подобную планировку? - щель калитки и оказался в заваленном мусором проходном дворе. Ну а там, мимо некого коммерческого мебельного магазина (кто сюда ходит, коль его не видно с большой дороги?), мимо какого-то дипломатического жилого дома, увешенного тарелками спутниковых антенн, выскочил на нужную улицу.
      И конечно он даже предположить не мог, что маячивший на высоком крыльце с парапетом человек столь резко повернет весь ход расследования на другой путь.
      - Это вы, Вадим?
      Ошарашенный нежданным вопросом, Вострецов с недоумением уставился на зябко кутающегося в дубленку молодого мужчину. Не настолько он считал себя популярной личностью, чтобы его узнавали на улице.
      - Да.
      И тут последовала вторая неожиданность. Причем, неожиданность похлеще первой.
      - Я - Валентин.
      Таких потрясений у Вадима еще не было. Он во все глаза уставился на представившегося ему. Как все легко и просто: вот он стоит, человек, которого ищут, с разной степенью напряженности, десятки людей нескольких ведомств. Стоит спокойно, без тени напряжения, без признаков волнения. Просто стоит, представившись, переминаясь на студеном ветру, как будто не осознавая, каково сейчас его видеть Вадиму.
      Впрочем, Валентин не стал долго любоваться произведенным впечатлением.
      - Бр-р, как нынче холодно, - сказал он. - Я думаю, нам надо поговорить. Или я ошибаюсь?
      - Надо, - согласился ошарашенный Вострецов.
      - Пошли, - приглашающе повел рукой Валентин.
      Сказать, что Вадим откликнулся на это приглашение без колебаний, было бы нечестно. Он откровенно запнулся. И Валентин понял его заминку.
      - Идем-идем, не бойся, - сказал он негромко и мирно, легко переходя на "ты". - Тебе ничего не грозит, не бойся.
      - Я и не боюсь, - банально огрызнулся Вадим.
      После этой фразы отступать было уже поздно.
      - И, кстати, хочу тебя на всякий случай предупредить, чтобы ты не делал глупостей, - по-доброму, мягко добавил Валентин. - А то еще попытаешься милицию или охрану звать... Я-то тут свой, так что уйду легко и без проблем, а тебя задержат... И у тебя будет единственный результат - со мной поговорить не сможешь.
      ...Комнатенка, в которую Валентин привел следователя, была совсем небольшой. Типичная подсобка, оклеенная картинками, календарями и плакатами, со стареньким телевизором в углу на видавшем виды холодильнике, с неопрятной электроплиткой на табуретке... В общем, подсобка - и этим все сказано.
      - Садись, - кивнул Валентин на потрепанный стул, придвинутый к столику.
      Картинка складывалась из разряда сюрреализма. Преступник, которого вычислили и к которому заявился разыскавший его сотрудник правоохранительных органов, тихо и мирно приглашает пришедшего примостить свой зад на потертый дерматин.
      - Ты что-нибудь дернешь? - театр абсурда продолжался. - Водочки налить?
      В данной ситуации отказываться было бы уже не по правилам.
      - А ты? - тем не менее попытался увильнуть от принятия решения Вадим.
      Почему-то он вспомнил Максимчука: как бы тот поступил в такой ситуации?
      - А то как же, - откровенно улыбнулся хозяин коморки. - Буду обязательно. Хотя бы уже потому, что неизвестно, удастся ли мне еще когда-нибудь в обозримом будущем приложиться к этому зелью.
      Он открыл холодильник. Лампочка внутри не зажглась - то ли перегорела, то ли агрегат вообще не работал. Да и охлаждать там было особенно нечего - на решетчатых полках виднелись лишь пара пакетов молока, да одиноко возлежала круглая упаковка плавленых сырков.
      Початую бутылку дешевой водки Валентин достал из ниши в дверце.
      - Водку, конечно, для такого гостя можно было бы приготовить и получше, да только я тебя сегодня не ждал, а коллеги не поймут, если я буду здесь держать "Смирновскую" или "Абсолют"... Да и с закуской плоховато, - проинформировал он гостя. - Ну да для разговора это не помеха. Я правильно рассуждаю?
      - Да.
      Не понимая, что происходит, Вадим чувствовал себя не в своей тарелке. А потому и отвечал односложно. Ну а Валентин продолжал говорить. Рассудительно, спокойно, откровенно - или же делая вид, что говорит откровенно.
      - Знаешь, Вадик, честно говоря, вы меня даже немного удивили, что так быстро вычислили, - разговаривая, Валентин достал из висящего на стене шкафчика не слишком чистые стаканы, со звяканьем поставил их на стол. - Я, понятно, понимал, что рано или поздно кто-то из вас что-то поймет. Но так быстро... Я ведь добрался всего лишь до пятого... Удивили, что и говорить. Я-то думал, что вы сюда нагрянете только когда все это уже закончится...
      Он свинтил пробку с бутылки, аккуратно набулькал в стаканы граммов по пятьдесят. Потом вопросительно взглянул на собеседника.
      - Тебе, может, сразу побольше налить? Или как?
      Вадим решительно помотал головой.
      - Не-а, не надо.
      - Ну, смотри... Да ты не дрейфь, Вадька, прав-слово. Ты же не относишься к тому дерьму, против которого я воюю, так что не боись.
      - Я и не боюсь...- повторился Вострецов.
      Да и что еще он мог сказать?
      - Давай тогда...
      Вадим проглотил водку, впился зубами в подсохший кусок хлеба. Валентин тут же протянул ему очищенный от фольги треугольник сырка.
      - Так как же вы все-таки меня вычислили, Вадька? - с любопытством поинтересовался хозяин подсобки. - На чем я прокололся?
      Вопрос был задан так, будто двое старинных приятелей обсуждали какую-то ошибку, допущенную одним из них в игре в преферанс. Вадим, не зная, как все будет складываться дальше, решил не раскрывать карты. Потому что у него на руках скопилось пока что негусто козырей, да и те, он понимал, были слишком дохленькие.
      - На чем... Какая тебе разница, на чем? - попытался увильнуть он от ответа. - Главное, что прокололся.
      - Ну что ж, что верно, то верно, - согласно кивнул Валентин и не стал настаивать на развитии темы. - Давай-ка еще дернем по капельке, а потом уже я буду отвечать на твои вопросы. Годится?
      Если не можешь диктовать правила игры, лучше подчиниться тем, которые тебе навязывают. Вадим не помнил, чей это афоризм. Может, он его сам только что придумал, чтобы оправдать свое поведение. Это было неважно. Важно было то, что эта фраза вполне оправдывала его аморфную, чтобы не сказать амёбную, позицию.
      - Годится.
      Водка с бульканьем полилась в стаканы.
      - Так вот, Вадька, как бы вы на меня ни вышли, ты не можешь не согласиться, что каждый из тех ублюдков, которых я спровадил на тот свет, заслуживал, чтобы его шлепнули. Не так?
      С этим спорить было невозможно. Василий Ряднов, Ленька-Бык, наркоманы... За них у Вадима и в самом деле душа не болела.
      - Но ведь это не тот путь, - тем не менее счел нужным заметить он.
      - Это спорно, - философски хмыкнул убийца. - Если бы не я, они еще много дел понатворили бы, пока ты их за задницу взял бы... А может и не взял бы никогда. Так что все это спорно... Давай-ка еще по маленькой!
      Вадим не отказался, хотя и чувствовал себя не слишком уютно. Хотя бы потому, что попросту пасовал перед этим человеком. А может, и наоборот, не отказался именно потому, что неуютно себя чувствовал...
      - Но почему ты выбрал именно их? - задал он ключевой вопрос. - Почему именно этих, а не кого-нибудь другого? Ведь такого дерьма нынче вокруг...
      Он махнул рукой. И снова бросил в рот обломок черствого хлеба.
      - Ты прав, Вадька, - в голосе Валентина прорезались жесткие нотки. - Ты прав, именно их я выбрал не случайно. У меня с этой компашкой свои счеты... Впрочем, об этом я тебе, быть может, расскажу попозже. Сам понимаешь, не исключено, что мне нужно будет оправдываться, а значит главные аргументы лучше приберечь до лучших времен... Тебя еще что-нибудь интересует?
      - Меня много чего интересует... Скажи, зачем ты всякий раз так сложно заманивал людей под убийство? Если уж ты решил с ними разделаться, проще было бы действовать как-то проще. Или ты преследовал какую-то цель?
      - Естессно, - ухмыльнулся Валентин. - Главное ведь было не в том, чтобы просто шлепнуть этих шестерок, каждая из которых ничего из себя не представляет. Главное было напугать того главного, на которого я по-прежнему ориентируюсь. Он обязательно должен был понять, что в конце концов я доберусь и до него. Понимаешь, Вадька, просто убить человека, который
      заслуживает убийства, этого еще мало. Даже если заранее сказать ему, что его убьют... А вот если он сначала поймет, всей своей подлой шкурой прочувствует, что на него идет большая охота, когда до него, гада, дойдет, что идет охота не только на него, не только на отдельных людей его команды, а под удар поставлено все его дело, под угрозой оказываются самые важные для него дела, самые дорогие люди - вот тогда этот человек испытает самый настоящий ужас. Понимаешь, Вадик, каждый из нас знает, что рано или поздно умрет. Каждого из нас закопают и каждый из нас превратится в перегной. Но мы из-за этого ежедневно не рыдаем и не рвем на себе волосы - потому что это неизбежность, с которой мы смирились еще в детстве. Каждый знает, что оставляет на этом свете некий след - детей, дело... Но отбери у человека этот след - вот тогда для него наступит подлинный кошмар. Есть, конечно, люди, которым все по барабану, что будет после него, да только таких ведь единицы... Согласен?
      Вадим неопределенно пожал плечами. Он о подобных вещах особенно не задумывался. Хотя... Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы со временем в учебниках криминалистики появилось упоминание о том, что именно он, В. Вострецов, раскрутил некое дело, которое... и так далее. И с другой стороны, крайне неприятно было бы узнать, что у него не будет детей, причем, не просто детей, а именно сына, который носил бы его фамилию и потом когда-нибудь рассказывал своим внукам про дедушку Вадима, который сколько-то десятилетий назад ловил жуликов и других преступников...
      Так что Валентин, похоже, был в чем-то прав. Человек должен жить так, чтобы на старости лет сказать себе и собравшимся у его смертного одра домочадцам, что жизнь он прожил не зря.
      Чтой-то меня сегодня так на афоризмы потянуло!
      - Наверное, ты прав, - не слишком уверенно согласился он. - Только я пока не очень понимаю...
      - Сейчас поймешь, - успокоил Валентин. - Я хочу, чтобы главная скотина, которая стоит во главе всей этой камарильи, чтобы этот гад ощутил ужас не от перспективы собственной смерти, а от осознания, что он не просто сдохнет, а вместе с ним, может, чуть позже, но рухнет, распадется на атомы, расползется и растворится все, над созданием чего он вкалывал всю жизнь. Он должен понять, что не будет счастья женщине, которую он любил и любит. Он должен ужаснуться от того, что его больную дочь, которую он очень любит, вышвырнут на улицу из прекрасной клиники...
      - Ты это сделаешь? - удивленно спросил Вадим. - Ты убьешь ребенка?..
      - Но ведь этот гад же убил, - спокойно ответил хозяин каморки. - И убил не одного человека, не одного чужого ребенка... И с его подачи убили еще много детей... Только, Вадим, успокойся, я не собираюсь этого делать. Я хочу, чтобы он подумал, что я это сделаю. Улавливаешь разницу?
      Не уловить такую разницу было невозможно. Потому что это была принципиальная разница.
      Валентин разлил в стаканы остатки водки.
      - Давай по остатней, - пригласил он. И туманно добавил: - А там видно будет.
      А там... В самом деле, а что потом? Задерживать Валентина? Во-первых, у него нет санкции. Впрочем, в подобной ситуации вполне можно действовать и без таковой... Во-вторых, как его задержать, если нет ни оружия, ни наручников? Ну и главное - вряд ли он согласится на арест, Валентин, а значит нужно будет применять силу, а он, Валентин, явно сильнее. Да и говорит что-то слишком откровенно, значит, силу свою чувствует, причем, силу не физическую, а какую-то иную, которая позволяет ему не бояться быть откровенным.
      - Так вот, Вадим, он, этот мой главный враг, скорее всего, уже понял, что идет охота на него. Вернее, конечно, не сам понял, он слишком туп для этого, ему уже подсказали. И это значит, что ему уже стало жутко, - Валентин произнес это с явным удовольствием. - Понимаешь? Ему жутко. Он уже мечется от страха... И когда исчезнет из жизни его ближайший помощник, он обгадится от страха. Вот тогда-то ему и придет конец. Он сдохнет в уверенности, что с его смертью его имя будет проклято, все наворованные деньги будут конфискованы, его фирмы рассыплются, как карточные домики, его дети переругаются из-за наследства, а любимая доченька лишится лечения... Ты представляешь? Только самому заклятому, злейшему врагу можно пожелать такой смерти!
      Эти слова прозвучали торжествующе, едва ли не с садистским сладострастием. Валентин даже глаза прикрыл от вожделения мести.
      - Но кто это? - спросил Вадим. - О ком ты говоришь?
      От этих слов Валентин словно очнулся. Он вздрогнул, встрепенулся. И опять стал прежним - простецким и слегка насмешливым парнем.
      - О ком... Мое дело, о ком. Ты его лично все равно не знаешь. Его знают другие, - и непонятно засмеялся. - Но со временем и ты узнаешь тоже.
      Почему-то именно эта недоговоренность разозлила Вадима.
      - Но почему ты так уверен, что доведешь свою акцию до конца? Мы ведь тебя вычислили...
      Он не договорил. Потому что Валентин ухмыльнулся. Ухмыльнулся откровенно насмешливо.
      - Давай об этом не будем, - предложил он. - Во всяком случае, пока. Годится?
      - Давай и об этом не будем, - хмыкнул Вадим. - И о другом не будем. И вообще ни о чем не будем... У нас с тобой вообще странный, глупый, какой-то нелепый разговор происходит. Не находишь? Если ты так уверен в своих силах, то зачем вообще меня позвал к себе? Просто чтобы покуражиться? Если же позвал, то почему уходишь от разговора?
      Холодильник громко щелкнул и зарокотал. Вострецов даже вздрогнул от неожиданности.
      - В самую точку попал, - не обращая внимания на этот, привычный для него, звук согласился Валентин. - Я и в самом деле пригласил тебя к себе по делу... Кстати, а почему ты не спрашиваешь, где находится Абрамович?
      Вадим удивленно вскинул брови:
      - Кто?
      - Абрамович, - повторил Валентин и тут же пояснил: - Тот самый околомафиозный субъект, по поводу которого тебе звонил Ашот.
      Он и в самом деле многое знал. И теперь не было сомнения, что он и в самом деле прослушивал телефонные переговоры. Да и не удивительно, если учесть, где именно он работает.
      - Ну и где же он находится?
      Валентин качнул головой в сторону двери.
      - Здесь, в подвале... Точнее сказать, я его держу не в самом здании, я его держу в подземелье, в который есть вход из подвала этого здания.
      Это были детали. Куда важнее было выяснить иное.
      - И зачем?
      - Да все затем же, - усмехнулся хозяин каморки. - Чтобы он, гнида, насквозь проникся, пропитался ужасом от осознания того, что пробудет здесь взаперти до самой смерти. В четырех стенах и с тусклой лампочкой, запитанной от аккумулятора на полнакала... Я ему обязательно даю через маленькое окошечко в двери по стакану воды и по куску хлеба в день. Знаешь, почему? Оказывается, если человека не кормить и не поить вообще, примерно на третий день у него появляется и постепенно нарастает полнейшая апатия к происходящему и даже к собственной жизни. И голода особого он уже не испытывает. Ну а если человека понемногу подкармливать, он начинает бояться не только смерти, но и того, что ему перестанут приносить эту кроху еды, а значит муки его возрастают многократно. К тому же я там заранее подготовил соответствующую картинку: вся стена оклеена картинками и репродукциями с колбасами, сырами, фруктами-овощами всякими, бутылками и стаканами... Короче, обеспечил танталовы муки, - он хохотнул, явно довольный собой, и закончил речь фразой: - Нет, у Абрамовича сейчас веселая жизнь!
      - А он что же, настолько виноват перед тобой?
      Валентин скривил губы в жесткий усмешке.
      - Передо мной или нет... Когда судья выносят приговор, он же осуждает преступника не за то, что тот провинился лично перед ним... Абрамович такое отношение к себе, а то и похуже, вполне заслужил... К тому же я ему туда ежедневно бросаю вот такой пакетик.
      Телефонист достал из разбитого ящика старенького стола полиэтиленовый пакет. Сквозь прозрачную пленку было видно, что в нем копошится десятка два тараканов.
      - Я у соседских пацанов их покупаю, так они мне их каждый день приносят... Представляешь состояние Абрамовича: жрать нечего, а по тебе еще эти твари ползают!.. Ты ведь лично его, Абрамовича, не знаешь, а он этакий рафинированный эстет, брезгливый, прилизанный...
      Да уж, приятного и в самом деле мало. Вадим и в самом деле постарался представить себе состояние этого неведомого человека. Тут будешь и не слишком рафинированным, а и то умом тронешься, пожалуй...
      Он уже немного захмелел, потому чувства его заметно обострились. И от этого еще острее ощущал потребность добиться правды.
      - Но ты все-таки объяснишь мне, что ты затеял?
      - Расскажу, конечно. За этим я тебя и позвал, - согласно кивнул Валентин. - Сейчас мы тут с тобой поговорим, а потом разойдемся, каждый по своим делам. Сразу хочу тебя предупредить: меня после этого можешь даже не искать - все равно бесполезно. Я тут работаю не по своим документам, под другими именем и фамилией. Здесь я больше не появлюсь. Так что завтра же можешь приезжать сюда с собаками и искать, где я держу эту скотину. Убивать его, к сожалению, не входит в мои планы. Хотя он того и заслуживает...
      - И почему ты его щадишь? - поинтересовался Вадим. - Других-то ты не щадил...
      - А ты что же, предлагаешь и его отправить к праотцам? - снова мягко хохотнул Валентин. - Так ты только скажи - вмиг организуем!
      - Ты же понимаешь, что я имею в виду, - смутился оговорки следователь. - Просто почему ты Ряднова или Быка убил, а этого, как его, Абрамовича, нет? Те были больше виноваты перед тобой?
      Телефонист отрицательно покачал головой.
      - Наоборот. Лично передо мной те вообще не были виноваты. Абрамович же лично принимал участие в некой сомнительной акции... В общем, на этого скотину у меня зуб куда больший. Но только сказано, что его нужно мучить, а не убивать.
      - Кем сказано? - встрепенулся Вострецов. - В этом деле еще кто-то участвует?
      - А то как же? Есть у меня один подельщик... Иоанн Богослов, - непонятно засмеялся собеседник. И тут же перевел разговор на иное: - Так вот, завтра можешь приезжать сюда и освобождать заложника. Тебе будет благодарность в приказе от начальства и материальное вознаграждение от благодарного Абрамовича.
      - А ты?
      - А я в это время буду готовиться довести дело до конца. И доведу, поверь мне.
      Такая перспектива Вострецова отнюдь не устраивала.
      - Значит, ты хочешь еще что-то сделать? И с кем?
      Валентин покачал головой:
      - Я тебе и так слишком много чего рассказал. В конце концов, думай сам, на то ты и следователь.
      Он поднялся, шагнул в сторону двери.
      - Все, пошли, аудиенция закончена.
      - Но я сейчас тебя задержу, - растерянно сообщил Вострецов.
      И сам же почувствовал, насколько несерьезно прозвучала эта фраза.
      - В самом деле? - Валентин не скрывал насмешки. - И каким же образом ты это сделаешь?.. Вот она, неблагодарность человеческая: я к нему с душой, угостил даже, а он хочет меня же за это арестовать!.. Не получится, Вадька, и не старайся. Я ведь детдомовский, так что драться умею. Да и в институте, когда учился, у нас там тренер по самбо был неплохой... Предупреждаю, что я борюсь исключительно с мафией, что у меня нет ни малейшего желания оказывать сопротивление официальному представителю правоохранительных органов, но если ты меня к этому вынудишь... Короче говоря, ты можешь идти, а я останусь здесь. Ты, конечно, можешь приехать с собаками сюда и сегодня, но будет лучше, если ты это сделаешь завтра. Пусть этот гад посидит тут еще ночку, пусть помучается кошмаром от осознания того, что ему не принесли ужин... Ну а потом, когда ты его вызволишь, допроси его с пристрастием, откуда у него деньги и все такое прочее... А главное: попытай, что такое Бульвар и где он находится. Запомнил? Бульвар. И если ты его сумеешь раскрутить, если узнаешь, что это такое, тебе еще одна благодарность обеспечена, а безутешной Яне Казимировне придется думать, как обеспечить свою жизнь на ближайшие лет десять.
      - Какой Яне Казимировне?
      - Так зовут жену Абрамовича... В общем, давай, Вадим, выметайся!
      Валентин довольно бесцеремонно взял своего гостя за руку и потащил к выходу. Следователь особенно не сопротивлялся, просто не зная, как в такой ситуации поступить. Был бы тут Максимчук, Волосок или на худой конец Индикатор, они бы скрутили этого человека в два счета - и дело с концом. Они все были оперативниками, сыскарями, которые не раз сходились в схватках с бандитами. Ну а куда дергаться Вадиму, который и в институте на занятиях по физкультуре имел лишь липовую "тройку"?
      И он покорился. Как всегда покорялся человеку, который был сильнее его физически или, что в данный момент куда важнее, морально.
      ...На улице Вадим прислонился к серой стене здания и так какое-то время постоял, испытывая невыносимое презрение к себе. Он не должен был так запросто выпускать из рук преступника. Не должен был! А отпустил. И теперь не знал, как быть дальше. Вернее, как быть - еще ладно. А вот как начальству докладывать о своем полнейшем провале?..
      ...Между тем Валентин, проводив сыщика, вернулся в свою каморку. Открыл шкаф, быстро переоделся. Достал заблаговременно приготовленную сумку, повесил ее на плечо. Теперь он выглядел - ни дать, ни взять - работягой, возвращающимся с работы... Вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
      Однако по коридору повернул не к выходу, а в противоположную сторону. По лестнице быстро сбежал на низший уровень подвала. Дошел до хорошо знакомой стальной двери, закрытой на большой висячий замок. Дубликат ключа от него уже давно лежал у Валентина в кармане, именно на такой вот, подобный этому, случай. Так что дверь открылась легко. И отсюда уже можно было попасть в лабиринт московских подземелий.
      Не прошло и получаса, как Валентин оказался на узеньком, огороженном металлическими перилами, помосте, который через дверцу вывел его на платформу станции метро. Улыбнулся, поправив на плече потрепанную рабочую сумку, взглянувшему на него усталому милиционеру.
      - На сегодня хватит, - сказал небрежно. - Смену оттрубил - можно и до дому - до хаты.
      - Хорошо тебе, - кивнул тот. - А мне тут еще до вечера трубить... Счастливо!
      - Всего доброго!
 
      ВАДИМ - ИНДИКАТОР
      Пауза затягивалась.
      - А если ты ошибаешься?
      Под немигающими черными глазами начальника, Вадим несмело пожал плечами.
      - Может, и ошибаюсь, Сергей Реисович, - в данной ситуации Вострецов решился на то, чтобы попытаться выговорить имя и отчество начальника полностью. - Потому что решительных фактов, неопровержимых доказательств у меня практически никаких. Да только ведь посмотрите, как все четко укладывается... Сам знаю, что если я ошибаюсь, вы же с меня голову снимете...
      - Да при чем тут я! - вдруг с неприкрытой досадой воскликнул обычно выдержанный и невозмутимый Ингибаров. - Сниму голову... Как будто снять с тебя голову - для меня самое главное!
      Вострецова такая реакция удивила. Удивила... И одновременно заставила призадуматься.
      Перед ним словно вспышка полыхнула. Вспышка, которая заставила зажмуриться. И одновременно приоткрыла глаза на происходящее, дополнила с таким трудом складывающуюся мозаику некоторыми новыми оттенками, из-за чего вся картина враз стала цельнее, выпуклее, объемнее, позволила взглянуть на происходящее чуть под другим углом.
      Начинающий следователь словно перестал присутствовать здесь, перед начальником.
      Дорогой ты мой, любимый и лично уважаемый Вадим свет-батькович Вострецов! А не кажется ли тебе, что ты оказался всего лишь мелкой разменной пешкой в некой сложной комбинации?.. Почему, по какой причине вдруг ты оказался единственным следователем, который ведет это непростое дело, в котором явно и недвусмысленно замешаны сильные мира сего? Уж не потому ли, что из-за его, Вадима свет-батьковича Вострецова, репутации, именно его, лично Вадима свет-батьковича Вострецова, поставили на расследование этого дела, что были заранее убеждены в том, что он, лично Вадим свет-батькович Вострецов, его успешно провалит? И уж не на то же самое намекнул Максимчук, когда в машине перед кафе Барабаса услышал рассказ обо всей этой истории? И не о том же вскользь сказал Валентин, оговорившись, что главного мафиози, на которого он охотится, кроме него, знает еще кое-кто?..
      Не так давно эту мысль он высказал Ашоту, когда случайно встретил того в кафе. Но тогда он думал, что просто сморозил глупость, в которую сам в полной мере не верил. И только сейчас, после невольной реплики непосредственного начальника, вдруг понял, что тогда, расстроенный и слегка захмелевший, случайно высказал абсолютно трезвую и верную мысль. Да и тот же Максимчук...
      Так значит, его и в самом деле поставили на дело изначально тупиковое, в уверенности, что он его и в самом деле благополучно провалит! Держали за болвана, вся задача которого состояла только в том, чтобы писать отчеты и изображать бурную деятельность...
      Это истина. И это правда. И от того, что это истина, правда становится еще горше.
      И параллельно - анализируя в последующем свои мысли и чувства в те мгновение, Вадим это понял - всколыхнулась в нем гордость. Гордость мужчины, гордость профессионала, гордость попросту человека, который потратил массу времени, нервов, человека, который рисковал жизнью, но выполнил-таки свою задачу, причем задачу непростую и выполнил ее единолично... Короче говоря, гордость!
      Вадим вскинул голову.
      - Я все понял, Сергей! - и в данном случае в реплике Вадима не было общепринятости в обращении к начальнику - просто подчеркнутое уничижение. - Я только сейчас наконец-то все понял... Значит, ты меня специально подставил!..
      И Ингибарову стало стыдно.
      Ему стало стыдно не сейчас, не в этот конкретный момент, когда вдруг начал произносить обидные слова этот мальчишка, ничего из себя, по большому счету, не представляющий и долго еще не будет из себя хоть что-то представлять. Сергею стало мучительно стыдно чуточку раньше, когда этот щенок еще ничего не понял, но когда Ингибаров понял, что он вот-вот поймет истину. И от того, что этот, повторился Сергей Реисович Ингибаров, ничего из себя не представляющий щенок вот-вот поймет неблаговидное поведение своего начальника, Сергея Реисовича Ингибарова, ему стало стыдно заранее, еще до того, как подчиненный произнес эти стыдные, а точнее сказать, стыдящие слова.
      И Ингибаров заговорил с Вадимом совсем не так, как говорил всегда. Потом он неоднократно клял себя за тот порыв откровенности. Но в тот момент, наверное, и не мог поступить иначе. Как любой порядочный человек. Или хотя бы как человек, претендующий на то, чтобы хотя бы в собственных глазах выглядеть таковым.
      - Да, Вадик, ты прав.
      Сама по себе ситуация провоцировала собеседников на то, чтобы быть предельно откровенными и, соответственно, не делать различий по рангам. Именно предельно - ибо абсолютной откровенности вообще в природе не существует.
      - Ты прав, Вадик, - Иногибаров говорил, не глядя на подчиненного, крутил в пальцах случайно попавшийся под руку пластмассовый неломающийся карандаш. - Я, лично я, предложил поручить это дело тебе, потому что только ты, по моему мнению, сумел бы загнать его в тупик. До этого ты делал это просто блестяще... А в этот раз ты вместо этого...- Ингибаров махнул рукой.
      А потом он вдруг сказал такое, от чего Вадим просто обалдел. Потому что не то, чтобы он подобного до сих пор ни разу не слышал от начальника - он попросту не предполагал, что шеф может такое сказать.
      Потом Ингибаров сказал... Он произнес эти слова просто и по-человечески, без обычных и привычных ужимок и стремления поиграть в загадочность.
      - Слышь, Вадька, - сказал Ингибаров, - у тебя, случаем, нет ничего выпить?
      Выпить у Вадима было нечего. У него выпить не было никогда. И начальник это прекрасно знал. Однако тут Вострецов вспомнил, что где-то в его кабинете в сейфе, черт знает с каких времен пылится недопитая бутылка плохонького коньяка. Он ничего не сказал, просто взял связку ключей и, громыхнув, распахнул сейф.
 
      АШОТ - МАКСИМЧУК - ЯНА
      Возникшая пауза затянулась. Становилась попросту нестерпимой.
      - Так что мы теперь будем делать, ахпер Саша? - не выдержал Айвазян.
      Максимчук не ответил, сосредоточенно думал. Думал непривычно напряженно, нахмурившись, даже губами время от времени чуть шевелил от натуги. Ашот смотрел на него с некоторым удивлением - по его убеждению, обычно у Александра лучше получалось кулаками махать, чем шевелить мозговой извилиной.
      - Не знаю, друже Ашот,- наконец произнес он. - Честно говорю: не знаю.
      Впрочем, ситуация и в самом деле не просчитывалась. Слишком много неясного вдруг сплелось в единый нераспутываемый - во всяком случае, пока - клубок. Мало того, что некая, совершенно неведомая женщина с неведомыми целями выдавала себя за жену этого злосчастного Абрамовича, мало того, что жена настоящая ничего не могла рассказать, чем ее муж занимался и на чем он мог прогореть, мало того, что муж пропал, а все вокруг внушают бедной растерянной женщине, что она ни в коем случае не должна обращаться за помощью к кому бы то ни было, мало того, что неведомый похититель с непонятной закономерностью регулярно оповещает ее о состоянии здоровья мужа и при этом не считает нужным сказать ей об условиях, которые он выдвигает для освобождения человека - мало всего этого, так еще и звонит он при этом с телефона, которого в Москве попросту не может существовать.
      Тут уж, как обычно говорил в таких случаях Александр, без пол-литры не разберешься.
      - Может, ну его к едреней фене? - вдруг резко сказал Максимчук.