- Мы испытывали тебя, - признался рыцарь. - Только не думай о нас дурно. Ты вышел из Аллюстрии - мы заметили тебя, как только ты одолел перевал, - и на тебе иноземные одежды. Как знать, не колдун ли ты?
      Я остановился и сдвинул брови.
      - А теперь ты уверен, что я не колдун?
      - Что ж... Колдун использовал бы свой дар, пытаясь ослабить противника еще до того, как тот нанес бы ему первый удар. По меньшей мере он не отказался бы от ложных ударов, и ни в коем случае не проявил бы ни малейшего милосердия. Ты же позволил своему противнику нанести тебе первый удар и сделал все возможное, чтобы смягчить его падение.
      Ага, стало быть, от него не укрылось, зачем я придержал юношу за руку. Я медленно поклонился. Впервые в жизни драка сыграла положительную роль. Ну почти что положительную.
      Мне вдруг стало жутко неловко. Зачем я обманывал этого рыцаря, с такой готовностью оказавшего мне гостеприимство? Что же это произошло с моей всегдашней приверженностью к честности?
      - На самом деле, - вздохнув, поведал я, - в Аллюстрию я попал не по собственной воле. Я пребывал у себя на родине, в тысячах миль отсюда, и меня укусил огромный паук. Я потерял сознание, а когда очнулся, то был уже там, по другую сторону этих гор. - И я махнул рукой в ту сторону, откуда пришел.
      Командир остановился и уставился на меня.
      - Правда? Стало быть, тебя в эти края забросила могущественная чудодейственная сила!
      - Она проявляется при укусах пауков?
      Рыцарь воровато поглядел по сторонам и сказал потише:
      - Я слыхал про таких пауков. Среди них есть даже Король-Паук <Намек на прозвище Людовика XI, который, правда, правил несколько позже предполагаемого времени действия (1461-1483) и был великим интриганом в политике.>, про которого никто толком не может сказать, какой он - хороший или дурной.
      Мне ни с того ни с сего почему-то понравился этот паучий автократ.
      - Где мне разыскать его? Может быть, он смог бы вернуть меня домой?
      О, может быть, мне удастся победить эту галлюцинацию, если я начну действовать по ее законам?
      - Этого никто не ведает, и к тому же я не думаю, что он отправит тебя домой, поскольку наверняка принес тебя сюда, преследуя свои собственные цели. - Он, прищурившись, несколько секунд смотрел на меня, после чего вымученно улыбнулся. - Но ты не теряй присутствия духа! Может быть, сюда тебя перенес святой!
      Меня пробрала дрожь. В конце концов какая разница, кто меня сюда занес Король-Паук или святой. Все равно предрассудки.
      Все тут насквозь пропитано предрассудками. Так может быть, под моим умом рационалиста притаилось суеверное подсознание?
      Командир рыцарского отряда отвернулся и снова заработал ногами.
      - И все же, если ты очнулся в Аллюстрии, кто бы тебя туда ни перенес, деяния тебе предстоит свершить именно там. Вероятно, тебе не стоило покидать эту страну, пусть она и не очень гостеприимна.
      - А может, и стоило, - в тон ему проговорил я. - В конце концов, никаких дел от меня никто не требовал. Даже советов мне никто не дал.
      - Не всегда мы сами выбираем себе дороги, - вздохнул рыцарь, наклонился к ручью и, зачерпнув ведрами воды, выпрямился.
      - А вы? - спросил я. - Вы свою дорогу сами выбрали?
      Он торжественно кивнул, - Мы решили отправиться в Аллюстрию, невзирая па все опасности. Тут все-таки попадаются добрые люди, которые пытаются сохранить свои добродетели, не потонуть в пучине греха. Покровитель моего ордена, святой Монкер, явился во сне нашему аббату - то случилось две седмицы назад - и поведал ему о страданиях одной такой добродетельной бедной семьи, члены которой всей душой преданы Богу и добру, но не смеют открыто в этом признаваться.
      Ярость вскипела во мне. Суеверия там или нет, все равно люди имеют право поклоняться кому и чему угодно, не скрывая своих убеждений.
      - Но верно ли я понимаю, что они были осторожны и никто не сделал им дурного?
      - О нет! Это семья мелкого помещика. Когда-то они жили неплохо и владели целым округом. Но их упорно пытались разорить, чтобы из-за страданий они отказались от веры. Сначала их обкладывали слишком высокими налогами, а потом пытались одолеть заклинаниями.
      - Но откуда об их вере узнали правители?
      - Все потому, что они творили добро, помогали бедным и несчастным. А в тех краях полным-полно ведьм и колдунов, и они давно раскусили это добропорядочное семейство. Закон позволяет этим злодеям отыскивать добрые души и пытаться совратить их с пути истинного.
      - Потрясающая бюрократия! - не сдержался я. У меня даже во рту пересохло от возмущения.
      - И теперь, - продолжал рыцарь, - они лишились всех владений и стали наемниками на земле, что искони принадлежала их роду. Все люди, населявшие этот округ, последовали примеру своих господ, отказались от злобного отношения друг к другу и сплотились перед лицом тягот и невзгод. Шли годы, несчастных притесняли все более жестоко, ведь такое упорство в сохранении веры не могло не привлечь внимания королевы. А уж она-то сурово наказывала своих пособников за то, что тем не удается совратить непокорную семью. Поэтому упрямцев решили истребить, вырвать с корнем. Они не сдаются, хотя бедны и вынуждены искать помощи у других людей, а помогать им теперь мало кто отваживается. Один ребенок умер от холода и недоедания. Другой сильно болен. Они окончательно обнищали и близки к отчаянию. Вот потому-то аббат и послал нас сюда, дабы мы снискали славу тем, что выведем это бедное семейство из страны, обнищавшей духовно, и приведем на свет, в Меровенс.
      - Но это небезопасно, - предупредил я рыцаря. - Если тут вокруг просто-таки кишат злые колдуны и полным-полно злобных рыцарей в придачу.
      - Очень даже небезопасно, - согласился он, - и не исключено, что эта попытка будет всем нам стоить жизни. - Рыцарь вздернул подбородок, глаза его полыхнули. - Однако кому, кроме нас, защитить богобоязненных людей, вырвать их из логова Зла и порока? Если нам суждено умереть - мы умрем. Если мы лишимся жизни, творя столь благое дело, нам не суждено долго томиться в Чистилище. Может быть, нам даже суждено стяжать венцы мучеников. Я поежился. Сколько же народу было обречено на ненужные страдания и преждевременную смерть из-за веры в подобные обещания блаженства?
      - Не о смерти нам должно думать, не смерти бояться, - продолжал рыцарь, а того, что попытка спасти бедняков может нам не удаться. Ведь вывести несчастных из Аллюстрии надлежит очень спешно, а не то они могут отчаяться, и их либо совратят, либо обесчестят, либо поработят.
      - Должны бояться... - медленно повторил я. - На самом деле вы боитесь того зла, которое, как вы слышали, правит в этой стране. Верно?
      - Если бы мы не боялись, мы были бы тупоголовыми ослами, - ответил рыцарь.
      Я смотрел на него и видел, как напряглось его тело, как натянулась струной каждая жилка. Насколько я мог понять, его состояние было даже не страхом, а ужасом. Честно говоря, я все равно им восхищался, кем бы он ни был героем, святым или тем самым ослом. Святым, правда, он вряд ли мог быть, поскольку вооружен мечом. Посему, учтя все обстоятельства, я вынес свой приговор: он осел. Но конечно, вслух я этого не сказал.
      Словом, я воспользовался гостеприимством отряда рыцарей. Ночью у костров они запели гимны, а потом перешли на менее религиозные песни, и тут я даже им подпел немного - "Amazing Grace" <Один из самых известных протестантских спиричуэлс с удивительно красивой мелодией.> мне всегда нравилась, хотя вообще григорианские песнопения у меня не очень хорошо получаются. Что касается моей религиозной принадлежности, то я был агностиком-протестантом, и тот Бог, в которого я не верил, был кальвинистским Богом, поэтому с латынью у меня всегда было неважно - латынь я изучал всего один год в университете, да и на слух она была какая-то не такая, как у рыцарей. Наверное, другой диалект.
      Я выспался у костра, подпел утреннему хору, притащил ведро воды, чтобы залить костер, после чего поднял руку, прощаясь с рыцарями.
      - Что ж, все было очень славно. Благодарю тебя сердечно за ваше гостеприимство, сэр монах, но мне пора!
      - Вне сомнения, мы не отпустим тебя одного! - возмущенно воскликнул предводитель отряда. - Ты еще не покинул владения королевы Сюэтэ. Чародей ты или нет, но человек, странствующий в одиночку, привлекает к себе внимание, и ты можешь стать легкой добычей любых злых сил!
      - Пока выкручивался, - усмехнулся я.
      Рыцарь вздохнул.
      - Это верно. Однако прошедшую ночь ты провел в компании вооруженных монахов. А сколько еще ночей ты провел в Аллюстрии?
      Я сглотнул комок, подступивший к горлу, припомнив, какое обилие суеверий связано с ночной тьмой.
      - Ни одной, - признался я. - Только день.
      - То-то и оно, - проворчал рыцарь. - А чудеса ты в этот день творил?
      - Ну, я бы так не сказал, но... Он отмахнулся от моего лепета, рубанув рукой по воздуху.
      - Что бы ты ни говорил, это не имеет значения. Главное - что ты делал. Не сомневайся: Сюэтэ знает о тебе. По крайней мере ее прислужники знают.
      Вот в это я склонен был поверить независимо от того, имела ли к этому отношение магия, или нет. Начальник Яги рано или поздно обнаружит ее отсутствие. И чем больше пользы от нее было, тем быстрее он это сделает. Как минимум по моим следам могли пустить ищеек-бладхаундов <Порода собак с исключительно тонким чутьем. Считаются лучшими ищейками.>, а я-то знал, что крови в этом мире придают первостепенное значение.
      - Ничего со мной не случится, - возразил я. - Все будет хорошо.
      - Ты хочешь сказать "неплохо", - поправил меня рыцарь. - Но такое в Аллюстрии невозможно. Либо ты достаточно свят для того, чтобы противостоять нападкам прихвостней Сатаны, либо ты поддаешься их искушениям и сам становишься прислужником Зла.
      - Ни в коем случае! - воскликнул я. - Номер не пройдет, уважаемый! Совершенно не обязательно быть или святым, или демоном, можно просто оставаться самим собой - человечным человеком. Человек может выстоять в одиночку, и я намерен поступить именно так! Никому служить я не обязан!
      - Возможно, это справедливо в той земле, откуда ты родом, но в Аллюстрии все иначе, - вздохнул рыцарь. Он хлопнул в ладоши и сделал знак рукой.
      Рыцари и сквайры удивленно глядели на предводителя. Тот звал Жильбера. Парнишка отпустил поводья своего коня и подошел.
      - Послушай, не так все страшно! - запротестовал я.
      - Нет, страшно! - рявкнул рыцарь. - Тебя соблазнят или подкупят до того, как ты узришь свет новой зари!
      У меня засосало под ложечкой, но я нашел в себе силы расправить плечи.
      - Знаешь, я не суеверен, но и не дурак. Если я замечу, что мне грозит опасность, то спрячусь, а если спрятаться не удастся - стану драться, вот и все.
      - Погибнуть в бою почетно, - согласился Жильбер. - Однако потерять жизнь понапрасну глупо. Командир отряда кивнул.
      - Уж если придется помереть, так с миром в душе. О нет, мы не отпустим тебя одного. Жильбер, поедешь с ним как защитник и опора.
      Парень так глянул на рыцаря, словно тот ранил его.
      - Но, мой предводитель! Как же я могу отказаться от славы, которую смогу обрести во время предстоящих нам испытаний!
      - Я дал тебе приказ, - стальным голосом произнес командир.
      Жильбер покраснел, медленно склонил голову, но спину держал прямо, непокорно.
      - Не так уж это странно, как может показаться, - чуть более мягко проговорил командир. - Я видел сон. И во сне мне было дано понять, что этот человек - краеугольный камень. Вокруг него должны произойти великие события. Если он удержится на стезе добра, не сомневаюсь: он окажет большую помощь в низвержении злобной королевы и воцарении добра в Аллюстрии.
      Жильбер перепугался не на шутку и бросил в мою сторону опасливый взгляд.
      - Нечего на меня глазеть, - буркнул я. - Для меня это точно такая же новость.
      - Во сне мне явился суровый мужчина в королевских одеждах с лицом, изборожденным шрамами, - продолжал главный рыцарь. - Поверх короны на нем была надета митра с изображением святых. И он поведал мне, что этот человек, Савл, станет тем рычагом, который перевернет позорный престол Аллюстрии. Вот так апостол Павел из орудия истребления первохристиан превратился в плуг, вспахавший языческую целину. - Рыцарь повернулся ко мне. - Наименовали тебя на редкость удачно.
      Спорить с ним не хотелось, хотя метафоры произвели на меня неоднозначное впечатление.
      - Но кто же был тот святой, что явился вам во сне? Рыцарь покачал головой.
      - Какой-то святой человек из тех времен, когда в Аллюстрии царствовала добродетель. Праведник, живший в скромности и благочестии и умерший в безвестности. Ведь не все святые прославлены и известны нам. Он же был из тех, о ком я никогда не слыхал. Однако лицо его не испускало сияния. Вероятно, он был не святой, а просто благочестивый человек.
      Я сдвинул брови.
      - А как вам знать - вдруг это переодетый демон? Все, кто слышал мой вопрос, чуть не задохнулись от гнева. Командир с укором посмотрел на меня.
      - Для того на мне и благодать Божья!
      - О, прошу прощения, - смущенно пробормотал я. - Но даже пребывая в благодатном состоянии, можно поддаться искушению.
      - Возможно, - неохотно проговорил рыцарь. - Однако у демона на митре не было бы медальонов с изображениями святых.
      Я решил сдаться. Он был так уверен в своей правоте, что не мог допустить ни малейших сомнений.
      - Но послушайте! Мне действительно не нужно никакого эскорта. У этого молодого человека полным-полно важных дел.
      - Мои дела - это то, что мне прикажет мой предводитель, - дерзко выговорил юноша. - И если он говорит, что сопровождать тебя - это важнее нашей миссии, значит, он прав. Вот так. Вера - превосходная вещь, но скепсис не хуже.
      А командир между тем кивнул:
      - О да, сопровождать Савла нужно и опасности в этом не меньше, если не больше. Воистину, эта миссия позволит стяжать великую славу. Победите вы или потерпите поражение - признание вам обеспечено.
      Глаза юноши загорелись.
      - Живым или мертвым... - промямлил я.
      - Как-как? - ревниво поинтересовался Жильбер.
      - Да нет, ничего, - отговорился я. Приходилось самому себе признаться: мысль о вооруженном телохранителе мне нравилась, но я плохо переношу общение с людьми, которых недостаточно близко знаю. - Спасибо, конечно, за предложение, но я предпочитаю путешествовать в одиночестве. - Я взял парня за руку и пожал ее. - Славно было с тобой побороться. Доброй дороги. - Обернувшись к главному рыцарю, я сказал: - Благодарю вас за гостеприимство, сэр. Позвольте пожелать вам успеха в вашей миссии. - Я отвесил учтивый поклон. - Прощайте. - Я повернулся на каблуках и зашагал прочь.
      Меня проводил голос рыцаря:
      - Господь с тобою, чародей! - после чего он ворчливо прикрикнул на сквайра: - А ты чего ждешь, Жильбер? Бери же меч, хранитель, бери коня и ступай за ним!
      Я ускорил шаг. Если парню придется укладывать пожитки, я сумею по крайней мере где-нибудь спрятаться. Впереди замаячила рощица каких-то вечнозеленых деревьев. Если удастся добраться до нее первым, я там так спрячусь, что ему ни за что меня не найти.
      Я не дошел всего-то ярдов десять до первой елки, когда услышал за спиной конский топот.
      Глава 5
      Знаете, я терпеть не могу военных - ну, не как людей, конечно, а как класс. А лучшего примера милитократии, чем средневековое рыцарство, просто не существует.
      - Эй, чародей! Я пустился бегом.
      Вечнозеленые кусты сомкнулись за мной. Позади послышались ругательство и окрик:
      - Да погоди же ты!
      Нет. Ни за что. Я бросился влево, поскольку решил, что Жильбер подумает, будто я сверну вправо, и притаился за самым толстым деревом, какое только мог найти.
      - Чародей? Чародей!
      Услышав, откуда доносится голос сквайра, я осторожно обошел дерево кругом, чтобы он меня не заметил. Видимо, это мне удалось: он довольно долго бродил по лесу, время от времени разражаясь всевозможными ругательствами, настолько безобидными, что их можно было бы назвать стерильными: "разрази меня гром!", "святые мощи!" и еще "кровь и железо!". Последнее я решил припомнить на тот случай, если мне придется здесь кого-нибудь оперировать. Как только сквайр отошел достаточно далеко, я выбрался из-за дерева и перебрался в густые заросли, которые заприметил раньше. Жильбер продолжал с шумом и треском обшаривать лесок, извергая потоки невыразительной брани. А я с трудом удерживался от смеха.
      Наконец юноша сдался и погнал коня в ту сторону, откуда въехал в лес. Он ехал и довольно долго и внятно проклинал судьбу. Мне стало даже немного жаль его, но я тут же решительно напомнил себе: Жильберу будет лучше с товарищами. Я выполз из-под кустов и быстрыми шагами отправился вниз. Дорога шла под уклон. Пару раз я выходил на просеки, достаточно широкие для того, чтобы там могла пройти лошадь. С таких дорог я сворачивал - ведь именно по ним мог поехать Жильбер, если еще не отказался от попыток нагнать меня. Но широкие тропы шли перпендикулярно тому пути, который избрал я, и это меня радовало.
      Наконец я выбрался на самую настоящую дорогу - торную и настолько широкую, что по ней могли бы проехать бок о бок две лошади. По ней-то я и решил пойти. Она также вела под уклон, но только совсем в другую сторону, чем встреченные мной по пути лесные просеки. Сквайр - так я думал - уже либо отказался от поисков, либо проехал мимо меня. Тем не менее, шагая по дороге, я смотрел во все глаза - не покажется ли он. Вот как получилось, что первый раз Жильбер спас мне жизнь, сам того не ведая и даже не будучи рядом. Я настолько напряженно вслушивался во всевозможные звуки, что расслышал, как громко зашуршали листья позади меня, и рванулся вперед. На бегу я услыхал, как что-то стукнулось о землю. Я крутанулся на месте, рубанул ребром ладони по тому месту, где, по моим рассчетам, могла находиться шея молодчика, если тот присел на корточки. Я немного не рассчитал - удар пришелся нападавшему по скуле, тем не менее он взвыл от боли и лег на бок.
      Я встал перед ним в боевой стойке, понимая, что этот нахал не стал бы нападать на здорового мужика, если бы был один. Опасения мои подтвердились - с деревьев, словно яблоки, посыпались его дружки. Их было четверо: двое с боевыми топориками, двое - с заряженными луками.
      Вы только поймите меня правильно: это были не те славные, чистенькие ребятки из Шервудского леса, которых вы себе, наверное, представили. Видимо (если Робин Гуд на самом деле существовал), как раз вот так и выглядели его "весельчаки". Одежка на парнях была вся в заплатках, грязная и пропахшая потом. Искусством бритья владел только один из них, да и тот не посвящал себя этому занятию уже несколько дней кряду. У остальных вид был такой, словно бороды они подстригали раз в год, и скорее всего первого января. Ухмыляясь, злодеи обнажали полусгнившие зубы, и изо ртов у них шел отвратительнейший запах.
      Тот, кому я врезал, вскочил на ноги и с воплем кинулся ко мне. Я даже не стал пытаться уклониться от удара или отпрыгнуть: я всего лишь немного отступил, чтобы разбойник не врезался в меня со всей силы. Уже один его запах мог убить наповал. Но я рассудил, что лучники не станут в меня стрелять, покуда их дружок будет рядом со мной. Стараясь не думать о зловонии, исходящем от гада, я обхватил его руками. К несчастью, он ответил мне взаимностью и сильно сжал меня. Я приподнял его и крутанул, изнывая от боли, сдавливающей ребра. Кроме этой медвежьей хватки, разбойник больше не знал никаких приемов но и силен же он был, засранец! Я с трудом удерживал его над землей. Собрав все силы, я провальсировал с ним к его дружкам, сгрудившимся около тропинки. Один из них, с топориком, приготовился броситься на меня, однако, разгадав мой маневр, отпрыгнул в сторону. У меня перед глазами уже мелькали искры, и я взял да и наступил обнимавшему меня бандюге на ногу. Он взвыл и ослабил хватку. Я вырвался из его объятий и три раза подряд резко стукнул его по физиономии. Он отлетел от меня с таким ревом, что кора на дереве могла потрескаться. Отскочив, я все-таки столкнулся с одним из тех, что были с топориками.
      Он дико заорал и занес над головой свое оружие, но я впечатался в него, сгруппировавшись, и мы оба повалились наземь. Я ухватился за топорище и рванул его на себя, совершая переворот. Вояка охнул от боли, а я уже стоял на ногах, сжимая его топорик обеими руками. Но тут же выпустил его, получив удар палкой по пальцам. Скрипнув зубами, я заехал разбойнику под ложечку. Он взревел и упал, а я подобрал топорик и принялся вертеть им над головой. Те четверо, что еще держались на ногах, поспешно попятились - зрелище их явно не порадовало. Даже лучники не рисковали выпускать стрелы.
      Только я догадался, что одного разбойника не хватает, как получил удар по затылку и с минуту ничего не видел. Кто-то выхватил у меня топорик, кто-то ударил меня в живот, и я опустился на землю с единственной мыслью: сейчас последует заключительный удар, вот я и узнаю на собственном опыте, есть ли жизнь после смерти.
      Однако уж больно шумно - какие-то вопли, и вдобавок что-то позванивало. Я различил тяжелые, глухие, отрывистые звуки, с трудом приподнялся на локтях... В глазах прояснилось: трое разбойников пытались скрыться в чаще, трое валялись ничком у ног коня, а мой старый дружок Жильбер, сжимая в левой руке маленький круглый щит, а в правой - широченный меч, взвешивал в руке оружие так, словно решал, пронзить им мерзавцев насквозь или не стоит. Кроме того, по-моему, он обдумывал, пуститься ли в погоню за убегающими.
      - Не надо! - хрипло выкрикнул я. - Как только ты съедешь с дороги, у них появится преимущество. Да они просто залезут на деревья и станут швырять в тебя камни.
      - Друг Савл! - вскричал сквайр, бросаясь ко мне. - Ты ранен!
      - Маленькая контузия, - ответил я, надеясь, что в голосе моем слышна веселость. - Знаешь, а я все-таки рад, что ты решил догнать меня.
      Жильбер успел подхватить меня под мышки и поддержать, наклонившись с лошади.
      - Это... пройдет... - выдавил я. - Нужно... просто передохнуть.
      - И как следует, - добавил юноша.
      - Немножко, - возразил я и посмотрел ему в глаза. Какое замечательное широкое, открытое лицо, какая искренняя тревога во взгляде. Ладно, решил я, и среди вояк попадаются неплохие ребята, когда они воюют за меня.
      Ну и что я мог сделать? Сказать ему, чтобы отправлялся домой к папочке после того, как он мне жизнь спас? Ну-ну.
      Вот так и вышло, что дальше мы пошли вместе. Сквайр настаивал, чтобы я сел верхом, а я отказывался и говорил, что мне это неинтересно, поскольку у его коня нет шор и доспехов. - Тебе придется выучиться ездить верхом, если ты собираешься задержаться в нашей стране! - заявил Жильбер, верно понявший причину моих отговорок.
      - Вообще-то я не собирался, - задумчиво произнес я. - Скажи, а с чего это такого добродушного парня, как ты, потянуло в рыцари?
      - А как же? - удивился юноша. - Кто-то же должен защищать добрых людей.
      Похоже, он даже немного оскорбился. Ну ладно, в этом был смысл.
      - А в монахи почему?
      - Я ощутил призыв, - просто и искренне ответил Жильбер. - Мне был глас.
      Подобные вещи меня всегда очень интересовали.
      - А глас - как это бывает? На что это похоже? Тебе приснился сон? Или это что-то вроде внезапного озарения?
      - Я слыхал - бывает и так, как ты говоришь, - неторопливо проговорил Жильбер. - А со мной было вот как... Я был совсем маленький, и в наших краях был голод. Я помню только, что у меня сильно сосало под ложечкой. К нам домой зашел очень добрый монах - я запомнил его лицо - и дал моим родителям каравай хлеба. Меня охватило чувство благодарности, и мне захотелось стать таким же, как он. И это желание меня никогда не покидало.
      - Это ведь всего-навсего хороший пример для подражания, - проворчал я. - И тебе не становилось страшно оттого, что многие монахи алчны и похотливы, потом, когда ты подрос?
      Лицо Жильбера стало серьезным, жестким.
      - О, я слыхал про такое, хотя сами мы лишь единожды видели подобного монаха. Рассказывали: есть один монастырь, так там все такие. Еще я слыхал, что есть монастыри, откуда монахи ездят по округе и собирают подати. Сами живут в роскоши, а народ вокруг томится в нищете. Однако те монахи, что жили неподалеку от моих родных мест, сами выстроили свою обитель, сами расширили ее, обустроили. Они, как и мы, возились с землей и ни за что не приняли бы в дар больше земли, чем смогли бы обрабатывать.
      - Это похоже на францисканцев, - сказал я. Жильбер сдвинул брови.
      - Мне это название известно, но я не знаю ни одного живого францисканца. Однако их пример озарил годы моей жизни. И я не могу осуждать всех церковников за те ошибки, что совершили некоторые из них, и даже многие из них. Те, с кем я встречался лично, оказывались добрыми и богобоязненными людьми. Я кивнул.
      - Так почему же ты не вступил в их орден?
      - Увы! Я подрос и понял, что мне нравится драться. Добрые монахи выговаривали мне за это. И я старался как можно чаще сдерживать свои чувства и не давать волю рукам. Но если кто-то поднимал руку на меня, я вступал в драку. Было время, когда я совсем отчаялся и решил, что мне не суждено вступить в братство и что я всю жизнь прохожу за плугом. Но вышло так, что один монах, который приходил к нам в церковь служить мессу по воскресеньям, рассказал мне про Орден Святого Монкера. Он мне сказал:
      "Если тебе так уж необходимо размахивать кулаками, так пусть тебе под руку попадаются приспешники Сатаны - тем самым ты защитишь слабых и немощных". Тут сердце мое радостно забилось, и я принялся уговаривать бедных моих родителей совсем их замучил, пока они наконец не дали мне благословения. Я отправился туда, куда звал меня глас Божий, - поступил сквайром в монастырь.
      Я кивнул.
      - Значит, ты любишь сражаться, но хотел быть монахом, а став монкерийцем, ты получишь и то, и другое. Ловко. Значит, и рыцарем ты тоже хотел стать?
      - А какой же парень об этом не мечтает? Однако я понимал, что это не для меня, ведь я был простого рода. Мне хотелось только стать сквайром, и о большем я никогда не помышлял!
      - О... - Я нахмурился. - Так вот как тут у вас дела обстоят. Для того чтобы стать рыцарем, им еще и родиться надо?
      - Есть возможность и низкородному сквайру стать рыцарем. Его могут произвести в рыцари за великую отвагу и бесстрашие, - ответил Жильбер. Однако такое случается редко.
      - Награждение на поле боя, да? Ну и конечно, другие офицеры его все равно толком не признают?
      - Мне не совсем понятны твои слова, однако все верно. А вот дети такого рыцаря уже будут расти наравне с детьми других дворян. В нашем же ордене все не так. Там любой может стать рыцарем, если только докажет, что пришел туда по призванию. Но для того, чтобы достичь этого, надобно свершить великие подвиги! - Жильбер одарил меня лучезарной улыбкой. - Так что веди меня к опасностям, чародей Савл! Я докажу, на что способен!
      - Нарочно я подстраивать ничего не собираюсь, - заверил я юного сквайра, чувствуя, как внутренний голос твердит: "Этот и без тебя опасности найдет!"
      Может быть, прямо сейчас? Подъем завершился, мы оказались на вершине лесистого холма и прямо перед собой увидели большую трещину в земле. То было ущелье, и оно тянулось в обе стороны: и влево, и вправо.
      Правда, через ущелье был переброшен мостик. Узенький совсем - но все же мостик.
      - Ладно, - проворчал я, - как-нибудь переберемся.
      Правда, когда мы подошли к мостику поближе, у меня на сей счет возникли серьезные сомнения. Мостик производил крайне хрупкое впечатление.
      - Какой-то он хлипкий, - проговорил я. - Думаешь, выдержит вес твоего коня?
      Жильбер посмотрел на мостик наметанным взглядом. Наверное, у него уже имелся какой-никакой военный опыт.
      - Выдержит, - заявил он, - если я спешусь.
      - Вот и хорошо, - кивнул я и уже был готов ступить на мостик.
      - О нет, чародей Савл! - воскликнул юноша. - Вначале мы должны испытать, нет ли тут...
      - Хо! Хо! - проревел кто-то. Я остановился и задрал голову.
      - Гром, что ли?
      - Хуже! - крикнул Жильбер. - Беги, чародей! На поручни мостика опустились две огромные волосатые ручищи. Надо мной нависло какое-то гигантское и вонючее существо. Оно приземлилось с такой силой, что мостик закачался. Я вцепился в поручень и обалдело уставился на пришельца.
      В нем было не менее восьми футов роста. Тело его формой напоминало репу, из заостренного конца которой торчали толстенные ножищи. Широкий конец заканчивался двумя длинными выростами, на краях которых имелись руки. Выше сидела головища без шеи с двумя глазами размером с обеденные тарелки. Между глазами торчал толстенный нос, под ним расположилась широкая прорезь рта. Рот ухмыльнулся и показал два ряда по-акульи острых зубов. - Что за черт? Кто это такой? - возопил я.
      - Это тролль! - откликнулся юноша. - Он не из Ада, но очень злой! Отойди, чародей Савл, дай мне с ним сразиться!
      - Куда же я отойду? - ошарашенно спросил я. Действительно, ни отойти, ни спрыгнуть было некуда. Потом я вспомнил, что умею плавать, шагнул к поручню и уже собрался было нырнуть, как Жильбер вскричал:
      - О, нет! Он прыгнет за тобой следом и поймает тебя в воде.
      Я обернулся. Тролль наклонился ко мне. Я попятился и завизжал:
      - Ты не настоящий! Ты - выдумка из сказок про фей и эльфов, ты не сможешь меня съесть.
      Чудовище остановилось и принялось оглядываться по сторонам. Я мог поклясться: тролль занервничал. Господи помилуй! Он поднял указательный палец и прижал его к губам - призывал, стало быть, меня говорить потише.
      - Не буду потише! - заорал я во всю мочь. - Слово - вот мое оружие.
      Тролль отшатнулся, выставил перед собой передние лапы, словно защищался от меня, а Жильбер прокричал:
      - Отличный удар! А какая отвага! Дай-ка ему еще, Чародей!
      - Как? - крикнул я.
      Тролль опустил лапы, расправил плечи, злорадно осклабился и снова двинулся на меня.
      Я быстренько отпрыгнул назад, гадая, что же его напугало.
      - Ну, великашка, что стряслось? Эльфиков напугался? Тролль снова остановился, словно ему под коленки стукнули, принялся знаками умолять меня говорить потише и испуганно оглядываться.