплатить сумасшедший гонорар, к которому вы привыкли? Ясное дело — нет. Тогда кто вам заплатит? Это-то вы знаете? Естественно, да. Вы беретесь за дело только тогда, когда это вам выгодно. Даром у вас и песка в пустыне не допросишься. Почему, кстати, Даркин торчал там в такси? Гудвин сам признает, что позвал его в квартиру, а потом отослал сюда в машине. В вашей машине. Держу пари, что он прихватил с собой и Лофхен.

— Вздор. Фред приехал сюда один и по дороге никуда не заезжал.

— Это вы говорите.

— Можете спросить Фрица, который открыл дверь.

— Чушь собачья! Какой смысл расспрашивать людей, которые работают на вас? Ничего, мы найдем Лофхен, да и Зорка никуда от нас не денется, будьте уверены.

— Так вы еще не напали на их след?

— Нет еще. Но нападем. За Лофхен следил наш человек, но он еще не докладывал, так что нам неизвестно, где она. И еще: Зорка была здесь у вас…

— Она была пьяна.

— Но не настолько, чтобы не суметь удрать по пожарной лестнице. Если верить вам. — Кремер ткнул в направлении Вулфа сигарой. — Вы отдаете себе отчет, что на сей раз мне ничего не стоит пришить вам обвинение в укрывательстве улик?

— Сомневаюсь. Впрочем, можете попытаться.

— Я бы попытался, но не могу. И причина весьма серьезная. И комиссар и окружной прокурор всячески пытаются замять эту историю.

Брови Вулфа взметнулись вверх.

— В самом деле?

— Да. Я говорил, что все это дело покрыто мраком. Терпеть не могу такую мерзость. Я полицейский. Мне платят за то, чтобы, посмотрев на труп, я решил — убийство это или нет, и если да, то отыскал преступника и доказал его вину. Вот за что мне платят. В девяноста девяти случаях из ста руководство мне помогает, но время от времени какие-то политики или иные влиятельные особы вмешиваются и пытаются повязать мне руки. Я не люблю и не потерплю, чтобы мне вставляли палки в колеса. — Кремер всунул сигару в рот и опустил тяжелые кулаки на подлокотники кресла. — Никогда не потерплю.

— И вам пытаются помешать именно сейчас?

— Да. Британский консул позвонил комиссару, чтобы выразить озабоченность по поводу убийства британского подданного и так далее. Вчера в одиннадцать вечера они с комиссаром встречались, а сразу после встречи консул связался с Лондоном. Утром я спросил комиссара, в чем дело, но тот ответил, что британский консул ничем нам помочь не в состоянии, однако надеется на то, что правосудие восторжествует. Хотя шансов на это не больше, чем на знойную зиму. Затем, немного позже, во время разговора с окружным прокурором я предложил, чтобы он связался с Британским посольством в Вашингтоне, но прокурор напрочь отказался, заявив, что, по его глубокому убеждению, расследование в этом направлении никуда не приведет. Довел меня до того, что я сам едва не позвонил в Вашингтон!

— А почему, кстати говоря, нет?

— Потому что я слишком стар, чтобы искать другую работу. Зато буквально через пять минут после того, как я добрался туда на Тридцать восьмую улицу, я позвонил генеральному консулу Германии и спросил его прямо в лоб про Фабера. Представляете, у консула хватило наглости заявить мне, что он не имеет ни малейшего понятия о том, чем занимается в Нью-Йорке Фабер! Хотя еще накануне, когда речь шла об убийстве Ладлоу, сказал мне, что за Фабера ручается головой! Тогда я позвонил в Вашингтон, в посольство Германии, но там мне тоже дали от ворот поворот. Какого черта эти страны засылают к нам таких типов, о деятельности которых и упомянуть-то вслух стыдятся? Даже после их смерти.

Вулф потряс головой.

Кремер некоторое время молча пялился на него, потом вдруг произнес:

— Я отправил телеграмму в Югославию, в Загреб.

— Вот как? — безмятежно поинтересовался Вулф.

— Да. Это город, из которого приехали эти две девушки. Он, во всяком случае, указан в их паспортах. По словам девушек, в Америку они приехали, потому что это страна неограниченных возможностей. Им задали вопрос, почему они тогда прибыли не как беженцы, а по гостевым визам? Они ответили, что хотели сначала посмотреть и удостовериться, такова ли на самом деле Америка, как ее описывают.

— Осторожничают, — буркнул Вулф. — В телеграмме вы, конечно, спрашиваете, не уличены ли они в какой-нибудь деятельности против Британской империи. Сомневаюсь, чтобы вам удалось чего-нибудь добиться. Если они работают на югославское правительство, вам ничего не ответят. Если на кого-то другого… Загреб — столица Хорватии, а тамошние власти вряд ли захотят вам помочь. Могу я спросить, почему вы так заинтересовались именно этими девушками?

— Это вовсе не так. Я навожу справки обо всех. Но сейчас — чему вы удивляетесь? Ведь одна из них исчезла. Да и Фабера как-никак закололи в их квартире. Тормик по-прежнему ваша клиентка?

— Да.

— Если она ни в чем не виновата, вы зря запрещаете ей давать показания.

— Я так не считаю.

— А я считаю. — Кремер отбросил сигару и откинулся на спинку кресла. — Откровенно говоря, я ее вовсе не подозреваю. Главным образом, по двум причинам. Во-первых, она ваша клиентка. Это само по себе немало. Во-вторых, убийство Фабера разрушает ее алиби в убийстве Ладлоу. Не настолько же она глупа. В четверть десятого утра ее выпустили из управления, но приставили «хвоста». Она села в такси. На Кэнал-стрит внезапно выскочила и скрылась в подземке. Мой сыщик подрастерялся и в толпе не поспел за ней, а тут как раз и поезд подошел. Вопрос в том, что она делала до десяти минут двенадцатого, когда пришла к вам?

— А что она говорит?

— По ее словам, она сказал таксисту, чтобы он отвез ее к вам, но по дороге сообразила, что вполне успеет добраться на метро до Милтана, чтобы поговорить с мисс Лофхен. В метро же она поняла, что время поджимает, вылезла на станции «Гранд-Сентрал», позвонила оттуда мисс Лофхен, села в другое такси и поехала к вам.

— Она позвонила мисс Лофхен? К Милтану?

— Да Мы проверили. Милтан сам снял трубку, узнал голос мисс Тормик и позвал мисс Лофхен. Примерно без четверти одиннадцать.

— А о чем, по ее словам, мисс Тормик говорила с мисс Лофхен?

— Она заявила, что это не мое дело.

Вулф вздохнул.

— Попробуйте это опровергнуть.

— Да, я и сам понимаю. Поэтому и говорю, что вовсе не подозреваю ее в убийстве.

— А кого подозреваете? Мисс Лофхен?

— Откуда мне знать, черт возьми? — Кремер выпрямился и снова сжал кулаки. — Разве я не признался, что ни черта в этом деле не понимаю? Ни ухом ни рылом. Я даже не представляю, кто мог находиться в квартире девушек от десяти утра, когда Фабер ушел от вас, до того времени, когда Гудвин с мисс Тормик нашли его там зарезанным. У нас нет ни одного свидетеля. Мы продолжаем расспрашивать жильцов этого и окрестных домов, но пока тщетно. Сами знаете, насколько это тяжело.

Он стукнул кулаком по подлокотнику.

— А что будет, если мы и найдем свидетеля? Пусть бы даже я сам стоял на тротуаре и видел, как она вошла в дом вместе с Фабером, а потом вышла без него. Что из этого? Если встанет вопрос, она ли убила Фабера или Ладлоу, что я отвечу? А? Когда дело выносится на суд присяжных, принято представлять не только доказательства, уличающие преступника, но и причину убийства. Побудительный мотив. Так уж заведено. Сейчас же я нахожусь в таком положении, что с равным успехом могу обвинить в содеянном Гудвина, заявив, что он зарезал Фабера складным ножом.

— Я не ношу складного ножа, — возразил я. — Только перочинный ножичек.

— Не слишком ли вы узко мыслите? — спросил Вулф. — Может быть, стоит…

— Я вообще никак не мыслю. Здесь и мыслить-то нечего. Мы проверяем всех и каждого. В том числе тех, кто вчера вечером был у Милтана. Юный Гилл был у себя в конторе. Один исключается. Милтан с женой находились у себя. Трое исключаются. Остается шестеро. Дрисколл в половине одиннадцатого отправился прогуляться и вернулся в контору в одиннадцать тридцать. Дональд Барретт уверяет, что сидел в конторе, но опрос свидетелей еще не окончен, так что о его алиби говорить еще преждевременно. Лофхен, Тормик и Зорка. Двое из них исчезли. Белинда Рид вышла из своей квартиры в начале одиннадцатого, но еще не вернулась.

— А орудие убийства?

— До сих пор не найдено. Колотая рана слева, нанесенная острым предметом — достаточно длинным, чтобы попасть в сердце. Судя по количеству вытекшей крови, оружие вынули из раны не сразу, а несколько минут спустя. Однако еще раньше его сильно ударили по левому глазу каким-то тяжелым, твердым и тупым предметом. Маловероятно, чтобы такие следы остались от падения, да и в любом случае внешний вид повреждения позволяет утверждать, что оно было причинено раньше. Следовательно, была драка, а раз так… В чем дело?

Я сжал пальцы правой ладони в кулак и выразительно покрутил им перед носом Кремера.

— Тяжелый, твердый и тупой предмет, — пояснил я.

— А? Что?

— Да, сэр. Это я. Арчи, и мой маленький кулачок. Фабер повел себя здесь настолько нагло, что мне пришлось ему разок врезать, чтобы научить изящным манерам. Вам я это говорю только потому, что вы можете откопать какого-нибудь свидетеля, который видел Фабера после того, как он покидал наш дом, а я не хочу, чтобы и меня обвиняли в сокрытии улик.

Кремер набычился, подбородок его уперся в грудину. Ну ни дать ни взять — Джек Демпси[5], готовый обрушиться на противника. Потом медленно, очень медленно Кремер поднес к носу кончик указательного пальца и принялся тереть нос снизу вверх и обратно, не спуская с меня полуприщуренных глаз. Прошла, должно быть, минута, прежде чем он произнес:

— Нет, ты бы его не заколол.

— Да, сэр, — живо откликнулся я. — Это не мой стиль.

— Заткнись. Могло быть и иначе. Например, вы с Тормик, придя туда, застали в квартире Фабера, который шарил по ящикам. Ты бросился на него и врезал по глазу. А Тормик потеряла голову и заколола его ножом. Ты вызвал Даркина и отдал ему нож, чтобы замести следы. Потом позвонил мне.

— Звучит весьма правдоподобно, — признал я, — но вы упираетесь в прежнее препятствие. Где мотив? С какой стати Тормик вздумалось бы всадить в него нож? Более того, когда я врезал Фаберу по физиономии, Фред Даркин был здесь же, в конторе. — Я помотал головой. — Нет, эта версия не выдерживает критики. Сам я скорее склоняюсь к…

Меня прервал телефонный звонок. Попросили Кремера. Я встал и освободил ему место за своим столом. За десять минут, что инспектор разговаривал, чего мы только не наслушались — от односложных восклицаний до подробнейшего инструктажа, — после чего Кремер возвратился на свое место.

Усевшись в красное кресло, он спокойно посмотрел на меня и сказал:

— Знаешь, сынок, у тебя есть пара приличных качеств. С одной стороны, ты мне даже нравишься. Правда, с другой — я бы мог стоять столбом, наблюдая, как с тебя сдирают шкуру, и при этом не пролил бы ни единой слезинки. По части наглости тебе вообще равных нет, за исключением разве что самого Вулфа. Тормик сейчас в управлении вместе с адвокатом, которого вы к ней приставили, и отказывается отвечать на вопросы. Меня так и подмывает испробовать на ней старый как мир трюк. Пожалуй, позвоню Роуклиффу: пусть передаст ей, что ты признался в том, что вы застали Фабера в ее квартире и ты сбил его ударом кулака.

— Валяйте, — согласился я. — Занятно будет посмотреть, что у вас получится. Что же касается моей наглости, то никогда — ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем — у меня не хватало и не хватит наглости, чтобы допустить даже мысль о таком деянии, которое приведет к тому, что моя славная жизнь оборвется на электрическом стуле.

— Вчера днем ты удрал с места преступления, унеся с собой орудие убийства.

— Я же не нарочно. И не удрал, а степенно ушел. К тому же я понятия не имел, что этот калдимор лежит у меня в кармане.

Кремер развалился в кресле, вздохнул и снова принялся тереть нос.

Открылась дверь из прихожей. Вошел Фриц, приблизился к столу Вулфа и произнес:

— Мистер Кэтер, сэр.

Вулф приподнял голову.

— Пусть войдет.

По неуловимым оттенкам в голосе Вулфа я понял, что Орри может раздобыть нечто важное, однако при первом же взгляде на физиономию Орри я понял, что у того ничего не вышло. Вулф, судя по всему, пришел к такому же выводу, так как не спросил, а констатировал:

— Безрезультатно.

Орри стоял в пальто, теребя шляпу и переминаясь с ноги на ногу.

— Да, сэр.

Вулф поморщился.

— Но ты нашел… то, что я тебе сказал?

— Да, сэр. И даже больше. Там еще упоминалось… я видел фамилию… во многих статьях и заголовках, но и только. Конечно, я не мог прочитать…

— Это нам не поможет. Фотографии?

— Нет, сэр. Я просмотрел все в библиотеке, а также побывал в других местах. В «Таймс» меня поначалу обнадежили, но потом выяснилось, что и у них этого нет. Сейчас я еду в консульство и решил сам заскочить по дороге, чтобы не звонить…

— Консульство отменяется. Я звонил им — это безнадежно. Ни мне, ни мистеру Кремеру консульства оказались не по зубам. Ты был на Второй авеню?

— Нет, отложил напоследок.

— Попробуй. Может, там получится. Не исключено, что по распоряжению мистера Кремера за каждым, кто покидает мой дом, будет установлена слежка. Можешь смело стряхнуть «хвоста», если заметишь. Я не хочу, чтобы полиция вмешивалась в мое расследование. Пока, по крайней мере

Орри ухмыльнулся:

— Буду рад.

И вышел вон.

— Чушь собачья! — фыркнул Кремер.

— Для вас не впервой прибегать к такому способу, — мягко заметил Вулф. — К тому же это раздражает меня меньше, чем ваша привычная нахрапистость. Слава богу, вы от нее отказались. Вы уже перестали развлекаться с Арчи?

— Развлекаться? О господи!

— А как же иначе? Не могли же вы на полном серьезе пороть такую чушь? Пива хотите?

— Нет, спасибо. Впрочем, да. Пить хочется.

— Очень хорошо. — Вулф нажал на кнопку. — Если я вас верно понял, вы организовали слежку за мисс Лофхен?

— Да. Я приставил к ней двоих. Один из них позвонил в половине одиннадцатого, что она вышла из дома и поехала к Милтану, но с тех пор мы от них ничего не слышали. Они должны докладывать через каждые два часа, если это не грозит слежке.

— Понимаю. Очень хорошо, когда под рукой есть такая уйма людей.

— Да. Если бы они к тому же хоть на что-то годились. Этим делом занимается уже больше ста человек. Допрашивают людей на Тридцать восьмой улице. Ищут орудие убийства. Копаются в биографиях подозреваемых. Разыскивают Лофхен и Зорку. Проверяют алиби. При этом я в любую минуту ожидаю приказа прекратить расследование. Возьмут — и прикроют всю лавочку. — Инспектор стиснул зубы. — Пока же этого не случится, я буду действовать, исходя из тех убеждений, что налогоплательщики платят мне не за то, чтобы убийца уходил от правосудия. Вот почему я сижу здесь и точу с вами лясы. Только здесь у меня есть хоть какой-то шанс получить зацепку, в которой мне отказывают эти паршивые консулы и послы… Премного благодарен.

Он взял стакан с пивом, которое налил ему Вулф, отпил, облизнулся и еще раз отпил. Потом откинулся на спинку, не выпуская из рук наполовину опустевший стакан.

— Позвольте задать вам вопрос. Если бы вам предоставили возможность выбирать, кого из жителей Нью-Йорка или его окрестностей допросить в связи с этим убийством, на ком бы вы остановили выбор?

— Слава богу, тут думать не приходится, — ответил Вулф. — На мадам Зорке, разумеется.

Зазвонил телефон. Опять попросили Кремера. На сей раз разговор получился коротким, и красная физиономия инспектора, когда он занял свое место в кресле, выглядела довольной.

— Что ж, — ухмыльнулся он, — начало положено. Зорка оказалась легка на помине. Ее нашли и вскоре, по моей просьбе, доставят сюда.

— Вот как, — произнес Ниро Вулф, наполняя стакан. — И где ее отыскали?

— В «Бриссендене». Зарегистрировалась под вымышленным именем. А пришла в отель в пять утра.

— Надеюсь, — пробормотал Вулф, — на ней было хоть что-нибудь, кроме той красной штуки, в которой она приехала ночью к нам.

— А? Что вы сказали?

— Ничего. Разговаривал сам с собой. Да, Фриц?

Фриц вошел в кабинет, держа в руке подносик. Вулф жестом попросил его приблизиться к столу, взял с подносика визитную карточку, прочитал и нахмурился.

— Черт побери, — процедил он. — Где он?

— В прихожей, сэр.

— Отведи его в гостиную, закрой дверь и возвращайся.

Когда Фриц покинул кабинет, Вулф обратился к инспектору:

— Думаю, других дел у вас на сегодня нет?

— Да, — многозначительно подтвердил Кремер. — Я уже десять раз повторял вам, что мне здесь нравится. Если же я уйду, назад вы меня можете и не пустить, пока я не предъявлю ордер на обыск.

— Ладно. Тогда боюсь, что вам придется… Послушай, Фриц! Подними мистера Кремера на лифте в оранжерею и попроси Теодора показать ему орхидеи.

Он улыбнулся инспектору.

— Давненько вы не бывали в моей оранжерее. Там есть на что посмотреть.

— С превеликим удовольствием, — возвестил Кремер и последовал за Фрицем в прихожую.

Вулф протянул мне визитку, и я прочитал вслух:

— Джон П. Барретт.

Послышалось лязганье поднимающегося лифта. Вулф сказал:

— Приведи его.

Глава 15

Внешность отца «зайчика» полностью соответствовала тому голосу, который я слышал по телефону. Большинство людей назвало бы такую внешность респектабельной, по мне же такой тип — «мечта камердинера». На вид около пятидесяти, благообразный и гладко выбритый, с серыми проницательными глазами, схватывающими все с первого взгляда, Джон П. Барретт был облачен в неброскую одежду стоимостью долларов этак с 485. Он неспешно и с достоинством поздоровался с Вулфом за руку — словно никуда, ну совсем никуда не спешил.

— Приятная тут у вас обитель, — заметил Барретт, присаживаясь. — И от реки недалеко.

Вулф кивнул.

— Да, уж и припомнить трудно, когда я купил этот дом, но о переезде даже не помышляю. Прошу меня простить, мистер Барретт, но я довольно ограничен но времени. Мне удалось принять вас вне очереди. Другой посетитель любезно согласился совершить экскурсию по моей оранжерее. Мистер Кремер из уголовной полиции.

— Кремер?

— Да. Глава отдела по расследованию тяжких преступлений.

— Понимаю, — безмятежно произнес Барретт, хотя в плазах промелькнула тревога. — Я пришел поговорить с вами по поводу нескольких фраз, которые вы обронили вчера вечером, беседуя с моим сыном. Я имею в виду боснийские леса, кредиты, полученные моей компанией, и банду Доневича. Так, кажется, вы изволили выразиться — банда…

— Да, да, я помню, — отмахнулся Вулф. — А что, разве я допустил какую-то неточность?

— Нет, все точно. Могу я закурить?

Получив разрешение, Барретт извлек сигарету из портсигара, бегло оценив который, я тут же повысил суммарную стоимость барреттовского прикида с 485 до 800 зеленых, закурил и поблагодарил меня за пепельницу.

— Мой сын, — произнес он, скрывая раздражение, — еще слишком неопытен. В юности свойственно сортировать людей по категориям — это единственный способ избежать безнадежной путаницы — но для этого нужна сноровка. А вот мой сын, похоже, еще слабоват. Одних он незаслуженно превозносит, других недооценивает. Возможно, я сам в этом виноват — уж слишком я ему помогал. Воистину отцовская любовь способна обернуться катастрофой.