Двое вооруженных полицейских заламывают его руки за спину, застегивают на них наручники и рывком ставят его на ноги, в то время как третий проверяет кровать на предмет припрятанного оружия, а потом подходит к окну и дает сигнал офицерам снаружи.

– Это нелепо, – говорит Джейсон. – Совершенно нелепо. Что все это значит?

Кейт смотрит на него и пытается дышать глубже, но ей мешает тесный бронежилет.

– Кейт, скажи этим гориллам, чтобы перестали указывать на меня этими штуками.

Она заставляет себя отвернуться от него. Алекто, неукротимая во гневе.

– Отвезите его на Куин-стрит, – говорит она.

Осознавая, что сама она никак не может положиться на свою рассудительность и беспристрастность, Кейт поручает заниматься этим Фергюсону, оставив для себя лишь возможность наблюдать за допросом из-за одностороннего стекла. И это при том, что на самом деле ей бы хотелось заполучить Джейсона в свое полное распоряжение, пристегнутого к стулу наручниками. Без наблюдателей и без последствий.

Тогда бы он понял, что такое гнев.

Надо отдать Джейсону должное – для человека, оказавшегося в его положении, он сохраняет удивительное хладнокровие. Проявляет исключительную вежливость, выказывает готовность к сотрудничеству. А на все вопросы, которые они ему задают, отвечает с видом человека, знающего, что правда непременно восторжествует, а эта ужасная ошибка будет моментально исправлена, как только все они проявят чуточку рассудительности и будут вести себя как взрослые.

"Воистину это поведение самого настоящего психопата, – думает Кейт. – Он отказывается признать факт своего поражения и упорно продолжает считать других людей дураками, получая удовольствие от ни на чем не основанного чувства собственного превосходства".

– У вас нет алиби ни на одну интересующую нас ночь, – говорит ему Фергюсон.

– А зачем оно мне? Я не сделал ничего плохого. Я не маячил у людей на глазах, обозначая свое местонахождение на тот случай, если полиции вздумается меня допросить.

– Что вы делали в те ночи? Понедельника и среды?

– В понедельник был дома, пытался заснуть. Это было как раз после несчастья с паромом. Я все еще переживал шок. В среду вечером мы – уцелевшие после крушения участники любительской труппы – собрались в ресторане. Там была и Кейт. Она может подтвердить это.

– Старший детектив-инспектор Бошам действительно это подтверждает. Но, по ее словам, вы все разошлись из ресторана около одиннадцати. Оставалась еще уйма времени, вполне достаточно, чтобы вы могли похитить и убить Элизабет Харт.

Джейсон пожимает плечами.

– Что вы делали вчера? – спрашивает Фергюсон.

– Бродил в горах.

– А что, отправляясь на прогулку в горы, вы всегда берете с собой ноутбук?

– Мне нужно было доделать кое-какую работу. Я решил заняться ею после ужина.

– Телефонный счет указывает, что вы были подключены к сети в то самое время, когда старший инспектор Бошам получила электронное письмо от убийцы. И в папке "Избранное" у вас имеется домашняя страница компании "Хотмэйл".

– У меня с ними договор.

– На свое имя?

– Да. Можете проверить.

– С кем еще?

– Ни с кем.

– Что вы делали в сети в то время?

– Сверял результаты футбольных матчей. Телевизор в моем номере не оснащен телетекстом.

– Судя по счету, у вас ушел на это почти час.

– Некоторое время я бродил в сети.

– И что вы искали?

– Сайты туристических бюро главным образом. Я подумываю о том, чтобы съездить куда-нибудь. В Америку или, может быть, в Австралию.

– Боюсь, в ближайшее время это вам не светит.

Фергюсон встает. Нужно дать Джейсону возможность некоторое время повариться в собственном соку.

– Не могли бы вы попросить зайти сюда старшего детектива-инспектора Бошам? – говорит Джейсон. – Она мой друг. Она моментально все это разрулит.

Фергюсон смеется.

Перейдя в помещение наблюдателей, Фергюсон совещается с Кейт и Ренфру.

– С чего вы хотите начать? – спрашивает он. – С детей или с убийств?

– С детей, – говорит Ренфру. – Во первых, именно дети нас на него вывели. Во вторых, с убийствами покончено, а вот вывоз детей не исключено, что и продолжается. Записка, найденная в кабинете Лавлока, наводит на мысль о том, что он планировал альтернативные перевозки. Если так, нам необходимо положить им конец. Нам нужно знать все: его контакты, клиенты, все. Разумеется, прямо сейчас этот тип не расколется. Но я от него не отстану. Он обязательно допустит промах. Пусть не сразу, не скоро, но допустит.

Кейт снова смотрит на Джейсона сквозь стекло.

"Цивилизация. Мы называем себя цивилизованными людьми, потому что у нас есть водопровод и электричество и мы делаем покупки в супермаркетах, но если отбросить все это, станет видно, какие зверство и дикость скрываются под тонким покровом "культуры". Если мы способны так обходиться с детьми, то далеко ли мы после этого ушли от средневековья? Или, к примеру, от каменного века?"

Джейсон Дюшен, подозреваемый в двойном убийстве и незаконной транспортировке детей. Человек, которого она знала, с которым путешествовала, играла на сцене. Но который, хотя она и не знала о нем ничего дурного, не мог ей понравиться. Возможно, она разбирается в мужчинах не так плохо, как порой ей кажется.

– Я еду домой, – говорит Кейт, – если я вам понадоблюсь, буду там.

Однако перед отъездом Кейт дает краткое интервью телерепортерам, подтвердив, что Джейсон Дюшен допрашивается в связи с убийствами Петры Галлахер и Элизабет Харт. Напрямую о его виновности не говорится, однако между строк она намекает, что это не очередная пустышка, как в случае с Дрю Блайки. На сей раз полиция уверена, что задержала того, кого надо.

Трое – Кейт, Лео и Алекс, – свернувшись клубочками, спят сном праведников в одной постели. Вчерашний спор забыт, как кошмарный сон.

За окнами пульсирует и коробится от жары воскресенье.

Джейсона допрашивают два часа, но он так и не колется. Говорит, рад бы помочь, но они задержали не того человека. Ни о какой незаконной транспортировке детей он даже не слышал. Утро перед отплытием провел в Бергене, гуляя по городу. Да, один. Жена от него ушла. Вот почему он в одиночестве гулял по Бергену, в одиночку отправился в Спейсайд и вообще большую часть времени проводит один.

Ренфру не переживает. Чего-чего, а таких речей он наслушался. "Я ни при чем, это ошибка, то да се..." Начать с того, что большинство подозреваемых выбирают именно такую линию поведения. Лавлок поначалу тоже все отрицал. Тут главное проявить выдержку. Люди устают, начинают путаться и сбиваться, поскольку забывают, что они говорили, а что нет. Пытаются блефовать, допускают явные ошибки. Одна ошибка неизбежно влечет другую, они нарастают, как снежный ком, и в конце концов допрашиваемый сам уличает себя. И, когда понимает это, ему не остается ничего другого, кроме как признаться. А полиции – занести его признание в протокол.

– И сколько это будет продолжаться? – спрашивает Джейсон.

– Пока вы не признаетесь. Это целиком в ваших руках. Мы не спешим.

– В таком случае могу я позвонить?

– Кому?

– Моей матери. Она ждет меня к ужину.

Несколько мгновений Ренфру пребывает в оцепенении, словно не веря своим ушам. Потом он торопливо выбегает в коридор и громко зовет Фергюсона.

Кейт вылезает из постели, натягивает теплый спортивный костюм и шлепает на кухню. Своих мальчиков она оставляет спать.

"Трое в постели лежали, вдвоем малыша укачали... Вот и "Амфитриту" укачало".

Она брызгает себе в лицо водой из кухонного крана: проспав до полудня, она всякий раз чувствует себя по пробуждении как пьяная. Наполнив чайник, Кейт ставит его на плиту и начинает искать заварные пакетики, молоко и сахар.

Ну вот, никаких пакетиков там, где она обычно их хранит, нет. Ну и ладно, найдутся. Сегодня она не будет переживать из-за пустяков, а завтра, с началом новой недели, и вовсе начнет новую жизнь. Нальет полную ванну, погрузится в нее с головой и будет оставаться в таком положении, сколько хватит дыхания. Во-первых, это даст ей уверенность в том, что она исцелилась, а во-вторых, погружение в горячую воду, возможно, избавит ее и от этого гадкого постоянного озноба.

Кейт наливает в каждую чашку молока и зачерпывает полную чайную ложку сахара для Алекса.

Царящую в доме тишину резко нарушает телефонный звонок. От неожиданности Кейт вздрагивает и задевает ложкой о край чашки Алекса. Сахар рассыпается по огнеупорной пластмассе, белый на белом.

Телефон у нее беспроводной. Она берет трубку с базы и продолжает готовить чай.

– Кейт Бошам.

– Это Фергюсон.

Запыхавшийся. Взволнованный. Должно быть, Джейсон признался.

– Ну? – говорит она звонким от нетерпения голосом. – Какие новости?

– Он только что попросил у Ренфру разрешения позвонить своей матери. Вот такие новости.

"Черный Аспид убил свою мать. Это, по крайней мере, несомненно".

– Он водит вас за нос. Дурит. Не обращайте на него внимания.

– Ну, не знаю.

– Он психопат. Кто знает, что творится у него в голове.

– Это верно. Возможно, он просто хочет позвонить матери. Возможно, он не тот человек, который нам нужен.

Кейт открывает кухонный шкаф и нетерпеливо пробегает рукой по коробкам с крупами и пакетами с макаронами в поисках непочатой пачки с чайными пакетиками, которая, она знает, должна быть там. Когда-нибудь она наведет порядок на кухне. Когда-нибудь...

– Ладно. Почему бы вам не разрешить ему позвонить ей? А потом поговорите с ней сами, попросите ее приехать, с каким-нибудь удостоверением личности. Узнаете, существует ли она на самом деле.

– А если она существует?

– Тогда я снова подъеду в управление. Но ее не существует.

– Хорошо.

Она заканчивает и кладет трубку.

– Куда, черт возьми, запропастились эти чайные пакетики?!

Кейт сдвигает в сторону пачку печенья. Она падает с полки на стол, Кейт поднимает ее и вспоминает: это печенье она привезла из Корнуолла – когда? Года два тому назад, может быть, три. Печенье можно будет подать к чаю, если оно еще съедобно. Если не прошел срок годности.

До нее не сразу доходит, что срок годности обозначен на этой упаковке не просто датой, как на многих продуктах, а двумя строчками – в одной двенадцать букв, в другой пять сдвоенных цифр. Каждая буква – это первая буква названия месяца, двойная цифра означает год. Месяц и год, означающие срок годности, заключены в кружок.

Начальные буквы каждого месяца. ЯФМАМИИАСОНД[18].

ДЖЕЙСОНД.

ДЖЕЙСОН Д.

Слова из блокнота Лавлока, помещенные под названиями паромных портов. ДЖЕЙСОНД, все заглавными буквами.

Июль Август Сентябрь Октябрь Ноябрь Декабрь.

Сейчас июнь. Лавлок выписывал возможные даты для следующей отправки.

Это буквы не означали имя Джейсон Дюшен. Получается, что не Джейсон погрузил детей на паром в Бергене.

Следовательно, Джейсон не Черный Аспид.

Правда, она по-прежнему убеждена в том, что человек, занимавшийся переправкой детей, и Черный Аспид – это одно и то же лицо, и знает, что тот, кто занимался детьми, работает в "Укьюхарт". А стало быть, Черный Аспид – почти наверняка либо Алекс, либо Синклер. Иными словами, весьма велика вероятность того, что пресловутый Черный Аспид лежит сейчас, свернувшись клубочком, в ее постели. С ее сыном.

Не торопись. Подумай!

Подобно тому, как это было на пароме или на мойке машин, Кейт чувствует подступающую, окружающую ее со всех сторон панику. И на сей раз у нее нет простых решений.

Самое важное сейчас не потревожить Алекса. Пока спит, он не опасен. "Это не может быть он. Пожалуйста, Господи, пусть это будет не он".

Но если это не он, значит, Синклер, что тоже плохо. Очень плохо, однако, если приходится выбирать между этими двумя, пусть Черным Аспидом окажется не тот человек, который находится у нее дома. Ради нее самой и ради Лео!

Кейт заставляет себя вернуться мыслями назад. Петра была убита в понедельник ночью. Где был тогда Алекс?

Это была ночь после того, как затонул паром. Он мог находиться где угодно. Как и Синклер.

Что делала она? Сидела на полу и пыталась вытеснить из себя ужас. А Джейсон? Говорит, что пытался заснуть. Они все были в шоке.

Все, за исключением одного.

Элизабет была убита в среду ночью. В тот вечер они пошли в ресторан, и Алекс вернулся с ней. Они условились говорить о пароме только между собой – соглашение, которое он нарушил, – а потом заснули.

А когда она проснулась, его не было!

Кейт закрывает лицо руками.

Она перекатилась, чтобы коснуться его, а от него остался только запах и записка на подушке. "Не смог заснуть, не хотел будить тебя. Приятных сновидений".

Не смог заснуть. А прошлой ночью, когда она нашла его плейер, спал как убитый.

Ну и что? Если человек не смог заснуть и ушел от подружки, это еще не значит, что он непременно является убийцей.

Но ей необходимо выяснить это наверняка.

Она смотрит на телефон, гадая, как это сделать.

Телефонные звонки.

Лавлок, по всей вероятности, связывался по телефону со своим человеком – Черным Аспидом – либо до поездки в Норвегию, либо после. Группа, занимающаяся расследованием незаконного провоза детей, наверное, уже выяснила номера телефонных контактов Лавлока, но проверка таковых не станет для них приоритетной задачей, потому что они уже задержали нужного человека.

Поправка. Они думают, будто задержали того, кто им нужен.

Кейт тихонько закрывает дверь кухни и набирает номер совещательной комнаты.

– Это старший инспектор Бошам. Попросите, пожалуйста, Фергюсона.

– По-моему, он и Ренфру работают с подозреваемым.

– Тогда вызовите его оттуда. Немедленно!

– Вы подождете, или мне сказать ему, чтобы перезвонил вам?

– Я подожду.

Она не хочет, чтобы он перезванивал. Любой лишний звонок может встревожить Алекса.

Она ждет и ждет. Некоторое время в ее ушах слышится шум совещательной комнаты, потом на смену этим звукам приходит музыка, заполняющая паузы при переключении по внутренним номерам.

"Ну, давай. Скорее!"

Она смотрит то на часы, то на дверь и, дожидаясь, выдвигает ящик кухонного стола и берет оттуда самый большой кухонный нож. Если это Алекс и если он нападет на нее, она, вот уж смех так смех, убьет его таким же ножом, каким были убиты Петра и Элизабет. Может, заодно отрезать ему кисти рук и ступни? А что, это идея: жаль, змеюки под рукой нет.

Наконец Фергюсон берет трубку:

– Матери он еще не звонил.

– Неважно, я по другому поводу. Ты можешь дать мне номера, по которым разговаривал Лавлок?

– Конечно. Дай мне полчаса.

– Они мне нужны срочно!

– А ты в порядке?

– Да. Но они нужны мне сию минуту.

– Подожди.

Стоит ли говорить о своих подозрениях насчет Алекса и вызывать на дом подмогу. Ну уж нет: если Алекс что-то заподозрит, он возьмет в заложники ее и Лео. Полиция пойдет на штурм, а из штурмов, ей это известно не понаслышке, частенько ничего хорошего не выходит. Лучше она попробует выкрутиться сама.

Снова ожидание. Она пробегает большим пальцем по лезвию ножа.

– Ну вот. Домашний, мобильный, в офисе. Выбирай.

– Начнем с домашнего.

– Данные имеются только до прошлого воскресенья включительно. Какая-то компьютерная проблема в телефонной компании.

Прошлое воскресенье. Тот самый день, неделю назад, когда "Амфитрита", не ведая беды, покидала Берген.

В прошлое воскресенье Черный Аспид находился на "Амфитрите". Лавлок не стал бы ему звонить туда.

А почему нет?

Черный Аспид и Лавлок занимались этим вместе. Они вполне могли переговорить как раз перед отплытием "Амфитриты". А в ходе плавания обменяться уточняющими сведениями.

– Дай мне любые звонки на мобильные номера начиная с воскресного полудня, – говорит она.

Она слышит, как шелестят просматриваемые Фергюсоном распечатки.

– Номер 07961, набран в восемнадцать тринадцать, время разговора тридцать секунд. Тот же самый номер, набранный в восемнадцать четырнадцать, разговор продолжался пять минут двадцать три секунды. Очевидно, в первый раз связь была прервана.

Номер 07771, двадцать часов двадцать девять минут, продолжался три минуты двенадцать секунд. Номер 07711, двадцать один час пятьдесят четыре минуты, продолжался пятьдесят пять секунд.

Номер 07976, в двадцать три сорок пять – одна минута двадцать четыре секунды.

Цифры щелкают в мозгу Кейт, точно шарики, вылетающие из лототрона. Она знает, чей этот номер.

Двадцать три сорок пять. Британское летнее время. Без четверти полночь. Примерно за двадцать минут до того, как Саттон приказал остановить "Амфитриту" и выбросить фургон. Звонок от Лавлока, а не ему.

Решение выбросить "транзит" было принято не Черным Аспидом. Его принял Лавлок, и он позвонил Черному Аспиду, чтобы отдать ему приказ.

Кейт просит Фергюсона еще раз произнести номер, для пущей уверенности.

Увы, она не ошиблась.

Это номер Алекса.

Именно Алексу звонил Лавлок на борт "Амфитриты".

Это Алекс собирался продать пятерых детей в рабство, а потом послал их на смерть. Алекс послужил причиной гибели еще трехсот пятидесяти двух человек. Алекс сопровождал ее на похороны Петры, и, прикрывшись ею, присутствовал там, не вызывая ни малейших подозрений. В то время как ее коллеги высматривали там кого-нибудь, кто годился бы на роль Черного Аспида.

В среду ночью Алекс занимался с ней любовью и ушел от нее за несколько часов до того, как было найдено безжизненное тело Элизабет Харт.

В пьесе "Вверх по течению" Алекс исполнял роль человека, казавшегося всем рубахой-парнем, тогда как в действительности он являлся опасным психопатом.

Алекс никогда не приглашал Кейт к себе, но всегда приходил к ней домой.

А сейчас Алекс лежит в ее постели. С Лео.

Кейт распахивает дверь кухни и, с трудом сдерживая подступающую желчь, бежит к ванной. И едва успевает опуститься на колени над сливом.

Ее выворачивает наружу. Когда рвота наконец отпускает, она открывает кран, а сама, чувствуя отвратительную горечь во рту, тяжело приваливается к стене.

Должно быть, он ждет наступления ночи, а там, надо думать, предложит сходить куда-нибудь отметить успешное завершение дела. Только они вдвоем. Лео может побыть у Бронах: ничего страшного, еще одна ночь. А потом, потом...

Удар аукционного молотка по голове, и все начинается заново.

Тед Банди[19] тоже имел безупречную репутацию. Он был умен, привлекателен, очарователен. Блестящий психоаналитик, сотрудник кризисного центра, помощник директора консультационного комитета Сиэтла по предотвращению преступлений. Любовник, о котором можно только мечтать. Как Алекс.

Кейт медленно поднимается и озирает ванную. Взгляд ее скользит по развешанным на стене фотографиям. Вот она в момент получения нового значка – ее только что сделали старшим инспектором. А вот она в сценическом костюме. Спектакль "Амадей" они ставили в прошлом году. Она играла Констанцию, а Алекс – Моцарта; многие тогда шутили, что из них и в жизни вышла бы прекрасная пара.

Рядом с этим снимком, в той же рамке, экземпляр программки "Амадея".

В сознании Кейт возникает еще одна связь.

Вспоминается то, что сегодня утром говорил по телефону Ред:

"И Эсхил, и Еврипид писали об Оресте, которого фурии свели с ума, после того как он убил свою мать".

Кейт снимает фотографию со стены и закрывает дверь. Она не хочет, чтобы Алекс что-то услышал.

Кейт сильно ударяет снимок стеклом о край ванны, как будто разбивает яйцо о край сковородки. Стекло разлетается, зубчатые осколки сыплются в ванну. Кейт переворачивает фотографию, ударами выбивает еще несколько осколков и достает изнутри буклет "Амадея".

Пролистывает странички. Реклама. Содержание. Благодарности.

Об актерах.

Алекс Мелвилл следует вторым, после Мэтта Келлмана, исполнявшего роль Сальери. Черно-белая фотография, на которой он улыбается в камеру. Доброжелательное, открытое лицо, скрывающее укоренившуюся в сердцевине порочность.

"Алекс Мелвилл (Моцарт). Вступив в труппу Абер-динского любительского театра четыре года назад, он опробовал себя в самых разных ролях, наиболее заметными из которых были роль Биффа в пьесе Артура Миллера "Смерть коммивояжера" и Ореста в трилогии Эсхила "Орестея" ("Агамемнон", "Хоэфоры" и "Эвмениды"). Работает в аукционном доме "Укьюхарт" и, по его словам, многим сценическим приемам научился, наблюдая за работой аукционистов".

Да, в труппу он вступил четыре года назад. Через некоторое время после того, как его родители погибли в автомобильной катастрофе.

Во всяком случае, так сказал он.

Алекс блистательно исполнил главную роль в трилогии о человеке, который, убив свою мать, узнал, что за это преступление фурии будут нещадно преследовать его до края земли. И так проникся этой ролью, что не просто перевоплотился в Ореста – Орест воплотился в него. Роль в пьесе породила навязчивую идею, вылившуюся в убийство.

Тисифона. Петра Галлахер. Прошлое Кейт.

Мегера. Элизабет Харт. Будущее Кейт.

Алекто.

Кейт возвращается в спальню. Ее рука сжимает рукоять ножа с такой силой, что белеют костяшки. Она знает, что, несмотря на обуревающие ее эмоции, должна действовать расчетливо и хладнокровно.

Голова Лео покоится на руке Алекса. Они оба спят.

Оглядевшись по сторонам, Кейт кладет поблескивающий в лучах вечернего солнца нож на прикроватный столик, как можно дальше от Алекса. Если он встрепенется, то в первые несколько секунд схватить оружие не сможет.

Потом, с бесконечной осторожностью, чтобы не потревожить другого спящего, она просовывает руки под тело мальчика, напрягается и приподнимает Лео, снимая его голову с руки Алекса. Мальчик, посапывая, льнет к матери, глазенки его приоткрываются и закрываются снова. Алекс по-прежнему спит. Держа Лео на весу и прижимая его к себе одной рукой, Кейт берет другой рукой со столика нож и начинает пятиться к двери.

Вся ее жизнь сосредоточилась в длящихся мгновениях настоящего. Прошлое миновало, подведя ее к этому мгновению; будущему еще предстоит наступить. Значение имеет лишь происходящее здесь, сейчас.

Главное – убраться от чудовища, угнездившегося в ее постели.

Кейт бросает взгляд через плечо, проверяя, далеко ли до выхода, и в этот миг одновременно ощущает резкую боль в ступне и слышит треск.

Из-под ее ноги вылетает игрушечная машинка Лео. Алекс садится прямо в постели.

– Который час?

Его голос ничуть не кажется сонным.

Лео тоже просыпается. Он ежится у нее на руках.

– Кейт, что ты вообще делаешь? С тобой все в порядке?

– В полном порядке! – Голос ее дрожит и срывается. – В таком, что лучше не бывает!

Он отбрасывает ногами покрывало и спускает ноги на пол.

– Ты что, взяла в обычай все время ходить с кухонным ножом? Зачем?

"Тебе виднее, солнышко, – думает она. – Кому это знать, как не тебе?"

Он играет с ней, точно так же, как играл с другими. Кейт смотрит ему в пах, прикидывая, будет ли удар в это место достаточно эффективен.

– Только подойди ко мне поближе, сукин сын. Я тебя прирежу. Клянусь, кишки выпущу!

Она не узнает собственного голоса. Он какой-то чужой, совсем незнакомый.

– Кейт, что это на тебя накатило? Ты не заболела? Может, вызвать врача?

Кейт качает головой так сильно, что ей кажется, будто мозги трясутся из стороны в сторону. Он делает два шага вперед и протягивает руки.

– Послушай, давай я возьму Лео.

Кейт бежит.

Прижимая к себе барахтающегося, перепуганного Лео, она выбегает в открытую дверь ванной, захлопывает ее за собой и устремляется через прихожую. Сзади, приглушенный, а потом, когда он открывает дверь, громче, звучит голос Алекса:

– Какого хрена ты делаешь, Кейт? Куда ты бежишь?

Лео перестает дергаться и прижимается к маме, обхватив ее за шею. Не выпуская ножа, Кейт на бегу подхватывает с тумбочки в прихожей ключи. Лезвие оставляет длинный шрам на лакированной поверхности, связка болтается между ее пальцами, судорожно изгибающимися, чтобы и нож не выпустить, и ключи перехватить понадежнее.

Выходную дверь она распахивает той же рукой, которой держит Лео, и успевает ее захлопнуть, когда Алекс уже появляется в прихожей.

Оказавшись снаружи, Кейт ставит сына на пол, перекладывает нож в левую руку, всовывает ключ в замочную скважину и с яростью поворачивает его против часовой стрелки. Как раз в тот момент, когда Алекс с другой стороны пытается открыть дверь.

– Кейт! – ревет он.

Замок заперт. Без ключа его не открыть.

– Кейт!

Дверь трясется и дребезжит, но держится крепко. Она наклоняется и на всякий случай запирает еще и нижний замок.

– Какого черта происходит? Кейт! Открой эту долбаную дверь!

Дверь сотрясают сильные, гулкие удары. Интересно, устоит ли она против силы, усугубленной яростью?

Кейт снова подхватывает Лео и бегом устремляется вниз по лестнице, а потом, через наружную дверь, на улицу. Теплый воздух обдувает ее лицо.

– Кейт! Кейт! Что ты делаешь?

Она поднимает голову. Алекс высовывается из окна. Сухожилия на его шее пульсируют, как гребешки волн.

Лео тоже смотрит вверх: в глазах его растерянность и отчаяние. Кейт открывает дверцу машины, засовывает Лео внутрь и ныряет вслед за ним. Времени на то, чтобы раскладывать детское сиденье, нет. Она пихает сына на пассажирское место, пристегивает его ремнем безопасности, включает двигатель и отъезжает. Крики Алекса стихают в ее ушах.

Лишь подъехав к перекрестку в конце улицы, Кейт осознает, что сама не знает, куда рулит. Ну и ладно. Главное, подальше от него.

Она сворачивает налево.

Однако есть дела, которые не терпят отлагательства. Перегнувшись через Лео, Кейт открывает отделение для перчаток и вынимает оттуда свой мобильный. Вот ведь как бывает: вернувшись с Куин-стрит, она по забывчивости оставила телефон в машине, а теперь выясняется, что дырявая голова сослужила ей добрую службу.

Она набирает номер совещательной.

– Старший детектив-инспектор Бошам. С кем я говорю?

– Сержант Уилкокс. Привет, босс.

– Уилкокс, послушай меня. Человек, которого мы ищем, Черный Аспид, это Алекс Мелвилл. Он находится у меня дома, прямо сейчас, под замком. Захвати как можно больше людей и поезжай туда. – Она называет ему свой адрес, заставляет его повторить его. – Он может оказать сопротивление, вооружившись тем, что найдет в доме. Так что будьте осторожны. Позвоните мне, как только его задержите.

– Вы где?

– В машине. Мне ничто не угрожает.

– Приедете сюда?

– Я...

Ей вспоминается, как раскапризничался Лео, когда она в последний раз привезла его к себе на работу. Конечно, в нынешней ситуации ей самое место в управлении, но малыш опять расхныкается. Да и не хочется ей находиться там, когда туда доставят Алекса.

Неплохо бы отправиться к Бронах. Правда, самой ее дома нет – воскресными вечерами она играет в бридж, – но у Кейт есть комплект ключей, и...

Черт, нет у нее никаких ключей. Она отдала свой комплект тетушке, потому что они понадобились для ремонтной бригады.

А как насчет отца?

Кейт набирает номер мобильного Фрэнка, но ее звонок сразу же переадресовывается на голосовую почту. Она чертыхается и пытается найти его через коммутатор Майклхауса.

– Сейчас соединяю вас.

Один гудок, два, три – и она понимает, что его нет на месте. "История моей жизни", – с горечью думает Кейт. Когда отец по-настоящему нужен, его не доискаться.

Они даже не переводят звонок обратно на коммутатор, чтобы она попробовала созвониться с конференц-залом. Долгие гудки – вот и все, что она слышит.

Кто еще?

Синклер. Она набирает его номер.

– Синклер Ларсен.

– Синклер, это Кейт. Ты сейчас дома?

– Да, конечно. А что случилось? У тебя такой голос, будто ты бежишь марафон.

– Мне нужно приехать. Я все объясню тогда.

– Хорошо. Конечно. Буду ждать. Езжай осторожно.

– Обязательно.

Ну вот, она укроется в безопасной гавани у Синклера, половина грампианской полиции уже мчится к ее дому, чтобы арестовать Черного Аспида, Лео с ней. Похоже, самое страшное уже позади.

Хотя улица, на которой живет Синклер, безлюдна, она нетерпеливо тычет в звонок, желая как можно скорее оказаться за надежными стенами. Лео, которому передалось волнение матери, бьет нервная дрожь.

За дверью торопливые шаги Синклера. На его лице участие.

– Господи, Кейт! Надеюсь, ты расскажешь мне, что случилось.

Она кивает.

– Через секунду. Только дай мне прийти в себя.

– Конечно.

Синклер треплет Лео по волосам.

– Как дела, молодой человек?

Лео еще крепче прижимается к груди Кейт.

– Он почти в таком же шоке, что и я, – говорит Кэт. – И ты будешь примерно в таком же, когда я расскажу тебе, что случилось.

– Давай я сначала дам тебе чашку чая, а?

– О господи. Это было бы прекрасно.

Синклер заводит их в гостиную. Кейт устало опускается в ближайшее кресло, а Синклер исчезает в кухню.