Пора между волком и собакой… Так назывался в давние времена тот сумеречный час, в который на двадцатом этаже сталинской высотки на Котельнической набережной Москвы началась эта необычайная история. В просторной комнате с высокими, занавешенными тяжелыми красными портьерами окнами было темно. Света семисвечника, мигавшего огоньками на круглом столе в центре помещения, не хватало, чтобы разогнать мрак, сгустившийся у стен: они были тоже выкрашены в красный цвет, но в темноте казались бордовыми, словно запекшаяся кровь. Другой мебели, кроме небольшого круглого стола, в комнате не было.
      Над столом низко склонились двое – мужчина и женщина в черных, не стесняющих движений балахонах, похожих на одеяния средневековых алхимиков. На столешнице лежал ветхий папирус, покрытый красными письменами, рядом сверкали лезвия двух узких, бритвенной заточки стилетов. В руке мужчина держал дорогую, инкрустированную перламутром черную трость с серебряным набалдашником в виде головы дьявола.
      По-видимому, мужчина и женщина участвовали в каком-то ритуале. Они были уже немолоды, но все еще очень красивы. Голубые и холодные глаза женщины, ее белокурые волосы, идеальной лепки, как у восковой куклы, черты резко контрастировали с яркой восточной внешностью мужчины. Глаза у него были такие черные, что не видно было зрачков. Его выразительное лицо, увидев однажды, невозможно было забыть – такой угрюмой и дикой была эта красота.
      С одной стороны, эти двое противоречили друг ДРУГУ, словно лед и пламя, а с другой – странным образом дополняли, как взбитые сливки – черный кофе. Да, они выглядели именно парой единомышленников: было ясно, что между ними существуют тонкие, невидимые связи…
      Рядом со столом на черном лаковом полу, в центре нарисованной мелом пентаграммы, застыли две небольшие конические птичьи клетки, накрытые шелковыми платками – черным и белоснежно-белым. Между клетками лежало полированное серебряное блюдо, в котором отражались язычки пламени высоких свечей.
      – Мы разбудили ее! – прервал молчание мужчина. – Пора, Нора…
      Женщина рассмеялась. Это был необычный смех, такой низкий, что казался у этой красивой женщины чужим.
      – Да, да… Сейчас, Нугзар!
      Воздух в комнате был перенасыщен электричеством, словно перед грозой, когда вот-вот должен грянуть гром. Нора и Нугзар подняли руки над столом, между их ладонями возник небольшой шар, вначале полупрозрачный, как дым, но с каждой секундой он становился все более плотным и блестящим, пока не стал похожим на большую приплюснутую каплю ртути.
      Потные лица мужчины и женщины исказила гримаса страдания – все эти манипуляции с шаром и его метаморфозы стоили им неимоверных усилий. Вскоре шар начал расти, одновременно вращаясь против часовой стрелки, все быстрее и быстрее. Мужчина одной рукой вонзил в него тонкую трость и с ее помощью опустил шар на стол. Теперь шар лежал там, переливаясь всеми цветами радуги, словно огромный мыльный пузырь.
      Нугзар осторожно потянул на себя трость и вынул ее из шара. На выпуклой поверхности отчетливо проступило женское лицо, нарисованное язычками серебристого пламени. Оно было невероятно красивым и в то же время пугающим и отталкивающим в своей грубости: что-то животное и древнее, как мир, таилось в демонических чертах. Неподвижные и очень темные на фоне причудливо извивающихся языков белого пламени глаза существа смотрели на склонившихся в почтительном поклоне мужчину и женщину. Нугзар выглядел спокойным, Нора машинально облизывала пересохшие от волнения губы. Оба знали, что надо сделать в следующую минуту.
      Нора зажгла черную свечу и замерла, ожидая, пока Нугзар затеплит белую. Наклонившись, они поставили свечи рядом с клетками и вынули бьющих крыльями голубей: черного как уголь и белого как снег, без единого пятнышка. Руки мужчины и женщины одновременно потянулись к лежавшим на столе стилетам.
      – Черная как ночь голубица, соедини свою кровь с кровью белого супруга! – громко и отчетливо произнес Нугзар, и голос его дрогнул от волнения, хотя выглядел он бесстрастным. – Прими нашу жертву, великая мать демонов Лилит! Пусть от твоей тьмы родится наша Тьма!
      Как только Нугзар замолчал, Нора произнесла вторую часть древнего заклинания – так мелодично, словно пела старинную песню:
      – Белый как день голубь, соедини свою кровь с кровью черной супруги! Прими нашу жертву, повелительница перекрестков! Пусть от твоей тьмы родится наша Тьма!
      Тонкие, бритвенной заточки лезвия одновременно вонзились в птичьи шеи, и густая кровь закапала на блюдо, растекаясь багровым маслянистым пятном. Как только голуби перестали содрогаться в конвульсиях, Нора и Нугзар медленно опустили их в эту кровавую лужицу, и мертвые птицы послушно улеглись в нее, словно в красную подливку.
      В ту же секунду холодный ветер пронесся по комнате, его порыв с легкостью смахнул зыбкие огоньки со свечей, и комната погрузилась в непроглядный мрак. Наступила полная тишина, казалось, время остановилось, потому что в комнату не проникал ни единый звук с улицы.
      Когда Нора торопливо зажгла семисвечник и подрагивающие огоньки осветили блюдо, оно было пустым и чистым, словно его только что тщательно вытерли. Лицо Нугзара озарила радостная улыбка. Однако Нора казалась озабоченной. Она была напряжена, как струна: казалось, тронь – и зазвенит.
      – Почему ничего не происходит? – воскликнула она в тревоге.
      – Терпение, всему свое время. Главное, Лилит приняла жертву! – сказал Нугзар, прислушиваясь…
 
      Глубоко под землей, в одном из технических помещений московского метро, раздался тяжелый низкий вздох, вспугнувший выводок крыс: они в страхе бросились бежать. Пространство у самой земли исказилось и затрепетало, формируясь в сгусток тьмы. Нечто похожее на черную полупрозрачную шаль, извиваясь, как змея, поползло по тоннелю, постепенно набирая скорость спортивного болида. Ни резкие повороты, ни сужения и разветвления подземных коридоров не мешали этому сгустку следовать по заданному маршруту. В какой-то момент в туннеле послышался грозный низкий рев, похожий на гул землетрясения. Отражаясь от сырых, покрытых плесенью стен, звук парализовал все живое в подземелье. Безошибочно выбрав направление, это Нечто ринулось туда, куда его позвали хозяева, – в сторону Котельнической набережной…
 
      Нугзар прислушался: тишина в квартире была полной, но интуиция подсказала, что пора встречать гостью: он устремился к выходу, Нора последовала за ним. Они вышли на лестничную площадку. В тишине старого подъезда раздавалось учащенное дыхание. Невидимые когти громко цокали по ступеням, звук этот явно нарастал. Нора увидела, как прямо перед нею, словно марево в жару, колеблется пространство, воздух сгущается, начинает темнеть: через секунду на площадке прямо из воздуха появилась огромная черная собака с оскаленной пастью и высунутым наружу кроваво-красным, как лоскут бархата, языком. Сахарно-белые, невероятной длины клыки контрастировали с антрацитово-черной мордой собаки, а в дымчато-серых глазах светились ум и жестокость. У Нугзара вырвался из груди крик восхищения:
      – Красавица моя…
      – У нас все получилось! – радостно воскликнула Нора: она испытывала настоящий восторг, чувство, о котором уже давно успела позабыть.
      Нугзар широко распахнул дверь в квартиру.
      – Заходи, милая, – сказал он собаке, – теперь это твой дом…

      По запасной лестнице главного здания МГУ с отчаянной торопливостью бежал вверх седовласый, интеллигентного вида мужчина в сером костюме и черном галстуке. Бежал так, как никогда в жизни не бегал даже в ту далекую пору, когда был еще молод и полон сил. Лестничные пролеты мелькали у него перед глазами с неимоверной быстротой. Ноги мужчины работали как поршни независимо от его сознания: инстинкт самосохранения и жажда жизни – допинги посильнее любой химии. В голове у мужчины билась одна только мысль: бежать, бежать, бежать! Страх вытеснил все остальные ощущения и оставил только ожидание неминуемой гибели.
      Время от времени мужчину настигал идущий снизу жуткий низкий звук, от которого, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки, и от этого рева сердце у бегущего не билось, а дрожало в ускоренном темпе, словно вибрирующий мобильник. Он боялся оглянуться и, только поворачивая на площадках между этажами, замечал краем глаза, что от преследователя оторваться не удалось. Этот неимоверно низкий гул лишал надежды на спасение, потому что нельзя спастись от того, кто издает такие звуки.
      Судорожно цепляясь за перила правой рукой, локтем левой мужчина прижимал к себе черный кейс, даже не пытаясь отбросить его в сторону, чтобы облегчить себе бег. Ступеньки перед ним внезапно кончились, словно кто-то обрезал их невидимой рукой.
      Выскочив на площадку под огромными башенными часами, мужчина с ужасом понял, что бежать дальше некуда, – на лице его появилось выражение крайнего отчаяния. Он запаниковал, заметался по залитой лунным светом площадке, как зверь, попавший в клетку-ловушку.
      Наконец он увидел преследователя – это был похожий на длинную черную шаль сгусток тьмы – и выставил перед собой кейс, закрываясь им, как шитом. В свете луны на кейсе блеснула латунная табличка с дарственной надписью: «Профессору кафедры литературы МГУ Березкину Ф. Д. от коллег и учеников».
      Профессор начал отступать к парапету площадки, пока не уперся в него спиной. Вот и все… Взобравшись на парапет, Березкин жестом отчаяния метнул кейс в преследователя и сделал последний в своей жизни шаг – в пропасть…
 
      Прошло уже полчаса с тех пор, как пятеро студентов литфака МГУ – Дима Сидоркин, Катя Семиглазова, Лена Апулевич, Гарик Шпилевский и Шухрат Кызылкумов – спустились под землю через колодец в московском районе Замоскворечье. Одеты они были вразнобой, кто в чем, но на каждом была желтая непромокаемая куртка и разноцветные каски с фонарями, как у метростроевцев.
      Каски, куртки и в дополнение к ним еще пару больших переносных фонарей обеспечил Дима Сидоркин – единственный опытный диггер в компании четырех дилетантов. Обычно он предпочитал бродить под землей в одиночестве или в сопровождении коллег по увлечению. Но на этот раз друзья уговорили организовать для них экскурсию к объекту, который назывался на жаргоне московских подземелий Антидомом.
      Антидом – это нечто вроде небоскреба наоборот. Одни утверждали, что в нем шестнадцать подземных этажей, другие – что двадцать два. Место это тайное и малодоступное. В Антидоме якобы имеются огромные продовольственные склады, гидропонные оранжереи и огороды, благодаря которым сотни людей могут питаться овощами в абсолютно автономном режиме в течение неограниченного времени.
      Говорили также, что есть в нем и система регенерации кислорода, и особая установка для производства воды, и даже бассейны. То есть там имеется все для выживания на случай ядерной катастрофы. Построена эта громадина была, судя по всему, в первые годы «холодной войны», и хранится там будто бы необыкновенное оружие, рассчитанное на уничтожение всех теплокровных существ на земле, но не повреждающее при этом неорганические объекты.
      Людей, которым удалось пробраться в Антидом, никто не видел. А когда диггеры пропадали без вести, тут же возникали слухи, что они попали в эту ловушку и не смогли оттуда выбраться, потому что построена она по принципу лабиринта: попасть туда еще можно, а вот выйти уже никак. И народу в нем пропало гораздо больше, чем себе можно представить.
      Обычно молодым людям не сидится на месте: хочется открытий и новых ощущений. Так, мальчишки приходят ночью на кладбище, чтобы проверить свою смелость. Подземелье манит иных людей точно так же, как других горные вершины, обещая разгадку тайны, романтику приключений и выброс адреналина. Им не страшно, что под землей так сыро, грязно и плохо пахнет: все искупит очередной удачный поход. А то, что частенько под землей становится жутковато, многим даже нравится. Это будоражит кровь, щекочет нервы. Кроме того, где проще всего проверить себя, как не в подземельях Москвы. Это на первый взгляд ничего интересного, кроме ржавых труб, там нет. Хождение под землей – это еще и изучение истории. Древняя кладка стен может рассказать пытливому человеку гораздо больше, чем самый квалифицированный ученый-теоретик.
      Дима просто отказывался понимать, как раньше обходился без диггерства. Ведь именно под землей он чувствовал себя свободным. Обычная жизнь наверху казалась пресной, скучной, и теперь он ждал очередной возможности заброситься с таким же нетерпением, как иной любитель пара в субботней бане.
      Но не все разделяли его восторг одинаково искренне… У каждого из друзей была своя причина пойти с Димой.
      Гарик Шпилевский больше всего в жизни боялся обвинений в трусости, поэтому ни за что не согласился бы проигнорировать какое-нибудь опасное предприятие, пусть даже это будет простая прогулка по темному коллектору.
      Шухрат присоединился к диггерам потому, что уважал Диму и был благодарен друзьям за помощь в тех случаях, когда у него возникали трудности с русским языком. И вообще характером он напоминал Василия Алибабаевича из «Джентльменов удачи», который сбежал из тюрьмы, потому что все побежали…
      Лене Апулевич подземная прогулка была совершенно ни к чему, она согласилась на эту авантюру только потому, что Дима ей нравился, и отпускать его в компании с Катей Семиглазовой, крепенькой симпатичной блондинкой с выразительными темно-голубыми глазами, было бы тактически неверно. Лена вынашивала в отношении Димы далеко идущие – матримониальные – планы.
      А что до Кати Семиглазовой… Катя Семиглазова была по уши влюблена в Диму и готова была пойти за ним на край света.
      В качестве цели экспедиции Дима выбрал недавно открытый им тоннель, который, по его прикидкам, мог вести к таинственному Антидому. Диме не давали покоя лавры первооткрывателя. Ведь это невероятно интересно: оказаться в таком месте – прямо как в «Сталкере» Стругацких. Поэтому его обуревал энтузиазм, которым он не мог не заражать остальных. Диггеры продвигались довольно бодро, рассчитывая вернуться назад к полуночи.
      Следуя за Димой, они прошли старый кирпичный коллектор с бочкообразным потолком, который сменился бетонным новоделом, спустились по ступенькам метров на двадцать и попали в большой просторный тоннель, стены которого сочились влагой и на вид были неприятно скользкими. Над ними текла Москва-река. По расчетам Сидоркина, Антидом должен был иметь общие коммуникации с восьмой сталинской московской высоткой, которую в свое время начали строить под руководством Берии зэки на месте будущей гостиницы «Россия» в Зарядье. И как раз здесь он нашел во время прошлого спуска замаскированное под нишу ответвление, ведущее в сторону Котельнической набережной.
      Так что маршрут был известен, и Дима без малейших трудностей привел компанию к таинственному ходу. Теперь следовало изучить хотя бы малую часть этого нового пути, чтобы было чем похвастаться в дштерском клубе. Ведь в последнее время неизведанных ходов становится все меньше и меньше. Карты подземной Москвы постоянно уточняются именно благодаря постоянным усилиям добровольцев.
      Дима уперся обеими руками в кладку ниши: в этом месте стена была сложена из кирпичей в один ряд без скрепляющего раствора. Стена обрушилась, вздымая облако пыли, и Дима с замиранием сердца шагнул вперед. Но вдруг его фонарь внезапно погас, и он испытал не очень приятное чувство, хотя света от остальных фонарей хватало.
      «Фу-ты пропасть, – подумал он, вздрогнув. – Черт бы побрал эти фонари! Вечно гаснут в самый неподходящий момент».
      Дима энергично потряс фонарем, и лампочка вспыхнула. Диггеры молча двинулись вперед по довольно широкому коридору. Прошло не больше минуты, и свет погас теперь у Лены Апулевич. Она так пронзительно взвизгнула, что впечатлительного Гарика Шпилевского бросило в дрожь. И он разразился пламенным монологом об идиотах, которые ищут себе на задницу приключений. Постепенно неприятное чувство рассеялось, и Дима снова принялся травить байки о чудесах в московских подземельях.
      Будто бы именно это место под центром города славится своим оздоровительным воздействием на человека, даже присутствует омолаживающий эффект. Над последним утверждением посмеялись девчонки, а Лена пообещала покинуть это место, только когда основательно помолодеет.
      Шухрат вообще перестал соображать уже после нескольких поворотов, куда они идут, и только удивлялся, как это Димке удается ориентироваться в этом запутанном лабиринте ходов и коридоров. Он шел не раздумывая, целиком положившись на Сидоркина. Шухрату казалось даже, что время остановилось, но на самом деле это было не так: просто, как ни спеши под землей, все равно приходится идти гораздо медленней, чем на поверхности, оттого время кажется таким же растянутым. И это однообразие уже порядком ему поднадоело.
      Выбравшись на какое-то подобие круглой площадки под широким низким куполом, где можно было встать во весь рост, Дима решил дать друзьям отдохнуть и скомандовал привал. Все уселись на цементном полу, выключили по просьбе Димы фонари, только один остался гореть в режиме «слабо».
      Катя огляделась вокруг: на этот раз подземелье казалось более мрачным, чем обычно, и прогулка престала доставлять ей удовольствие. Довольно низкие своды странно искажали малейший звук, и всем стало немножко жутковато. Выход из круглого зала был наполовину завален обломками бетона и кирпича. Дима окинул взглядом лица друзей: было видно, что чувствуют они себя весьма неуютно и никто не горит желанием продолжить путь.
      И вдруг что-то произошло. Никто не понял что, но всем стало не по себе.
      – Давайте вернемся, – предложила Лена Апулевич, нервно дернув плечом.
      – Да, здесь ничего интересного нет. Пойдемте обратно, – неожиданно для себя поддержала Лену Катя.
      – Да ладно вам, девчонки! Мы уже почти на месте, – ободрил их Дима.
      Что-то изменилось в воздухе. Кажется, это был звук, но звук еле слышный, почти невоспринимаемый на слух. Диггеры замерли, словно по команде, боясь пошевелиться. Они кожей ощутили какое-то странное движение в пространстве. Ветер? Нет, не ветер, а какое-то колебание, неуловимая вибрация, от которой тревожно забилось сердце у каждого.
      Гарик и Шухрат переглянулись и вскочили на ноги, их примеру последовали остальные. Все прислушались и, не сговариваясь, зажгли фонари. Их лучи хаотично забегали по куполу и стенам зала, ни на минуту не останавливаясь на месте.
      Похожий на рев урагана гул нарастал, одновременно прямо на глазах у ребят из воздуха сконденсировалось нечто похожее на черную прозрачную кисею. Это Нечто разрасталось на глазах, вызывая у всех приступ неконтролируемого страха.
      Глаза и ум отказывались верить происходящему, и захотелось одного – вжаться в скользкую стену, раствориться в ней без остатка. Лена закричала. Этот крик прозвучал как сигнал к бегству. Диггеры, словно по команде, развернулись и понеслись прочь, не глядя под ноги и на автомате перепрыгивая через препятствия.
      Гарик бежал впереди, остальные мчались за ним, задевая за шершавые стены, спотыкаясь и падая. Паника нарастала, кричали все, не только девчонки. Дима тоже кричал, но звуки тонули в реве сущности, которая следовала за ними по пятам.
      – Не туда, там тупик! – кричал, надрываясь, Дима.
      – Мама, мамочка! – вторила ему Лена.
      Ужас, охвативший диггеров, становился невыносимым: казалось, еще чуть-чуть – и взорвется все человеческое, что еще оставалось в них. Что же будет потом? Дикий страх, неподвластный разуму, гнал ребят к выходу.
      В голове у Димы били там-тамы: не успеем, не успеем… Ноги и легкие работали на пределе, но дыхания не хватало, потому что воздух в подземелье стал тяжелым и густым, словно вода. Мечущиеся огни фонарей нагоняли еще больше жути, хотя, казалось, что страшнее уже не может быть.
      Обратный путь занял в три раза меньше времени. В какой-то момент Дима понял, что переступил границу возможного: в голове словно сработал переключатель. Он как бы вышел из себя и увидел происходящее со стороны, словно на экране в фантастическом фильме, который не имеет к нему никакого отношения.
      Дима почувствовал, что до выхода из подземелья осталось совсем немного, но тут споткнулся и упал, разбив фонарь о выступ стены. Он сильно отстал, так что ему пришлось догонять ребят, ориентируясь на свет фонарей. Некоторое время они бежали плотной толпой, как марафонцы на соревнованиях. Так и выбежали на освещенный запыленными лампочками участок тоннеля, ведущий к люку.
      Теперь последней бежала Катя – силы начали ее оставлять. В какой-то момент паника накрыла ее с головой. Она барахталась в своем страхе, как в омуте – глубоком, без дна и берегов. Больше всего на свете она боялась оглянуться, но, наперекор всему, сделала это и застыла, тяжело дыша, на месте. То, что она увидела, просто не поддавалось объяснению.
      Их преследовал воздух! Сгустившийся, странно темный, почти черный, но полностью прозрачный. Какое-то кошмарное марево, вроде того, что поднимается от раскаленного асфальта в жаркий день, только гораздо темнее.
      Откуда-то появились силы, и Катя побежала быстрее, но время было упущено. Неожиданно она почувствовала, как вокруг ее шеи обвилось что-то вроде мягкого шарфа, петля стала затягиваться, но отодрать ее от шеи не удалось – пальцы почему-то проходили сквозь нее. И тут колени девушки подогнулись, она упала на бетонный пол и принялась кататься по нему в тщетных попытках освободиться.
      Воздуха катастрофически не хватало, она начала терять сознание. Усилием воли ей удалось взять себя в руки. Нашарив рукой камень, она бросила его вслед убегающим ребятам. Последнее, что запомнила Катя, перед тем как погрузиться в темноту, был кошмарный, замораживающий сердце, ни с чем не сравнимый холод…
      Дима даже не услышал, а скорее уловил этот мысленный зов о помощи, почувствовал, что Кате грозит опасность, и с криком бросился назад. Вслед за ним вернулся и Шухрат.
      Дима видел, что шею Кати обвивает что-то вроде темной кисеи, он попытался оторвать ее руками, но пальцы свободно проходили сквозь странную субстанцию, зато хватка неведомого врага явно не ослабевала, а девушка уже потеряла сознание и лежала на спине, не шевелясь, в позе сломанной куклы.
      Неожиданно для себя Дима громко закричал, стараясь то ли отпугнуть существо, то ли привлечь внимание к себе. Кум, а следом за ним и Шпиль схватили Катю за ноги и попытались вырвать у непонятной твари. Вдруг хватка существа ослабла так резко, что парни рухнули на пол. И в тот же момент Дима ощутил, что кто-то обматывает его невидимой мягкой тканью. Горло сжала призрачная удавка, которая стала затягиваться, медленно, но неотвратимо перекрывая доступ воздуха в легкие.
      Что-то кричал Шухрат, голосила Лена, но звуки доходили до Димы как сквозь толстый слой войлока и словно издалека. Черная пелена сжимала его все сильнее и сильнее. Одновременно появилась невыносимая боль в сердце…
      И вдруг Дима почувствовал, что со страшной скоростью летит на стену коллектора. Он мысленно приготовился к удару, однако в последний момент перед столкновением кирпичная кладка расступилась перед ним, и он провалился в открывшуюся на ее месте черную дыру…
 
      Жуткий гул в подземном коридоре прекратился вместе с исчезновением Димы. Диггеры направили лучи фонарей на стену, за которой исчез Сидоркин. Кладка цела, связующий кирпичи белый известковый раствор тоже не поврежден. Это казалось настолько невероятным, что впору было помешаться от ужаса. Все подавленно молчали. Наступившая тишина давила на барабанные перепонки, словно вода на большой глубине, и звук упавшей где-то рядом капли прозвучал как взрыв гранаты.
      – Шпиль, ты видел? – срывающимся голосом спросил Шухрат.
      – Как сейчас тебя.
      Лена Апулевич была на грани истерики.
      – Давайте уйдем отсюда, пока эта тварь не вернулась! – умоляющим тоном попросила она.
      Катя хоть и пришла в сознание, однако выглядела далеко не лучшим образом. Гарик Шпилевский и Шухрат Кызылкумов (Шпиль и Кум – так называли они друг друга в своей маленькой компании) подхватили Катю под мышки и поволокли к люку. Лена наотрез отказалась замыкать шествие, пошла впереди, постоянно оглядываясь и буквально приседая от страха. В колодец, ведущий наверх, она вошла первой. Дрожащие руки соскальзывали с вбитых в стену скоб, и Лена с трудом выбралась навстречу свету и воздуху. На четвереньках отползла от раскрытого люка и безучастно наблюдала, как Шпиль с Шухратом вытаскивают Катю и кладут ее на асфальт неподалеку от Димкиного джипа – черного «БМВ Х5».
      – Подложите ей куртку под голову, – скомандовал Шпилевский, придерживая Катю за плечи.
      Катю устроили поудобнее, и она затихла, с тоской глядя в усыпанное звездами темное небо широко открытыми глазами.
      – Что это было? – Шухрат первым задал вопрос, который мучил всех. – Куда Димка пропал?
      – Оно уволокло его прямо в стену! – растерянно сказала Лена.
      – Не оно, а она, – возразил Гарик, – это была темнота, только очень густая. Тьма кромешная! С ума сойти! Или всем нам одно и то же привиделось? Но это же невозможно!
      Никто из ребят не верил в чудеса, поэтому их разум требовал логичного объяснения случившегося.
      – Массовая галлюцинация? – предположил свой вариант Шухрат.
      – Сам ты галлюцинация, – раздраженно крикнула Лена. – Ну что, уходим или как?
      Катя села на асфальте и расплакалась…
      – А как же Димка? – сквозь всхлипывания спросила она. – Вы как хотите, а я без него не пойду!
 
      К удивлению Димы, удара о стену не последовало: кирпичи разошлись в стороны, словно шторки в фотообъективе, пропустив его беспрепятственно. Некоторое время он летел в полной темноте то ли вверх, то ли вниз, а потом его закружил невидимый вихрь и бросил спиной на что-то мягкое, кажется на землю. Все мышцы у него болели от перенапряжения, руки и ноги отказывались повиноваться. Нечто вроде капель теплого дождя упало на лицо. Это заставило Диму открыть глаза, и он едва удержался от крика: над ним нависла огромная морда черной собаки, слюна стекала с ее клыков и падала вниз горячими каплями.
      Скосив глаза, Дима увидел высокое небо странного серебристо-серого цвета. В нем хаотично и бестолково, как броуновские молекулы, метались белокрылые существа с человеческими телами. Диме пришло в голову, что это, должно быть, и есть ангелы…
      Черная собака грозно зарычала. Дима откатился в сторону, ловко вскочил и сразу же побежал, не разбирая дороги, боясь оглянуться. Собака только рычала и лаяла, оскалив все свои сорок два зуба, однако не двинулась с места и только провожала Диму взглядом: глаза у нее были удивительные, такие же серебристо-серые, как это странное небо.
      Пробежав метров пятьдесят, Дима понял, что за ним никто не гонится, оглянулся и увидел собаку, сидевшую на том же самом месте с таким видом, будто она сознательно преграждала ему путь назад. Как же быть? И куда направиться?
      Он огляделся, и захотелось ущипнуть себя побольнее, чтобы проснуться – так похоже было на сон то, что он увидел. Вокруг простиралась плоская, как столешница, равнина, напоминавшая гигантское кладбище – по обе стороны от бесконечной желтой дороги, на которой он стоял, виднелись ровные ряды четырехугольных могил: одни были засыпаны и возвышались небольшими холмиками рыжей земли, другие зияли черными ямами. Это же явно нереальное пространство! Как он мог попасть сюда из московского подземелья?
      А если это не сон, пусть даже смертный? И он находится далеко от дома, возможно, за тысячи километров, полностью завися от таинственных сил, намерений которых не знает? Это не иллюзия, это – реальность, хоть и очень похожая на бред сумасшедшего! А может быть, это просто галлюцинация, и на самом деле он находится в чистенькой и абсолютно безопасной психиатрической клинике? Но он совершенно точно помнил, при каких обстоятельствах здесь оказался…
      Дима брел по ровной, прямой как стрела дороге и старался не смотреть ни на небо, ни по сторонам, рассудив, что если будет двигаться, то обязательно куда-нибудь, да придет. Ему трудно было сказать точно, сколько времени прошло, но в конце концов он заметил впереди, на фоне желтой дороги, черную точку, которая быстро приближалась и вскоре превратилась в мчавшуюся навстречу черную собаку.
      Было от чего растеряться, ведь уходил он в противоположную сторону от чудовища, или это еще одно? Намерения собаки были слишком явными, чтобы в них сомневаться. Дима сначала развернулся и побежал, но тут же понял, что нет никаких шансов спастись: черный монстр догонял его легко, словно играючи, и в тот момент, когда жуткие клыки почти сомкнулись на пятке, Дима заорал от страха и прыгнул в ближайшую пустую могилу…
 
      Гарик, Лена, Катя и Шпиль уже минут пятнадцать сидели кружком прямо на асфальте у закрытого люка посреди тротуара, вызывая недоуменные взгляды прохожих. Но ребятам было не до любопытных глаз. На них навалилось какое-то тупое равнодушие: скорее всего, это нервная система боролась таким образом со стрессом.
      Катя все еще плакала, добросердечный Шухрат пытался ее успокоить, правда без особого успеха. Лена достала из машины Димы свой замшевый рюкзачок, извлекла пачку сигарет и закурила. Гарик тем временем с отрешенным видом сидел на корточках и в полной прострации включал и выключал фонарь. Щелк-щелк, щелк-щелк…
      – Там не было никакого люка. Ничего такого! Я не въеду никак, куда Димка делся? – спросил Гарик, откладывая фонарь в сторону.
      – Надо в милицию заявить! – воскликнула Катя. – Человек ведь пропал!
      – И что мы ментам скажем? – возразил Шухрат. – Что за нами сжатый воздух гнался и задушить хотел, а потом утащил Диму Сидоркина прямо сквозь стену и теперь мы не знаем, где его искать? Так, что ли?
      – А следы на моей шее – это не доказательство? – Катя распахнула ворот куртки.
      Действительно, шея у нее была покрыта царапинами, синяками, и вкруговую по ней бежала широкая багровая полоса.
      – Это доказывает только то, что тебя кто-то душил. Может, сам Сидоркин… Ты что, ментов не знаешь? С этим делом к экстрасенсу надо! Или к раввину… – задумчиво произнес Гарик, поднял фонарь и снова принялся щелкать выключателем.
      – Кончай щелкать, дятел! – крикнула раздраженно Лена. – Слышь, Шпиль! Я тебе говорю!