— Я тоже не знаю.
Я отпил молока.
— Сначала объясните, почему вы так поступили со мной.
— Я не хотела причинить вам зла.
— Нет конечно, но все же?
— Так получилось совершенно случайно, само собой. Помните, однажды вечером вы мне это объяснили.
— Я говорил, что в нормальном состоянии человек, прежде чем что-то сказать, как бы пропускает слова через своеобразное контролирующее устройство, которое дает на них «добро». Но если он находится в состоянии аффекта, напуган или вне себя от ярости, данная схема нарушается, контроль отключается и слова самопроизвольно срываются с языка.
Сью нахмурилась.
— По-видимому, именно так все и получилось, когда у меня сорвались с языка слова о том, что я собиралась вчера там встретиться с вами.
— Где встретиться?
— На Сорок восьмой улице. У поворота в аллею, в которую я обычно заезжала, когда доставляла кукурузу в ресторан Рустермана. Я сказала, что мы, договорились с вами там встретиться в пять часов, чтобы вместе подождать, когда подъедет Кен, потому что нам надо было с ним поговорить. Но я опоздала на четверть часа, попала туда лишь в пять пятнадцать вас на месте не оказалось, и я сразу же ушла.
Я с трудом сдерживался.
— Кому вы об этом говорили?
— Нескольким полицейским. Самому первому, который приехал ко мне на квартиру, потом еще двоим-троим, а возможно, и четверым. Обо всем этом сказано в заявлении, которое они заставили меня подписать.
— Когда мы с вами договаривались о свидании? Разумеется, они вас об этом спросили?
— Ой, да они спрашивали решительно обо всем… Я сказала, что позвонила вам вчера утром, тогда мы и решили.
— Возможно, что вы просто дура… Разве вы не сообразили, что они явятся сразу же ко мне?
— Почему же? Они вас спросят, а вы станете все отрицать. Я даже подумала, как бы они не вообразили, что вам не хочется быть втянутым в эту историю, поэтому вы так ото всего отпираетесь, и сразу же заявила, что вы туда не приходили. Очевидно, вам не составит труда доказать, что это так, а мне нужно было объяснить, почему я туда приезжала и сразу же ушла, даже не заглянув в ресторан, чтобы справиться, где Кен.
Сью наклонилась вперед:
— Как вы не можете понять, Арчи? Не могла же я заявить в полиции, что я приезжала туда специально встретиться с Кеном, правда?
— Действительно, не могли… О'кей, я вижу, что вы совсем не дура.
Я скрестил ноги и откинулся на спинку стула:
— Значит, вы ездили туда, чтобы встретиться с Кеном?
— Да. Нужно было кое о чем поговорить.
— И вы явились туда в 5.15?
— Да.
— И ушли, даже не заглянув в ресторан, чтобы спросить, нет ли там Кена?
— Я не… да, ушла.
Я покачал головой.
— Послушайте, Сью. Может быть, вы не хотели втянуть меня в эту историю, но вы втянули, и я хочу все знать. Если вы приезжали туда на свидание с Кеном и явились на место в пять пятнадцать, вы его видели. Это точно, не так ли?
— Ну… живым я его не видела.
Ее очень красивые ручки, лежащие на коленях, сжались в кулаки.
— Я видела его уже мертвым. Я прошла по аллее и увидела, что он лежит на земле. Мне показалось, что он мертв, а если и нет, то с минуты на минуту кто-то выскочит из ресторана, обнаружит его и… окажет помощь. Сама я страшно испугалась. Испугалась потому, что всего два дня назад грозилась его убить. Я ни о чем не стала раздумывать, даже не задержалась на пару секунд во дворе, просто удрала. И лишь когда оказалась в нескольких кварталах оттуда, сообразила, как это было глупо.
— Почему глупо?
— Потому что меня видели Феликс и привратник. Я подошла к ресторану со стороны парадного входа, они оба о чем-то судачили на боковой дорожке, мы перекинулись несколькими фразами. Поэтому я не могла заявить, что меня там вообще не было. Да, с моей стороны было непростительной глупостью сбегать оттуда, но я безумно испугалась. И только после того, как вернулась к себе домой, смогла все спокойно обдумать и решить, что придется говорить в полиции. Самое разумное было заявить, что я отправилась туда на свидание с вами, так что когда прибыл человек из полиции и принялся задавать вопросы, я ему сразу же все выложила, чтобы у него не возникло сомнений.
Она разжала кулаки и трогательным жестом прижала руки к груди:
— Честное слово, Арчи, я думала о вас… но была уверена, что вам это не повредит.
Все это не увязывалось с теорией отключившегося контролирующего устройства, но я посчитал бессмысленным заострять на этом внимание. Не до теоретических споров, когда приходится думать о спасении собственной шкуры!
— Вы ошиблись.
Я не жаловался, просто констатировал факт.
— Несомненно, они спросили, почему мы надумали встретиться с Кеном для разговора именно за рестораном, а не здесь, раз он все равно должен был приехать сюда. Так почему не здесь, а там?
— Потому что вы этому воспротивились, не захотели с ним объясниться в доме мистера Вулфа.
— Понятно. Вы и правда решительно все предусмотрели… И они также интересовались, о чем мы собирались говорить с Кеном. И это вы продумали?
— Зачем продумывать? Разговор должен был идти о том, что он сообщил вам, будто я думаю, что я от него забеременела.
Это уже было слишком!
Я вытаращил глаза, что не было в моих привычках:
— Кен сообщил мне такую вещь? И когда же, хотел бы я знать?
— Вы сами знаете когда. На той неделе. В прошлый вторник, когда он привозил вам кукурузу. Мне он рассказал об этом в субботу, хотя нет, в воскресенье. На ферме.
Я выпрямился:
— Возможно, я ослышался. Или же я куда менее сообразителен, чем предполагал. Кен Фабер сказал вам в воскресенье, что он во вторник сообщил мне о том, что вы предполагаете, что от него забеременели? Так?
— Да, то же самое он сказал и Карлу. Вы знаете, Карлу Хийдту. Правда, Кен мне этого не докладывал, а Карл — сразу же… Полагаю, он натрепал об этом и двум другим моим поклонникам, Питеру Джею и Максу Маслову. Сомневаюсь, что вы с ними знакомы. Именно тогда я и сказала Кену, что хотела бы его убить. Особенно меня разозлило то, что он наговорил вам.
— И вы объяснили полиции, что именно об этом хотели с ним поговорить?
— Да… Не понимаю, почему вы говорите, что я ошиблась, считая, что для вас это сущий пустяк, поскольку раз вас там на самом деле не было, чего же вам бояться? Неужели вы не сможете доказать, что находились в другом месте?
Я закрыл глаза, чтобы обдумать ситуацию, но чем больше я копался в услышанном, тем неразбериха казалась запутанней. Мандельбаум не шутил, когда назвал судье сумму залога в пять тысяч. Поразительно, что он вообще согласился выпустить меня из тюрьмы.
Я раскрыл глаза и часто-часто заморгал, чтобы Сью оказалась в фокусе, потому что у меня внезапно все куда-то поплыло вбок.
— Для ложного обвинения это почти идеально, но мне все же хочется верить, что вы все это натворили без злого умысла. Сомневаюсь, чтобы вы были достаточно хорошо осведомлены во всех этих тонкостях, да и потом, почему останавливать свой выбор на мне? Я ведь не без зубов, сам умею кусаться… Все равно, сделали ли вы это преднамеренно или нет, чего ради вы явились ко мне? Зачем было утруждать себя разговорами и объяснениями?
— Потому что я подумала… ну как вы сами не понимаете, Арчи?
— Я многое понимаю, но мне совершенно неясно, зачем вы сюда явились.
— Боже мой, все очень просто… Тут мои слова против ваших слов. Вчера вечером они мне сказали, что вы отрицаете, что мы с вами договорились там встретиться. Я хотела попросить вас… подумала, что вы могли бы изменить свои показания… сказать, что вы сперва отрицали, просто потому, что не хотели быть замешанным в данную историю… что действительно согласились встретиться со мной возле ресторана, но потом решили туда не ходить, отправились в какое-то другое место. Тогда у них не будет оснований не верить мне.
Она умоляюще протянула ко мне руки:
— Арчи, сделайте это… Вы ведь согласны, не правда ли?.. Тогда все будет олл-райт!
— Святые угодники, вы так считаете?
— Конечно, сейчас они предполагают, что либо я лгу, либо лжете вы, но если вы им скажете…
— Заткнитесь!
Она тихонько ойкнула и совершенно неожиданно сдала. Голова у нее поникла, ладони закрыли лицо, сперва задрожали плечи, потом она вся затряслась. Если бы она рыдала, стонала или даже завывала, я бы спокойно переждал, когда это кончится. Но тут не было никаких звуковых эффектов, а это всегда опасно: она могла грохнуться в обморок.
Я мотнулся к столу Вулфа и схватил вазу с орхидеями, на этот раз Дендробиум нобилэ. Цветы я аккуратно вынул и положил к себе на стол, подошел к девушке, приподнял ей лицо за подбородок и щедро плеснул в него водой. В вазу помещается две кварты, я мог не экономить. Руки у нее непроизвольно упали вниз. Тогда я повторил операцию. Это подействовало, Сью пронзительно закричала и вцепилась мне в руку. Я вырвался, поставил вазу на стол, сходил в ванную, которая находилась напротив в углу, и принес оттуда полотенце.
Сью стояла уже на ногах, энергично стряхивая воду с платья.
— Вот, возьмите…
Она принялась вытирать полотенцем лицо.
— Вы не должны были этого делать, Арчи!
— Черта лысого не должен.
Я придвинул другое кресло на сухое место, сам вернулся к своему столу и сел.
— Если бы кто-то сделал то же самое со мной, может быть, мне стало легче… А теперь внимательно слушайте меня. Намеренно или нет, но по вашей милости я очутился в исключительно тяжелом положении. Кен ничего не говорил мне в прошлый вторник о вашей предполагаемой беременности, он вообще не упоминал вашего имени, но независимо от того, солгал ли он вам или же вы лжете мне и полиции, они уверены, что такой разговор состоялся. Они также убеждены или предполагают, что мы с вами были в «интимных отношениях», как это принято говорить. Теперь они ждут, что вы под присягой покажете, что я договорился с вами встретиться вчера в пять часов на этой аллее, а я не могу доказать, что меня там не было. Вообще-то существует человек, который заявит, что мы с ним вместе уезжали в другое место, но он мой приятель и частенько работает со мной, когда мистеру Вулфу требуются дополнительные помощники, так что ни члены жюри, ни полицейские не обязаны ему верить. Я не знаю, какие еще имеются данные у полиции, но сейчас с минуты на минуту…
— Я не лгала вам, Арчи.
Она сжимала в руках полотенце. Прядка совершенно мокрых волос закрывала ей глаза. Она откинула ее в сторону рукой.
— Все, что я говорила…
— Бросьте. Сейчас, как я уже сказал, с минуты на минуту можно ждать, что меня арестуют по обвинению в убийстве, и что тогда прикажете мне делать? Или, допустим, мне как-то удастся доказать, что я не согласился там с вами встретиться, что вы солгали им, что меня там не было. Тогда каково будет ваше положение? Так как сейчас обстоят дела в соответствии с вашим сценарием, либо я, либо вы окажемся в мышеловке без выхода. Так что либо я…
— Но, Арчи, вы…
— Не прерывайте меня. Либо я выпутываюсь, натравив их на вас, и, кстати, я ведь не спросил у вас…
Я поднялся и подошел к ней:
— Встаньте. Глядите мне в глаза.
Я протянул вперед руки на уровне талии ладонями вверх:
— Положите руки на мои ладошками вниз… Нет, не нажимайте, расслабьтесь, пусть они находятся в полном покое. Черт возьми, расслабьтесь. Вот так, правильно. Глядите на меня. Это вы убили Кена?
— Нет.
— Еще раз. Вы его убили?
— Нет, Арчи.
Я повернулся и прошел к своему стулу, она попятилась назад и села.
— Это мой личный детектор лжи. Не патентованный. Так вот, либо я выпутаюсь, указав им на вас, а для этого потребуются некоторые обходные маневры, что не в моем вкусе, или же сделаю то, что в моем вкусе. Надеюсь, это мне удастся. Как вам известно, я работаю у Ниро Вулфа. Прежде всего я заявлю ему, что беру отпуск, хорошо бы короткий. Затем мы отправимся в такое место, где нам никто не сможет помешать, и вы мне без утайки ответите на множество вопросов. Куда я сейчас отправлюсь, зависит только от вас одной. Сейчас я скажу вам одну вещь…
Распахнулась дверь, на пороге стоял Ниро Вулф. Он подошел к своему столу, внимательно глядя на Сью, и заговорил:
— Я Ниро Вулф. Будьте добры пересесть вот в это кресло.
Кивком головы он указал ей красное кожаное кресло, обошел вокруг своего стола и уселся. И только после этого посмотрел на меня.
— Сделаешь то, что в твоем вкусе?
Ну, как я говорил, мне надо было поразмыслить, почему он так настаивал, чтобы я принял Сью в кабинете. Будь я в нормальном состоянии, я бы сразу сообразил или хотя бы заподозрил, каковы намерения Вулфа. Полагаю, что в делах общих мы с ним понимаем друг друга менее, чем с полуслова, и полностью доверяем один другому, но, как он заявил Паркеру, это была «моя личная афера», которую я обсуждал с кем-то в его кабинете, лишив его возможности устроиться в его обожаемом кресле. Перед тем я ему сказал, что все, сказанное мною Кремеру, было истиной с начала и до конца. Естественно, Вулф занял наблюдательный пост возле отверстия в нише.
Я посмотрел на него.
— Я сказал, что надеюсь. А что, если я слышал, как сдвинулась панель, и избегал скользких вопросов?
— Каких еще «скользких»?
— О'кей, ваша взяла. Но я полагаю, она имеет право знать.
— Согласен.
Сью уселась в красном кресле.
— Мисс Мак-Леод, я без ведома мистера Гудвина подслушивал ваш разговор. Я слышал все, что было сказано. И все видел. Хотите пожаловаться?
Она поправила руками волосы, но вид у нее все еще был не безупречный.
— Почему?
— Почему я слушал? Чтобы узнать, в какую трясину угодил мистер Гудвин. И узнал. Вмешался я потому, что положение невыносимое. Вы либо безмозглое создание, либо василиск. Намеренно или по глупости вы создали для мистера Гудвина настолько…
Я решил вмешаться:
— Вы сами говорили, что это мое дело.
Вулф продолжал смотреть на Сью.
— Это действительно его дело, но сейчас уже возникла угроза для меня. Я завишу от него. Я не могу работать должным образом, не говоря уж об удобствах, без него. А он только что сказал вам, что возьмет отпуск. Это было бы крайне неудобно для меня, но все же выносимо, даже если бы отпуск оказался довольно продолжительным, но сейчас я понял, что существует реальная опасность потерять его навсегда, а это было бы катастрофой. Я с этим не могу примириться. Благодаря вам, он в смертельной опасности.
Он повернулся:
— Арчи, теперь это наше общее дело.
Я приподнял брови:
— Вы отступаете. А Паркер и его счет?
Он поморщился, но махнул рукой.
— Перейдем к делу. Близко или нет, но ты все же знал мисс Мак-Леод на протяжении трех лет. Она убила этого человека?
— Нет и да.
— Это не помогает.
— Понимаю. «Нет» благодаря массе разрозненных фактов, включая испытание детектором лжи, которому я ее только что подвергнул, которое, конечно, вы поднимете на смех, но все же… «Да» главным образом потому, что она здесь. Почему она явилась?.. Она говорит для того, чтобы я изменил свои показания и подтвердил ее о том, что у нас с ней там было назначено свидание. Тут нужно поразмыслить. Если она убила Кена и станет просить кого угодно и о чем угодно, тогда, конечно, она смертельно напугана, но если не убивала, зачем приходить ко мне и признаваться в том, что она была в аллее и видела Кена убитым? Странно, очень странно. Подведя итог, два против одного, что она не убивала. Второе очко в пользу «нет», по моему мнению, заключается в том, что когда женщина от кого-то беременеет, то для нее совершенно естественно заставить этого человека на ней жениться. И как можно быстрее. Ей требуется отец для будущего ребенка, а не убитый любовник. Безусловно, она не стала бы его убивать, если только…
— Какая глупость, — громко возмутилась Сью, — я же не беременна!
Я вытаращил глаза:
— Вы же сами сказали, что Кен говорил вам, будто он сообщил мне…
Она кивнула:
— Кен был способен наговорить кому угодно что угодно.
— Но вы-то предполагали, что вы забеременели?
— Разумеется, нет. Как я могла такое предполагать? Имеется единственная возможность забеременеть со мной этого не могло случиться, потому что мы с Кеном никогда не были в таких отношениях.
Глава 3
Как любой другой человек, я люблю тешить себя мыслью, что я всегда в точности знаю, почему так думаю или поступаю, но иногда так не получается. Именно так случилось на этот раз. Я имею в виду не то, почему я ей поверил, что она не была беременна, и почему знала, что не может быть в положении. Я знаю почему. Все дело было в том, как она это заявила и как при этом выглядела. Я же знал ее целых три года. Но если так, то я должен был вычеркнуть второе очко в пользу «нет», о котором я только что говорил Ниро Вулфу, а я все же не стал считать шансы равными. Почему? Сдаюсь, не знаю. Возможно, все дело в том, что любой нормальный мужчина, а я отношусь к их числу, имеет подсознательную уверенность, что незамужняя женщина, твердо знающая, что она не может быть беременна, менее способна пойти на преступление, нежели такая, которая сомневается. Признаю, что хороший честный детектив не должен в своей работе руководствоваться подсознательными чувствами, но как этого избежать, а?
Поскольку Вулф притворяется, будто считает меня большим анатомом психологии молоденьких привлекательных женщин, он тут же повернулся ко мне и скомандовал:
— Арчи?
И я утвердительно кивнул головой.
Знатоки не имеют права отступать и колебаться, а как я только что говорил, я поверил Сью в отношении беременности.
Вулф хмыкнул, велел мне взять блокнот, разглядывал Сью секунд пять, затем принялся за дело.
Через час десять минут, когда Фриц пришел сказать, что ленч готов, я успел заполнить большую часть нового блокнота, а Вулф сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла, губы у него были плотно сжаты. Было очевидно что он всерьез вознамерился работать. Сью ответила на все его вопросы без видимого замешательства, но мне по-прежнему казалось, что либо она подставляет свою голову под шишки, либо я. Или, как вариант, мы оба.
По ее словам, она познакомилась с Кеннетом Фабером восемь месяцев назад на вечеринке на квартире Питера Джея. Кен не стал терять времени даром, а через четыре месяца в мае, заявил, что когда-нибудь она станет его женой, года через два или три, когда она будет готова отказаться от работы манекенщицы, если он докажет, что сможет содержать семью.
Из блокнота:
«Я зарабатываю более восьми сотен в неделю, в десять раз больше его, но, конечно же, если я выйду замуж, мне не удастся сохранить за собой свое место. Я сомневаюсь, чтобы эта работа годилась замужним женщинам, потому что они должны иметь детей, а при этом, во-первых, портится фигура. И потом, кто будет смотреть за детьми?»
В июне, по просьбе Кена, она убедила отца предоставить ему работу на ферме, но в скором времени она об этом пожалела.
Из блокнота:
«Конечно, он знал, что летом на уик-энды и приезжаю на ферму, и уже в первый же уик-энд стало ясно, каковы были его мысли. Он решил, что на ферме все будет иначе, чем в городе, ему проще будет вынудить меня пойти навстречу его желаниям; он пытайся заставить меня обещать ему не назначать свиданий с другими парнями. На вторую неделю стало еще хуже, на третью тоже, я уже узнала его настоящую цену и жалела, что вообще когда-то говорила с ним о замужестве. Он обвинил меня в том, что разрешаю другим моим поклонникам то, в чем отказываю ему, устраивал мне скандалы, когда я с кем-то ходила в кино или на представление. Наконец, в конце июля вроде бы он образумился. Я даже подумала, что он прошел через какую-то определенную фазу, и теперь все наладится, но на последней неделе, вечером в пятницу, он вел себя хуже, чем когда-либо, а в воскресенье заявил мне, что сообщил Арчи Гудвину, будто я думаю, что беременна от него, от Кена. И, разумеется, Арчи расскажет об этом решительно всем, и если я стану отрицать, мне все равно никто не поверит, так что у меня единственный выход — немедленно с ним обвенчаться. Вот тут-то я и закричала, что хотела бы его убить. Затем на следующий день, в понедельник, Карл Хийдт сказал мне, что Кен наговорил ему то же самое. И я заподозрила, что он имел подобные беседы еще с двумя парнями, судя по тем шуточкам, которые они отпускали. Поэтому я решила во вторник приехать к ресторану Рустермана и потолковать с Кеннетом. Я собиралась сказать ему, что он должен признаться и Арчи, и Карлу, что бессовестно меня опозорил, а если он не согласится, я обращусь к юристу».
Если все это было правдой, а ее сообщения относительно Карла Хийдта, Питера Джея и Макса Маслова можно было проверить, тогда десять к одному, что она не убивала Кена.
Данное преступление нельзя было посчитать импровизированным. Сью должна была отправиться туда с намерением убить Кеннета. Или хотя бы поколотить его, потому что она не могла чисто случайно захватить с собой солидный кусок тяжелой металлической трубы. Теперь шансы Сью, на мой взгляд, равнялись двадцать к одному.
Но если не она, то кто же?
Во всяком случае, не какой-то грабитель.
В карманах у Кена было восемьдесят долларов, да и зачем бы случайный грабитель пошел в эту аллею с куском трубы, к тому же ему надо было прятаться под платформой в ожидании жертвы. Ерунда, конечно.
Этот человек специально охотился на Кена, он был знаком с этим местом или, в крайнем случае, знал о нем и о том, что Кен сюда приедет и когда.
Конечно, очень может быть, что Сью не знала этого человека, даже не слыхала про него, так что мотив с нею не был связан, но тогда бы дело и правда оказалось глухим, ибо в распоряжении Вулфа было все то, чем располагала она (или пожелала с ним поделиться).
Она не могла сказать, скольким молодым людям она назначала свидание за те двадцать месяцев, когда она выступала в качестве манекенщицы. Возможно, тридцати. Чаще на протяжении первого года, чем за последнее время. Она вообразила, что если у нее будет много знакомых, ей будет легче подыскать себе работу. Так оно и получилось, но теперь она уже отказывается от всего, что ей предлагают.
Не знала она и того, сколько парней просили ее стать их женой. Не меньше десятка. Она не считала. Полагаю, что вам, читатель, Сьюзен не по душе. Чтобы девушка, говорящая такие вещи, могла понравиться, надо на нее посмотреть и послушать ее саму. И если вы мужчина, то вам не придется задумываться над тем, нравится она вам или нет, потому что последнее просто исключается. Я откровенно сознаюсь, что тот факт, что Сью скверно танцует, избавил меня от множества переживаний.
С того времени, как она познакомилась с Кеном, ее заигрывание с другими молодыми людьми прекратилось, но три старых поклонника остались «в резерве». С ними она ходила и в кино, и на шоу. Все трое успели сделать ей предложение и не отступились, невзирая на Кеннета Фабера. Карл Хийдт, который первым предложил ей место манекенщицы, был почти в два раза старше Сью, но это не стало бы препятствием, если бы она надумала выйти замуж за него, когда подойдет время. Питер Джей, занимавший солидный пост в крупном рекламном бюро, был моложе, а Макс Маслов, модный фотограф, совсем молодым.
Она сказала Карлу Хийдту, что то, о чем наговорил ему Кен, не было правдой, но она не уверена, что он ей поверил.
Она не могла в точности припомнить те шутки, которые отпускали по ее адресу Макс Маслов и Питер Джей, которые заставили ее решить, что Кен им тоже все это сказал. У нее не было подозрений до понедельника, когда она потолковала с Карлом. Она никому не сказала о том, что собирается пойти к ресторану Рустермана для объяснения с Фабером во вторник. Но все трое знали о том, что в эти дни Кен доставляет кукурузу в ресторан и Ниро Вулфу. Они даже подтрунивали над ней по этому поводу. Питер Джей уговаривал Сью позировать ему в вечернем платье среди кукурузы.
Из блокнота:
Говорит Вулф:
— Вы хорошо знаете этих людей, знаете их характеры и склад ума. Если один из них, разъяренный сверх меры поведением Фабера, отправился туда и убил его, то который… Учитывая, что это не было сделано в припадке — в разгаре ссоры, а преднамеренно, заранее запланированно? Так что вы скажете, кто же?
Она сделала большие глаза:
— Они не убивали.
— Не «они», а один из них. Который?
Сью покачала головой:
— Никто. Ни один.
Вулф погрозил ей пальцем:
— Это пустая болтовня, мисс Мак-Леод… Возможно, вы шокированы мыслью о том, что кто-то, близкий вам, убийца. Но вы не можете отвергать данное предположение как невозможное. Своими увертками и отговорками вы ликвидировали возможность нормальным расследованием доказать то, что ни вы, ни мистер Гудвин не убивали этого человека. Остается одно: доказать, что его убил кто-то другой. И найти преступника. Я должен видеть этих троих людей, а поскольку я никогда не выхожу по делам из дома, они должны явиться ко мне. Будьте добры, доставьте их сюда. Сегодня в девять часов вечера?
— Нет, — заявила она.
Он злобно посмотрел на нее. Если бы она была обычной клиенткой и ему нечего было бы терять, кроме гонорара, он бы велел ей делать то, что ей сказано, или убираться на все четыре стороны. Но здесь на ставку был поставлен его «мальчик на побегушках», потеря которого явилась бы для него катастрофой, как он сам громогласно признал.
Поэтому Вулф отвел глаза и заговорил довольно миролюбиво:
— Мисс Мак-Леод, я признаю, что ваш отказ думать плохо о своих друзьях достоин всяческих похвал. Признаю, что мистера Фабера мог убить человек, которого вы никогда не видели, по мотивам, о которых мы даже не можем догадаться, и, кстати, я не спросил вас: не знаете ли вы такого человека, у которого имелось веское основание убить мистера Фабера?
— Нет.
— Но, возможно, это известно мистеру Хийдту, мистеру Джею или мистеру Маслову. Даже если принять ваши заверения, что они один из них не причастен к преступлению, я должен их видеть. Я должен также видеть и вашего отца. Но отдельно. Это уже не ваша забота. Мой единственный путь к личности убийцы — мотив, и один их этих четверых людей, знавших Фабера, может направить меня на него. Я прошу вас сделать так, чтобы трое ваших приятелей сегодня вечером были здесь. Вам приходить не требуется.
Она нахмурилась:
— Но вы же не можете… Вы говорите — найти преступника. Как это вам удастся?
— Не знаю. Возможно, я не сумею, но я должен попытаться. В девять часов?
Ей не хотелось даже после сделанного им реверанса, но Сью не могла не согласиться, что нам необходимо было получить какую-нибудь информацию, а с кого еще можно было начать? Так что в конце концов она согласилась, Вулф откинулся на спинку стула с закрытыми глазами и плотно сжатыми губами, а Фриц явился сообщить о ленче. Сью поднялась, чтобы идти домой, я проводил ее до выхода, а когда возвратился, Вулф уже сидел в столовой за столом. Вместо того, чтобы последовать его примеру, я продолжал стоять, посчитав необходимым кое-что сказать до того, как он примется за еду:
— Вообще-то я предполагал, что вы меня довольно высоко цените, теперь я убежден, что умалял свои достоинства… У вас есть какая-нибудь программа на день?
— Нет. Только позвонить мистеру Мак-Леоду.
— Я видел его в прокуратуре… В таком случае, с вашего разрешения, я до еды поднимусь наверх и побреюсь. Мне кажется, что от меня дурно пахнет. Попросите Фрица что-нибудь оставить для меня на кухне.
— Непременно.
Я вышел в прихожую и поднялся к себе на второй этаж. На протяжении сорока минут, которые ушли на то, чтобы привести себя в порядок, я приказывал своим мыслям отступить, но у меня ничего не получалось. Разум повторял, что нужно, как можно скорее, проанализировать положение вещей с эмфазой на Сью Мак-Леод. Если я ее неправильно расценил, если преступником была она, тогда почти наверняка будет пустой тратой времени что-то вытянуть из ее трех обожателей. И если у Вулфа не было никакой программы на день, значит, мне надо таковую разработать самому. Если для Вулфа потеря меня навсегда представляется катастрофой, что могу сказать я?
К тому моменту, когда я влез под душ, голова подсказала мне, что основным пунктом программы является кусок трубы. Сью не явилась в аллею, пряча за пазухой эту трубу. Такое исключалось. Откуда же труба взялась? Ни Кремер, ни Мандельбаум ничего определенного не говорили, а утренних газет я еще не видел. Я смогу почитать «Таймс», когда спущусь вниз. Но моей голове не терпелось, я должен был знать немедленно, так что, приняв душ, я торопливо вытерся, подбежал к телефону на ночном столике, набрал номер редакции «Газетт», вызвал Лона Коэна и спросил у него. Конечно, он уже знал, где я провел ночь, и хотел выяснить кое-какие факты для «подвала», но я пояснил, что не успел одеться и могу простудиться, меня не интересует, насколько достоверно то что человек, стукнувший куском трубы Фабера по голове, приволок его с собой.
Лон ответил, что тут нет никаких сомнений. Труба побывала в лаборатории, возможно, ученым она рассказала о своем прошлом, три-четыре сотрудника прокуратуры с цветными фотографиями этой трубы сейчас разыскивают ее потерянный след. Я поблагодарил Лона и пообещал ему что-то для сенсационного сообщения, когда придет время.
Так что это было разрешено.
Когда я подошел к комоду за чистыми шортами, мозг перекинулся на Карла Хийдта, но у него было чертовски мало пищи для размышления, так что, завязывая галстук, я уже подыскивал тему, за которую бы зацепиться.
Внизу Вулф все еще находился в столовой, но я прошел на кухню, сел за свой столик с газетой в руке, Фриц принес мне — что вы думали? Кукурузные оладьи. Среди полученных накануне початков восемь были превосходными, а Фриц ненавидит выбрасывать добрые продукты. С беконом и домашним вареньем из черной смородины они были настоящей амброзией. В отчетах «Таймс» об убийстве имя Вулфа упоминалось дважды, а мое четыре раза. Так что ленч мне показался божественным.