какого-то мелкого бизнесмена.
      В жизни, согласимся, не так уж часто случается, чтобы оба собеседника расстались в равной степени довольными результатами переговоров.
 
      ЛЕНЬКА - СТОРОЖ - ВАЛЕНТИН
      Да по едучему хрену им всем в задницу, в самом деле!.. О, черт, как бы хотелось еще поспать, как говорится, минуток эдак по шестьсот, по меньшей мере, на каждый глаз... Однако никуда не денешься - работа есть работа.
      Тем более, что Шеф нынче какой-то странный. По телефону говорил не совсем так, как обычно. После разговора осталось ощущение, что еще не выспался или не проспался после вчерашнего. Вообще-то он, Шеф, обычно не пьет, а если пьет, то подчеркнуто интеллигентно, по чуть-чуть, как в кино показывают про крутых американских "крестных отцов" - ну да тут, судя по голосу, позволил себе расслабиться. Или тоже с какой-нибудь знойной красоткой ночку провел... А может и в самом деле, как и сказал, приболел? Хоть он и "качается"-тренируется на всяких тренажерах, раз в неделю обязательно сауну посещает, хоть у него собственный врач за здоровьем следит, хоть и закаляется, всякими массажами-процедурами себя изнуряет, в питании всевозможные калории-холестерины вычисляет - а все же, как ты ни старайся, а людей, напрочь застрахованных от всех болезней, в природе не существует.
      Где-то в уголке сознания у Леньки вдруг тяжело ворохнулось сомнение: ну не похож голос Шефа на себя, совсем не похож... Однако он тут же, с головной болью, шикнул на него: и словечки его, Шефа, коронные, фразеологические обороты опять же, да и про Леньку знает все то же, что и Шеф... Да и кому, скажите на милость, нужно его, болеющего с похмелья, Леньку, разыгрывать, каламбуры всевозможные заказывать...
      И главное: номер этого телефона вообще кроме Шефа практически никто не знает. Разве что бабы - ну да никто из них не знает, чем Ленька по жизни занимается...
      - Я понял, Шеф, - откровенно вздохнул в трубку Ленька. - Все будет в елочку.
      Он опустил трубку в гнездо, вернулся к кровати. Сейчас бы прилечь еще, только чуток прикорнуть, на уютной подушечке устроиться... Нельзя, и без того со временем напряженка. А если еще уснешь ненароком...
      И Ленька со злостью рывком сдернул с кровати одеяло. Под ним блаженно щурилась, бесстыдно раскинув руки и ноги, девушка. Шалава из кафешки "У Барабаса". Как ее, бишь... Наташка, кажется.
      Н-да, видок, однако...
      Это только в кино по утрам герои поднимаются свеженькие и красивые: мужчины гладенько выбритые, а женщины - словно только что сошли с глянцевой обложки журнала. В реальной жизни все иначе. Ленька прекрасно понимал, что и сам выглядит сейчас отнюдь не как красавчик из рекламы, где навязчиво рекомендуют пользоваться теми или иными системами бритвы, после чего красотки сами лезут к ним в штаны - словно бы брить этими лезвиями полагается именно там... Но он ладно, он мужчина, ему помятым и небритым выглядеть не так уж страшно. Как ни говори, это у птичек всяких, у зверушек самка серенькая, а самец красавец - непонятно только тогда, с чего же это красавцы-лоси, скажем, такими рогами обрастают... Ну а нынешняя его подруга, как ее, все-таки? Наверное, все-таки Наташка... Косметика с лица повытерлась, тушь с ресниц кусками пообсыпалась, причем, естественно, на щеки и на веки, волосы спутанны... Вроде еще молодая, а в талии толстовата, на животе дряблые складки, обмякшие груди с чуть обозначенными розовенькими сосочками спущенными волейбольными камерами сползли куда-то едва не под мышки... На что мы, мужики-дураки, по вечерам так западаем?
      Нет, Леньчик, что ни говори, надо было вчера Нюшку брать - а нас все на "свежачок" тянет. Та, Нюшка-то, конечно, и сама самка похотливая, клейма ставить негде, да все же поопытнее, а, может, просто от природы по-женски умнее: знает, что если уж хочешь мужчину при себе подольше удержать, если хочешь, чтобы у него именно на тебя желание почаще поднималось, если желаешь, чтобы он еще не раз и не два тебя к себе зазвал, так будь добра, милая, как бы лень с перепою ни было, утречком встань пораньше, помойся-умойся, зубки свои почисть, причешись, подштукатурься маленько, дезодорантиком легонечко освежись, а потом, аппетитенькая, уже можешь опять рядом с дружком своим прилечь, будто и не поднималась вовсе. Ну а если ты набросишь на себя что-нибудь пококетливее, да еще и чашку кофе ему принесешь, да еще бокал шампанского (погоди-ка, у нас ведь, кажется, вчера бутылка недопитая оставалась, да только ее убрали в холодильник или забыли?) - тогда вообще он твой!
      Это потом, когда уже окрутишь его, миленького, в загс сводишь, или содержать его, самца, станешь, вот тогда за собой можешь не следить, по утрам можешь попросту лежать дура дурой, с размазанным по щекам гримом или вовсе без оного, да шлепать по квартире в затрапезном халате задниками потрепанных тапок, наводя на себя марафет только выходя из дома, чтобы нравиться кому-то другому.
      Нет, что ни говори, Ленечка, ты прав: надо было вчера Нюшку брать. Та бы сейчас под его взглядом ножки кокетливо сдвинула бы, да потянула бы простынку на себя, делая вид, что к утру опять девственницей стала и ужасно стесняется того, что мужчина ее голой видит... Да еще и попкой повернулась бы - знает же, стервочка, что попка у нее что надо, не то, что у этой, которая сейчас лежит и делает вид, что не чувствует его взгляда.
      Нет, больше ее звать не следует.
      А главное, зараза такая, - спит еще, когда ему приходится подниматься и куда-то срочно ехать, деньги зарабатывать. Деньги зарабатывать, рискуя при этом собственной шкурой, в лучшем случае имея шанс получить приличный срок. И эти деньги потом легко и быстро перетекут к такой же вот шалаве, да к ее хозяину и сутенеру Барабасу.
      К чертовой матери!
      - Эй ты, как тебя там...- с трудом сдерживая нарастающее раздражение, окликнул Ленька. - Подъем! Пора выметаться!..
      Девушка распахнула изумленные глаза, обрамленные слипшимися ресницами в тяжелых наростах туши.
      - Это ты мне?
      Идиотский вопрос - как будто тут есть кто-то третий лишний!.. Или даже не лишний, но все равно третий... Впрочем, чего от нее, дуры, ждать?
      - Конечно тебе, кому же еще... Потрахались - и хватит. Выметайся!
      Это было хамство. На что уж у Леньки шкура непробиваемая - не случайно же кличка у него "Бык" - и то он понимал, что такой разговор с женщиной, с которой он провел неплохую ночь, это свинство. Но только именно такой способ расставания гарантирует от нередко затягивающейся процедуры утреннего ухода, от утомительных уговоров о следующей встрече, да и от неожиданных визитов отставной или случайной пассии тоже. Эта, как ее, кажется, все-таки Наташка, после такой его выходки тут больше никогда не появится. И не вздумает, смертельно оскорбленная, узнать его при случайной встрече. Тоже немаловажно, между прочим.
      Правда, если появится возможность, попытается ему отомстить. Ну да это уже ее дело, еще не хватает, ему, Леньке Быку, баб бояться.
      Не обращая больше на девушку внимания, он повернулся и пошел в ванную. Нужно было поторапливаться. А эта пусть собирается и уматывает отсюдова. Того, что она по пути куда-нибудь заглянет в поисках денег, да и вообще что она вытащит у него хоть что-нибудь, Бык не боялся: она ведь прекрасно знает, что он ее при желании из-под земли достанет. Впрочем, так далеко и отправляться нет необходимости, коль она работает у Барабаса и осведомлена о их знакомстве. Ну а о том, что Ленька вхож и к Самусю, ей, шалаве с самой низкой ступенечки проститутсткой иерархии, знать вовсе не положено...
      Все, о ней забыли. Теперь дело.
      ...Значит, Шефу опять понадобился свеженький трупик. Плата - обычная.
      Что ж, дело привычное. Все будет сделано в лучшем виде. Ну а то, что у Шефа голос был немного необычный - может быть и в самом деле приболел человек.
      Правда, Леньке не очень понравилось, что времени на подготовку отпущено слишком мало - "замочить" "клиента" необходимо сегодня же вечером. Ну да не привыкать и к таким задачам. Особенно если учесть, что словосочетание "плата обычная" предполагает надбавку за то, что киллеру указывается четкое место и время, где и когда должен прозвучать выстрел;
      обычно эти мелочи определяет сам специалист по заказным выстрелам. Не нравится и другое условие, выдвинутое обычно очень осторожным Шефом - взять с собой напарника. Тот, мол, только поприсутствует при акции... Зачем? Шеф сказал, что именно таинственный напарник должен указать "клиента". Что-то тут не слишком вяжется: достаточно было бы фотографии, либо словесного портрета - не впервой. А тут - наводчик... Сам же Шеф говорил, что в нашем деле созерцателей быть не должно. Так что одно из двух: либо Шеф этого второго тоже готовит в свою команду на киллера и хочет ему на опыте опытного спеца показать, как ЭТО делается. Но это, конечно, вряд ли. Скорее тут возможен другой вариант: кто-то третий, авторитетный, раз уж Шеф пошел на отступления от собственных правил, хочет проконтролировать сам факт убийства. И в этом случае должны прислать не какого-то рядового лоха; если данная версия верна, на место выстрела должны прибыть либо сам заказчик, либо доверенное лицо заказчика. Эта версия более приятна. Потому что если это и в самом деле так, все нужно сделать в лучшем виде. Чтобы впредь, если им, заказчикам, вдруг еще понадобится подобная услуга, они обращались именно к нему, к киллеру Быку.
      Впрочем, вдруг всполошился Ленька, пора пошевеливаться. Времени до контрольного срока осталось не так уж много. Шеф нонче его определил на грани реальности. Ну да ладно, постараемся справиться.
      Ленька вышел из ванной. Скомканная постель, остатки пиршества на столе у стены и на столике, невесть за что обозванным журнальным, стоящим рядом с кроватью, разбросанные повсюду вещи... Всегда по утрам так, после того, как подругу срочно выставляешь! Была бы Нюшка, та бы уже хоть немного, а прибрала.
      Кстати, а где бутылка?
      - Унесла, стерва! - беззлобно, только с досадой, вслух прокомментировал Бык.
      Вечером, когда уже и без того было выпито предостаточно, ему с подругой, конечно же, потребовалось еще. Ну и свинтили пробку у "Смирновской" двадцать первый номер. Ее-то, слегка только початой, сейчас и не было.
      - Ну и ладно...- унесенная водка, даже такая хорошая - не повод для мести бабе.
      Ленька нашел бутылку, в которой на донышке осталось немного теплого выдохшегося шампанского - и в самом деле забыли убрать ее в холодильник - выглотал напиток прямо из горла. Ладно, хоть это еще есть!..
      Собрался он быстро. Нужно было спешить - день обещал оказаться загруженным хлопотами до предела.
      Прежде всего необходимо наведаться на место, которое назначил Шеф для совершения акции. Тщательно изучить обстановку, чтобы потом, в самый ответственный момент, не произошло нежданной накладки. Люди рискованных специальностей "горят" чаще всего именно на мелочах, а этого Ленька никак нежелал.
      На рекогносцировку Ленька поехал именно так, как требовал от него Шеф - а вдруг тот решит его проверить?.. Суть заключалась в том, чтобы к месту "акции" никогда не подъезжать ни на личной машине, ибо на ней можно совершенно случайно залететь гаишникам с оружием или при отходе оказаться в кольце окружения, ни на такси или "частнике"-"бомбиле". Мало ли что, учил Шеф, вдруг на следующий день, когда весть о выстреле разнесется, кто-то вспомнит о том, что подвозил человека, который чем-то привлек его внимание... Правда, когда Ленька спешил, он иногда слегка хитрил: добирался в нужный район на легковушке, а потом несколько остановок "дотягивал" автобусом или троллейбусом. Да и то сказать: сейчас в часы "пик" по столице быстрее доедешь на метро или электричке.
      ...Увиденным Бык в целом остался доволен. Человек, избравший для "акции" именно это место, чувствовалось, свое дело знал. Район-новостройка на самой окраине столицы. Выстрел по условию нужно произвести из окна длиннющего свежевозводящегося панельного дома, этажей на двадцать, не меньше, высотой, который неприступной стеной протянулся слегка выгнутой лишенной подъездов стеной в сторону, куда предстоит выпустить роковую пулю. Перед ним - обширный, который, судя по всему, в более или менее обозримой перспективе будет тоже застроен, пустырь. Все вокруг перерыто, слегка припорошенная снежком земля истерзана ковшом экскаватора и ножом бульдозера, гусеницами и колесами многочисленных машин. Всюду видны груды обломков плит, искореженной арматуры и битого кирпича, какие-то доски и колотая кафельная плитка, куски застывшего цементного
      раствора - всего того, что стыдливо называется строительным мусором.
      И мимо этого бедлама тянется небрежно обордюренная, немного разбитая и потрескавшаяся, но зато единственная на всю округу асфальтированная дорожка. Вдоль нее уже стоял ряд фонарей, так что в ранние декабрьские сумерки дорожка обещает быть достаточно хорошо освещенной. Одним своим концом она упирается в автобусную остановку и расположенную рядом с ней платную "ракушечную" автостоянку, другой же, изогнувшись по
      пустырю, вливается в компактную кучку новехоньких высоток, в которые, судя по всему, только начали заселяться новоселы. Так что "клиент", каким бы транспортом, общественным или личным, ни приехал, обязательно пройдет по этой дорожке. И подстрелить его прямо из окна строящегося дома, сегодня, в субботу, когда строителей тут почти нет, будет совсем нетрудно. При этом дверные проемы подъездов выходят на противоположную сторону. То есть время для отхода в избытке. А так как район абсолютно новый, здесь никто никого и ничего не знает, и вопрос "не заметили ли вы тут незнакомого человека?" будет неактуальным.
      Единственное слабое звено в плане Ленька видел в том, что жертва могла приехать на личной машине непосредственно в микрорайон. Ну да тут ничего уже не поделаешь: приказ есть приказ. Наверное, Шеф чем-то руководствовался, раз уж отдавал именно такое распоряжение. Скорее всего, предположил Бык, непосредственно в район новостройки хорошую дорогу для легкового транспорта еще не провели или въезд туда неудобен. К тому же многие владельцы автомобилей на зиму ставят их на прикол.
      ...Потом Ленька Бык съездил на свой "склад". Такое место хранения вооружения, как у него, с гордостью думал киллер, вряд ли есть еще у кого из коллег.
      Держать орудия своего ремесла дома, в гараже или у родственников он остерегался. Мало ли что... Поэтому металлический ящичек с оружием он хранил у дедка, с которым специально познакомился и который работал сторожем на одной из городских свалок. Место надежное и вполне безопасное. Во всяком случае, Ленька так думал, особенно поначалу. Однако вскоре убедился, что и в этом, столь привлекательном месте, имеются свои проблемы.
      Это только со стороны кажется, что городская свалка - всего лишь место, куда со всего района свозят отходы жизнедеятельности города. На самом деле свалка - это целый мирок. Почти замкнутый мирок, подчиняющийся своим собственным законам, вход в который разрешен только посвященным.
      Впрочем, даже если вдруг тут появится человек несведущий, он ничего не заметит. И в первую очередь не заметит того, что за ним неотступно наблюдают. Свалка умеет беречь свои тайны. Хотя бы потому, что ей есть что беречь.
      Главные обитатели свалок, конечно же, бомжи. Несколько, а точнее даже сказать, здорово, романтизированная версия их пребывания среди отбросов города - один из самых кассовых фильмов времен агонии Советского Союза (или даже уже посмертный?) это "Небеса обетованые"... Бомжам на свалке разрешается проживать, потому что они, во-первых, обязательно платят местному "авторитету", который данную клоаку "курирует", а во-вторых, выполняют здесь всю черновую работу по переборке и сортировке свозимых сюда отходов... Ну и еще кое-что делают.
      Когда Ленька появился здесь впервые, он просто прошел к сторожке деда. Краем глаза отметил, что въезжали оранжевые мусоровозы, почему-то направляясь в разные концы немалой территории, тут и там копошились группки людей. И во второй раз на него никто не обратил внимания.
      А на четвертый он неожиданно оказался среди нескольких крепких ребят, которые глядели на него довольно недвусмысленно.
      Бык был слишком опытным человеком, чтобы мгновенно понять, что он нарушил некое правило, существующее здесь, что он без разрешения вторгся на чужую территорию.
      А потому, не дожидаясь развития сюжета, сам быстро проговорил:
      - Ребята, если я что-то сделал не так, извиняюсь. Ни на чьи права я не посягал... Прошу только указать мне того, с кем я могу поговорить и кто может мне разрешить навещать старика... Ну а вам, за беспокойство, я проставлюсь, как положено.
      Такая постановка вопроса парней несколько обескуражила. А недвусмыленный намек на "проставление" несколько смягчил напряженность.
      - А кто ты такой? - сурово спросил один из них, стоявший чуть сбоку.
      - Да кто я такой - это неважно, - среагировал Ленька. - Главное, что я не претендую ни на чьи права. Если мы с вами никак не договоримся, я просто уйду.
      Так он познакомился с командой, которая курировала свалку и обеспечивала ее безопасность. Постепенно, убедившись, что Ленька и в самом деле бывает тут исключительно редко и что не пытается вынюхивать какие-то секреты, на него перестали обращать внимание. Хотя, киллер понимал, что это только так кажется: всякий раз, когда он переступал некую незримую черту, он попадал в поле зрения парней. Они не знали, с чего это он иногда появляется у деда. И это не могло их не настораживать. Но они терпели его - их "крыша" разрешила его не трогать.
      Откуда им, рядовым костоломам, было знать, что их "авторитет" просто-напросто поладил с его Шефом?
      И все же постепенно, невольно, он узнавал некоторые мелочи, которые позволяли ему понять, насколько богатое это место, свалка, какие немалые денежки тут делаются.
      В свое время в одной из столиц южных республик СССР, кажется, в Ашхабаде, получила широкую известность история о том, как вдруг сначала разбогател, а потом оказался за решеткой некий офицер. Он узнал, что, собственно, и не было ни для кого какой-то тайной за семью печатями, куда именно вывозят и попросту выбрасывают отработавшие свое аккумуляторы и радиодетали. В радиоделе он, судя по всему, разбирался неплохо, знал, где именно в разбитых приемниках-передатчиках имеются фрагменты плат, содержащих драгоценные металлы. Там же офицер собирал аккумуляторы, содержавшие серебро. Из всего этого брошенного утиля он выплавлял, извлекал химическим путем - а потом продавал ювелирам драгметаллы. Деньги по тем временам имел - сумасшедшие... Когда его посадили, народ искренне возмущался: так что же, спрашивается, более преступно - выбрасывать металлы, за которые платят, тем более валютой, на свалку или же возиться-извлекать их из утиля в целях личного обогащения?
      В другом месте, опять же в Средней Азии, как будто бы в знаменитых не то в Мары, не то в Теджене, солдаты случайно нашли выброшенный моток серебряной проволоки. Они, скорее всего, даже не подозревая, что именно попало им в руки, кустарным способом делали себе цепочки и всевозможные безделушки, крестики-украшения, пока кто-то из прапорщиков не обратил внимание, что солдатские поделки уж слишком похожи на серебро... Хорошо еще, хоть в той части никого за подобное не осудили.
      Понятно, что далеко не на всех свалках кучами валяются мотки серебра и ворохи золото- и платиносодержащих радиодеталей. Но хороших, добротных, на что-то годных вещей и предметов - хватает. Скажем, несколько лет назад все те же бомжи перерывали груды мусора в поисках меди и других цветных металлов. Да и сейчас далеко не все из того, что продается в магазинах "Second hond", которые у нас называют "вторые руки", и в самом деле прибыло к нам из-за океана.
      Имеется в данном вопросе и еще одна сторона. Близ Москвы есть немало свалок, куда выбрасывают всевозможные продукты, которые, по документам и совершенно справедливому заключению Санэпидемнадзора, должны быть уничтожены. Однако сжигать их - дело дорогостоящее и хлопотное, вот и вывозят их просто с глаз долой... На такие каждое утро съезжаются множество людей, которые не имеют средств к существованию (или пытающиеся сэкономить таким образом), чтобы набрать всякой съестной всячины. Тут и заплесневевшие колбасы, и "нарезки" в поврежденной вакуумной упаковке, и просто та еда, из-за которой не смогли договориться органы продающие и органы, дающие разрешение на торговлю...
      Но и это еще не все, на чем тут делаются деньги. Представители, так сказать, природо- и правоохранительных органов тут бывают, понятно, не так уж часто. А потому на свалках не только что-то перебирают или что-то собирают. Нередко здесь что-то и хоронят. Например, ядовитое, незаконное, радиоактивное - и конечно же, делается это не просто так, а с чьего-то ведома, с чьего-то соизволения... Ну а как именно заполучить такое разрешение - как говорил небезизвестный Афоня: "Думай, профессор!"
      Имеется и еще один пункт, за который цепляются люди, способные из гнилого дерьма сделать продажную конфетку. На содержание, на экологическое обслуживание, на охрану, на борьбу с грызунами и саморазвивающимися волкодавами и прочими полудикими животными, на предотвращение пожаров и противоэпидемиологические мероприятия свалок - на все это и еще многое другое город выделяет немалые средства. Ну а как можно в должной мере проконтролировать, как эти средства расходуются?.. Или еще: организации, отвечающие за очистку улиц и своевременный вывоз мусора в определенные места зависят от того, чтобы мусоровозы делали за смену максимальное или хотя бы необходимое количество ездок, и следовательно, стремятся со "свалочным руководством" поддерживать нормальные отношения, чтобы транспорт не терял драгоценное время в очередях...
      Короче, свалка - это целый мир. Тщательно охраняемый, недоступный постороннему мир. Мир, подчиняющийся своим законам и не терпящий посторонних.
      ...Когда Ленька миновал проем в бетонном ограждении, он прекрасно знал, что за ним следят. Однако вида не подал. Просто прошел меж слежавшихся мусорных куч по утрамбованной до бетонной прочности дорожке, толкнул дверь в кое-как слепленную сторожку. Ему в лицо дохнуло несвежим застоявшимся воздухом редко проветриваемого помещения, в котором живет много пьющий и не меньше курящий, немолодой и не слишком опрятный человек. Дедок, как обычно, сидел на месте, тоскливо глядя сквозь мутное по самой своей природе, к тому же покрытое снаружи замерзшими дождевыми потеками, а изнутри безжалостно засиженным мухами.
      - Привет, дед! - громко сказал Ленька.
      - Привет, - эхом отозвался сторож.
      Он не обернулся, даже не пошевелился. Был он в привычном своем одеянии: в старой черной фуфайке, надетой поверх потертого свитера, в ватных штанах, да замызганных стоптанных бурках.
      Перед сторожем стояла початая бутылка дешевой водки и старый пузатый стаканчик с некогда золотистым ободком по краю. На неведомо когда последний раз мытом блюдце небрежной грудкой лежала немудрящая закусь: половинка луковицы и еще одна луковица, целая, даже не очищенная, два осклизлых огурца, присыпанный крупной солью размякший кусок желтого сала с пересохшей полоской сероватого мяса. Половина буханки черного "бородинского" хлеба с крохко обломанной корочкой лежала прямо на неопрятной грязной изрезанной клеенке, покрывавшей грубо сколоченный столик с торчащими из него фанерными заусеницами.
      Короче, все как всегда. Менялись только бутылки, да вместо сала мог оказаться заветренный ломоть вареной колбасы...
      - Как живешь?
      Ленька подошел к столику, бухнул на столик еще одну бутылку, выложил пять пачек "примы" и батон вареной колбасы - он всегда специально выбирал, с учетом старческих зубов, сорт помягче.
      Спросил он дежурно. Рассчитывал на такой же стандартный ответ. Однако старик, не то и в самом деле от хандры и одиночества, не то под влиянием спиртного, по-прежнему не оборачиваясь, начал изливать душу.
      - Плохо тут, Ленечка, твоють, ох как плохо, - негромко, с тоской, заговорил дед. - Ты-то ничего тут не знаешь, ничего не видишь, твоють, потому как редко навещаешь старика. А тут передо мной такое творится... Вчера под вечер опять копатели, твоють, приезжали. Приехали, понимаешь, на шестой сектор, яму выкопали, что-то туда сбросили, зарыли и уехали. А копать
      сейчас землю, которая сначала замерзла, потом подтаяла, а потом, твоють, опять заледенела, сам знаешь каково - а они копали... А утром точно на то место две машины гнилья с рынка вывалили, такого вонючего, что и не подойти, бомжи - и те шарахаются... Что сбросили и закопали - не знаю. Да и знать не хочется. И так жить осталось, твоють, с гулькин хрен, а еще ускорять это - еще и самого так же где-нибудь закопают, не приведи, Господи, без отпевания, как пса приблудного, подзаборного, если что лишнее кому-то... Ленечка, ты бы знал, сколько этого вот, чего я не знаю, тут позакапывали за последнее время!.. Бульдозер ковшом копнет, потом сверху пройдется, мусор вывалят - и будто ничего и не было. А что ты думаешь, Ленечка? Искать-то тут - сам понимаешь, твоють, дело безнадега. Как ты говоришь, глухо, как в танке...
      А ведь и в самом деле, это вариант! - сообразил Ленька. От "тела" при случае избавиться таким образом - идеальный вариант. Даже закапывать не надо - просто сунуть куда-то в это вот дерьмо... Кто тут, в отбросах, ковыряться и искать станет? Да и дед прямо сказал, что ускорять свою кончину не собирается, а потому будет молчать. Да, пожалуй, это удачная мысль.
      Надо только с этими ребятами, из охраны, вопрос решить... А вообще нет, остановил он сам себя. Им, этим костоломам, только подставься раз - "доить" начнут... Нет уж, лучше по старинке, без помощников и свидетелей. Право же, надежнее будет.
      Однако вслух сказал иное:
      - Ну а тебе-то, дед, какая разница? Закапывают? Ну и пусть себе закапывают!
      Дедок на него даже не покосился. Как будто сам с собой разговаривал.
      - Разница... Кто дает - кто дразницца... Есть разница, Ленечка, есть. Я-то знаю, твоють, что именно они закапывают. Главный грех, конечно, на них. Но ведь и на мне тоже!
      Если дедка не остановить, он до утра будет говорить. Поэтому Ленька перешел к своему вопросу.
      - Слышь, дед, дай я опять покопаюсь в своем ящике! Хорошо?
      И снова сторож даже не посмотрел в его сторону. Что-то он нынче хандрит.
      - Бери сам - ты же знаешь, где он. - И добавил, снова с тоской: - И ты туда же... И-эх, твоють!
      Ленька подвинул принесенную бутылку поближе к старику - глаза сторожа скользнули на этикетку, а потом вновь перекочевали на полупрозрачное обледенелое стекло. А гость прошел в коморочку, расположенную в торце будочки. Там, среди прочего хлама, в углу под досками небрежно стоял неказистый ящичек. Если его открыть, ничего интересного не обнаружишь: поломанный молоток, зазубренное зубило с расплющенным, в кружевных заусеницах, тупым концом, несколько покрытых ржой металлических клиньев для крепления топора на топорище, могучие ржавые гвозди и скобы... И только если суметь поднять дно, можно увидеть, что именно сокрыто под этими грязными истертыми досками.
      Под фальшивым дном покоился второй ящик, металлический, открыть который, не зная кода, было не так уж просто. Но уж если откроешь... Под его крышкой хранился целый арсенал. Тут был элегантный "дипломат", внутри которого в бархатных гнездах в разобранном виде ждала своего часа винтовка с оптическим прицелом. Собрать ее можно было меньше чем за минуту, причем, детали были подогнаны так тщательно, что после сборки не требовалось проводить пристрелку или выверку. Ленька ее, именно эту винтовку, очень любил, почему и пользовался исключительно редко. Как говорится, закон жанра: выстрелил раз - выбрось! Если с единожды "засвеченным" оружием попадешься, считай, что тебе кранты. Ленька всегда так и поступал - и единственное исключение делал только для любимого инструмента. Винтовку эту для него по индивидуальному заказу и за очень высокие деньги сделал некий кудесник от оружия из Ижевска. Что-то стреляющее в насыщенной оружейными предприятиями столице Удмуртии приобрести несложно - но такую уникальную вещь могут сделать только подлинные мастера.
      Кроме винтовки под вторым дном ящика находилось и оружие попроще: примитивный обрез из допотопной трехлинейки, три пистолета - привычные "макаров" и ТТ и экзотическая испанская "лама", а также два револьвера - английский шестизарядный "Энфилд" N2 Мк1, от которого Ленька не прочь был бы как- нибудь избавиться, несмотря даже на его могучий калибр, и ни разу еще не опробованный разболтанный старенький японский Хино-26, которому он почему-то изначально не доверял.
      Для нынешнего дела киллер опять выбрал свою ненаглядную "ижевку". Прежде всего потому, что был уверен, что успеет беспрепятственно скрыться с места, откуда будет стрелять - ну а кроме того, он хотел произвести впечатление столь совершенным оружием на заказчика выстрела, чтобы впредь его не забывали. Это, наверное, в крови у каждого человека: похвалиться чем-то необычным, что у него есть.
      Он так и вышел из коморки, с элегантным "дипломатом" в руке.
      - Ну что, взял что хотел?
      Сторож, казалось, за все это время даже не пошевелился. Однако водки в бутылке поубавилось. Да и посудина, которую принес Ленька, со стола исчезла.
      - Взял, дед, спасибо.
      Хозяин не ответил. Его хандра не нравилась Леньке. Уж не помирать ли дед собрался? Где еще найдешь такое надежное убежище для оружия?
      - Ну что ты в самом деле раскис? - хлопнул он старика по костлявой спине.
      - Никому я, Ленечка, в этой жизни больше не нужен, - с готовностью тоскливо отозвался тот. - Никому. И тебе, Ленечка, тоже - если бы тебе не нужно было твой секретный ящик где-то хранить, ты бы тоже ко мне не появлялся... И не спорь, твоють, не спорь!
      Ленька спорить и не собирался. Только ему почему-то вдруг стало неимоверно жалко этого человека. У того ведь в жизни больше ничегошеньки не осталось - только эта вот смрадная свалка с организованными командами бомжей, полчищами исполинских псов и наглых жирных крыс, ночными визитами таинственных "копателей", да редкие наезды сыновей. И бабу уже не трахнешь... Вот и остается ему - только хреновой водки хряпнуть, да покорно смертушки-избавительницы ждать. И это финал жизни? Не дай Бог и себе такой же!