- Ай-яй-яй-яй! Что же ты наделал! Я вспомнил все свои зверства! Я чувствую, как было больно тем, кого я пытал! Как ты только мог со мной вот так поступить! Как ты мог это сделать?!
      - Как, как... Стихами, вот как, - огрызнулся я. - Я, собственно, этого как раз и добивался - чтобы ты почувствовал то, что чувствуют другие.
      - Мне больно! Я весь горю! О, как я мог вершить такие гадкие дела! Будь же ты проклят за то, что наделил меня совестью! Отныне я никогда не сумею обидеть невинного! - В уголке глаза у шерифа набухла одна, но здоровенная слезища. - И как мне теперь оправдаться перед теми, кого я обидел?
      - Ну... - негромко проговорил я. - Начать можно с покаяния.
      - Каюсь! Каюсь! - поспешно подхватил шериф. - Каюсь в прегрешениях своих! Будь проклят тот день, когда я поклялся на верность Дьяволу и потерял совесть! О, я уж и не знаю теперь, кого мне сильнее ненавидеть - его за то, что он отнял у меня совесть, или тебя - за то, что ты мне ее вернул! - Шериф застонал. - О, где мне найти священника? Я должен исповедоваться! Я хочу, чтобы мне отпустили грехи!
      Я смотрел на него с минуту, но она показалась мне необычайно долгой.
      - Ты лучше меня знаешь, как тебе быть, - ведь только тебе ведомо, где в вашем графстве прячутся священники. Наверное, ты догадываешься где. Просто ты пока не начал их вешать, других дел было по горло - к примеру, сечь крестьян, вынуждая уплатить новые и новые подати.
      - Верно, все верно, - всхлипнул шериф, нащупал ногами землю и встал, придерживаясь за седло. - Я отыщу священника и исповедуюсь. Я знаю, я должен верить, что Б... что Бо... что Всевышний простит меня! - Стоило ему сказать это, как он дернулся так, словно его хлестнули кнутом. Похоже, всякая попытка заговорить о чем-либо священном отзывалась в теле шерифа жесточайшей болью. Но он сжал зубы и проговорил, стараясь не думать о боли: - Отрекаюсь от своего договора с Сатаной! Я обернусь к Б... к Бо...
      - Ну, договаривай! - подбодрил я шерифа. - У тебя в конце концов получится.
      Тут один из воинов что-то крикнул и, пришпорив коня, бросился к шерифу с обнаженным мечом.
      Унылик в два шага заступил дорогу вояке, схватил и его, и лошадь, встряхнул хорошенько и отшвырнул в сторону. Воин ударился затылком о камень и затих. Лошадь встала на ноги и ускакала.
      - Я так понимаю, что он твой заместитель, или как это тут у вас называется? Шериф кивнул.
      - Я предал Сатану и королеву. Убей он меня - он бы стал шерифом.
      Я взглянул на блестящие черные волосы несчастного и обратил внимание, что не такие уж они и блестящие. Вот сединка, вот еще одна.
      - Гм... не сочти мой вопрос невежливым, шериф, но сколько тебе лет?
      - Девяносто семь. Жизнь и молодость я сохранил благодаря черной магии и... айййй! - Он весь скорчился от боли. - И чего я только не натворил ради этого заклятия, скольких же я погубил! О нет, только справедливо будет, если все мои годы теперь навалятся на меня!
      А они навалились - он старился прямо на глазах. Черная магия, поддерживавшая его молодость и силу, исчезла в тот миг, когда шериф отрекся от сделки с Дьяволом. И теперь ему приходилось расплачиваться с жизнью числом прожитых лет.
      - Найди священника, - посоветовал я, - как можно быстрее, пока ты еще на это способен.
      - Найду! - воскликнул шериф, вскочил в седло и решительно сжал поводья. Своим людям он крикнул: - А вы возвращайтесь в мой замок да скажите там, что я не вернусь! И еще скажите, что все мое колдовство рассыпалось в прах перед чародейством этого чужеземца! Советую и вам покаяться, ибо власти Зла скоро придет конец!
      Бледный как смерть Фриссон вложил мне в руку новый обрывок пергамента. Я удивился, но, быстро пробежав глазами стихи, одобрительно кивнул и негромко прочитал:
      A том, что он грешен, - ни капли сомненья,
      Но уходить в мир иной ему рано.
      Прежде свершить от грехов очищенье
      Должен. Тогда и затянется рана.
      ?изнь быстротечна и летуча - это так!
      Но ход ее замедлить все же можно,
      Коль различить, что истинно, что ложно.
      Спроси у праведника - скажет: "Это так!"
      Aторое четверостишие было написано явно в манере "рубай", но критиковать Фриссона я не собирался. Шериф взволнованно оглянулся.
      - Что вы сказали?
      - Ничего особенного, - заверил я его. - Тебе лучше поторопиться. Кто знает? Сюэтэ запросто может назначить нового шерифа еще до захода солнца.
      Несчастный грешник поежился и развернул коня.
      - И то правда! - крикнул он. - Прощай, чужеземец! Я зря проклинал тебя. Теперь я тебя благословляю. Мучения очистили мою душу. Но берегись королевы: никакое заклинание не наделит ее совестью!
      - Спасибо за предупреждение, - поблагодарил я бывшего шерифа и обменялся обеспокоенным взглядом с Фриссоном. - Счастливого пути.
      - Пусть мне придется пережить мучительнейший из путей, но я не стану роптать. Прощайте!
      Он ускакал в лес. Я успел заметить, что по кругу он проехал по часовой стрелке!
      А его люди, поворчав, поворотили коней и ускакали обратно в ту сторону, откуда появились.
      Я обернулся к друзьям.
      - А давайте срежем путь - пересечем круг, - что скажете? Да побыстрее скроемся в лесу. Нечего нам под открытым небом шататься.
      ***
      Aлиже к вечеру деревья расступились, и мы вышли на открытую ровную местность, где росли лишь чахлые кустики. Они тянулись полосами, указывая, что около них когда-то текла река. Около одного из таких кустов мы и остановились на ночевку. Перекусили по походному: запили кипятком какую-то еду картонного вида и вкуса - и растянулись. Ну, то есть это Жильбер с Фриссоном растянулись. Унылик-то свернулся в громадный клубок. Я взял себе первую стражу - спать мне что-то не хотелось.
      Не спалось и Анжелике с Фриссоном. Они целый час шептались о чем-то. Жильбер спал без задних ног, как полагается воину на привале. Его я разбудил на вторую стражу, перед рассветом.
      Я лег, но уснуть все равно не смог. Угрозы Сюэтэ не шли у меня из головы.
      Жильбер изумленно воззрился на меня - я сидел у догорающего костра, завернувшись в плащ, и смотрел на тлеющие угли. Он подошел и негромко, чтобы не разбудить Фриссона, проговорил:
      - Неужели ты не ляжешь спать, господин Савл? Надо бы тебе набраться сил на завтрашний день.
      - Я в этом не сомневаюсь, Жильбер. Вот только надо многое обдумать. Пытаюсь медитировать. Он нахмурился.
      - Это значит молиться?
      - Да, это похоже на молитву, - ответил я, немного покривив душой. Точнее, молитва может привести к медитации, и наоборот. В любом случае с помощью медитации можно отдохнуть и перестать думать о пережитых за день заботах.
      - А-а-а, - понимающе кивнул Жильбер. - Тогда я оставлю тебя наедине с твоими благочестивыми помыслами, господин Савл. Доброй ночи.
      - Доброй ночи, - ответил я и снова стал смотреть на угли, читая про себя мантру.
      Поначалу мне показалось, что толку от моей медитации никакого: угли только напоминали мне о Преисподней, а из-за этого я вспоминал о Сюэтэ и о тех тучах, что сгустились над нами. Я отвел взгляд от костра и вместо углей стал смотреть на свои руки, сложив ладони "ковшиком". Я изо всех пытался представить, какой получается звук, когда хлопаешь в ладоши, и уже почти представил, как вдруг услыхал у себя за спиной едва различимый шепот. Склонившись к моему уху, Анжелика произнесла:
      - Почему ты так грустен, господин Савл? Не могу ли я чем-то помочь тебе?
      Помочь? Какая тут помощь! Да, у нее не было тела, но казалось, что оно есть - особенно по ночам, когда вся она так ярко светилась, когда были видны все изгибы ее дивной фигуры. Разве тут сосредоточишься? А уж о благочестии, про которое говорил Жильбер, и вообще речи быть не могло.
      - Я не грущу, - чуть хрипловато отозвался я. Она испуганно вздрогнула и отстранилась. Я мысленно выругал себя и сказал более мягко: - Я обеспокоен. Я волнуюсь, не гонится ли за нами королева.
      - Может быть, я все же сумею помочь... Она дотронулась рукой до моего лба, и, несмотря на всю бестелесность Анжелики, я ощутил прикосновение приятной прохлады. Я поежился, но не от холода, взял руку девушки и нежно (надеюсь нежно) отвел.
      - Твое прикосновение меня никак не успокоит. Оно может отвлечь меня от мыслей о королеве - это да, но тогда я уж точно не усну.
      Девушка нахмурилась.
      - Я не понимаю...
      А я смотрел и смотрел на нее... Потом кивнул и сказал:
      - Спасибо. Мне стало намного лучше. - Я заставил себя подняться на ноги. Ты уж меня извини. От сидения никакого проку. Я лучше пройдусь немного!
      - О, берегись! - воскликнула Анжелика, и выражение легкой обиды на ее лице сменилось искренней тревогой. - Добрым людям тут по ночам разгуливать опасно.
      - Ну, тогда мне нечего бояться, - отшутился я, развернулся и быстро зашагал прочь от костра, опасаясь, что еще немного, и уходить мне не захочется. Тогда моя шутка получит веское подтверждение. Только раз я оглянулся назад, чтоб мысленно восстановить заколдованный круг. Анжелика обиженно смотрела мне вслед. Стало жаль ее, но что я мог поделать? Ой, только не надо внушать мне мудрые мысли насчет духовного союза. Обстоятельства были таковы, что духовный союз меня бы никак не устроил.
      Я шагал по высокой траве, набирая шаг. Тело мое бушевало, я пытался убедить свои гормоны в том, что призраки не выделяют феромонов, однако почему-то мои железы этим доводам не внимали.
      При всем желании я не мог забыть о злобной королеве и расслабиться. А слабость эта была так прекрасна - слишком прекрасна, чтобы рядом с ней я мог хранить покой. Оставалось надеяться, что сама Анжелика не догадывалась, насколько сильно меня к ней влечет.
      Я гадал: в безопасности ли она сейчас, когда с ней рядом только Фриссон и Жильбер? Вдруг королева попытается ее похитить? Но я решил, что, если случится что-то непредвиденное, они додумаются меня позвать. Я обернулся, чтобы посмотреть, далеко ли ушел, и не на шутку испугался: угли костра едва мерцали вдалеке, и никого не было видно рядом с костром. Да, я ушел очень далеко! Я быстро зашагал обратно.
      Внезапно ярдах в десяти впереди меня взметнулось облако зеленоватого дыма. Стояла мертвая тишина.
      Я выхватил нож и встал в стойку для защиты, чувствуя, как вскипает в крови адреналин.
      Зеленый дымок развеялся, разлетелся под порывом ночного ветра. Лунный свет выхватил из мрака фигуру высокой толстой женщины в платье до пят. Она не двигалась и напоминала статую, но вот статуя издевательски расхохоталась басом.
      - Да ладно тебе, мальчишка! Неужто ты и вправду думаешь защититься от меня каким-то оружием?
      Я узнал голос: передо мной, залитая лунным светом, стояла Сюэтэ. Я медленно распрямился, сложил нож и убрал его.
      - Не думаю... да оно мне и не понадобится - оружие, верно?
      Сердце у меня бешено колотилось, и страшно мне было неописуемо. Да, я уже воевал с Сюэтэ и выходил победителем, это правда, но тогда меня с тыла и флангов прикрывали друзья: сквайр, владевший мечом не хуже любого рыцаря, и поэт - почти что гений. Как же мне справиться с ней в одиночку?
      Нет-нет, вы не подумайте, что я собирался выкладывать Сюэтэ свои сомнения!
      - Ах ты наглец! - возмутилась королева. - Как я погляжу, со времени нашей последней встречи нахальства у тебя поприбавилось! Чародей Савл, фу ты ну ты!
      - А, так и ты меня чародеем считаешь? Сюэтэ расхохоталась, и смех ее напомнил мне клацанье щипцов для колки орехов. - Ну да, как же! Так тебя зовут простолюдины. А ты и не знал? Не знал? А вот я, представь себе, знаю. В моем королевстве ничего не может произойти без моего ведома. Стоит чему-то случиться - мои министры и их служащие тут же мне обо всем докладывают! Только вот в случае с тобой никакой нужды в донесениях не было - ты сам поработал на славу.
      - Сам? - переспросил я и нахмурился. - Ты хочешь сказать, что я выдал себя самим своим существованием?
      - Что-то в этом роде, - буркнула Сюэтэ. Наверное, это тоже был смех. - Не стоит так упорно думать о магии - ты сразу становишься заметной фигурой, конечно, только для тех, кто имеет дар ясновидения.
      - Это понятно... но ты и так все время за мной шпионила. Как же так вышло, что нынче ночью ты не послала за нами кого-нибудь из своих прислужников? Решила, что теперь ты в силах сразиться со мной один на один?
      - Наглый раб! - выдохнула Сюэтэ чуть ли не с восторгом. - О да, я знаю тебе цену, и ты для меня - не более чем детская игрушка. Я знаю твою силу, знаю твои слабости и отлично понимаю, как этими слабостями воспользоваться!
      Как это ни странно, я вдруг почувствовал, что физиономия моя приобретает выражение нахальной самоуверенности.
      - Ты так уверена в себе? - нагло поинтересовался я. - Ты поэтому и тащилась за мной сюда, подальше от костра, подальше от Жильбера и Фриссона?
      - Может, и так, - фыркнула Сюэтэ. - Они и в самом деле составляют часть твоей силы, и теперь ты их лишен. Теперь ты целиком в моей власти, и все зависит от моей милости.
      - Вот как? - Я скептически приподнял одну бровь. - Милости? А у тебя она разве есть?
      - Не стоит об этом говорить, - рявкнула Сюэтэ, рука ее рывком опустилась вниз, словно рычаг катапульты, а из пальцев выскользнула шаровая молния.
      Я увернулся, но молния вильнула следом за мной и, ударив мне в грудь, рассыпалась на тысячи искр. По груди разлилась тупая боль. На миг я потерял сознание, а потом...
      Да ничего потом. Вообще никаких чувств. Мне показалось, что ночь обступает меня со всех сторон, что ноги у меня подкашиваются. Они и подкосились. Я упал на колени и в ужасе осознал, что сердце мое перестало биться. Еще чуть-чуть, и я бы впал в панику, но все же сумел каким-то образом взять себя в руки. "Думай, да побыстрее, - приказал я себе, - не то сейчас сдохнешь!"
      Разум мой в одно мгновение стал холоден и ясен. Меня самого испугало полное оледенение всяких чувств. Времени паниковать не оставалось: его было мало даже для того, чтобы произнести одно-единственное предложение. Собрав в легких остаток воздуха, я с хрипом выпалил:
      Nердце, тебе не хочется покоя.
      Сердце, как хорошо тебе стучать.
      Сердце, как хорошо, что ты такое,
      Что не привыкло пред злобной теткой замолкать!
      Aоль снова пронзила мне грудь, но сердце ударило по ребрам не хуже кузнечного молота. Я благодарно вздохнул. Пелена спала и с глаз, и с разума. Я понял этот поединок - Сюэтэ вышла на смертный бой. И если сумеет убить меня убьет.
      А я смог бы поднатужиться и убить ее?
      Сердце мое забилось ровнее, я отчетливо увидел колдунью. Сюэтэ размахивала руками, губы ее двигались. Потом она замерла, и я понял: покуда я восстанавливал дыхание, королева прочла очередное заклинание.
      Ни с того ни с сего воздух наполнился заостренными вертящимися серебристыми пластинками - это ко мне устремились тысячи клинков. Я увернулся - клинки с лязгом рванулись в ту же сторону. Я выхватил свой складной нож, описал им в воздухе восьмерку, как если бы орудовал рапирой, и пропел:
      Nейчас тебе я покажу!
      Как прикажу сейчас ножу:
      А ну-ка, ножик мой складной,
      Размножься в тыщу раз - и в бой!
      N точки зрения высокой поэзии вышло, конечно, так себе, но главное - все получилось. В воздухе около меня просто-таки закишели складные ножи. Они вращались вокруг оси и ловко отбивали клинки, посланные на меня Сюэтэ. А я только ухмылялся да смотрел, как сыплются на траву колдуньины кинжальчики.
      Но вот я встретился взглядом с Сюэтэ и сразу перестал ухмыляться. Я понял, что мне совсем не стоило отвлекаться. Для того чтобы придумать и произнести заклинание, требовалось время. В общем, покуда я распевал контрзаклинание, Сюэтэ уже готовила следующий выпад. А это означало, что мне было суждено держать оборону до тех пор, пока я не придумаю что-нибудь убойное.
      Я должен был придумать, иначе мне грозила гибель.
      Взметнулась пыль, и меня окружили сотни змеиных голов. Змеи распустили капюшоны и стали похожи на кобр.
      Тут я вспомнил детство и сказки Киплинга:
      Eз деревни из индусской
      Прибегут гурьбой мангусты,
      Раздерут на части змей
      Iету тех зверюшек злей!
      ? очень старался не смотреть на то, что происходит вокруг меня. Времени не было. Сюэтэ махала руками, поднимая вихри пыли. Я прочел:
      Yто бурею зовется?
      Ты в Канзасе не бывала!
      Там бы ты не устояла.
      Ну, держись, сейчас начнется!
      ?-то хотел, чтобы после этого запева прозвучало что-то вроде хорового припева, но не успел...
      Дико завыл ветер, вихрями заклубилась пыль. Между мной и колдуньей завертелась воронка смерча и отделила нас друг от друга. Вдалеке послышался чей-то рев, едва различимый на фоне свирепого рокота пыльного смерча, - это взревел Унылик, и, похоже, на пределе своих возможностей.
      Проснулся мой косматый талисман. Проснулся, увидел: меня нет - и понял, что я в опасности. Мне стало страшно: а вдруг Унылик умудрился разгромить барьер заколдованного круга?
      Я поднял полу плаща и прикрыл нос и рот. Унылик не сообразит, что надо закрыться от пыли, да у него и плаща нет. Эта буря угробит его так же быстро, как заклинания Сюэтэ.
      Да, похоже, эта пыль погубит не только его. Я начал задыхаться от скрипучего кашля.
      Однако всего лишь несколько секунд понадобилось мне, чтобы выстроить планы.
      Первое: избавиться от того, что может произойти в результате следующего заклинания Сюэтэ.
      Второе: ответить ей заклинанием и продолжать отвечать, и...
      ...Третье: избавиться от пыли.
      Все правильно. Можно приступить к выполнению пункта первого.
      Iт твоей тупизны,
      Как пожрав белены,
      Кто угодно со временем спятит!
      Что же ты вышла на бой
      Лишь с одной головой?
      Ведь ее тебе явно не хватит!
      Iа самом деле стишок имел некоторое отношение и ко второму пункту моего плана. Если КИ <КИ - коэффициент интеллекта.> Сюэтэ резко упадет, она вряд ли сумеет произнести достойное заклинание. Мозгов у нее после моего стишка должно остаться не больше, чем у луковицы.
      Пыль начала редеть, ветер утихал. Так, выходит, Сюэтэ потратила время на то, чтобы снять пыльную завесу между нами?
      Но тут я услышал раскат грома и понял, что тоже зря потерял время.
      Понял слишком поздно. Словно решето в небесах порвалось, и оттуда хлынул проливной дождь. Пыль быстро осела, и сквозь отвесные струи дождя я разглядел Сюэтэ - вернее, нечто, что совсем недавно было ею!
      На этом существе по-прежнему красовалось королевское платье, но лицо... крошечные глазки под низко нависшим лбом, широченная - от уха до уха ухмылка... Это - на одной голове. Но были и еще две. Я в страхе смотрел на трехглавое чудище. Что, неужели вот такое происходит, когда занимаешься волшебством без лицензии?
      Лицензия не лицензия, но уж точно: такое может произойти, когда толком не соображаешь, что делаешь. Я был сам себе противен. Насколько лучше было бы попросту убить ее, и дело с концом!
      Я сокрушался до тех пор, пока не понял, что губы у всех трех голов шевелятся. Справедлива пословица: "одна голова - хорошо, а две - лучше". А три идиота - это как? Толку от них, конечно, не больше, чем от одного, если не меньше. Вспомнить только, как работает любая комиссия, и сразу станет ясно. Так что нечего ждать от трех ослов опасного заклинания. И тем не менее я не собирался опускать руки и побыстрее прочел новое стихотворение:
      Oы стольких вешала, душила,
      Сама веревку заслужила!
      Но ты - монарх, и мне неловко,
      И мне придется уступить:
      Повиснешь ты не на веревке,
      А на серебряной цепи!
      Nтруи дождя принесли с собой серебряную цепь. Она змеилась, обвила шею центральной головы и крепко затянулась петлей. Тело Сюэтэ подскочило вверх на добрых три фута и повисло, подергиваясь и качаясь на цепи, которая ни к чему не крепилась.
      Но две другие головы продолжали произносить какие-то слова. Губы их медленно шевелились...
      Меня охватила тревога. Я же решил только одну третью часть проблемы! Не мешкая, я забормотал:
      I цепь моя, не знай пощады!
      Ее повесить трижды надо!
      Nлишком поздно. Две боковые головы начали таять, исчезать, а центральная стала изменяться. Исчезла дурацкая ухмылка, в глазах зажегся ум. Вот лоб стал выше... и передо мной снова была Сюэтэ. Злобно скривив рот, она подняла руки и принялась рвать на звенья стягивающую ее шею серебряную цепь. Вскоре звенья со звоном распались. Королева глубоко вдохнула.
      Я начал новое стихотворение:
      Aрудь злодейке разорвали,
      Сердца там не увидали!
      Nюэтэ посмотрела на меня, усмехнулась и начала творить заклятия.
      Я окаменел. Не вышло! Такое мощное двустишие - и не вышло!
      Тут на ум пришла одна старая средневековая притча. В ней говорилось о колдунах, которые, боясь смерти, хранили свои сердца вне тела - ну, скажем, в яйце, а само яйцо находилось внутри утки. Ну, или еще в каком-нибудь другом амулете. Как это могло быть возможно - в голове у меня не укладывалось, если только не... ага... минуточку! А если представить себе что-то вроде гиперпространственной связи? Ну, к примеру, так: кровь от тела колдуньи к ее сердцу поступает в другое измерение, а потом течет обратно...
      Я опомнился. Что же я делаю? Сейчас нельзя задумываться! Сюэтэ уже произнесла последнюю фразу! Я потерял инициативу! И тут я окаменел в буквальном смысле слова. Не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Паралич подбирался к легким, к сердцу, поднялся к плечам, к шее. Если я немедленно не произнесу заклинания, я онемею! И умру!
      А Сюэтэ начала новое заклинание и замахала руками!
      Глава 13
      Тогда я набрал в легкие побольше воздуха и выпалил:
      Oы думала, наверное, все будет шито-крыто?
      А у меня прививочка от полиомиелита!
      Не бегал я сроду от добрых врачей
      И впредь застрахован от параличей!
      Eолени у меня тут же приобрели гибкость, руки расслабились и опустились. Я попробовал шагнуть - и это мне удалось. Правда, с трудом и не безболезненно. Ну, собственно, можно ли было ожидать особых чудес от стихотворения такого пошиба?
      Но и Сюэтэ даром времени не теряла. Она уже стояла на земле. Серебряная цепь по-прежнему висела у нее над головой... Королева завершала непродолжительное песнопение, водя руками так, словно вынимала что-то или кого-то из-под земли.
      И вот откуда ни возьмись выскочили четыре льва и с жутким ревом кинулись на меня.
      Однако их рев и сравниться не мог с тем, что прозвучал в ответ откуда-то из-за моей спины. Мимо меня пронесся Унылик. Он бесстрашно кинулся навстречу львам!
      Те перелетели через кусты, принялись рвать землю крепкими когтями, издавая при этом устрашающий рык. То есть три льва вели себя именно так. А четвертый, рыча все оглушительнее, бросился на тролля. Я подумал о том, что, наверное, именно таким образом эволюция устанавливала верхнюю планку отваги.
      Унылик действовал решительно - и врезал льву апперкотом в нижнюю челюсть. Зверь кувыркнулся через голову и шлепнулся на землю, описав в воздухе дугу. Голова его при этом изогнулась как-то неестественно.
      А трое его сородичей решили, видимо, что первоначальный инстинкт их не обманул, и с жарким подвыванием умчались по равнине прочь.
      Руки Сюэтэ бешено заметались, губы начали выкрикивать отрывочные слоги.
      Унылик неуклюже повернулся ко мне. Глаза его голодно горели.
      - Ты чего, собственно? - спросил я и попятился. - Послушай. Я тебя не звал сюда...
      - Сочненький... - Унылик высунул свой здоровенный язык и облизнулся. Вкусненький...
      Я закричал и бросился бежать. Наверное, Сюэтэ ухитрилась снять с тролля эльфийское заклинание, запрещавшее ему пожирать людей.
      Тролль топотал у меня за спиной. Он нагонял меня. Вот он все ближе, ближе. Эх, бегством мне тут не спастись. Пора языком поработать. И не просто поболтать, а придумать стишок. Я забежал за ближайший крупный валун, каким-то чудом встретившийся мне на ровной, как стол, пустоши, и произнес следующее:
      Yй, Унылик, об этом и думать не смей
      На ночь кушать не очень полезно.
      Вспомни эльфов завет и собой овладей,
      Ведь эльфийское слово железно.
      ? твой друг и хозяин, а эта карга
      Не в ладах ни с добром, ни со светом!
      Так открой же глаза - и увидишь врага,
      И не скушаешь друга при этом!
      Aромадный кулак опустился и расколотил камень вдребезги. Унылик навис надо мной, его глаза алчно пылали, рот разъехался в ужасной злорадной ухмылке. Я в ужасе развернулся и бросился наутек. Но в спину мне впились каменные когти тролля, я заорал от боли, споткнулся, упал, покатился, встал на ноги...
      И успел увидеть, как глаза тролля потускнели, а нижняя челюсть обескураженно отвисла.
      - Чародей... - обиженно протянул тролль. - Чего я делала?
      - Ничего, - ответил я, и меня в пот бросило от облегчения. - Ты прогнал львов и спас меня, Унылик. Спасибо.
      Все бы хорошо, но, заглянув за спину тролля, я увидел Сюэтэ. Она опустилась на колени и что-то рисовала в пыли, напевая при этом нечто заунывное.
      Сердце у меня упало. Что бы она ни призывала себе на помощь, это явно было что-то большое-пребольшое. И если уж символические жесты усиливали колдовские чары, то символические рисунки тем более.
      И тут я ощутил небывалый творческий прилив. Ведь меч может быть обоюдоострым! Не рой другому яму... и тому подобное.
      - Унылик! - крикнул я. - Вон другая! - И указал на Сюэтэ.
      - Другая какая? - тупо переспросил тролль. Я понял, что хочешь не хочешь, а надо читать стихотворное заклинание, и прочел:
      ?то увидишь впереди
      Oут же слопать и захочешь.
      Вон колдунья, погляди
      ?ем не лакомый кусочек?
      А не нравится она,
      На ее представь-ка месте
      Хочешь целого слона,
      Хочешь - поросенка в тесте.
      Aа, и с рифмой, и с размером получилось так себе, и все же я надеялся на некий результат.
      И не зря. Унылик только издал голодное "ням-ням" и прямой наводкой помчался на Сюэтэ.
      Колдунья подняла на тролля полные ужаса глаза и в самое последнее мгновение отпрыгнула в сторону... Унылик пролетел мимо, растоптав при этом ее рисунки. Сюэтэ разъяренно взвизгнула, а я воспользовался моментом. Мозг у меня трудился на всех оборотах. Теперь я не намерен был терять ни секунды. Королева убегала от тролля, а я запел:
      Aенеры статуя - без рук. Тебя же, милая, в дороге
      Не только руки подведут, но подведут тебя и ноги!
      Iотом я вырвал из рубахи нитку и, торопливо завязывая на ней узелки, продолжил:
      ?елудок скрутит злая боль и голову не пожалеет.
      Она повиснет, упадет, и в ней рассудок ослабеет!
      Eолдунья как подкошенная рухнула на землю, крича и воя от страха и злости.
      А Унылик победно взревел и приготовился прикончить свою жертву.
      - Эй, Унылик, не теряйся! - крикнул я. - Жалости не поддавайся!
      Но тролль замер и не двигался.
      Потом морда его сморщилась, и он, всем своим видом демонстрируя отвращение, проворчал:
      - Фу! Колдунья! Старая! Тухлая!
      Сюэтэ смотрела на него, не моргая, и, похоже, не знала, оскорбиться ей или обрадоваться. Чары до сих пор сковывали ее, тем не менее она начала что-то негромко бормотать.
      Унылик ходил кругами, глядя по сторонам в полном замешательстве.
      - А где вкусненький? Где сочненький? Поросеночек где?
      Так вот чего ему хотелось! В гастрономическом плане колдунья явно уступала юному поросеночку.
      - Он убежал, - быстро нашелся я. - Ты бы к костру сходил да посмотрел, не осталось ли там у Жильбера чего-нибудь от ужина?
      - Олений окорок! - Унылик радостно закивал и повернул к костру. - Ням-ням!
      А я вынул из кармана складной нож, раскрыл его, шагнул к Сюэтэ и коснулся кончиком лезвия шеи колдуньи.
      - Режь! - крикнул я. - А не то это сделаю я! Последние слоги заклинания замерли в горле королевы.
      Она не успела дочитать фразы. Но вот, что-то заметив, она насмешливо улыбнулась:
      - Так ты уверен, что победил меня?
      - Да, пожалуй.
      Между тем я всерьез задумался о том, долго ли смогу вот так продержать нож.
      - Ну, так убей меня, - осклабилась Сюэтэ. Я не отводил от нее глаз, сжал зубы, прищурился. Она подсмеивалась надо мной, блефовала. Я приготовился к броску и не смог надавить на рукоятку ножа. А глаза Сюэтэ танцевали и смеялись надо мной. Я стиснул зубы и попытался собраться с силами для последнего удара.
      - Начинай заклинание!
      Улыбаясь все шире, Сюэтэ покачала головой.
      - Проклятие! - Я отскочил в сторону и воткнул нож в землю.
      Ведьма насмешливо расхохоталась.
      - Поздравляю тебя... с тем, какой ты благородный, чародей.
      Я, вне себя от ярости, крутанулся на месте.
      - О да, тяжело убить беззащитную старую женщину, - продолжала паясничать колдунья. - Так-то! Ты сделал меня беззащитной и сам себе руки связал!
      - Больше всего на свете, - пробурчал я сквозь стиснутые зубы, - меня раздражают те, кто пытается одержать верх, пользуясь добротой противника.
      - Просто не могу нарадоваться на твои... добродетели, - сказала Сюэтэ таким тоном, что это прозвучало подобно оскорблению.
      Я отвернулся и решил уйти от греха подальше. И стоило мне отвернуться, как колдунья тут же заговорила нараспев на неизвестном мне древнем языке. Я в испуге обернулся. Королева сладко потягивалась.
      - Благодарю, чародей. Ты дал меня время произнести контрзаклятие. Не сомневайся, я не собираюсь платить тебе добром за добро!
      Я раскрыл нож и принялся покачиваться из стороны в сторону, как уличный хулиган. А чтоб почувствовать себя увереннее, я пропел:
      Yй, попалась злая тварь,
      Не уйдешь из сети,
      Не бывать тебе живой
      Ни за что на...
      Nюэтэ заморгала, перестала читать заклинание и закричала.
      - Тише! Тс-с-с!
      Она повернула голову вбок, предостерегающе подняла руку, будто бы к чему-то прислушиваясь. А потом, усмехаясь, обернулась ко мне.