— Конечно, — Род с улыбкой поднял голову. — Он всего лишь эго-плазма, иначе не был бы так уязвим.

К этому времени граф собрал своих приспешников, отогнав их лошадей.

— Убейте их! — закричал он надсадно, указывая на Гэллоугласов.

Призраки повернули назад и начали приближаться с издевательскими смешками и невнятным бормотаньем.

— Покажи мне, как он выглядел на смертном одре, — попросил Род.

Магнус нахмурился, сосредоточился, и вот граф, скачущий во главе своих приближенных, принялся стареть на глазах. Волосы на лбу отступили на затылок, живот вырос да и все тело начало раздуваться. Щеки обвисли, на коже появились темные пятна.

Приближенные зашептались, показывая пальцами на своего предводителя. Кто-то захихикал.

Граф остановился, его похотливая усмешка сменилась волчьим оскалом. Повернувшись, он непонимающе глянул на приближенных, увидел, что они показывают на него пальцами, потом снова посмотрел на Гэллоугласов. Лицо его заплыло жиром, щеки еще больше обвисли и улеглись на плечи.

— Так он выглядел в конце жизни? — спросила Гвен.

Магнус кивнул.

— Так говорят камни.

— Напомни, сын, чем он был болен? — спросил Род.

Магнус улыбнулся.

Граф сделал шаг и взвыл от боли.

— Сволочная подагра!

— Ты больше не молод, — напомнила ему Гвен. — Теперь ты старый болван!

Но злоба в глазах графа отнюдь не была глупой.

— Разве ты ничего не говорил о желтухе? — спросил Род.

Магнус кивнул, и кожа его светлости приобрела желтоватый оттенок.

— Вызови Солу! — приказал Род. На лбу Магнуса выступил пот. Из стены медленно выступила плачущая девушка-призрак.

— Зачем ты вызвал меня?

Граф смотрел на свою жертву в непритворном ужасе, опираясь на одну ногу и поглаживая другую.

— Посмотри внимательно на своего мучителя! — воскликнула Гвен. — Вот что сделала с ним старость!

Сола повернулась, плач ее стих. Глаза ее расширились, губы разошлись. И она засмеялась.

— Прекрати! — в тревоге закричал граф. Сола засмеялась громче.

— Пора! — приказал Род Магнусу. — Организуй-ка падение навзничь!

Нога, на которой держался граф, подвернулась, и он с воплем опрокинулся на спину.

Сола взвыла от хохота.

Приближенные же графа смотрели, оцепенев.

Граф пытался встать, но был слишком тяжел. Он ревел в гневе, пробовал перевернуться, но ему пришлось несколько раз пинаться и отталкиваться, прежде чем он сумел набрать достаточно инерции. В этот момент он напоминал жука-навозника, дрыгающего лапками в воздухе.

Кто-то из придворных фыркнул.

— Я... я... отомщу! Я жутко покараю, — задыхаясь пообещал граф, с трудом вставая на ноги. Зрелище согбенной спины и жирного зада вызвало у двора пароксизм открытого смеха. Осмеянный сперва стушевался, сник, но потом выпрямился и повернулся, положив руку на рукоять меча. — Молчать, олухи!

— Меч, — прошептал Род.

Магнус кивнул.

Граф потянул за рукоять.

Ничего у него из этого не вышло.

Потянул снова, нахмурился и изумленно уставился на ножны. Клинок не поддавался. Граф напрягся и сильно рванул меч из ножен. Лезвие сверкнуло, описало в воздухе круг, потянув его за собой, и прирожденный комик снова упал, запнувшись за свою ногу.

Придворные просто заливались хохотом.

Побледнев, граф снова попытался подняться, повернувшись к Соле обвислым задом. Она громко хохотала.

— Я не должна...

— Сделай это! — подбодрила ее Гвен. — Ты должна ему гораздо больше!

Глаза Солы сверкнули.

Граф с трудом встал на четвереньки.

Сола шагнула вперед, взмахнула своей изящной ножкой и...

Граф снова растянулся на полу, как большая жирная жаба, и весь просторный зал задрожал от хохота.

— Муж мой, я понимаю, что смеяться над бедой ближнего низко, но, во-первых, граф заслужил это наказание смехом, — наклонилась к супругу Гвен, пытаясь сдержать смех.

— Во-вторых, он нам совсем не ближний, — Род повернулся к Магнусу и намекнул. — Разве на этих пирах не присутствуют своры собак?

Собаки тут же появились, выскочив с хриплым лаем из-под столов. Они принюхивались к графу и с отвращением отворачивались. Одна вцепилась ему в штаны и тут же отскочила, кашляя. Остальные повернулись к поверженному хозяину задом и принялись загребать лапами грязь с пола и засыпать ею графа. Тот взревел, конечно, но его больше никто не слышал.

— Позвольте мне присоединиться к веселью, — сказала Гвен, и неожиданно рядом с графом появился его двойник, приблизился к Соле, но нос у того еще больше покраснел и разбух, а на злобном лице застыло глуповатое выражение. — Смотри внимательнее, милорд!

Настоящий граф развернулся на четвереньках и уставился на себя самого.

Себя самого, каким его видели окружающие. Тот же брел к красавице, вытянув раздутые лапы, и бормотал:

— Ну, моя красавица, неужели ты не хочешь повышения?

— Конечно, милорд, — ответила девушка-призрак и легко увернулась.

Призрак с трудом остановился, размахивая руками, а Сола со смехом смотрела на него. Ничего угрожающего в насильнике и прелюбодее не осталось. Он снова повернулся, глуповато улыбаясь, ощупью шаря вокруг руками. Это был просто уродливый, отвратительный, выживший из ума старик.

Но настоящий граф Фокскорт неожиданно рассмеялся:

— Кто этот старый дурак?

— Кто?! — с восторгом откликнулась Гвен. — Неужели ты ослеп? Так вот тебе зеркало!

Тут же перед Фокскортом появилось большое, во весь рост, зеркало. Он не мог не заглянуть в него, отвернулся, посмотрел на своего двойника, снова вгляделся в зеркало. Так он переводил взгляд с зеркала на двойника раза три, и вся его фигура начала обвисать.

Потом лицо графа исказилось от гнева.

— Нет, ты не смеешь смеяться надо мной. Все мои люди, нападайте! Или хотите быть изгнанными?

Смех стих, словно отрезанный, призраки в ужасе начали переглядываться. Все знали, что их ожидает в случае неповиновения.

— Вперед! — крикнул граф, и все начали с мрачными лицами приближаться к Гэллоугласам.

— Помните, они могут только испугать вас, — сказал Род детям. — Каждый берет на себя десяток и делает их нестрашными.

— Как этого? — спросил Джефри, и призрак сэра Боркаса поскользнулся и упал.

— Да, примерно так. Держитесь!

Сэр Дилиндаг извлек меч и обнаружил вместо него маргаритку. Пехотинец взмахнул алебардой, но она продолжала вертеться, таща его за собой по кругу и он завопил от страха.

— Хорошая мысль, — заметил Род, и еще одна алебарда завертелась, потом медленно поднялась, как ротор вертолета, и воин выпустил ее из рук, а потом упал, завывая от ужаса.

Фесс гневно заржал, встал на дыбы и обрушился на приближающихся рыцарей.

Это оказалось ошибкой: такое поведение противника было им понятно. Рыцари с криками набросились на Фесса, в несколько секунд окружили его и стали оттеснять в угол, размахивая мечами и боевыми топорами.

— Ну вы, бездельники, прочь от моей лошади! — закричал Род, видя такую угрозу старому другу, и начал пробиваться сквозь схватку.

Он добрался вовремя, чтобы увидеть, как Фесс застыл, колени его подогнулись, голова опустилась и повисла.

— Приступ, — застонал Род. — Слишком много противников, слишком быстро нужно было принимать решения.

— Кого подстрелил эльф? — послышался дрожащий голос.

— Лошадь, — ответил баритон. — Но кто стрелял?

— Никто из нас, — заметил фальцет, и Род отступил, не веря своим глазам: множество маленьких призраков карабкалось по стенам, возникало в воздухе, прозрачных и многоцветных, не более фута ростом.

— Мама, — ахнула Корделия, — это призраки эльфов!

— Но как это возможно? — удивилась Гвен. — У эльфов нет души.

— Это сделал он, госпожа! — дама-эльф указала на Магнуса. — Он воззвал к памяти тех из нас, кто жил здесь когда-то.

— Но кто мог убить тебя и всех остальных из Волшебного Народца? — завопил Грегори. — Эльфы бессмертны!

— Нет, если нас пронзит холодное железо, а жестокий граф и его люди охотились на нас и убивали кинжалами!

— Прекрасная была забава, — со свирепой улыбкой рявкнул Фокскорт. — И будет повторена еще раз, если вы не уберетесь отсюда!

— Уберемся, — усмехнулась эльфская дама, — но на этот раз забавляться будем мы! Для чего, ребята, используем графа?

— Для считалки! — отозвалось несколько голосов. — Можно пересчитать его кости.

И в темноте появился скелет, он глупо улыбался, сохраняя каким-то образом сходство с графом Фокскортом.

— Как вы смеете! — закричал граф, бледнея от гнева.

— Теперь ты не сможешь нас убить, подлый граф, — назидательно сказал старший эльф, злорадно улыбаясь, — потому что все мы уже мертвы. Чем ты защитишься от нас, Волшебного Народца?

Послышался смех, и в темноте возникло кольцо из смеющихся эльфских рожиц, в колпачках с колокольчиками. Эльфы кружили хоровод и пестрели разноцветной одеждой. Аудитория же состояла из шутов и клоунов.

Фокскорт не мог устоять на ногах: пол под ним качался. Один раз он буквально перевернулся через голову, а Сола все смеялась и смеялась, прижав руку ко рту, по щекам ее катились слезы.

А позади придворные лихорадочно отмахивались мечами, у которых вырастали крылья и цыплячьи головы. Головы тут же начинали негодующе пищать. Рыцарям все время приходилось поддерживать бронированные штаны, которые непрерывно спадали, а пехотинцы скользили на раздавленных фруктах, перезрелых персиках и сливах, которые бросали им под ноги шуты. Зал дрожал от смеха.

— Что болит, милорд? — спросил кто-то. — Поди приступ подагры обуял?

— Спокойной ночи, дурной рыцарь! — кричал другой. — Если не можешь держаться на ногах, ложись в постель!

— Но он и там не удержится! — ответил третий голос.

А четвертый крикнул:

— Почему ты упал, сэр Боркас? Подражаешь своему господину?

— Да он барахтается!

— Нет, барахтается рыба!

— Да, у него отросли плавники и хвост!

— Кто уронил графа? — послышался новый голос. Ему ответили:

— Граф упал сам!

— Нет, вот он встает!

— Да из него считалка не получится!

— Значит, можно не обращать на него внимание?

Побледнев от унижения и ярости, граф отступил к рядам своих приближенных.

— Нет, — сказала Гвен, — нельзя уходить, пока веселье еще не кончилось!

Толпа придворных отступила, а ухмыляющиеся, кричащие шуты надвинулись, со смехом снова окружили графа.

— Будьте вы все прокляты! — закричал он в отчаянии, но аудитория только рассмеялась, и кто-то воскликнул:

— Брат, он хочет наклониться?

— Нет, встать!

— Но если согнется, он никогда не разогнется снова!

— Да он не вставал с детства!

— Нет, с самого рождения!

— Что, разве он родился?

— Да, родился во славе! Посмотрите на его благородную осанку!

И, конечно, граф снова поскользнулся и шлепнулся на зад.

— Прочь! — крикнул граф. — Убирайтесь, чудовища!

— Он что, говорит о себе?

— Не показать ли ему подлинную сущность его души?

— Нет! — в панике заверещал граф. — Оставьте меня в покое! Убирайтесь отсюда!

— Куда, куда?

— Куд-куда, куд-куда!

— Откуда здесь куры?

— У меня не только куры, но и петухи!

— У меня тоже. А зачем они нам?

— Чтобы снести яйца!

— А яйца нам зачем?

— Сейчас увидишь!

В воздухе промелькнуло яйцо, ударилось о голову графа и желтое с белым потекло по дряблым щекам. Он в отчаянии взвыл и обратился в бегство, но бежать смог только на месте.

— Есть только одно направление, в котором ты можешь двигаться, — жестко сказала Гвен.

— Куда угодно! Везде лучше, чем с этими негодяями!

— Везде? Тогда уйди в ноль!

— Надо его уменьшить!

— Да. Посмотрим, как он это выдержит.

И призрак начал уменьшаться, он продолжал кричать на бегу, но оставался на одном и том же месте на возвышении, становясь все меньше и меньше, а толпа мучителей преследовала его, они тоже уменьшались, пока все не исчезли.

Гэллоугласы молча прислушались.

Слабый призрачный смех прозвучал в замке, но не злой, а веселый.

— Мы победили, — недоверчиво прошептал Магнус.

Род кивнул.

— Я знал, что мы победим, если не испугаемся. Запечатленные воспоминания не могут причинить вред, они могут только заставить тебя самого испытать страдания.

— Но если это только воспоминания, как мы смогли их победить?

— Мы противопоставили им свои воспоминания, — объяснила Гвен. — А теперь, если зло графа снова возникнет в сознании твоего брата, вместе с ним возникнут и эти сцены унижения, и граф снова убежит в ноль. Потому что в жизни он искал только власти. Гордыня графа возвышалась лишь тогда, когда он унижал других. В этом было истинное наслаждение подлеца — в ощущении своей власти над другими. А больше всего он наслаждался, насилуя беззащитных женщин и вступая во внебрачные связи.

Глаза Корделии вспыхнули.

— Но здесь, в этом зале, несколько минут назад он сам подвергся унижению, и его мучает стыд.

— Да, к тому же он испытал унижение от своей же жертвы.

— И обнаружил, что у него нет власти, чтобы побольнее ударить в ответ. Неудивительно, что он бежал. Хотя, конечно, мерзавец это все заслужил.

— Если действительно это была его душа, — нахмурился Магнус. — Но если это только воспоминания, воплощенные в камне и вызванные мною, мы наблюдали только иллюзию.

— Но даже если так, — сказал Грегори, — его душа уже лет двести поджаривается в аду.

— Грегори! — ахнула Гвен, пораженная словами своего восьмилетнего сына.

Грегори посмотрел на нее широко раскрытыми глазами.

— Добрые отцы произносят такие слова с кафедры, мама. Почему мне нельзя?

Род решил избавить Гвен от ответа.

— Я думаю, пора оживить Фесса.

— О, да! — Корделия подскочила к лошади. — Пожалуйста, папа! Как я могла о нем не подумать?

— Мы все были немного заняты, — объяснил Род.

Он подошел к Фессу и поискал под седлом переключатель — отросток «позвоночника». После того, как кнопка была нажата, робот медленно поднял голову и помигал пластиковыми глазами.

— У ммм... енн... яя... ббб... ыл ппприссс... тупп?

— Да, — ответил Род. — Подожди немного, все пройдет.

— У меня проходит быстрее, чем у человека, — медленно сказал робот. Он осмотрел пустой зал, мальчиков, разжигающих огонь, Корделию, гладившую его гриву.

— А где же призраки?

— Ушли, — подтвердил Род. — Мы вызвали в их среде такое замешательство, что они решили поискать себе новое жилище.

Корделия поморщилась.

— На них подействовали призраки эльфов, папа.

— Призраки... эльфов?

Магнус кивнул.

— Я воспользовался тобой, чтобы вызвать их.

— Мной? Но как я мог тебе помочь?

— Эльфы решили, что твой приступ вызван эльфским выстрелом, — объяснил Грегори, — и когда ты замер, эльфы пришли поискать стрелка.

— Но призраки эльфов — это всего лишь иллюзия!

— Ты прав, — согласилась Корделия, — но разве граф и его люди тоже не иллюзия?

— Но если все призраки иллюзии, — сказал озадаченно Джефри, — как мы могли, сражаясь, изгнать их?

— Противодействуя им, — ответил Фесс. — Поверь мне, Джефри, я хорошо знаком с подобным процессом.

Род удивленно поднял голову. Он не замечал аналогии между компьютерными программами, сходства психометрических и записанных в электронике эмоций, но, конечно, они в принципе одинаковы.

— Значит призрак Солы на самом деле не ее душа?

Гвен развела руки.

— Не могу сказать. Но душа это была или сон, я думаю, сейчас она освободилась и улетела на небо.

— Все равно, — размышлял Род, — не помешает пригласить на обед отца Боквилву. — Он разбирается в компьютерах, и у него всегда с собой святая вода.

Далеко где-то послышались отголоски хриплого мужского смеха, но эхо постепенно стихло. Наступила тишина.

— Все чисто? — негромко спросила Гвен.

Магнус нахмурился, подошел к креслу Фокскорта и прочно взялся руками за подлокотники. Немного погодя он кивнул.

— Ни следа не осталось, ни от него, ни от застарелого страха и тревоги.

И неожиданно Сола оказалась с ними, светящаяся в темноте, дрожащая, живая и еще более прекрасная, чем всегда.

— Сделано, ты поработал прекрасно!

Магнус только очарованно смотрел на девушку.

Поэтому вопрос задала Корделия:

— Злой лорд бежал?

— Да, навсегда, — Сола повернулась к ней, светясь не только физически. — Фокскорт понял, что над ним вечно будут смеяться, если он посмеет задержаться здесь, поэтому он убежал в другой мир, уверенный, что там ему хуже не будет.

Род спросил:

— Разве ему никогда не рассказывали об адских огнях и сере?

— Да, поэтому он пригласил священника, исповедался в своих грехах, когда почувствовал, что умирает, но та его часть, что осталась здесь, все время стремилась к прежним утехам.

— Негодяй! — возмущенно воскликнул Джефри. — Неужели и на небе нет справедливости? Разве с ним не поступят, как он заслужил?

— Конечно, поступят, — Гвен положила руку ему на плечо. — Он может освободиться, но сначала должен осознать всю глубину своего падения и глубоко, от всего сердца, раскаяться. Ему долго предстоит пробыть в чистилище, сын, если он вообще до него доберется. Может, он раскаялся неискренне, когда уменьшился до размеров микроба.

Джефри не был убежден в словах матери, но промолчал.

— Конечно, я хочу справедливости, — сказала Сола, — но рада и тому, что кончились его злые деяния. Благодаря вам, добрые люди, больше никто не будет страдать от жестокости графа Фокскорта. Вы отомстили за смерть моего отца и брата, вы отомстили за страдания моей матери. Вы сделали их судьбу достойной, потому что они способствовали падению злодея!

Род посмотрел на домочадцев.

— Вы должны меня простить, если я испытываю чувство удовлетворения.

— Ты имеешь на это право, благородный человек, — Сола подошла, вытянув руки, словно хотела обнять всех сразу. — Искренне благодарю вас всех: вы избавили меня от страданий, — она повернулась к Магнусу. — Но больше всего я благодарна тебе, добрый юноша, потому что знаю, что ты больше всех хотел помочь мне. Ты открыл передо мной дорогу, и теперь я могу оставить земной мир и завершить свой путь на небо.

— Я... ты оказываешь мне честь...

— А ты мне! И если я заслужу Благословенный Мед, ты всегда будешь моим другом!

Тут она повернулась, подняла руку.

— Прощайте, друзья, и молитесь за меня!

И исчезла.

Зал потемнел и затих, слышался только треск в очаге.

— Я буду молиться, — прошептал Магнус, глядя на то место, где только что стояла красавица, — и пусть путь твой будет недолгим и легким, прекрасная девушка.

Но Род понимал, что Магнус стремится совсем не к дружбе с красавицей.

В зале стихло. Корделия и младшие мальчики закончили расставлять мебель, упавшую при появлении призраков. Джефри, конечно, непрерывно жаловался:

— А почему Магнус не помогает нам, мама?

— Тише, — сказала Гвен. — Пусть твой брат немного побудет наедине. Его разорванное сердце должно снова срастись.

Корделия удивленно посмотрела на мать:

— Значит, у него было разбито сердце?

— Скажем так, чувства у него обострились с одной стороны, и слишком притупились с другой, — уклончиво ответил Род. — Ему нужно привести их в равновесие.

— Это не имеет смысла, — проворчал Джефри и в поисках здравого смысла отправился к Фессу.

Гвен выглянула в одно из узких стрельчатых окон и с высоты разглядела небольшое старинное кладбище прямо у стены замка.

— Что ты видишь? — негромко спросил Род.

— Нашего мальчика, — так же тихо ответила она. — Он стоит неподвижно и смотрит на могильный камень.

— Ага, — кивнул Род. — Несомненно, это могила Солы. Бедный мальчик. Я понимаю, что он испытывает.

Гвен удивленно посмотрела на него.

— Что ты говоришь?

Род заглянул ей в глаза и слегка улыбнулся.

— Конечно, дорогая, — сказал он тихо. — Ты ведь помнишь, когда мы встретились, тебе пришлось залечивать мое сердце.

Она смотрела на него, потом тоже начала улыбаться. Обняла мужа, прижалась спиной к его груди, положила голову ему на плечо, продолжая смотреть на юношу, стоявшего внизу лицом к лицу со смертью.

— Найдет ли он когда-нибудь ту единственную, кто его излечит?

— Можем только надеяться, — ответил Род, — надеяться на то, что он все-таки встретит женщину, которая заставит его считать незначительными все прошлые сердечные раны.

Ведьма-жена посмотрела Верховному Чародею в глаза, в ее зрачках горели звезды.

С другого конца зала Корделия задумчиво и печально смотрела на родителей.

— Фесс!

— Да, Корделия?

— Мама — единственная женщина, которая влюблялась в папу?

— Я уже говорил тебе, что не нужно задавать вопросы о личных делах твоего папы в прошлом, — Фесс сразу стал строг и официален. — Такая информация является строго конфиденциальной. Ты должна попросить рассказать об этом своего отца.

— Но он никогда не расскажет мне о том, что действительно важно, Фесс!

— Тогда и я не расскажу, Корделия.

— Но неужели мы больше ничего не узнаем о странствиях папы? — спросил Грегори.

Фесс немного помолчал, потом сказал:

— Не могу ответить, дети. Все зависит от разрешения вашего отца, конечно.

— А он никогда его не даст! — возмущенно выпалил Джефри.

Фесс промолчал. Корделия заметила это и спросила:

— Ты думаешь, он может согласиться, добрый Фесс?

— Заранее нельзя сказать, Корделия. Даже я не могу догадаться, на что согласится твой отец, когда наступят походящие обстоятельства и время.

— Значит, возможны новые рассказы? — с надеждой спросил Грегори.

— Конечно, они будут! У вас много предков, дети, и далеко не все из них прожили скучные жизни. Когда пожелаете, но только...

— Сейчас же!

— Расскажи о других предках, Фесс!

— Они ведь все наши!

— Рассказывай!

— Ну, не немедленно, — возразила лошадь. — Даже я нуждаюсь в отдыхе и размышлениях после такого сражения с графом Фокскортом.

— Значит, перед сном?

— Перед сном или завтра, — согласился Фесс.

— Завтра наступит новый день, — жизнерадостно заявила Корделия.

Примечания