Глава 22

Мэт не остановился. По мостовой загрохотали кованые сапоги. Тяжелая рука легла на его плечо и властно развернула.

— Эй ты, араб! Ты что тут делаешь?

Это был один из адъютантов полководца. Еще двое догоняли его. Остальная компания никуда не тронулась от выхода из мечети. Никто даже не смотрел в эту сторону. Мэт изобразил самую идиотскую улыбку, на какую только был способен.

— Да... помолиться пришел, эфенди.

— Вот как? — Татарин подозрительно прищурился. Однако прозорливостью он обладал явно в меньшей мере, чем навыками верховой езды, поскольку, грубо толкнув Мэта, буркнул:

— Не будет нынче никаких молитв! Ступай прочь!

Мэт поспешил исполнить повеление и, отвернувшись, зашагал дальше.

— Зря ты его отпускаешь, — возразил, подойдя, второй адъютант. — Можно было бы немножко развлечься.

Мэт похолодел от страха.

— Ага, это же араб! Его сородичи нас сегодня одолели и унизили! — подхватил третий, догнал Мэта, развернул и врезал ему кулаком в солнечное сплетение. От боли Мэт согнулся, а татарин, хохоча, отступил в сторону и дал дорогу своему товарищу. Тот заставил Мэта выпрямиться апперкотом. У Мэта искры из глаз посыпались от этого удара, в ушах зашумело. Последовал третий удар — на этот раз Мэта стукнули в грудь, но вот от боли почему-то взвыл не он. Как только в глазах у него немного прояснилось, он припал к стене мечети и увидел, что тот татарин, который ударил его последним, все еще жалобно подвывает и трясет рукой, на кисти которой начал проступать уродливый красный ожог. Двое татар шагнули было к Мэту, дабы отомстить за товарища, но тут на поверхности моря боли, в котором тонул Мэт, вдруг появилась мысль. Проворно запустив руку за пазуху, он извлек оттуда волшебную палочку и прокричал:

Палочка уподобилась новогоднему бенгальскому огню. Посыпавшиеся во все стороны искры подпалили одежду татар. Мэт, не слишком ожидавший успеха от своего наспех произнесенного заклинания, вытаращил глаза, глядя на то, как татары пытаются погасить горящую одежду. Их подпрыгивания напоминали какой-то странный танец.

— Быстрее за мной! — послышался рядом мяукающий голосок.

Мэт ухитрился выйти из ступора и осознал, кому может принадлежать этот голос. Он развернулся и захромал за Балкис.

Когда они завернули за угол, кошка указала лапкой на небольшую дверь, войти в которую Мэт смог бы только пригнувшись.

— Дверь-то я нашла, — мяукнула она, — но сможешь ли ты ее открыть?

— Попробую. Должно получиться, — отозвался Мэт и, вставив палочку в замочную скважину, быстро проговорил;

Послышался негромкий хлопок, а потом наступила тишина — было слышно только, как вскрикивают обожженные татары. Мэт проворно вынул волшебную палочку из замочной скважины.

— Скорее! — поторопила его Балкис. — Татары сейчас бросятся за тобой. От полученных ожогов они только злее станут!

— Вот это и называется «преследование по горячим следам»! — пошутил Мэт и, пригнувшись, переступил порог, после чего плотно закрыл за собой дверь и стал шарить руками в темноте, пытаясь найти стены. За дверью раздались крики и топот, но вскоре все стихло.

— Быстрее! — позвала Мэта обогнавшая его Балкис. — Что ты медлишь?

— Кое-кто из нас плоховато видит в темноте, — проворчал Мэт. Он шел вперед и вел руками по стенам. По обе стороны располагались двери. Мэт гадал, что за помещения могли находиться за ними, существовали ли они изначально или их устроили здесь захватчики.

Но вот он увидел свет в конце коридора, завершавшегося аркой, и вскоре оказался в главном зале мечети, позади трона, на котором восседал убитый волшебством Лакшми старик жрец. Стоя за высокой спинкой трона, Мэт отлично видел лицо молодого колдуна, который стоял перед троном на коленях, старательно посыпал старика каким-то порошком и отчаянно бормотал стихи. У Мэта волосы встали дыбом, поскольку он прекрасно понимал смысл этих стишков. Молодой колдун пытался воскресить старого, вернуть в его тело отлетевшую душу.

И он добился успеха! Воздух около трупа сгустился, на фоне этой дымки возникло лицо старика. Молодой колдун только глянул — и с испуганным криком попятился прочь, заслоняясь руками и как бы пытаясь прогнать им же вызванное видение.

Мэт удивился — почему же молодой колдун так испугался? Но вот видение стало отчетливым, и Мэт увидел, что голова старика окутана пламенем.

— Смотри на меня, Гасим, ведь ты желал этого, — обратился призрак к молодому колдуну утробным голосом. — Полюбуйся на мучения, коими Ариман вознаграждает своих приверженцев! — Призрак запрокинул голову, с губ его сорвался душераздирающий вопль. — О нет, мой повелитель, я не буду, я больше не буду! — выкрикнул он. — Я не стану говорить правду!

— Кто... кто же навлек на тебя такие мучения? — вскричал Гасим.

Мэт догадался, что случится в следующее мгновение. Он выхватил волшебную палочку и бросился к Гасиму.

Призрак вытянул руку, в один миг обретшую плоть, и, выгнув ее под немыслимым углом, указал на Мэта.

— Он! — выкрикнул старик.

Гасим обернулся. Во взгляде его смешались страх и злоба. Он поднял руки и запел.

— Я возьму на себя молодого! — крикнула Балкис и встала рядом с Мэтом в человеческом обличье. Она взяла из его руки палочку и заговорила нараспев по-аллюстрийски:

Мэт не видел, какое действие произвело заклинание Балкис, — он только услышал крик Гасима. А сам он встал лицом к призраку и, стараясь не смотреть в пустые глазницы, прокричал:

Призрак снова закричал, как от боли, попятился... еще попятился и наконец совсем исчез во тьме.

Обернувшись, Мэт увидел, что Гасим лежит на спине. Руки молодого колдуна крепко обхватили грудь, ноги немыслимо переплелись, губы шевелились, но с них не слетало ни звука. Балкис стояла около него, подняв волшебную палочку, как дубинку.

— Что мы с ним сделаем? — осведомилась она.

— Нужно вытащить его отсюда, пока татары не заинтересовались криками!

Стоило только Мэту произнести эти слова, как в дверном проходе возникли темные силуэты. Татары увидели мужчину, девушку и молодого колдуна, без движения лежавшего на полу. Это зрелище произвело на них такое впечатление, что они тут же выхватили ятаганы и бросились вперед.

Мэт забрал у Балкис волшебную палочку и крикнул:

— Быстрее! Коснись колдуна рукой!

Он очертил палочкой воображаемый круг и пропел:

В глазах у Мэта потемнело. Он слышал вопли татар, подступавших все ближе, но еще громче их криков был страшный шум в ушах. Ему показалось, что к его руке прикоснулась чья-то рука, потом вроде бы издалека донесся чей-то вскрик — но в этом Мэт не был уверен на все сто. Ему казалось, что весь мир качнулся и завертелся кувырком — по крайней мере в этом не сомневался его желудок, но все же Мэт сумел заставить его смириться с тошнотой.

Затем все понемногу обрело устойчивость и равновесие, Мэт различил свет солнца, шелест листвы и журчание воды. Он пошатнулся, но удержался на ногах.

А Балкис удержать равновесие не сумела. Покачнувшись, она упала ничком на сырую землю у ручья. Мэт наклонился и помог девушке встать.

— Прости. Что поделать — нужно было торопиться. Наверное, нам пришлось продираться через ауру злых чар, которая окутывала мечеть. — Он умолк и всеми силами постарался удержаться от смеха. Паранджу Балкис не испачкала, а вот лицо ее было все в грязи.

Поняв, в чем дело, девушка наклонилась к ручью и стала умываться.

— О! — воскликнула она. — Где это мы?

— Тут красиво, правда? — проговорил Мэт. — А главное, что мы таки сюда попали. — Колени у него вдруг подогнулись, и он счел за лучшее сесть на землю. — И ручеек журчит так мелодично. Только кое-где грязновато.

Балкис огляделась по сторонам и увидела в ста ярдах от ручья горный склон, а перед ним — прекрасный луг, поросший дикими цветами. Мэт хотел было сказать девушке, что она смыла с лица не всю грязь, но не успел. Балкис ахнула от восторга.

— Да. Тут очень, очень красиво! И как тут кажется чисто после той помойной ямы, в которую варвары превратили город!

— Ничего подобного!

Балкис и Мэт испуганно обернулись. Варвар-колдун пытался сесть.

— Наше дело — очистить всю землю от неверных! Мы захватим весь мир, а потом положим конец войнам! Мы прекратим любые разговоры обо всех богах, кроме Аримана, любую болтовню о том, что хорошо, а что дурно!

Мэт озадаченно уставился на него.

— Не может быть, чтобы ты и вправду верил во всю эту чушь!

— Ч-ч-что? — вырвалось у колдуна. Голос его был готов сорваться от возмущения. — Как смеешь ты спорить с самим Ариманом?

— А как ты можешь верить ему? — парировал Мэт. — Разве ты не знаешь, что он — Князь Лжи?

— Это всего лишь злобные слухи, распространяемые его недругами!

— Да ведь ты только что сам собственными глазами видел того, кто лично убедился в том, как жестоко солгал ему Ариман, — угрюмо проговорил Мэт. — Арьясп заморочил старику голову, обещал ему, что Ариман одарит его несметными богатствами за то, что тот станет служить ему, верно?

— Так и будет!

— Ага, — саркастично усмехнулся Мэт. — Уж на холод твоему приятелю точно жаловаться не придется. Считай, он пожизненно обеспечен центральным отоплением. Вот только старик угодил в самую топку!

— Подлая ложь!

— Не спорю — самая подлая: пообещать райские восторги, а вместо этого дать нестерпимую боль. А когда он пытался сказать тебе правду, он лишний раз убедился в том, что за правду получит еще более страшную боль. Да... бывает и пострашнее.

— Не верю. Просто ты своим колдовством создал этого призрака, вот и все, — проворчал Гасим, но взглядом встретиться с Мэтом побоялся.

— Вовсе нет. Создал его ты, — напомнил ему Мэт. — И разве моя вина в том, что ты получил именно то, чего просил?

— Твоя, твоя вина! — вскричал Гасим. — Ты подослал другого призрака. Не знаю, как ты это сделал, но это сделал ты, ты!

— Не я, — решительно покачал головой Мэт. — И ты это прекрасно знаешь. Задумайся, Гасим, — еще не поздно задуматься. Твой учитель отдался во власть Аримана. Он объявил себя прислужником Лжеца, он стал исполнять работу Разрушителя. Тебе необязательно идти по его стопам. Ты можешь отвернуться от Князя Лжи и обратиться к Ахурамазде. Ариман не обладает властью над тобой, если только ты сам ему не позволишь завладеть тобой.

Во взгляде Гасима мелькнула тень сомнения, на миг лицо его исказила гримаса страха. Ну а в следующее мгновение он снова начал спорить с Мэтом.

— Это ты лжешь, ты обманываешь меня! Хочешь завладеть мной! Ариман уничтожит тебя, он тебя изжарит, обратит в золу! — Он поднял руки, готовясь прочесть заклинание. — А я помогу ему! Я отправлю тебя в заточение, которое продлится тысячу лет!

Балкис выхватила у Мэта волшебную палочку и, наставив ее на Гасима, выкрикнула:

Но Мэта вовсе не устраивала перспектива получить очередной обугленный труп. Ему нужны были достоверные сведения.

— В заточение? — хохотнул он и отвел в сторону руку Балкис. — Не смеши меня! И я, и эта девушка настолько искушены в волшебстве, что смогли бы вырваться из любой темницы, куда бы ты нас ни заточил! Правду я говорю?

Балкис умолкла и уставилась на него так, словно он лишился рассудка. Однако по его взгляду она догадалась, что его поведение чем-то оправдано, и кивнула.

— Чистую правду. Мы можем вызвать нашу подругу, джинну, а любой джинн способен вызволить кого угодно из заточения, сотворенного колдунами Аримана.

Это была отличная идея, и Мэт с радостью стал развивать мысль Балкис:

— Вот-вот, любой из джиннов, даже младенец! Любое заточение, придуманное Ариманом, — всего лишь один из его обманов, иллюзия, не более того!

— Нет, это ты лжешь, глупый чародей! — истерично и мстительно расхохотался Гасим. — Знай же, что уже сейчас двое джиннских отпрысков томятся в заточении благодаря магии Арьяспа!

— Джиннские дети в плену? — с наигранным недоверием проговорил Мэт. — В темнице? Ну, допустим, в Персии это еще, пожалуй, было бы возможно — там есть старинные города, которым не меньше тысячи лет, но откуда взяться темницы в стране татар, посреди степей, где города представляют собой несколько сотен шатров?

Гасим побледнел.

— Откуда ты знаешь, где мы прячем маленьких джиннов?

— Я этого не знал, — довольно усмехнулся Мэт. — Это я так сказал, наугад. Зато теперь мы это знаем наверняка. А что с двумя смертными детьми?

— А что с ними? — подозрительно нахмурился Гасим. Мэту стало худо, но он решил сыграть ва-банк.

— Ну конечно! Конечно, вы держите всех четверых детишек вместе! Только почему они до сих пор живы? Или в темнице хватает места и для няньки, которая меняла бы им штанишки?

— Глупец! — брызнул слюной Гасим. — Неужто ты думаешь, что мы бы стали убивать столь ценных заложников?

У Мэта от облегчения чуть колени не подкосились, но он сдержался и продолжил беседу с Гасимом в прежнем, насмешливом тоне:

— А почему бы и нет? В конце концов вы их все равно убьете. Ведь их родители ни за что не позволят силам Зла завладеть всем миром даже ради спасения жизни своих детей.

Во взгляде колдуна снова мелькнуло сомнение, но он дерзко ответил:

— Если их родители не вернутся домой, как обещали, мы убьем одного младенца. Тогда мальчишку убивать не придется.

От мысли о том, что его маленькая дочурка может погибнуть, у Мэта сердце ушло в пятки. Он чуть было не лишился чувств.

— Стало быть, жизнь детей поддерживается благодаря колдовству?

— А как же еще? — с омерзительной ухмылкой хмыкнул Гасим. К нему вернулась былая самоуверенность. — Неужто и это тебе надо растолковывать? Темница сама о них заботится. — Но тут Гасим нахмурился — видимо, спохватился из-за того, что слишком долго разговаривает на эту тему. — А что это ты так беспокоишься за этих малявок, а?

— Да так... — пожал плечами Мэт. — Считай это профессиональным любопытством.

— А может быть, он просто-напросто — отец двоих детей, — злобно воскликнула Балкис, — а та джинна, которую мы можем призвать на помощь, — мать других двоих.

Физиономия Гасима перекосилась от ужаса, однако он тут же овладел собой и осклабился.

— Ну конечно, как же! Маридская принцесса явится, стоит вам только свистнуть!

— Значит, он знает, кому принадлежат младенцы-джинны, — прошептал Мэт.

— Ты слишком терпелив, — проворчала Балкис. — Можно было бы заставить его разговориться!

Она подняла волшебную палочку.

Гасим отполз подальше и принялся ожесточенно жестикулировать и распевать по-арабски.

Мэт взял Балкис за руку.

— Не надо. Думаю, он скорее разговорится, если с ним по душам побеседует оскорбленная мать.

Гасим в ужасе умолк, уставившись на высоченную воронку завертевшегося рядом с ним смерча. В страхе колдун накрыл голову руками и упал ниц. Смерч уменьшился до размеров песчаного колдунчика, замедлил вращение, и вот наконец песок со свистом улегся на землю и Лакшми завершила последний пируэт. Колдун испуганно закричал и попытался отползти в сторону.

Лакшми, устремив на него зловещий взор, бросилась за ним.

— Нет! — криком остановил ее Мэт. — Он ничего тебе не скажет, если ты разорвешь его на куски!

— Верно, — процедила сквозь зубы Лакшми. — Но если он и вправду знает, где мои дети, он скажет мне об этом, не сомневайтесь.

Она проворно догнала Гасима и ухватила за ворот. Гасим дернулся, ворот балахона впился ему в шею. Физиономия колдуна приобрела немыслимый оттенок лилового цвета.

— Ему известны только слухи, — поспешил сообщить джинне Мэт. — Верно я говорю, Балкис? Балкис! — Мэт обернулся и испугался не на шутку: девушка исчезла. Однако у него хватило ума посмотреть себе под ноги. Там сидела небольшая черно-белая кошечка с коричневым пятнышком на мордочке. Вспомнив о неотмытой грязи, Мэт догадался, что кошка та самая. — Отлично! — проворчал он. — В общем, принцесса, тебе придется поверить мне на слово.

— Я тебе верю, — буркнула Лакшми. — Пока. — Она снова воззрилась на корчащегося на земле колдуна. — И что же он знает?

— Но... он не сможет сказать ни слова, если задохнется.

Лакшми нахмурилась и обернулась к Мэту.

— Но так я не даю ему произнести заклинание!

— Верно, но и дышать ты ему тоже не даешь, — заметил Мэт. — Отпусти его и спроси, о чем хочешь спросить. Убить его ты всегда успеешь, если его ответы тебе не придутся по вкусу.

— По вкусу мне придется только правда! — Лакшми с отвращением швырнула колдуна на землю. — Вернее говоря, по вкусу мне придется любая правда независимо от того, понравится она мне или нет. Скажет правду — будет жить!

Гасим с трудом встал на колени и взмолился:

— Смилуйся надо мной, о прекраснейшая из прекраснейших! Я отрекаюсь от Аримана, от всей его лжи! Отныне я буду говорить только правду и до конца дней своих стану поклоняться Ахурамазде!

Стоило Гасиму выговорить эти слова, как послышался жуткий грохот и земля сотряслась. Мэт не устоял на ногах, упал, но Лакшми только опустилась на колени, вцепилась пальцами в траву и пропела несколько куплетов по-арабски. Песнопение получилось долгим, но по мере того как джинна пела, землетрясение шло на убыль. Как только оно прекратилось окончательно, джинна поднялась и отряхнула грязь с ладоней.

— Мое песнопение отчасти заключало в себе волшебство, а отчасти было молитвой Аллаху — создателю всего сущего. Твои понятия об Ахурамазде — всего лишь несовершенное понимание единственного истинного бога. И все же, глядя сквозь зеркало своего божества Света, ты видишь именно истинного бога. И если ты желаешь защититься от шайтана, хоть и зовешь его Ариманом, поклонись Аллаху и свидетельствуй сейчас же, что нет бога, кроме Аллаха, и что Магомет — пророк его!

— Я... готов поклониться ему, я сделаю все, как ты скажешь, — на одном дыхании проговорил Гасим, в священном трепете глядя на Лакшми.

Лакшми, похоже, самую малость смягчилась.

— Что ж, теперь тебе ничем не сможет грозить Князь Лжи. Говори, презренный, что тебе ведомо о моих детях.

— Мне... мне ведомо только то, что я слыхал от верховного жреца Аримана здесь, в Багдаде, о принцесса, — пролепетал Гасим. — Всех детей держат в заточении, в месте, известном только Арьяспу, наиверховному жрецу. Более мне ничего не говорил мой господин!

Лакшми несколько минут молчала. Гасим снова начал трястись от страха. Наконец джинна презрительно поддела его ногой.

— А может быть, — обратившись к Мэту, проговорила она, — мы узнаем больше, если попытаем его немного?

— Нет! — завопил бывший колдун. — Я же отрекся от Аримана и лжи его!

— Не думаю, что он знает больше того, что уже сказал, — покачал головой Мэт. — Слишком быстро сдался. Если бы он знал что-то еще, то скорее всего стал бы с нами торговаться.

— Пожалуй, я дарую ему жизнь, — не спуская глаз с Гасима, изрекла джинна, — но вот за супруга своего говорить не могу. Ступай отсюда, презренный, да поторопись. Уноси ноги поживее!

— Я... уже ушел, принцесса! — Гасим проворно вскочил на ноги и стал отступать задом, непрерывно кланяясь. — Я никогда не забуду твоей доброты! До конца дней моих я буду молиться за тебя! До конца дней моих я.

— До конца дней своих ты будешь странствовать и восхвалять Аллаха, где бы ты ни был, — буркнула Лакшми. — Изыди!

Гасим проглотил последние изъявления благодарности, развернулся и дал стрекача.

Лакшми проводила его взглядом.

— Как думаешь, долго ли он останется приверженцем истинной веры?

— Честно говоря, я бы решил, что только до тех пор, пока он не доберется до города и не окажется вновь среди варваров, — рассудительно отозвался Мэт. — Но если учесть, как ты его припугнула, скорее всего он обойдет Багдад стороной и устремится к какой-нибудь мечети, пока не оскверненной варварами. Думаю, теперь он вряд ли свернет с пути истинного, принцесса.

— А его скитания когда-нибудь закончатся? — осведомилась кошка.

Лакшми опустила взгляд.

— Ах, ты здесь, мой маленький дружок! — обрадованно проговорила она. — Быть может, и не закончатся. Быть может, я обрекла его на вечные скитания. Но если так, то он может считать, что ему очень повезло. — Более внимательно приглядевшись к кошке, Лакшми нахмурилась и спросила:

— А что с твой мордочкой?

— Маленькая неувязочка, — объяснил кошке Мэт. — Ты не успела смыть всю грязь. Но когда ты в следующий раз превратишься в человека, мы с этим справимся.

— Как же мы с этим справимся? — спросила Балкис.

— Всего лишь с помощью воды и мыла, — улыбнулся Мэт и обернулся к Лакшми. — Может быть, стоит сообщить о последних новостях твоему супругу?

— Да-да, конечно, и немедленно! — воскликнула Лакшми. — Отправляемся в Каракорум. Скорее ко мне!

Подхватив Мэта правой рукой, а Балкис — левой, Лакшми начала набирать рост. Прижав Мэта и кошку к груди, джинна взмыла ввысь.

— О-о-о-у! — вырвалось у Мэта. — По-е-ха-ли!

Балкис молча свернулась калачиком под мышкой у Лакшми и зачарованно смотрела вниз.

А уже через полчаса Мэта прижимал к своей мускулистой груди Марудин. Балкис предпочла остаться у Лакшми, и для Мэта это стало большим облегчением: он избавился от острых кошачьих коготков.

— Я буду навечно в долгу перед тобой, смертный, если мы найдем, где прячут моих детей, — проревел Марудин.

— Премного благодарен, — откликнулся Мэт. — Только не забывай о том, что пока мы их еще не разыскали. Всего лишь немного продвинулись в поисках, только и всего.

— Я не забуду об этом, — громоподобным басом пообещал Марудин.

И тут всех оглушил жуткий рев. Марудин вздрогнул, завертелся на месте, а в следующее мгновение Мэт понял, что падает и что его более не держит рука джинна. Посмотрев вниз, он увидел острые пики Гиндукуша, стремительно приближавшиеся. Мэт крикнул:

— На помощь!

Но его слова заглушил бешеный свист ветра

Глава 23

В поле зрения Мэта вдруг возникла чья-то огромная когтистая лапа. Она была настолько велика, что на ней запросто мог бы уместиться многотонный грузовик. Мэт сжался, пытаясь увернуться, но лапа упорно тянулась к нему. Когда Мэт ударился о нее, у него из глаз посыпались искры. Тут у него мелькнула идиотская мысль: не пора ли ему получить диплом по астрономии, однако она тут же улетучилась, поскольку все тело его сковала жуткая боль — огромные пальцы сжали Мэта, громоподобный хохот чуть было не оглушил его.

Желудок подсказывал Мэту, что страшный великан набирает высоту. А когда тот немного разжал пальцы, Мэт увидел физиономию, страшней которой не лицезрел ни разу в жизни. Из-под тюрбана на него таращились выпученные глазищи. Лба у великана, казалось, вовсе не было. Нос страшилища вполне сошел бы за плуг, в огромном скалящемся рту желтели длиннющие клыки. Из пасти великана несло, как из мусорной машины, да и размером она равнялась ей. Лапища, в которой он сжимал Мэта, потянулась ко рту...

— Отпусти его! — послышался гневный голос Лакшми, и ее тонкие пальцы успели сорвать Мэта с ладони великана. Джинна сжала Мэта в кулаке. Сквозь щели между ее пальцами Мэт видел, как правой рукой Лакшми сильно ударила уродливого великана. От удара тот кувыркнулся в воздухе, а Лакшми прижала Мэта к груди и пошла на снижение. Балкис по обыкновению впилась в плечо Мэта коготками и разразилась испуганным мявом.

Посадку Лакшми совершила несколько более резко, чем обычно, после чего сообщила своим пассажирам:

— Это был ифрит. Ифриты неверующи. Они верят только в себя, и Аллах для них ничего не значит. Но он не знает, на кого напоролся. Это мы ему скоро покажем.

С этими словами она снова взмыла в небо. Мэт запрокинул голову и увидел, что ифрит вступил в схватку с принцем Марудином. Марид и ифрит обменивались ударами: обстреливали друг дружку камнями, шаровыми и обычными молниями, творя их из воздуха. Ифриту приходилось туго: каждый удар Марудина заставлял его кувыркаться и вертеться. Марудин наступал все более уверенно.

А потом сокрушительный удар ифриту нанесла Лакшми. Стоило ифриту принять вертикальное положение после очередного кувырка, как Лакшми ухватила его за лодыжки и принялась раскручивать. Быстрее, еще быстрее вертелся ифрит. Вскоре уже трудно было его различить, но Мэту начало казаться, что ифрит того и гляди треснет пополам.

Марудин подлетел поближе и стал с нескрываемым любопытством наблюдать за тем, как его супруга вертит беспомощного ифрита. Наконец он проговорил:

— Хватит.

Лакшми отпустила ифрита, и тот, отлетев, на полной скорости врезался в горный склон и распластался на нем. Тут же подоспели Марудин и Лакшми, сотворили из воздуха бронзовые пики и, вбив их ифриту в запястья и лодыжки, пригвоздили его к горе.

Принц Марудин провел рукой по своим кровоточащим губам, и они сразу зажили.

— Как мы накажем этого глупого неверного, любовь моя?

— За дерзость нападения на двух маридов? — уточнила Лакшми. — Его бы следовало разорвать на части и рассеять эти части по ветру. И пусть потом он собирает их воедино целый век, если сумеет.

— Славно придумано, — кивнул Марудин, подлетел поближе к скале и протянул руки к ифриту.

— О, не наказывайте меня! — взвыл ифрит. — У меня не было иного выбора! Я был послан колдовством, которое оказалось сильнее моего собственного. Мне было велено никого не пропускать через Гиндукуш!

— Погоди! — воскликнула Лакшми и взяла мужа за руку. — Мне ведь и самой довелось пережить подобное. И если это правда, то это — не его вина.

Марудин нахмурился, подлетел еще ближе, уставился на ифрита в упор и принюхался.