Рекс Стаут
      АМЕРИКАНСКИЙ СТИЛЬ
      Пьер Дюмиан сидел за столиком в кафе "Сигоньяк", потягивал из бокала виши и читал статью в "Авенир".
      Время от времени он возмущенно покряхтывал, а когда ему попадался особенно неприятный пассаж, фыркал и издавал гневные восклицания. В конце концов он отшвырнул газету на соседний стул, водрузил локти на стол, упер подбородок в ладони и совершенно трезвым взглядом уставился на опустевший бокал, всем своим видом выражая глубочайшее отвращение.
      Пьер никогда не чувствовал себя хорошо по утрам.
      По роду занятий ему частенько приходилось испытывать днем некоторые неудобства из-за того, что он натворил вечером, - ведь за опрометчивые поступки всегда приходится расплачиваться. Но в то утро Пьеру было особенно неуютно - он неподдельно страдал, размышляя над обрушившимся на него несчастьем.
      Истинное невезение. Надо же было так свалять дурака! Не иначе как бес попутал - в здравом уме такое не напишешь. Он покосился на газету, протянул было руку, но тотчас нервно отдернул ее и принял прежнее положение. Происшедшее казалось абсурдом - полным абсурдом. Кто же знал, что эти бредни примут всерьез? Он должен написать новую статью, принести в ней извинения... Но нет, теперь это уже невозможно - на карту поставлена его репутация. Что ж, в будущем он станет осторожным, очень осторожным, он будет не просто осмотрительным - он будет стерильно тактичным и вежливым. Но... Ба! Что за чудовищная мысль! Может, нет у него никакого будущего? Может, это конец? Для истрепанных нервов Пьера последний удар оказался чересчур болезненным. Он выпрямился на стуле, выругался вполголоса и, подозвав официанта, заказал еще один бокал виши. В этот самый момент на его плечо легла чья-то ладонь, а над ухом раздался мужской голос. Обернувшись, Пьер узнал Бернштайна из "Матэн".
      - Эй! Мои поздравления, дружище! - осклабился тот.
      Пьер мгновенно насторожился. Значит, новость уже облетела округу. Он с усилием выдавил приветливую улыбку, краем глаза оглядел полупустой зал и жестом пригласил журналиста присаживаться.
      Бернштайн, заметив бокал, только что поставленный официантом перед Пьером, вскинул брови и покачал головой.
      - Нервы? - сочувственно поинтересовался он.
      Пьер разозлился - главным образом, потому, что это была правда. Проворчав, что, мол, коллега ошибается, он взял бокал, опустошил его одним глотком и проговорил безразличным тоном:
      - Нервы нужно беречь. Для меня это в нынешних обстоятельствах особенно важно, впрочем, наверное, ты еще не знаешь... Кстати, а с чем это ты меня поздравил?
      Бернштайн лукаво подмигнул:
      - Да полно тебе, все всё знают. У Лампурда народ уже делает ставки, а у нас в редакции только об этом и болтают. И все тебе завидуют. То есть, конечно, будут завидовать, если... - Бернштайн многозначительно умолк, с любопытством наблюдая за собеседником.
      - Ну? - Пьер очень старался выглядеть беспечно. - Если?..
      - Да нет, ничего... В сущности, жизнь не что иное, как азартная игра лови удачу и получишь все: победу, славу, известность. Слушай, дружище, да послезавтра ты сможешь заявиться к старику Лиспенару и сказать: "Отныне и во веки веков я желаю получать тысячу франков за каждую заметку, подписанную моим именем!" И ему ничего не останется, как принять твои условия. Разумеется, если ты будешь в состоянии к нему прийти...
      Пьер пренебрежительно хмыкнул:
      - Если хочешь меня напугать, это не так-то просто сделать. - Он взял газету со стула и бросил ее на стол перед Бернштайном. - Так ты об этом толкуешь?
      Тот покосился на первую полосу и кивнул:
      - О чем же еще? Отличная статья, просто изумительная. Однако ты свалял дурака - не надо было оставлять за ним выбор оружия. Этот Ламон - опасный тип.
      В ответ Пьер лишь презрительно усмехнулся и щелкнул пальцами.
      - Нет-нет, поверь мне, - продолжал Бернштайн. - Пойми, дружище, я стараюсь ради твоего же блага. Я слышал это от одного из сотрудников Лампурда, не помню, от кого именно, - с Ламоном шутки плохи.
      В его тоне было что-то такое, от чего руки Пьера мелко задрожали, когда он потянулся к бокалу.
      - Знаешь, - не унимался Бернштайн, - он приехал сюда месяц назад из Мюнхена, где жил на офицерских квартирах германского полка - изучал материал для той самой пьесы, которую ты разнес в пух и прах в своей статье. Там он так прославился на поприще дуэлей, что его называли не иначе как Lamon le diable {Ламон-дьявол (фр.)}, потому-то я и сказал, что ты сделал ошибку, - с рапирой в руке у тебя еще был бы шанс отделаться царапиной, но с пистолетом...
      На протяжении этой тирады Пьер изо всех сил пытался сохранять невозмутимое выражение лица, но живописная бледность разлилась по щекам помимо его воли, а когда он заговорил, голос прозвучал хрипло:
      - От кого ты узнал о Ламоне?
      - Не помню. В конце концов, какая разница? Немного поупражняешься в стрельбе сегодня и завтра, чуть-чуть удачи - и о тебе заговорит весь Париж! Можешь мне поверить: все будут тебе завидовать, но, естественно, при условии, прости, пожалуйста, что Ламон промахнется.
      Пьер вздрогнул. Он уже начал ненавидеть Бернштайна. Откуда в нем это циничное спокойствие, эта брутальность? Не иначе как весь рассказ о Ламоне - чистой воды ложь. Решительно это не может быть правдой, в противном случае Пьер услышал бы о Ламоне гораздо раньше. Захлестнутый суматохой бредовых мыслей, он сидел и старательно делал вид, что слушает собеседника, а тот без умолку распространялся о Ламоне, делился бульварными сплетнями и излагал последние новости из профессиональной сферы - Пьер не разобрал ни слова.
      Когда через полчаса Бернштайн заторопился на деловую встречу, он дождался, пока журналист выйдет из кафе, со вздохом облегчения поспешно расплатился и выскочил на улицу.
      Какой-то умный человек сказал, что бывают случаи, когда храбрость заключается не в том, чтобы вступить в схватку, а в том, чтобы вовремя ретироваться. Ради спасения доброго имени Пьера будем считать, что это был как раз такой случай, ибо Пьер решил именно ретироваться. Он признался себе в этом сразу, без оговорок и стыда, стоя у витрины "Сигоньяка" и глядя невидящими глазами на вереницу проезжавших по улице экипажей. Рассказ Бернштайна о Ламоновой доблести убедил его всецело и бесповоротно.
      Его мучил другой вопрос: возможно ли все это провернуть изящно и без особого ущерба? Ибо Пьер, относившийся к своей шкуре лишь немногим более трепетно, чем к своей же репутации, страстно желал спасти и то и другое. Его брови озабоченно сошлись на переносице. Он пожал плечами. Он вздохнул. Чертов Ламон! Но теперь, окончательно решив задачу в пользу собственной шкуры, Пьер почувствовал себя гораздо увереннее, и вскоре его мозг заработал в авральном режиме, просчитывая пути отступления. Об извинениях, разумеется, и речи быть не могло - над ним будет потешаться весь Париж. А что еще хуже, этот демонический Ламон, скорее всего, откажется заключить мир.
      В голове возникали сотни вариантов, Пьер перечеркивал их один за другим и готов уже был впасть в отчаяние. Казалось, не остается ничего, кроме позорного бегства. И вдруг его глаза блеснули радостью: вот это идея! Гениально!
      Развернувшись, Пьер гигантскими скачками припустил по улице, еще немного, и он бросился бы в Сену и переплыл на другой берег. Опомнившись через некоторое время, он отдышался и, замахав обеими руками, выскочил на мостовую наперерез свободному экипажу, а в следующую минуту уже стремительно катил по направлению к Монпарнасу.
      Вскоре экипаж остановился возле ветхого домишки на улице Ренн. Пьер велел кучеру подождать, с сомнением огляделся, еще раз посмотрел на вывеску с номером на облупленном фасаде и решился войти. В конце коридора на втором этаже он отыскал дверь с табличкой:
      "ALBERT PHILLIPS
      Professeur d'Escrime
      Methode Americaine"
      {АЛЬБЕРТ ФИЛЛИПС
      Учитель фехтования
      Американский стиль (фр.)}
      В ответ на стук из-за двери крикнули с сильным американским акцентом: "Войдите" - и Пьер очутился в длинном помещении с голыми стенами и низким потолком. Здесь было не намного светлее и чище, чем в коридоре. На кресле возле двери валялись учебные рапиры, несколько пар боксерских перчаток и помятая маска для фехтования. Второе кресло, стоявшее за столом у единственного окна, занимал потасканного вида человечек, который при появлении посетителя медленно повернулся и теперь сидел вполоборота к двери. Глаза Пьера еще не успели привыкнуть к полумраку, и несколько секунд он стоял молча, беспомощно моргая. Человечек вопросительно уставился на гостя.
      - Я пришел по делу, - сказал наконец Пьер. - Но мне кажется, вы не тот, кто мне нужен...
      - Тогда зачем вы теряете время?
      Пьер чуть поразмыслил и выпалил:
      - Хотите заработать тысячу франков?
      Месье Филлипс проявил первые признаки интереса.
      - Дорогой сэр, - проговорил он, - ради тысячи франков я могу сделать очень и очень многое.
      - Отлично, - кивнул Пьер. - Прежде чем мы продолжим, мне было бы любопытно узнать, умеете ли вы стрелять из пистолета.
      Человечек нахмурился и быстро взглянул на него исподлобья.
      - Лучше всех в Париже, - заявил он. - Но я же сказал "многое", а не "все, что угодно" и...
      - Это дело чести, - перебил его Пьер.
      Филлипс вскинул брови:
      - Вот оно что... Тогда продолжайте.
      Пьер пару секунд поколебался, затем с решительным видом тряхнул головой, подошел к стоявшему у двери креслу, пододвинул его к столу Филлипса и, смахнув на пол инвентарь, уселся.
      - Надеюсь, - начал он, - вы умеете хранить тайны?
      - За тысячу франков - да.
      - Отлично. Вы получите эти деньги. О том, что мне от вас нужно взамен, сказать проще простого. Я участвую в дуэли. Мы стреляемся с двадцати шагов в четверг, в шесть утра. Я хочу, чтобы... чтобы вы заняли мое место.
      Филлипс подпрыгнул от удивления и воззрился на Пьера.
      - Это невозможно, - произнес он после недолгого молчания. - Обман раскроют.
      - В этом случае рискую я и, уж поверьте, постараюсь, чтобы никто не заметил подмены. Так вы согласны или нет?
      - Где состоится дуэль?
      - На берегу Сены, у моста Сюрэсн.
      - Это опасно. Вы ведь знаете, что новый начальник полиции издал указ...
      - Это тоже будет улажено, - перебил Пьер.
      - Что ж... Кто ваш противник?
      - Ламон, драматург.
      - А-а... - Филлипс глубоко задумался, странная улыбка блуждала на его губах. - Я согласен, - сказал он наконец.
      - Прекрасно! - Пьер вздохнул с облегчением. - Тогда нам остается обсудить детали.
      - А это как раз самое важное, - сухо заметил мастер фехтования. Приступайте, месье.
      Пьер пододвинул кресло поближе к столу.
      - Во-первых, как сделать так, чтобы никто не заметил подмены? Мы с вами одной комплекции и примерно одного роста - вы наденете мою одежду, а ваше лицо скроет маска.
      - Маска? А как вы это объясните противнику и секундантам?
      Пьер небрежно махнул рукой:
      - Очень просто. Вы упомянули об указе начальника полиции. Я скажу, что мы должны надеть маски на случай, если поблизости будут околачиваться случайные свидетели. И еще я договорюсь со своими секундантами о том, что приеду на место дуэли один, без их сопровождения. Все, что требуется от вас, - это явиться туда в назначенный час, держать рот на замке и метко стрелять.
      - А кто вы, собственно, такой?
      - Вы меня не знаете? - удивился Пьер.
      - Я здесь никого не знаю.
      - Театральный критик из "Авенир". - Он достал из портфеля визитную карточку и протянул ее Филлипсу.
      - А, значит, дело сугубо профессиональное?
      - Да. Ничего личного. Я в глаза не видел этого Ламона... Конечно, нам с вами еще многое нужно обсудить, но отложим это назавтра. Вам придется надеть один из моих костюмов, я принесу его утром. - Пьер поднялся и шагнул к двери.
      Филлипс вскочил с кресла:
      - Но месье! А как же тысяча франков?
      - Завтра утром вы получите пять сотен. Остальное - после дуэли.
      В тот вечер и на протяжении следующего дня у Пьера не было ни одной свободной минуты. На деле все оказалось сложнее, чем он предполагал. Секунданты месье Ламона быстро согласились с его предложением насчет масок, но своих собственных друзей ему так легко убедить не удалось. Они объявили это ребячеством и абсурдом, тем более что предстоящая дуэль уже стала темой номер один и обсуждалась во всех кафе Парижа. Они были решительно настроены против того, чтобы Пьер приехал на место дуэли в одиночестве. По их словам, это стало бы вопиющим нарушением неписаных правил, которое им не простят. "Наша честь!
      Наша драгоценная честь будет запятнана! Неслыханно!" Но поскольку Пьер рисковал не только честью, он сумел пресечь все протесты и настоять на своем.
      В среду утром он провел целый час у Филлипса, готовя его к возможным неприятным случайностям.
      К счастью, мастер фехтования знал в лицо одного из его секундантов, внешность другого Пьер ему подробно описал. А поскольку сам Пьер никогда не встречался с Ламоном, Филлипсу совершенно необязательно было его узнавать. Что до незначительных различий в голосе и жестах, их вполне можно объяснить естественным волнением перед поединком, которое дуэлянты должны усердно преодолевать.
      Наконец Пьер удовлетворенно кивнул.
      - Превосходно! - заявил он, оглядев Филлипса с ног до головы. - Я бы и сам не заметил подмену. - Открыв кошелек, он достал оттуда пять стофранковых купюр и выложил их на стол. - Это половина. И не забудьте о главном: когда все закончится, сразу идите в ресторанчик под названием "Башня из слоновой кости" - там вы сможете переодеться, снова стать месье Филлипсом и получить оставшуюся часть суммы. Конечно, секунданты увяжутся за вами и будут настаивать на том, чтобы отпраздновать победу, - придумайте сами, как спровадить их восвояси.
      Филлипс собрал банкноты, пересчитал их, сунул в карман и посмотрел на Пьера:
      - Кое-что мы с вами все же упустили из виду. Что, если меня ранят? Тогда обман выплывет наружу.
      Пьер побледнел:
      - Я уже думал об этом. Придется рискнуть. А вы, ради бога, стреляйте первым и постарайтесь не промахнуться!
      - Месье Дюмиан, будьте спокойны: как только я прицелюсь в этого вашего Ламона, уложу его на месте.
      Однако той ночью Пьер никак не мог заснуть. Стоило ему закрыть глаза, и перед мысленным взором вставало дуло револьвера, которое своими размерами сильно напоминало пушечное жерло. Это раздражало. Не выдержав, Пьер сел в кровати и потянулся за сигаретой.
      Закурив, он сказал вслух: "Абсурд. Я так нервничаю, будто мне предстоит сделать это самому".
      В половине пятого утра он вскочил, оделся и, отыскав на пустынной улице экипаж, назвал полусонному кучеру место назначения. Вскоре он уже подъезжал к мосту Сюрэсн.
      Задворки "Башни из слоновой кости", которую Пьер выбрал своим пристанищем на время дуэли, выходили на набережную Сены, в сотне ярдов вверх по течению от моста. Это был захудалый ресторанчик, обшарпанный и грязный; респектабельная публика старалась держаться от него подальше, что вполне устраивало Пьера. Назначить встречу с месье Филлипсом в собственных апартаментах он не осмелился - словоохотливый консьерж и не в меру любопытные соседи могли поставить под угрозу все мероприятие; к тому же, помимо вышеперечисленных достоинств, "Башня из слоновой кости" обладала еще одним, самым важным - из огромного окна с погнутой рамой и треснувшим стеклом открывался великолепный вид на мост Сюрэсн, и площадка, выбранная местом дуэли, была как на ладони.
      Ровно в пять Пьер вошел в ресторанчик и остановился у низенькой деревянной конторки, за которой дремал хозяин. Тот вздрогнул, продрал глаза и, хмуро уставившись на посетителя, проворчал:
      - Чего надо?
      - Я бы хотел заказать столик в отдельном кабинете, - сказал Пьер.
      Угрюмый старик насупился еще сильнее и рявкнул:
      - Ну и зря! Нету у нас никаких кабинетов. - Он поерзал на стуле, откинулся на спинку и мгновенно заснул.
      Пьер пожал плечами, огляделся и, заметив в дальнем углу дверь, прошел в соседнее помещение.
      Это был грязный выстуженный зал с застоявшимся, спертым воздухом, отравленным табачным дымом и алкогольными парами. В одном углу - сдвинутые в беспорядке столики и стулья, у дальней стены выстроился ряд столиков, единственный источник освещения - окно с пыльным треснувшим стеклом, выходившее на мост Сюрэсн. Несколько мужчин спали, обмякнув на деревянных стульях и свесив головы под разными углами, один сидел за столиком, читая газету; перед ним стояла бутылка спиртного. Вялый неряшливый официант клевал носом за стойкой, но при виде Пьера вытянулся и замер в ожидании, тупо моргая.
      Усаживаясь и заказывая вино, Пьер перехватил пристальный взгляд человека с газетой. Взгляд был долгий и настойчивый до неприличия, отчего Пьеру сразу стало не по себе. Неужели его узнали? По внешнему виду человек не походил на завсегдатаев таких заведений, как "Башня из слоновой кости", и, хотя ни лицо, ни фигура не показались Пьеру знакомыми, с каждой секундой в его душе множились подозрения и опасения. Наконец он решился заговорить с ним и, бросив взгляд в окно, сквозь разбитое стекло которого просачивался сырой речной воздух, произнес как можно небрежнее:
      - Прохладно сегодня.
      Незнакомец вздрогнул и быстро огляделся:
      - Вы со мной говорите, месье?
      - Имею честь, - подтвердил Пьер.
      - И вы сказали...
      - Что сегодня прохладно.
      - Да. Пожалуй, даже морозно. - Мужчина поежился и поднял воротник накинутого на плечи плаща. - Вы играете в карты? - вдруг спросил он.
      - Балуюсь иногда, - кивнул Пьер, немного успокоенный этим пустым разговором, и, когда официант принес колоду и еще одну бутылку вина, пересел за столик незнакомца.
      Около получаса игра продолжалась почти в полном молчании. Пьер поглядывал то на часы, то в окно, в котором со своего места видел только кусок темного мрачного неба и верхнюю часть перекрытий моста Сюрэсн. По мере того как официант заменял пустые бутылки полными, внимание незнакомца все больше рассеивалось, а язык развязывался.
      - А вам везет, - заметил он, посмотрев на кучку монет и несколько купюр, сложенных у локтя Пьера.
      Тот опять взглянул на часы, пробормотав:
      - Будем надеяться.
      - И тем не менее вы нервничаете и суетитесь. Напрасно. Вспомните, друг мой, мудрость древних философов, вспомните стоиков! - Незнакомец воздел руку к потолку и глупо осклабился. - Учитесь властвовать над своей судьбой. Что бы ни случилось сегодня или завтра, вы должны оставаться человеком.
      Все подозрения Пьера разом вернулись.
      - Вы пьяны, - спокойно сказал он. - Что вы несете?
      Собеседник ткнул трясущимся пальцем ему в плечо:
      - А вот что. Вы дергаетесь, рыскаете взглядом по углам, вы напуганы. И вероятно, не без оснований. Но посмотрите на это! - Он сунул Пьеру под нос свои руки, которые дрожали как листья на ветру. - Вы только посмотрите, как я хладнокровен, как невозмутим! А ведь через каких-то полчаса решится моя судьба!
      - Слушайте, дружище, - перебил Пьер, - по-моему, вы слишком много болтаете.
      - Вы ошибаетесь, - произнес незнакомец с пьяным достоинством. - Я не слишком много болтаю. Я никогда не болтал слишком много. - Он бросил карты на стол, схватил бокал и допил содержимое одним глотком. - Месье, вы мне нравитесь. Пожалуй, открою вам страшную тайну.
      - Советую вам держать свои тайны при себе, - буркнул Пьер, которого все это уже начинало раздражать. Он снова глянул на часы. Было без четверти шесть.
      - Правильно. Как это верно! - восхитился незнакомец. - Величайшая из всех добродетелей - осторожность! - Он развел руки, словно готовясь принять немного Божьей благодати прямо из смрадного сырого воздуха. - В настоящий момент я являю собой олицетворение этой добродетели. Это sine qua non {Без чего нет (лат.)} успеха.
      Мое жизненное кредо - "В словах горяч, в делах благоразумен". Осторожность! Благоразумие! Благодарю вас, друг мой!
      Провозглашенное незнакомцем кредо шло вразрез с жизненной позицией Пьера, который мгновенно забыл, где находится и по какому делу.
      - Но нельзя же быть таким трусом! - возмутился он.
      - Eh bien... {Что ж... (фр.)} - Собеседник презрительно вскинул брови, словно поражаясь глупости этого замечания. - Нужно быть человеком. А что вы хотите? Бывают моменты, когда ваша безопасность - превыше всего. Самосохранение - главный закон существования, и отныне я в силу определенных причин,- он подался вперед и понизил голос до конфиденциального шепота, - никогда не позволю себе осуждать других за то, что они нанимают кого-то для участия вместо них в дуэли. Они делают это из элементарной осторожности. Согласны?
      Пьер чуть не подавился - в его горле встал ком, - а когда попытался заговорить, почувствовал, что не в состоянии открыть рот. Все известно! Он погиб! Этот пьяный человек, который, быть может, вовсе даже не пьян, - кто он такой? Сомнений больше нет: Филлипс выдал его. Парализованный этими ужасными мыслями, Пьер сидел неподвижно, а незнакомец продолжал:
      - По правде говоря, я и сам так поступил. Вот видите, я вам доверяю и хочу услышать ваше мнение. Дуэль назначена на шесть. Этот идиот Дюмиан предложил надеть маски, что и натолкнуло меня на мысль...
      В этот момент Пьера осенило. Догадка фейерверком полыхнула в голове, и он не смог сдержать восклицания:
      - А! Ламон!
      Собеседник уставился на него с подозрением и спросил внезапно охрипшим голосом:
      - Откуда вы знаете мое имя?
      Но Пьер уже успел взять себя в руки и разыграл удивление:
      - Кто же не знает Ламона? Вы такой известный человек!
      Тревожное выражение на лице Ламона уступило место бессмысленной ухмылке.
      - В общем, да, - кивнул он.
      Мозг Пьера, всегда шустро реагировавший на критические ситуации, заработал еще быстрее. Он посмотрел на часы: оставалось десять минут до прибытия Филлипса на место дуэли. Что до надравшегося Ламона, он не представляет никакой угрозы. Но тут Пьер снова похолодел от страха:
      - А что, если вашего... заместителя ранят?
      Ламон, до сих пор старательно сжимавший губы в пьяном усилии сохранять над собой контроль, расплылся в хитрой улыбке:
      - Невозможно. - Он порылся в карманах сюртука, выудил оттуда визитную карточку и бросил ее на стол перед Пьером. - Видите? Он профессионал.
      Пьер перевернул кусочек картона. Достаточно было одного взгляда:
      "ALBERT PHILLIPS
      Professeur d'Escrime
      Methode Americaine".