Глава 9

Солнце клонилось к закату, когда они увидели далеко впереди толпу, движущуюся по открытому полю им навстречу.

Несмотря на расстояние, Мэт узнал желто-зеленое платье на одной из женщин в первом ряду.

— Стой, Стегоман! Ваше высочество! Сэр Ги!

— Что случилось? — откликнулась Алисанда, оборачиваясь в седле.

— Уф... вы видите толпу?

— Конечно. Добропорядочные крестьяне. Что тебе в них не нравится?

— При всем моем уважении к вашему высочеству, — пробормотал сэр Ги, — мы должны быть настороже.

— Да, — поддакнул Мэт. — Тем более что мне кажется, будто я узнаю платье, которое я сотворил для одной из пленниц веселого дома Саессы.

Саесса побледнела, лицо Алисанды приняло суровом выражение.

Она неторопливо выпрямилась в седле, повернулась лицом к наступающей толпе.

— Если это так, мы подождем здесь.

— Здесь? Н-да... если вы не побрезгуете мнением простого гражданина, ваше высочество... нам лучше бы спрятаться в ближайшую же дыру.

— В этом есть смысл, — рассудительно кивнул сэр Ги.

— Мне лучше знать, — парировала принцесса, всем своим видом давая понять, что не сдвинется с места. — Это мой народ, господа. Они не причинят вреда своей принцессе.

«Как должно быть приятно, — подумал Мэт, — иметь в себе такую непоколебимую уверенность».

— Что ж, давайте посмотрим на дело с другой стороны, ваше высочество. Предположим, начнется потасовка — это не обязательно, но рассмотрим и такую возможность, — так вот, сэр Ги в доспехах и при оружии, не говоря уже о преимуществах всадника перед пешими. Я тоже верхом на драконе, и у меня есть меч.

— Меч у тебя есть, — согласилась Алисанда, — но разве ты им владеешь?

— Допустим, мое военное искусство вас не устраивает, но все же меч есть меч, а у них самое серьезное оружие — дубинка. Представьте же, какой вред мы можем им нанести.

— Да никакого. — Алисанда сидела в седле спокойно и уверенно. — Не беспокойся, лорд Мэтью, до потасовки дело не дойдет.

Рыцаря это как будто успокоило, а у Мэта упало сердце. Опять этот параграф о Божественном праве!

Но тут он вспомнил, где находится, и взял себя в руки. Вполне возможно, что принцесса знает, что делает. На то она и принцесса.

Тем не менее на всякий случай он положил руку на ножны.

Крестьяне подошли достаточно близко и в робости остановились. Похоже, они не ожидали встретить такую благородную компанию на увеселительной прогулке. Но вдруг девушка в желто-зеленом платье разглядела Саессу.

Бывшая ведьма встретилась с ней глазами и отшатнулась.

Ненависть исказила лицо деревенской девушки, она выставила вперед указательный палец.

— Вот ведьма, это она нас похитила!

Ропот прошел по толпе, люди переговаривались:

— Это она, ведьма. Она совратила моего сына!

— Она наших детей обманом заманила!

— Смерть ей! Смерть ей!

Вилы, косы, дубинки взмыли вверх, толпа двинулась вперед с криками, объятая жаждой крови.

— Стойте! — звучно крикнула Алисанда не хуже заправского лейтенанта, и толпа от неожиданности сбилась в кучу.

— Я — та, которая освободила ваших детей, — сурово произнесла Алисанда. — И я повелеваю вам: разойдитесь с миром!

— Моего ребенка ты не спасла! — всхлипнула одна из женщин. — Его принесли домой мертвым!

И гул возобновился снова, хотя и не доходя до градуса крика. Алисанда смотрела на толпу ледяным взглядом.

— Они видят, что у меня больше нет силы, и хотят мести. — Выражение страха покинуло лицо Саессы, сменившись покорностью. — И что мне возразить им? Я действительно брала юношу за юношей и выпивала их до дна. — Она поникла головой, смежила веки. — Боже милостивый! Если бы только...

— Лучше поговорим, как найти выход из положения, — сухо сказала Алисанда. — У меня нет ни малейшего желания причинить им вред. Это добрые и достойные крестьяне, и их возмущение, в сущности, справедливо. Как мы поступим, сэр Ги?

— Разве неясно? — Саесса подняла голову, изумленно открыв глаза. — Выдайте меня им! Пусть никто больше не пострадает из-за моих грехов!

— Вы, верно, с ума сошли! — прикрикнул на нее Мэт. — Они разорвут вас в клочья. Простите, но вы так легко не откупитесь. Вам еще надо сделать кое-что в этом мире, иначе добрый патер не отдал бы мне вас на попечение.

— На попечение? — Алисанда порывисто обернулась. — Это вы о чем?

— Да так, об одной клятве, — отвечал Мэт. — Священник дал мне нагрузку — проводить Саессу туда, куда он послал ее.

— Куда же? — Грозные нотки появились в голосе Алисанды.

— Я направляюсь в монастырь святой Синестрии, принцесса, — сказала Саесса, — чтобы закончить там мои дни в постах и молитвах.

Алисанда взглянула на нее одобрительно.

— Синестрия — святой дом для женщин, которые много грешили, а потом раскаялись. Ты попадешь в хорошее общество.

Саесса горько усмехнулась.

— Ну да, одни графини и маркизы... Надеюсь все же, что там есть и простой люд.

— Достаточно и простолюдинок. — Алисанда посмотрела на тихо ропщущую толпу и кивнула. — Да, это справедливо и не лишено целесообразности, лорд Мэтью прав. Ничего не скажешь... Ты должна добраться туда, Саесса. А мы — позаботиться, чтобы ты добралась благополучно.

Мэт с облегчением перевел дух.

— Так что будем делать, ваше высочество? Обнажим мечи? Прикажем Стегоману слегка дохнуть напалмом?

— Мне нечего бояться моих крестьян, лорд Мэтью. Я — их защитница.

— Леди! — выкрикнул один из юношей. — Ей-богу, дракон-то ведь тот, что помог побить ведьму. А вы — принцесса, что послала нас всех по домам. Какого рожна вы встали между нами и ведьмой?

— А кто вы такие, чтобы я вам ее выдала? — возразила принцесса.

— Мы-то? — Дородный детина, заправила по виду, растолкал локтями толпу и оказался перед лошадью Алисанды. — Да четверо наших ребят попали к ведьме, а вернулись сегодня только трое. Ее надо сжечь на костре, леди. Она заслужила такое наказание.

— Об ее наказании позаботится Господь Бог, — отрезала Алисанда. — Она исповедалась и раскаялась, и священник отпустил ей грехи.

Всплеск возмущения прошел было по толпе, но ледяной взгляд Алисанды свел его к тихому ропоту.

— Отпустил грехи? — крикнул заправила. — Это ведьме-то? Да где это видано — такие грехи отпускать?

— Видано и слыхано. — Лед в голосе принцессы охладил пылкие головы. — Кто без греха, пусть первый бросит камень. Разве не так говорил Спаситель?

Заправила передернул плечами.

— Какая же епитимья перевесит такие тяжкие грехи?

— Она уйдет в монастырь святой Синестрии и проведет остаток дней в молитвах.

Толпа снова зашумела, на этот раз в ужасе и изумлении.

— Ежели так, — сказал заправила, — мы отступаем, пусть будет в Божьих руках.

— Ежели будет... — вякнула какая-то старуха.

— Вы что, не верите мне? — с высоты королевского величия грянул голос Алисанды.

Старушка стушевалась и скрылась в толпе. Но из задних рядов раздалось:

— В церковь ее!

Другие голоса подхватили:

— В церковь! В церковь!

— В церковь! — крикнул заправила. — Ежели, как вы говорите, ей грехи отпустили, пусть войдет в церковь и примет причастие. Так мы и проверим, ведьма она еще или нет — ведьме в святое место хода нет.

— Говорю вам, она прощена! — Алисанда вспыхнула от гнева. — Кто вы такие, чтобы сомневаться в моих словах?

Заправила поежился от ее грозного голоса, но упрямо сказал:

— Никто не сомневается, леди, но даже особу благородных кровей могли обмануть.

Алисанда хотела было возразить, но только метнула глазами молнии.

Однако сэр Ги одобрительно закивал.

— Разумная мысль, добрый человек. Однако и мы тоже видели, что она исповедалась и получила отпущение грехов.

Крестьянина не удалось сбить.

— Что с того, господин рыцарь? И благородных людей можно обвести вокруг пальца. На то есть чары и морок. И мало ли что колдунья умеет навести на человека.

— Верно, верно. — Сэр Ги пожевал усы, потом вскинул взгляд на Алисанду. Та поджала губы.

— Ну хватит! — не выдержал Мэт. — Не будем же мы торчать тут до второго пришествия, обсуждая природу разных феноменов! Они предлагают дельный тест, и я в нем никакого вреда не вижу. Причастие так причастие.

Толпа триумфально загудела, и все разом окружили лошадь Саессы. Мэт увидел, как взметнулись на воздух клочья серой ткани, и слез с дракона, хватаясь за меч. Но железная рука легла на его запястье, сэр Ги молча покачал головой. А из-за его спины Алисанда выкрикнула:

— Слушайте мое повеление! Оставьте ее!

Движение толпы замерло. Испуганные глаза недоуменно обратились на принцессу. Тихо поругиваясь, крестьяне отпустили Саессу.

— Расступитесь и дайте ей пройти! — приказала принцесса.

Народ расступился, и Саесса вышла вперед, кутаясь в разорванный плащ. Бледная, потрясенная, но по-прежнему со смиренным выражением, она тихо попросила Алисанду:

— Отдайте меня им, пусть растерзают. Я не стану их осуждать, ибо это справедливо.

— Только я знаю, что справедливо, а что нет; умереть тебе или остаться в живых! — отвечала принцесса.

Мэт покосился на Алисанду с уважением. Да, тут царственность была не пустым звуком.

Принцесса задумчиво посмотрела на толпу.

— В этом их испытании есть смысл, и нас оно не слишком задержит. — Алисанда перевела взгляд на Саессу. — Что скажешь? Пойдешь в церковь?

— С радостью! Моя жизнь отныне будет протекать в молитвах, и я жажду таинства евхаристии.

Изумленный гул прошел по толпе.

— Тихо! — прикрикнула на крестьян Алисанда. — Это же то, чего вы добивались. Мы идем в церковь!

Сэр Ги усмехнулся и подал руку Саессе, помогая ей сесть в седло. Алисанда поехала первой. Саесса — за ней в окружении крестьян.

— Слушай, Стегоман!

— Слушаю, маг.

— Не хотелось бы думать о плохом, но, может, нам на всякий случай держаться поближе к Саессе?

— Мудрая мысль.

И дракон подтянулся к толпе, окружавшей экс-ведьму.

— А батюшка-то не пришел, Джоанна, заметила?

— Угу, — отвечала Джоанна, — а кому, как не батюшке, идти с нами на такое дело. Что ж это он?

— Да молол что-то, будто это графскому управляющему решать, — презрительно сказала женщина. — Дескать, простой народ судить права не имеет. Будто тут какие сомнения есть.

— Это он нарочно темнит, — мрачно сказала Джоанна. — Подумай, кума, бросил нас на целую неделю в разгар мая месяца. Слыхано ли такое?.. — Она повернула голову и увидела, что Мэт подслушивает. — Тес!

Кума тоже взглянула на Мэта, оседлавшего дракона, и опустила глаза в землю.

До деревни было всего пару миль. Они вступили на улочку, образованную ветхими лачугами, крытыми соломой, в конце улочки возвышалось островерхое здание посолиднее, со звонницей. Когда толпа взошла по ступеням на паперть, массивные двери распахнулись, и на пороге встал священник с выбритой тонзурой, с нечесаными черными волосами, с двухдневной щетиной на щеках и красными глазами. Сложения он был крепкого, мускулистого, брюшко выступало под сутаной.

Священник и толпа скрестили взгляды. Наконец заправила откашлялся, но священник опередил его:

— Что сие значит, Арвид? Что это вы прете на церковь, как ватага разбойников? Вы не переступите этот порог, пока в ваших сердцах не будет благоговения.

— Благоговения? — с издевкой переспросил Арвид. — Кто бы говорил про благоговение! Да тебе по утрам тошно слушать, как звонят к мессе, потому что у тебя в голове мутно от вина. Безобразничать надо поменьше!

— Ладно, ладно, — пробурчал священник. — Но я никогда в жизни не выйду служить мессу, пока не раскаюсь.

— Святая правда, — раздалось из задних рядов, — то-то у нас мессы никак не дождешься.

В толпе заулюлюкали, но священник усмирил шутников взглядом.

— Когда во мне нет благоговения, я в церковь не вхожу. И от вас требую не более того! — Его голос звучал угрожающе. — Найдется среди вас тот, кто посмеет войти мимо меня?

Толпа робко зашумела, люди переминались с ноги на ногу, но войти в церковь никто не осмелился.

— Да мы здесь не затем, святой отец, — сказал наконец Арвид.

Священник поборол ухмылку.

— А зачем же?

— Ведьма! — крикнул Арвид, и толпа взвыла.

Священник не изменился в лице, но глаза его расширились, и голос выдал тревогу:

— Ведьма? Среди моей паствы?

— Ну да, как волк среди охотников, святой отец, — объяснил Арвид. — Взгляни на нее.

Толпа расступилась, явив Саессу взору священника.

Его лицо внезапно смягчилось — он словно бы узнал ее. Правда, выражение это было мимолетным.

Узнала его и Саесса. В ее лице не дрогнул ни единый мускул, но глаза вдруг призывно заблестели. Мэт почувствовал внезапный интерес к телу, линии которого едва намечались под грубой тканью плаща.

Миг спустя плечи ее поникли, губы крепко сжались, аура обольщения улетучилась.

Всего этого никто не заметил, потому что Арвид трубил победу:

— Вот она, похотливая ведьма Саесса, выбили из-под нее пакостный ее трон, вот она перед вами, в смирении и покаянии!

Глаза священника были прикованы к Саессе. Он пробормотал неразборчиво, еле слышно что-то вроде: «Да простит меня Господь».

Потом помотал головой, стряхивая оцепенение, и взглянул на Арвида.

— Это и есть ведьма?

— Она самая, и ты это знаешь, — сурово сказал Арвид: — Загляни себе в душу, патер Брюнел.

— Загляну, не сомневайся, — отвечал священник. — Зачем вы привели ее сюда?

— Я скажу!

Крестьяне освободили проход принцессе, и она подъехала к ступеням церкви на своей лошадке.

Патер Брюнел нахмурился, но все же склонил голову в приветствии.

— С кем имею честь разговаривать, миледи?

— С особой высокого происхождения, и это все, что вам следует знать. Что же касается ведьмы, то она раскаялась и путешествует под моим покровительством.

Священник вытаращился на нее, явно скандализованный.

— Ей отпустили грехи, святой отец, — объяснила Алисанда, — и теперь она направляется на запад, в монастырь святой Синестрии.

Священнику свело рот от волнения. Он тяжело сглотнул и выговорил:

— Красивая сказка, миледи, но верится с трудом.

— Так же думала и твоя паства, потому-то мы и пришли сюда — пусть увидят, что Саесса может спокойно войти в Божий храм, предстать перед дарохранительницей и получить причастие. Тогда твои крестьяне убедятся, что грехи ей действительно отпущены и что она снова под крылом Господа.

Священник не очень-то доверчиво кивнул.

— Что ж, входите. Храм Божий для тех, кто ищет Его. Если она угодна Спасителю, храм принадлежит ей так же, как всякому.

И он поспешно скрылся в недрах церкви.

Крестьяне зашумели, неодобрительно перешептываясь.

Алисанда призвала их:

— Входите же! Разве не этого вы желали?

Толпа смолкла, глазея на нее. Тогда Алисанда приказала:

— Ну же, ведите ведьму!

Множество рук потянулось к Саессе. Она оттолкнула их и сама вступила в церковь.

Алисанда взяла за плечо ближайшего к ней крестьянина и, спрыгнув с седла, передала ему поводья.

— Привяжи лошадь, любезный.

Затем вошла в церковь, сопровождаемая сэром Ги.

Мэт шепнул Стегоману:

— Будь наготове. Может, придется уходить чуть поспешнее, чем хотелось бы.

— Это уж будь спокоен, — отвечал дракон.

И Мэт соскользнул вниз, присоединившись к своим. Толпа втиснулась следом.

Саесса медленно шла к алтарю, сложив у груди ладони, склонив голову. Толпа притихла, затаила дыхание как один человек. Саесса преклонила колени перед дарохранительницей. Минуту-другую спустя полилась ее молитва.

В толпе зашушукались, но тут из ризницы вышел патер Брюнел. Он был выбрит на скорую руку и в епитрахили. Не лишенной достоинства походкой подошел он к Саессе, поглядел на нее задумчиво, затем повернулся к дарохранительнице и встал на колени. Чувство, выразившееся на его лице, можно было бы назвать симпатией, омраченной печалью.

Пока он шептал молитвы, крестьяне снова начали роптать, а их заводила потребовал:

— Не мешкай, святой отец! Причастие!

Патер Брюнел взглянул на него через плечо, вздохнул и поднялся на ноги. Подошел к алтарю, открыл дарохранительницу и вынул чашу. Затем, повернувшись лицом к толпе, он поднял чашу вверх.

Крестьяне попадали на колени, мгновенно превратившись в общину верующих, и все глаза устремились на руки священника, которыми он вынул из чаши маленькую облатку. Умиление и трогательная торжественность были на его лице, когда он протянул руку с облаткой к толпе, бормоча:

— Ессе Agnus Dei, ecce qui tollis peeatta mundi* [2].

— Domine, — пронеслось по толпе, — non sum dig-nus lit intres sub tectum meam, sed tantum die verbo, et sanabitur anima mea* [3].

— Domine, non sum dignus, — шепотом повторила Caecca, поднимая голову.

Мэт, потрясенный, увидел ручейки слез на ее щеках. «О Боже, умеют же люди принимать все абсолютно всерьез!»

Нежностью светилось лицо патера Брюнела, когда он сошел вниз и положил облатку на язык Саессе.

Губы ее сомкнулись, плечи задрожали, она низко опустила голову.

Крестьяне смотрели, затаив дух.

Патер Брюнел на минуту прикрыл веки и склонил голову над чашей. Потом повернулся, чтобы поместить ее обратно в дарохранительницу.

И тут крестьян как прорвало.

— Это фокус!

— Облатка была неосвященная!

— Да и церковь сама не лучше!

— Патер Брюнел осквернил ее своими грехами!

Гневная складка пролегла меж бровей священника.

— Кто смеет так говорить обо мне? — прогремел он, и выкрики толпы свелись к сварливому шепоту.

Только Арвид крикнул громко:

— Скажешь, что это не так, святой отец?

— Скажу! Я никогда не совершал кощунства в этом храме. Бог тому свидетель!

Растерянностью отозвались в толпе его слова. Патер Брюнел понизил голос. Гнев его схлынул, осталась одна непреклонная уверенность.

— Я грешил, да, тяжко и часто, да простит меня Господь. Я — человек, и у меня слабая воля и сильные желания. — Его глаза скользнули в сторону Саессы, потом обратились в толпу, выхватывая из нее сочувствующие лица. — Но согрешивши, я не входил в храм, не получив отпущения грехов у другого священника, и к нему я шел босыми ногами! Чтобы я осквернил эту церковь?! Никогда!

Его голос громовым раскатом прокатился над головами толпы, и многие вздрогнули в страхе. Но Арвида было не пронять.

— На словах-то это так, патер, а как на самом деле? И кто поручится, что ведьма не заслуживает казни на костре?

— Патеру можно верить! — Одна крестьянка пробилась вперед сквозь толпу. — Я частенько видывала, как он босой плетется из деревни, а лицо такое, будто за ним черти гонятся.

— Но пропадал он подолгу, на исповедь столько времени не требуется, — заметила другая крестьянка. — Где же он пропадал, люди? И когда мы пошли охотиться на ведьму, почему он не пошел с нами?

Толпа уловила, куда она клонит, и поднялся недобрый ропот.

— Ага! — Глаза Арвида засверкали. — Он к ней в гости таскался!

Брюнел изо всех сил старался сохранить самообладание.

— Этого я отрицать не стану. Я и в самом деле побывал в замке у ведьмы, но после нашел другого священника и исповедался. Он отпустил мне грехи, я до сих пор читаю назначенные мне в епитимью молитвы.

— А как же тебе удалось улизнуть? — крикнула какая-то старуха, тыча в патера пальцем. — А ну признавайся! Может, ты той же колдовской породы? Иначе бы она обратила тебя в камень, как моего сыночка!

— Моей власти оказалось мало! — внезапно вмешалась Саесса. — Пусть он человек слабый и любострастный, но он и мухи не обидит! Он посвятил себя Богу, потому я ничего и не смогла с ним сделать. Угрызения совести спасли его от самых сильных моих заклинаний!

— Да как можно быть священником и таскаться в гости к похотливой ведьме? — не унималась старуха. — Нет! Он осквернил нашу церковь, а после устроил тот балаган с ведьминым причастием. Так мы и поверили!

— Полегче! — крикнул Мэт. — Вы же поверили, что он всегда исповедуется, согрешив, — как же он мог осквернить церковь?

Толпа не обратила на него никакого внимания, и гул грозил превратиться в рев.

— Погодите, люди добрые! — прокричал сэр Ги, и толпа притихла. — Как он мог осквернить эту церковь, — рассудительно молвил сэр Ги, — если ему каждый раз отпускались его грехи?

Крестьяне закивали головами, словно бы образумясь. Мэт почувствовал спазмы в животе от такой несправедливости и бросил сэру Ги:

— Эй! Вы ведь повторили все за мной слово в слово!

— Приношу вам свою благодарность, — отвечал сэр Ги. — Я бы сам не додумался.

— Но... — Мэт с трудом поборол приступ негодования. — Как же получилось, что они и внимания не обратили, когда это сказал я?

— А как же иначе, лорд Мэтью? — удивился сэр Ги. — Вы же не рыцарь!

Мэт отвернулся в крайней досаде. «Найти бы того типа, что делал проект этого мира, — я бы отослал эту халтуру на доработку».

Патер Брюнел вздохнул с облегчением.

— Видите, и рыцарь говорит, что я всегда каялся. Поэтому ваша церковь не осквернена, и проверка для ведьмы была самой доподлинной. Она пришла в сей Божий храм и получила освященную облатку на ваших глазах. Она больше не ведьма, она под покровительством Бога, хотя и грешница... как я сам. — Его голос упал, но тут же окреп: — И как каждый из вас! Да, ее грехи потяжелее, чем у большинства из вас, но найдется ли здесь хоть один, который скажет: я грешу не каждую неделю? А ведь вас не осуждают за это так жестоко, потому что вы приходите на исповедь и милостью Божьей получаете отпущение всех грехов. Чем же она хуже?

Он посмотрел по сторонам, честно позволяя желающим возразить.

Толпа переглядывалась, перешептывалась, но никто не выступил открыто.

Осмелился один Арвид, с багровым и свирепым лицом.

— Ну, хватит молоть! Грехи ей, слышь, отпустили, снова на ней благодать! А сколько душ она сгубила своими мерзкими чарами? Неужто она не понесет за это наказания?

— Эге-гей! — крикнула старуха. — Сжечь ее!

— Не бывать этому! — взревел патер Брюнел. — Казнь через сожжение предназначена для ведьм и еретиков. Она — ни то, ни другое. Хотите судить ее по закону Короля — отдайте ее королевским слугам. Но сами вы ее не сожжете, пока я тут священник!

— То-то и оно — пока! — парировал Арвид. — Все может измениться, патер!

— Смерть им! — крикнул женский голос. — Сжечь их обоих! Пусть грехи соединят их, а огонь всех очистит!

Снова взревев, патер Брюнел сбросил с себя епитрахиль, плюхнул ее на алтарь и ринулся в гущу толпы. Народ шарахнулся в стороны. Схватив Саессу за руку, священник понесся к выходу, как пушечное ядро, и вылетел за дверь. С минуту толпа стояла в оцепенении, потом с воплями тоже затеснилась к двери.

Опередив Мэта, сэр Ги врезался в толпу, расчищая себе путь одетыми в броню локтями. Мэт держался за ним, ведя за собой Алисанду.

Они прорвались вперед как раз вовремя: патер, держа Саессу за руку, стоя в плотном кольце народа, провозгласил:

— Вот, мы вне стен Божьего храма! Тот, кто считает себя вправе, пусть хватает ведьму!

Толпа возбужденно зашепталась. Арвид переглянулся с двумя соседями, те кивнули и стали пробиваться к патеру.

Он застыл, как бетонный, в напряженном ожидании.

Мэт порылся в памяти, вспоминая, как полицейские останавливают преступников, и рявкнул:

— Стой! Ни с места!

Троица от неожиданности остановилась.

Мэт рванулся к ним, держа руку на эфесе меча.

— Если вы на такое отважитесь, я буду на стороне патера!

— Я тоже! — присоединился к нему сэр Ги, вынимая меч из ножен, — Наши два меча против целой толпы — это славно! Равные силы, лорд Мэтью, честный бой!

— Ну хватит! — взорвалась Алисанда. — Охладите ваш пыл, сэр Ги! Негоже рыцарю биться с крестьянами, вы — их защитник... А вы! — Принцесса повернулась к толпе. — Священник только исполняет свой долг, защищая эту женщину — она кающаяся грешница и она снова под покровительством Господа.

Арвид выпучил глаза.

— Как, и вы туда же, леди?

— Да, — отвечала Алисанда. — И в моих жилах течет благородная кровь. Вот мой суд: она больше не ведьма, она свободна!

Мэт подумал, что Арвид и сам все это прекрасно знает, но, чтобы отступить, сохранив лицо, ему нужен предлог. Раз особа благородных кровей сказала, никуда не денешься. Похоже, и у аристократизма есть свои преимущества.

Арвид замялся. Один из сельчан что-то шепнул ему на ухо, кивая на принцессу, и глаза заводилы стали круглыми, как две долларовые монеты. Он уставился на Алисанду, как будто только что увидел. Потом забормотал:

— А ведь это ей-богу она. Ей-богу.

Мэт боролся с приступом раздражения. Какой простой выход из затруднительного положения.

Оробевший Арвид опустился на одно колено перед принцессой.

— О, госпожа наша, наша...

— На сегодня будет довольно и миледи, — перебила его Алисанда ласково, но твердо.

И протянула ему руку.

Арвид коснулся губами кольца на ее пальце и обратил к ней лицо, исполненное преданности. Потом встал, поклонился и пошел прочь по образовавшемуся в толпе проходу, а за ним один за другим потянулись крестьяне, смиренно, почти испуганно поглядывая через плечо на принцессу.

Постепенно площадь перед церковью опустела. Мэт повернулся к Алисанде:

— Я совсем забыл, ваше высочество, что вы владеете магией особого рода.

Алисанда, довольная, улыбнулась.

— Бодрись, господин маг, ты еще познаешь искусство повелевать. Однако сегодня я не заметила промахов в твоем поведении. И должна признать, что не так уж много найдется людей, на которых я могла бы положиться в подобных переделках.