Глава 14

Король нанес сильнейший удар своим двуручным мечом, но Кьюлаэра быстро отступил в сторону и сделал выпад. Король развернулся и успел подставить под удар свой меч. Да, слабаком короля назвать было нельзя. Его руки, грудь и плечи были покрыты буграми мышц, тяжелым мечом он размахивал, как перышком, — возможно, меч, выкованный чудотворцем, и был перышком в его руках Но, увы, он растолстел, лишний жир мешал ему. Быстрота и подвижность у короля были уже не те, что в юности, он начал задыхаться, махнул мечом понизу, как косой. Кьюлаэра снова сделал шаг в сторону, но королевский меч, будто магнит, последовал за ним. Кьюлаэре пришлось бросить кинжал и схватить меч обеими руками, чтобы отразить удар. Зазвенел металл, посыпались искры. Кьюлаэра не справился с ударом королевского меча. Его левая рука до плеча онемела. Отступая, он принялся неистово ею трясти, пытаясь разогреть. Король разразился довольным криком и шагнул к врагу, размахивая огромным мечом. Кьюлаэра отступал дальше и дальше, но король подладился к его поступи и прыгнул вперед; кончик его меча прочертил красную линию по груди Кьюлаэры. Кьюлаэра злобно закричал, но быстро вспомнил наставления Миротворца: злость только лишает бойца быстроты, заставляет его делать глупые, неловкие движения. Кьюлаэра охладил ярость. Отступая дальше и дальше, он при этом описывал круг и скоро, наклонившись, поднял брошенный кинжал. Король в бешенстве закричал, размахнулся, но удар пришелся так низко, что Кьюлаэра подпрыгнул и король разрезал воздух под его ногами. Кьюлаэра легко приземлился. Его левая рука постепенно оживала, теперь он мог работать и кинжалом. Король же дышал все тяжелее и тяжелее и, задыхаясь, прокричал:

— Ос... та... но... вись!.. Трус!

— Нет, Кьюлаэра! — крикнул Йокот. — Зачем рисковать жизнью, если можно отступать, пока он не рухнет в изнеможении?

Король в ярости развернулся и бросился на гнома, но Йокот быстро спрятался за спиной Миротворца, прежде чем меч успел до него добраться. Это произошло так стремительно, что показалось, будто улыбка гнома задержалась и не сразу поспела с ним.

Кьюлаэра не упустил такой возможности и прыгнул. Но король хоть и отвлекся, но все-таки оказался достаточно проворен. Он развернулся и ударил по тому месту, где только что был Кьюлаэра. Тот заскрежетал зубами от неожиданной боли в ноге, но, увидев пурпурное пятно, расплывшееся на руке короля, почувствовал прилив кровожадной радости. Король завопил от злости и боли, прыгнул вперед, размахивая мечом, но теперь удары его стали нетвердыми, потому что одна рука была ранена и ослабла, и Кьюлаэра, быстро отступая, мог время от времени тоже наносить удары мечом, опуская таким образом меч короля к земле и обретая возможность нанести удары кинжалом. Потом Кьюлаэра отпрыгивал, а король, крича от мучительной боли, размахивал мечом, держа его теперь одной рукой, а другая безжизненно повисла. Стражники злобно заголосили и бросились вперед, а Китишейн выпустила в их шеренгу несколько стрел, и несмотря на то, что те просто отскочили от кожаных доспехов, солдаты неуверенно остановились. Луа подняла маленький лук, сделанный для нее Китишейн, и выстрелила дротиком в щеку одного из солдат. Он вскрикнул и упал на спину, а в этот миг Йокот как раз дочитал до конца последнюю строчку заклинания, и из пыли появились шипящие змеи с подрагивающими языками, которые тут же начали искать, во что бы вонзить свои клыки.

Миротворец кивнул, глаза его сияли одобрением.

Король Орамор бешено взревел и бросился на Кьюлаэру, вертя мечом, словно превратился в ветряную мельницу. Юноша быстро отступал. Потом король остановился, тяжело дыша, по его лицу тек пот, лицо пылало, меч в руке дрожал. Кьюлаэра прыгнул к нему, его меч и кинжал сверкнули в головокружительном танце, из вихря которого выскакивали их смертоносные острия.

Мэлконсэй громко произнес какие-то слова и взмахнул жезлом. Жезл размягчился, согнулся и будто плеть обвился вокруг меча Кьюлаэры, кончиком ужалив руку воина. Кьюлаэра закричал от боли, чуть не выронил меч, а король с победоносным воплем взмахнул своим гигантским мечом.

Но в этот момент взмахнул своим посохом и закричал что-то на языке улинов Миротворец, и плеть снова превратилась в жезл дворецкого, который метнулся к хозяину. Мэлконсэй увернулся и начал кричать что-то нечленораздельное, хотя одно слово звучало явственно: «Боленкар!» Его жезл полетел в сторону мудреца.

Миротворец встретил его совсем понятными словами:

— О дух Ломаллина, срази этого надменного посланца зла! — взмахнул своим посохом, и тот врезался в жезл Мэлконсэя.

Вспыхнуло пламя, жезл дворецкого разлетелся на куски, один из которых угодил Мэлконсэю в голову. Тот неуклюже попятился и упал, привалившись спиной к коновязи, а Кьюлаэра, уворачиваясь от королевского меча, упал на спину, и король с победоносным ревом занес меч для смертельного удара.

Кьюлаэра вскрикнул и ударил ногой. Король налетел на его башмак, крик победы превратился в ошеломленный стон перешедший в мычание. Другим башмаком Кьюлаэра уперся королю в живот, перебросил его через себя, король перевернулся и шмякнулся оземь. Ударившись, король захрипел, а Кьюлаэра вскочил на ноги и ударил соперника по руке. Величественный меч взмыл в воздух и, сверкнув, упал на землю.

Солдаты закричали и снова бросились на выручку повелитетелю. Йокот сделал несколько движении руками, вновь появились шипящие змеи, а Китишейн с Луа выпустили еще по несколько стрел. Солдаты замерли.

Наконец королю удалось сделать вдох, приподняться и замереть, обнаружив у себя перед носом острие меча, жаждущего крови. Задыхающийся Кьюлаэра смахнул с глаз пот:

— Теперь... отдавай... людям... их еду!.. А первый... урожай... отнеси... Аграпаксу!

Король хватал ртом воздух, но ответил:

— Я давно... продал... первый урожай.

— Да, но... урожай... этого года...

— Его я... тоже... продал.

— Тогда отнеси богу золото, которое ты за него выручил! — приказал Кьюлаэра.

— Боюсь... бог... непременно... убьет меня!

— Тогда выбирай себе палача, — сказал Кьюлаэра, — потому что, если ты не сделаешь, как я сказал, тебя убью я.

Король оперся на локоть, уставился в землю, грудь его по-прежнему высоко вздымалась. Кьюлаэра чуть-чуть отодвинул меч. Наконец король отдышался и ответил:

— Я нарушил клятву — это моя судьба. Да, я отнесу золото богу.

— Мы не можем доверять ему, пока рядом с ним Мэлконсэй, — сказала Китишейн.

Король бросил на неподвижное тело дворецкого налитый кровью взгляд:

— Не бойтесь. Он предал меня, уговорив нарушить договор с Аграпаксом, шаг за шагом он привел меня к тому, что я начал помогать Боленкару, истязая свой народ. Он не будет больше моим дворецким.

— Что ты собираешься с ним сделать? — с тревогой спросила Луа.

— Я расквитаюсь с ним, остальное тебя не касается.

Кьюлаэра бросил на Китишейн исполненный сомнения взгляд, девушка едва заметно кивнула. Воин повернулся к королю.

— Тебе много о чем придется позаботиться, помимо устранения Мэлконсэя и заботы о нуждах своего народа. Мы сами отвезем богу золото.

Луа встревоженно вскрикнула, Йокот тоже забеспокоился, а Китишейн кивнула, хотя в глазах ее не было радости.

— Я был бы вам благодарен за это, — сказал, подумав, король, — но как я могу быть уверен, что вы, забрав золото, не отправитесь своей дорогой?

— Не сомневайся. — В голосе Миротворца слышалась такая искренность, что король изумленно посмотрел на мудреца, взгляд которого пронзал насквозь. — Мы сами отнесем золото улину. Верь мне.

— Хорошо, — ответил король, не в силах отвести от Миротворца глаз.

Мудрец кивнул и отвел взгляд. Король с облегчением обернулся к Кьюлаэре.

— Как ни странно, но я благодарен тебе. — Задержав взгляд на молодом воине, он добавил:

— Не сомневаюсь, что ты благородного происхождения.

Кьюлаэра засмеялся, а король, опешив, смотрел на своего соперника, не понимая, что сказал смешного.

Для сундука с сокровищами груз был невелик — большой ящик, чуть шире фута, чуть ниже фута, дюймов в девять глубиной, обшитый кожей, перехваченный медными полосами, — но двое солдат покраснели от натуги, когда принесли и поставили его между королем и Кьюлаэрой. Кьюлаэра посмотрел на ящик и возмутился:

— Это все? Выручка за первый урожай за много лет?

— Один золотой слиток стоит столько же, сколько весь первый урожай с наших полей, — ответил король, — другой — столько же, сколько первое потомство нашего скота. Перед тобой выручка за первый урожай за двадцать шесть лет.

Кьюлаэра не поверил и взглянул на Миротворца. Мудрец кивнул:

— Золото очень тяжелое, Кьюлаэра. Одна монетка стоит очень дорого. — Он повернулся к королю. — Но это только первый урожай, а твой народ снимает не по одному урожаю в год. У тебя на самом деле должны быть горы золота.

— Не так много, как вам кажется, — сказал король. — Большая часть была вложена в роскошную обстановку моего замка, в доспехи и оружие моих солдат, истрачена на жену и детей.

Кьюлаэра нахмурился:

— Что же ты тогда вернешь людям?

— Зерно, плоды и мясо, что я забрал у них этой осенью, как вы мне велели, — и впредь буду брать у них намного меньше.

— Ты должен забрать из чужого дворца домой своих жену и детей, — сказала Китишейн. Король улыбнулся:

— О, для того чтобы держать их там, золота осталось вполне достаточно. У них нет особого желания возвращаться сюда.

Китишейн посмотрела ему в глаза и поняла, что он не стремится во что бы то ни стало вернуть родных. Тем дворцовым жителям он наверняка казался неотесанным мужланом, а жизнь в его королевстве — скучным заточением. Она посочувствовала и королю, и королеве и понадеялась, что Кьюлаэра не будет настаивать на том, чтобы король отдал все золото.

Он не стал настаивать.

— С пропитанием ясно. Как поступишь с их одеждой и жилищами?

— Тут и золото не потребуется. Я буду оставлять им большую часть сотканной ими одежды, и когда они это поймут, то, не сомневаюсь, будут ткать гораздо больше. А с жилищами так: если я буду заставлять их меньше работать на моих полях и в замке, у них будет больше времени для того, чтобы чинить свои дома.

Точнее было бы сказать «хибары», но цель была благородна, и Китишейн не стала придираться.

Король повернулся к Миротворцу:

— Но как я теперь буду их защищать без моих заколдованных доспехов?

— Твой народ станет твоими доспехами, — резко ответил мудрец, — а ты должен будешь позаботиться о своем теле. Кроме того, ты владеешь знанием боевого искусства, знаешь, как воевать — этому научил тебя улин, и обладаешь волшебным мечом. Заслужи преданность крестьян, и ты снова станешь бичом варваров и разбойников с больших дорог.

— Надежда есть, — согласился король. — Мэлконсэй мертв, так что есть надежда.

— А жена, которую он тебе нашел? — тихо спросила Луа.

— Да. — Кьюлаэра поднял сундук и замер, потрясенный тем, насколько тот оказался тяжел.

Двое стражников, что принесли его, изумились еще больше и с ужасом покосились на Кьюлаэру. Сердито пыхтя, Кьюлаэра взвалил груз на плечо и сказал:

— Твоя жена разгневается, когда узнает, что богатства исчезли.

Король грустно улыбнулся:

— Она не захочет возвращаться в захудалое королевство, когда есть возможность преспокойно жить при дворе Высокого Монарха. Если вам придется снова пройти этой дорогой, вы увидите, насколько улучшится жизнь народа.

Когда они снова тронулись в путь, Китишейн сказала.

— Его жена не останется при дворе Высокого Монарха, узнав, что Мэлконсэй мертв или изгнан.

Глаза Миротворца согласно блеснули.

— Точно замечено. Откуда ты знаешь?

— Не то чтобы я знала. Просто предположила, — резко ответила девушка. — Все просто: жена — создание Боленкара, такое же, каким был Мэлконсэй, иначе дворецкий не остановил бы свой выбор на ней.

Луа испуганно вскрикнула:

— Что же будет с королем?

— Если нам придется снова побывать здесь, — мрачно произнес Миротворец, — мы узнаем, кто из них овдовел.

— Тогда давайте больше не будем возвращаться сюда!

Йокота как будто что-то озарило.

— А королевские солдаты, вдруг они тоже создания Боленкара?

Мудрец кивнул, чуть заметно улыбнувшись. Йокот развернулся, стал танцевать и бормотать. Как раз вовремя: в воздухе вспыхнули огненные цветы, в которые превратились пущенные в их спины стрелы.

— А я-то думал, ты так и не догадаешься, — сказал Миротворец гному, а потом повернулся к Кьюлаэре. — Тебе нельзя ходить по этому миру без защиты.

— Похоже на то, — ответил потрясенный Кьюлаэра мудрецу, а потом повернулся к гному. — Спасибо, друг.

— На здоровье, — сухо ответил Йокот. — Давай-ка посчитаем: ты спас мне жизнь дважды, и я тебе дважды.

— Мне придется постараться, чтобы обогнать тебя, — хмыкнул воин, посмотрел на Луа, потом — на Китишейн и добавил:

— И вам тоже спасибо, друзья.

— Но мы ничего не делали, — возразила Китишейн.

— Ничего, — подтвердила Луа.

— Ничего. Только помешали напасть на меня уйме вооруженных головорезов, пока Йокот готовил заклинание, способное их остановить, — сказал Кьюлаэра. — Честное слово, вы очень мне помогли, хотя бы тем, что я знал, что вы прикрываете меня.

— Примите его благодарность, — посоветовал Миротворец, — ведь вы все действовали отменно, намного лучше, чем сами думаете. — Он обвел всех взглядом, улыбка его была так широка, что борода разделилась пополам. — Да, вы молодцы.

Китишейн почувствовала, как часто забилось ее сердце от похвалы, и выругала себя за то, что для нее такую большую роль играет чужое мнение. Чтобы скрыть свои чувства, она резко проговорила:

— А ты, Миротворец? Почему ты ничего не делал, только поговорил с королем и дворецким и ударил Мэлконсэя?

— Потому что справиться со всем остальным вам вполне было по силам, что вы и доказали, — объяснил мудрец. — А чтобы справиться с Мэлконсэем, у вас пока не было должного умения, но теперь, когда вы увидели, как надо это делать, оно у вас появилось, и вы справитесь, если Китишейн будет говорить, а Йокот — колдовать.

Китишейн неожиданно почувствовала себя гораздо менее уверенной, а Йокот сказал:

— Ты так веришь в нас, Миротворец?

— Ну да, — сказал Миротворец. — Я в вас верю.

Ему не удалось скрыть гордость за товарищей.

Кьюлаэра дышал все тяжелее, он сгибался под тяжестью сундука с золотом, лицо его побледнело.

— Давай нести по очереди, Кьюлаэра, — не в первый раз принялась уговаривать его Китишейн. — Мы с Миротворцем могли бы...

— Нет! — Голос Кьюлаэры прозвучал намного злее, чем ему хотелось бы ноша явно его не радовала. — Это мой груз, и мне его тащить!

Глаза Луа под маской наполнились слезами, она подняла руку, но вмешался Миротворец:

— Что бы мы ни говорили, он все равно понесет сундук, девица-гном. Не бойся, идти осталось не так много.

— Почему? — спросил Кьюлаэра.

— Увидите, когда поднимемся вон на тот холм.

Чтобы избежать дальнейших расспросов, Миротворец зашагал быстрее. Кьюлаэра сердито посмотрел ему в спину, на его легкую походку.

Старик оказался на вершине холма чуть раньше остальных и остановился подождать их, опершись о посох. Когда друзья догнали его, он показал им, в какую сторону смотреть. Они посмотрели и изумились, ибо ни один из них никогда в жизни не видел столько воды, сколько ее оказалось по другую сторону от холма.

— Насколько же велико это озеро? — спросила ошеломленная Китишейн.

— В тысячу миль шириной, и вода в нем соленая, — сказал Миротворец. — Это море, а не озеро.

Йокот наморщил нос:

— Что это за запах?

— Пахнет солью, попадающей в воздух и развеиваемой ветром, — ответил мудрец. — Но нам не придется шагать тысячу миль. Этот залив, что перед нами, — шириной всего в сотню миль.

— Мне придется тащить этот сундук в такую даль? — закричал Кьюлаэра.

— Нет, Кьюлаэра, тебе придется дотащить его только до корабля. — Мудрец показал пальцем, и они увидели корабли с высокими мачтами и скопление домов на берегу. — Мы доплывем до города, за которым поднимаются горы. Нам нужно только пройти десяток миль по противоположному берегу, но девять из них по горам.

Услышав это, Кьюлаэра застонал, но заявил решительно.

— Ладно, хоть на корабле передохну.

— Нам там сундук придется охранять, — заметила Китишейн.

— Верно, — согласился Миротворец. — Йокот, настало время тебе поучиться обходиться без сна.

— Похоже на то, — ответил гном. — А Кьюлаэре уже давным-давно надо было этому выучиться.

Воин бросил на него взбешенный взгляд, но гном этого не заметил: он уже шагал вниз по тропе.

Миротворец нашел постоялый двор, оставил там Кьюлаэру с Китишейн и Луа, и они с Йокотом пошли искать корабль. Кьюлаэра все время мрачно оглядывался по сторонам, как будто ждал, что из стен выскочат воры или в дверь ворвется дюжина разбойников. Женщины, как могли, старались отвлечь его легкой беседой, но это было без толку, поэтому они только обрадовались, когда Миротворец и Йокот вернулись.

— Нам надо поспешить. Корабль отправляется с отливом, когда бы он ни начался, — сказал Миротворец и вытащил из-под плаща огромный пустой кожаный мешок. — Достаточно велик. Ящик в нем поместится, Кьюлаэра и еще мы положим сюда нашу запасную одежду, чтобы было непонятно, что лежит в мешке.

— Здорово придумано!

Кьюлаэра поднял ящик, Луа быстро засунула часть запас ной одежды на дно мешка, Кьюлаэра поставил сверху ящик. Распрямился он с заметным облегчением.

— Так будет легче нести.

— Да, и спрятан ящик хорошо, — заметила Китишейн. Кьюлаэра кивнул и взвалил мешок на спину.

— Ага. Вряд ли стоит показывать всякому, что у нас с собой маленький, но очень тяжелый ящик с золотом, верно? — Когда мешок лег на спину, на лице Кьюлаэры появилось изумление. — Он стал легче.

— Всего лишь простенькое заклинание, — неуверенно сказал Йокот. — Может, вдруг опять потяжелеет — я все-таки пока новичок.

— И на том спасибо, — успокоил его Кьюлаэра. — Передохнуть так приятно.

Но всю дорогу до пристани он шел мрачный как туча. Высокие мачты маячили впереди. Китишейн не сводила с Кьюлаэры тревожного взгляда и наконец спросила:

— Что тревожит тебя, друг?

— Ваша забывчивость! — выпалил Кьюлаэра. — Как ты могла забыть о том, как я пытался обойтись с тобой? Как вы все могли забыть об этом?

Китишейн вспомнила, вздрогнула и чуть-чуть отошла от него.

— Я и не думаю об этом, Кьюлаэра. Ты так изменился, что в тебе почти ничего не осталось от того мерзкого лесного бродяги, что набросился на меня.

Кьюлаэра от этих слов поморщился, но огрызаться не захотел.

— Значит, было глупо напоминать вам об этом. Ты слишком добрая, Китишейн, и я могу тебя понять. И Луа тоже.

— А Йокот?

Кьюлаэра пожал плечами:

— Он мужчина, как и я. Я не заблуждаюсь на его счет. Он бы с радостью свалил на меня дерево, если бы решил, что не нуждается в том, чтобы я еще раз спасал ему жизнь.

Гном услышал, обернулся, но глаз его под маской видно не было.

— Ты вправду так думаешь, Кьюлаэра? — хмуро спросил он. — Ну ладно.

Он отвернулся и зашагал дальше.

Кьюлаэра двинулся следом, мрачно глядя в спину гному. Он вынужден был признать, что гном не обязан был облегчать ему ношу; он не мог сделать это, рассчитывая на то, что Кьюлаэра при случае опять выручит его. Он сбавил шаг, чтобы окинуть взглядом всех своих попутчиков и поразмышлять над загадкой доброты. Когда они пришли к кораблю, Кьюлаэра уже почти поверил в нее.

— Быстрее на борт! — Капитан нетерпеливо махал им рукой. — Быстрее, иначе пропустим прилив.

Они поспешили. Кьюлаэру начало мутить, когда трап раскачивался под его тяжестью. Два матроса убрали трап, как только Кьюлаэра оказался на борту.

— Устраивайтесь около рулевой рубки, — приказал капитан, повернулся и зашагал по палубе, выкрикивая странные слова, типа «отдать швартовы».

Кьюлаэра с облегчением опустил свой мешок и плюхнулся рядом.

— Ты понимаешь хоть одно слово из того, что они говорят, Миротворец?

— Я понимаю «отдать» и «поднять», — ответил Миротворец. — У моряков свой язык, и я не так часто плавал по морю, чтобы научиться ему.

Кьюлаэру очень удивило то, что старик признался в невежестве.

Китишейн подошла к ним поближе и пробормотала:

— А моряки не считают, что женщина на корабле приносит несчастье?

— Так думают те моряки, что совершают дальние плавания, — ответил мудрец, — те, кто уходит от берегов на многие недели, а то и месяцы, когда у них есть время для того, чтобы устраивать драки за милостивую женскую улыбку. А это небольшое судно, их плавания длятся недолго, и они не успевают заскучать. На самом деле моряки зарабатывают деньги на перевозке странников и дорожат их доверием. Многие из тех, кого им случается перевозить, — женщины.

Ветер наполнил паруса над головой, корабль поплыл в сторону горизонта. Йокот принялся взволнованно подпрыгивать.

— Подними меня на плечи, Кьюлаэра, умоляю! Я почти ничего не вижу!

— А мне бы хотелось поменьше видеть, — простонала Луа, прижимаясь к Китишейн, а ее подруга, прижав девушку-гнома к себе, стояла, смотрела на широкие водные просторы, и глаза у нее горели.

— Посмотри, Луа! — крикнул Йокот с высоты плеч Кьюлаэры. — Это так удивительно! Я и не знал, что бывает так, когда не видишь ничего, кроме неба и воды! Ее так много!

Луа решилась украдкой выглянуть за борт и замерла. Вид и впрямь был удивителен.

— Любуйтесь, пока светло, — сказал Миротворец. — Расставляйте пошире ноги и держитесь за все, что попадет под руку, потому что нас будет качать, как младенцев в колыбели.

Кьюлаэра и Китишейн схватились за ближайшие части деревянной оснастки и за канаты. И вовремя, потому что корабль начал раскачиваться, как разыгравшаяся лошадь. Луа в ужасе вскрикнула, а остальные только улыбались, наслаждаясь новыми ощущениями.

— Когда стемнеет, надо будет по очереди стоять на часах, — сказал Миротворец, — чтобы кто-нибудь всегда бодрствовал, как мы делали в лесу.

Кьюлаэре показалось, что матросам доверять нельзя.

— Я все равно не усну, Миротворец.

— Ты должен поспать, — твердо заявил мудрец, — иначе в случае необходимости ты не сможешь драться.

Кьюлаэра почувствовал, как при этих словах в душе его родилась готовность вступить в бой. Миротворец не доверял матросам, но кому вообще можно доверять, когда у тебя сундук с золотом? Тем более с золотом, по праву принадлежащим богу!

Кьюлаэра и Китишейн по очереди стояли на часах, но в эту ночь никто не пытался ограбить их. Миротворец и Йокот провели всю ночь, не сомкнув глаз, пребывая в шаманском трансе. Кьюлаэра по опыту знал, насколько они остаются бдительны в этом состоянии, и мысль о том, что из пятерых членов их компании трое всегда начеку, его изрядно успокаивала.

Удивляло его и то, что Миротворец позволил им вечером съесть лишь по несколько кусков хлеба и выпить совсем немного воды. Утром же он накормил их досыта.

— Почему ты не дал нам вчера поесть как следует, Миротворец? — спросила Луа.

— Потому что я пока новичок в шаманском искусстве, — ответил за мудреца Йокот, — а ему нужно было сначала убедиться, что мое заклинание против морской болезни на вас действует.

— А поскольку оно подействовало, — сказал Миротворец, — вы можете наедаться до отвала. Что они и сделали.

В этот день им наскучило смотреть на небо и море, и Луа научила их играть собранными ею камешками. Но к наступлению сумерек все стали нервничать. Китишейн, наблюдавшей за моряками, казалось, что она видит, как густеет воздух и нагнетается напряжение. Она спросила одного из матросов:

— Добрый человек, что, нам грозит опасность?

Матрос остановился и уставился на нее, как будто бы размышляя, что ответить. В конце концов он сказал:

— Возможно, девушка. Видишь остров прямо впереди и порт?

— Да. И что? — спросила Китишейн, посмотрев.

— Несколько веков назад его населяли мирные жители, — но дикие племена, которым мало было земель на материке, подплыли к его берегам и захватили остров, уничтожив всех не успевших сбежать местных жителей. А те из местных, что были порезвее, прибежали к берегу и обнаружили, что захватчики порубили их лодки на дрова, а возле своих поставили охрану. Островитяне попробовали пересечь пролив вплавь, но дикари прибежали на берег, перестреляли их из луков, потом сели в свои лодки, чтобы прикончить оставшихся. Некоторых они даже били острогами, как рыбу. Кое-кому из островитян в отчаянии удалось перевернуть лодки захватчиков, но и они сами при этом тонули. В конце концов погибли все островитяне, а захватчики поселились в их домах и устроили разгульный пир в честь победы. А утопленники всплыли, их тела посинели в ледяной воде, но в них вернулись души, и эти души поплыли в сторону острова, где порубили пьяных захватчиков, которые уже не могли им противостоять, а после вернулись назад в свои могилы на дне залива, но говорят, что время от времени они всплывают, чтобы проверить, добродетельны ли плывущие к острову моряки, и если обнаруживают, что те грешны, то разбивают корабль о скалы.

Йокот и Китишейн вздрогнули, Луа посмотрела на матроса с ужасом.

— Если вы знаете об этом, почему вы плаваете через этот пролив?

— С другой стороны от острова сильнейшее встречное течение, а этот путь гораздо безопаснее и короче, если вам нужно добраться до противоположного берега. Кроме того, утопленники всплывают редко, и, даже поднявшись, они не всегда уничтожают корабли. Между их появлениями проходят годы, может быть, даже десятилетия.

Кьюлаэра повернулся к Миротворцу:

— Это правда?

Мудрец раздраженно пожал плечами:

— Кто знает? На свете множество чудес, о которых мне ничего не известно, Кьюлаэра.

Кьюлаэра еще немного задержал взгляд на мудреце, а потом отвернулся, обрадованный тем, что и Миротворец не все на свете знает.

— Что же нам делать? — спросила Китишейн.

— Надеяться, что утопленники не всплывут на этот раз, — коротко отозвался мудрец.

— А если всплывут? — Кьюлаэра почувствовал, что в душе у него зародился страх.

— Будем надеяться, что нас они сочтут добродетельными.

На это Кьюлаэра не очень надеялся.

Корабль плыл вперед, но ветер слабел, и моряки начали боязливо переговариваться.

— За весла! — рявкнул капитан. — Вы что, первый раз видите штиль?

Матросы сели на шесть скамей, расставленных вдоль бортов, достали невероятно длинные весла, вставили их в уключины и принялись грести. Корабль поплыл, но очень медленно. Ветер совсем стих.

— Вон они!

Один из матросов вскочил на ноги, указывая рукой; его напарник едва успел подхватить брошенное и чуть не ускользнувшее за борт весло.

Позади корабля, в пенных бурунах на поверхность выныривали темноволосые головы. Они рассекали волны, руки пловцов поднимались и опускались, они не отставали от корабля.

— Гребите! — заорал капитан. — Гребите, если вам дорога жизнь!

Матросы отчаянно налегли на весла, но стали грести разлаженно, их весла стукались и цеплялись друг за друга. Высвобождая их, гребцы теряли драгоценные мгновения.

— Вместе! — ревел капитан. — Раз! Два! Три! Четыре! Вниз! Гребок! Вверх! Четыре! Вниз! Два! Три! Четыре!

— Они и впереди тоже! — крикнула Луа, взобравшаяся на рулевую рубку и показывавшая вперед дрожащей рукой.

Корабль закачался и остановился. Кьюлаэра подбежал к борту, чтобы взглянуть вперед. На него смотрели синие лица, вытянувшиеся в ряд вдоль корабля, из воды поднялись синие руки.

— Суши весла! — крикнул капитан. Моряки попытались и закричали:

— Мы не можем!

— Они застряли!

— Утопленники вцепились в них!

Три матроса застонали, бросили весла и вскинули руки в мольбе.

— Забудьте про весла и хватайте ножи! — грохотал капитан, поднял меч — длинный и тяжелый, предназначенный для того, чтобы рубить канаты.

— Какой в них толк в драке против мертвецов? — спросил один из матросов.

— Лучше погибнуть в борьбе, чем ждать, когда тебя зарежут, как скотину! — Кьюлаэра тоже достал свой меч. — Скорее всего нам и не удастся их убить, но, разрубив их на куски, мы получим возможность остаться в живых!

Матросы набрались храбрости и достали ножи.

— Никак нельзя их прогнать? — плачущим голосом спросила Луа.

— Можно — доказав свою добродетельность!

— Как же это сделать? — злобно крикнул Кьюлаэра.

— Они загадают тебе загадку, отгадать которую способен только добродетельный человек! — ответил капитан. — Кто-нибудь из вас умеет отгадывать загадки?

— А что! — Глаза Йокота загорелись. — По крайней мере мы можем попробовать! Разве нет, о мудрец?

Услышав слово «мудрец», некоторые из матросов оглянулись на них, и глаза их загорелись последней надеждой.