Теперь оставим гуннов – нам рассказать пора

О хлопотах и сборах бургундского двора.

Гостей богаче вормсцев не видел мир давно.

Оружье, платье, скакуны – всё было им дано.

С собой на праздник Гунтер взял витязей лихих.

Шло к гуннам десять сотен и шесть десятков их,

А также девять тысяч слуг и простых бойцов.

Оплакали друзья потом всех этих удальцов.

Но вот коней взнуздали, настал прощальный миг,

И шпейерский епископ, уже седой старик,

Пригожей Уте молвил: «Король готов отбыть.

Пусть наших родичей господь не даст врагам сгубить».

Сказала детям Ута: «Останьтесь здесь все трое.

Приснился нынче ночью мне сон дурной, герои,

Как будто всех пернатых в Бургундии у нас

Сразил неведомый недуг в один и тот же час».

«Не страшны сны дурные, – воскликнул Хаген гордо, —

Тому, кто служит долгу и чести верен твёрдо.[251]

Поэтому на месте владыки моего

Я постарался б тотчас же отбыть на торжество.

Отправиться к Кримхильде мы все отнюдь не прочь.

У ней найдётся дело любому, кто охоч

Во имя государя отвагою блеснуть».

Потом он горько пожалел, что торопился в путь.

Конечно, Хаген дал бы совет совсем иной,

Когда б не донял Гернот его насмешкой злой.

Тот бросил: «Хаген помнит, кем Зигфрид был убит,

Вот и боится, что он сам Кримхильдой не забыт».

Владетель Тронье вспыхнул: «Нет, страх неведом мне.

Коль скучно, государи, вам жить в родной стране,

Последовать за вами я к Этцелю готов».

Немало изрубил он там и шлемов, и щитов.

Уже суда стояли у берега реки.

Взялись грузить проворно поклажу смельчаки.

До самого заката хватило им хлопот.

Всем не терпелось поскорей отправиться в поход.

Велел король бургундский за Рейном стан разбить:

Ещё хоть ночь Брюнхильда хотела с ним пробыть,

И до рассвета Гунтер с супругою вдвоём

Утехи ложа брачного вкушал в шатре своём.

С зарёю трубным звуком был лагерь пробуждён.

В последний раз герои прижали к сердцу жён.

Не довелось обняться им больше никогда —

Друг с другом разлучила их Кримхильда навсегда.

Сынам пригожей Уты служил один вассал

Усердно, верно, храбро, как долг повелевал.[252]

В то утро он открыто признался королю:

«О том, что едете вы всё ж, глубоко я скорблю».

Затем добавил Румольт – так звался тот смельчак —

«Уж если здесь остаться не склонны вы никак,

Скажите хоть, кто должен без вас престол блюсти.

Ах, для чего себя послам вы дали обвести!».

– «Хранить мой трон и сына ты, Румольт, будешь сам.

Изволь повиноваться во всём желаньям дам,

И облегчай посильно несчастным бремя бед,[253]

И не страшись, что причинят нам у Кримхильды вред»

Давно уж наготове стояли скакуны

Герои, нетерпеньем и радостью полны,

Перед дорогой дальней спешили жён обнять.

Как горько из-за них родне пришлось потом стенать!

Но вот они толпою пошли к коням своим,

А дамы сокрушённо вослед глядели им.

Наверно, сердце многим шептало в этот час,

Что видят братьев и мужей они в последний раз

Заколыхались стяги, ряды пришли в движенье.

Следили за бойцами в тревоге и волненье

Их земляки-бургунды с обоих склонов гор,

А витязи ликующе неслись во весь опор.

Так вместе с королями отправились в поход

Вассалы-нибелунги[254] – их было десять сот

И всех, вдали от ближних, у гуннов смерть ждала:

Кровь Зигфрида по-прежнему Кримхильде сердце жгла.

Взял Данкварт, смелый воин, дружину под начал,

А Хаген, муж бывалый, пред строем первый мчал

И выбирал дорогу для спутников своих.

В восточную Франконию вдоль Майна вёл он их.

Оттуда к Швальбенфельду[255] герои поскакали.

Был вид их так отважен, доспехи так сверкали,

Что всюду им немало дивился люд честной.

К Дунаю подошёл отряд с двенадцатой зарёй.

Владетель Тронье первым спустился вниз к воде —

Бессменно нибелунгов он охранял везде.

На землю спрыгнул Хаген с поводьями в руке

И привязал коня к ветле, от волн невдалеке.

Была пора разлива, на всей реке – ни судна.

Смекнули нибелунги, что им придётся трудно:

Не переплыть Дуная – он чересчур широк.

Попрыгали они с коней в тревоге на песок.

«Король, – воскликнул Хаген, – опасность перед нами.

Седой Дунай разлился, он весь покрыт волнами,

И если вы решите переправляться тут,

Боюсь, что многие на дно сегодня же пойдут».

В сердцах ответил Гунтер: «Я это вижу сам,

И вы нас не стращайте, а помогите нам.

Ступайте, поищите – авось, найдётся брод,

Где люди переправятся да и обоз пройдёт».

«Ну, нет, – промолвил Хаген, – тонуть не склонен я.

На кое-что получше сгодится жизнь моя.

Сведут меня в могилу лишь дорогой ценой —

Сначала гунны силою померятся со мной.

На поиски пойду я, а вы побудьте здесь.

Наверно, перевозчик[256] тут где-нибудь да есть.

В край Гельфрата[257] доставит он всех нас, короли».

И поднял Хаген удалой свой добрый щит с земли.

Герой на левый локоть надел его затем,

До глаз на лоб надвинул стальной блестящий шлем

И меч поверх кольчуги на пояс привязал.

Тот обоюдоострый меч любой доспех пронзал.

По зарослям прибрежным бродя туда-сюда,

Воитель вдруг услышал, как плещется вода,

И вскоре ключ прохладный предстал его глазам.

Купались сёстры вещие[258] со звонким смехом там.

Подкрадываться Хаген к ним стал, держась в тени,

Однако различили его шаги они

И вовремя отплыли, и он их не настиг,

Хоть их одеждой завладел за этот краткий миг.

Сказала Хадебурга, одна из вещих жён:

«Коль вами будет, Хаген, наряд наш возвращён,

Мы вам, достойный витязь, откроем сей же час,

Чем празднество у Этцеля закончится для вас».

Носясь, как птицы, сёстры едва касались волн,

И, видя это, Хаген был нетерпенья полн:

Коль скоро им проникнуть в грядущее дано,

У них обязан вызнать он, что статься с ним должно.

Промолвила вещунья: «Ручательство даю,

Что с вами не случится беды в чужом краю.

Без страха отправляйтесь и знайте наперёд —

Окажут вам у Этцеля неслыханный почёт».

Словам её был Хаген так неподдельно рад,

Что сразу отдал сёстрам волшебный их наряд.[259]

Когда ж его надели провидицы опять,

Они решились витязю всю правду рассказать.

Воскликнула Зиглинда, вторая из сестёр:

«Сын Альдриана Хаген,[260] мы лгали до сих пор,

Боясь, что, рассердившись, уйдёшь ты с нашим платьем.

Знай, угрожает смерть тебе и всем твоим собратьям.

Вернись, пока не поздно, иль ждёт тебя конец.

Не с доброй целью к гуннам ты зазван, удалец.

Вы едете на гибель, а не на торжество.

Убьют вассалы Этцеля вас всех до одного».

«Не лгите, – молвил Хаген, – вам это ни к чему.

Не может быть, чтоб пали мы все лишь потому,

Что нам одна особа мечтает навредить».

Тут попытались сёстры вновь пришельца убедить.

Одна из них сказала: «Назначено судьбою

Тебе лишиться жизни и всем друзьям с тобою.

Нам ведомо, что только дворцовый капеллан

Вернётся в землю Гунтера из чужедальних стран».

Отважный Хаген вспыхнул: «Довольно слов, всезнайки!

Того сочту я смелым, кто скажет без утайки

Трём нашим государям, что перебьют всех нас.

Ответьте лучше, как попасть нам за Дунай сейчас».

Она ему: «Коль скоро стоишь ты на своём,

То знай: вверх по теченью есть за рекою дом.

Живёт в нём перевозчик, и тут другого нет».

Заторопился Хаген прочь, чуть выслушал ответ.

«Постойте! – закричала из вещих жён одна. —

Вам, Хаген, на прощанье совет я дать должна,

Чтоб ваш отряд в дороге не потерпел урон.

Страной владеет здесь маркграф, зовётся Эльзе он.

Брат Эльзе Гельфрат правит баварскою землёй.

По ней вам ехать надо с опаскою большой.

Всего же пуще бойтесь рассориться в пути

С тем, без кого вам ни за что Дунай не перейти.

Так вспыльчив перевозчик, что худо вам придётся,

Коль с ним у вас размолвка иль ссора заведётся.

Пускай ему заплатит за труд владыка ваш.

Слуга он верный Гельфрату и переправы страж.

Коль ждать он вас заставит, кричите что есть сил:

«Я – Амельрих злосчастный» – такой боец тут жил,

Но родину покинул, спасаясь от врагов.

К вам перевозчик приплывёт, услышав этот зов».

Признательность воитель ей выразил кивком

И, с сёстрами расставшись, в кустах исчез молчком.

Он берегом песчаным пошёл вверх по реке

И вскорости увидел дом за нею вдалеке.

Он крикнул так, что голос донёсся за Дунай:

«Живее, перевозчик, мне лодку подавай.

Коль на баварский берег меня перевезёшь,

Получишь золотой браслет – взгляни, как он хорош».

Богат был перевозчик,[261] ни в чём не знал нужды.

Не очень-то прельщался он платой за труды

И слуг держал надменных, хозяину под стать.

Долгонько Хагену пришлось на берегу стоять.

Тогда, перекрывая шум волн и ветра вой,

Герой возвысил снова могучий голос свой:

«Я – Амельрих, служивший у Эльзе вплоть до дня,

Когда изгнали с родины мои враги меня».

Браслет он в воздух поднял на острие клинка,

Чтоб золото увидел гордец издалека

И низменную алчность оно в нём разожгло.

Тут перевозчик наконец схватился за весло.

Для молодой супруги решил он взять браслет.

Кто обуян корыстью, тому спасенья нет.

На золото польстился по жадности глупец

И в стычке с грозным Хагеном нашёл себе конец.

Проворно перевозчик Дунай преодолел,

Но за рекой не встретил того, кого хотел,

Чем был в такую ярость и злобу приведён,

Что Хагену отважному свирепо бросил он:

«Хоть Амельрихом тоже, быть может, вас зовут,

Другого человека я мнил увидеть тут.

Мы с ним родные братья, а вы солгали мне.

Сидите в наказание на этой стороне».

«Свой гнев, – ответил Хаген, – уймите, бога ради,

И знайте: не придётся вам нынче быть в накладе,

Коль вы перевезёте товарищей моих,

С которыми приехал я сюда из стран чужих».

Воскликнул перевозчик: «Не трать напрасно слов.

У тех, кому служу я, немало есть врагов,

И к ним я не намерен возить бог весть кого.

Коль жизнь твоя тебе мила, прочь с судна моего!»

«И всё ж браслет возьмите, – сказал герой ему. —

Придёте вы на помощь отряду моему.

Коней в нём десять сотен да столько ж человек».

Но перевозчик закричал: «Не быть тому вовек!»

Веслом своим тяжёлым спесивец что есть сил

С размаху чужестранца по голове хватил,

И Хаген на колени упал, ошеломлён.

Гневливей перевозчика ещё не видел он.

Затем, чтоб не поднялся пришедший в ярость гость

И взяться за оружье ему не удалось,

Силач врага ударил по темени багром,

Но это для него, увы, не кончилось добром.

Багор о шлем разбился, а Хаген вынул меч,

И голова скатилась у грубияна с плеч,

И витязь, вслед за телом, швырнул её на дно,

О чём бургундам было им потом сообщено.

Едва вассала Эльзе бургунд успел сразить,

Как лодку тут же стало течением сносить.

Встал на корме воитель и на весло налёг

И всё же повернуть назад отнюдь не сразу смог.

Вверх по Дунаю судно в конце концов пошло,

Но тут переломилось широкое весло.

Хоть не нашлось другого, не оробел смельчак.

Ремнём подщитным он связал обломки кое-как

И к берегу причалить с большим трудом сумел.

Над самою водою там лес густой шумел

И ждал вассала Гунтер с дружиною своей.

Сбежалась Хагена встречать толпа богатырей.

Бургунды были рады, что витязь с ними вновь.

Когда же увидали они на судне кровь

Спесивого невежи, чью голову он снёс,

Друзьями задан Хагену был не один вопрос.

Шёл пар от свежей крови, и Гунтер угадал,

Как завладел ладьёю его крутой вассал.

Спросил он: «Где же судно вы, Хаген, раздобыли

И где же перевозчик сам? Знать, вы его убили?»

Отперся хитрый Хаген: «Нашёл я этот чёлн.

Он кем-то был привязан к ветле у самых волн,

А перевозчик даже не встретился со мною,

И если вправду он убит, не я тому виною».

Король бургундский Гернот прервал беседу их:

«Я сильно опасаюсь за жизнь друзей своих —

Вдруг опрокинет лодку волною невзначай.

Как мы без перевозчиков переплывём Дунай?»

Воскликнул Хаген: «Слуги, поклажу снять с коней!

Служил на перевозе я в юности своей

И равного мне было на Рейне не найти.

Даст бог, сумею к Гельфрату я вас перевезти».

Коней загнали в воду ударами кнутов,

Чтоб вплавь они пустились одни, без седоков,

И реку переплыли лихие скакуны,

Хоть многие и были вниз теченьем снесены.

На судно погрузили затем казну и кладь,

И стал владетель Тронье друзей переправлять.

Когда б он не работал весь этот день веслом,

Не быть бы многим витязям на берегу другом.

Он десять сотен вормсцев сперва отвёз туда,[262]

Потом своих вассалов – красавцев хоть куда,

А после девять тысяч простых бойцов и слуг.

Трудился Хаген допоздна, не покладая рук.

Когда отряд успешно им был перевезён,

Владетель Тронье вспомнил слова тех вещих жён,