Я вдруг осознал, что должен срочно начать действовать, - сколько времени ушло с тех пор, как меня отпустили, а я до сих пор ничего не предпринял, ничего-ничегошеньки. Необходимо немедленно начинать действовать.
      Я снова подумал, что надо кому-то позвонить, и снова отбросил эту мысль. Помимо того, что я просто не знал, кому можно звонить в такой час, звонок с просьбой о помощи - это пассивный ход, а мне хотелось активных действий. Меня отпустили; и я должен воспользоваться этой благоприятной возможностью.
      Но что же можно предпринять?
      Ведь существует миссис Гамильтон, черт ее подери! Я должен пойти к ней и разобраться, почему она так поступила.
      Заплатив по счету, я вышел из забегаловки и направился в сторону мотеля. Был уже день. Движение на Харпер-бульваре становилось все более оживленным по мере приближения к центру. Я шел, чувствуя на себе случайные взгляды людей из проезжавших мимо автомобилей, и это вызывало у меня желание заорать им: "Знаете ли вы, что ваш город сделал со мной? Знаете ли вы, знаете ли вы?" Я закурил последнюю сигарету.
      Эмоциональное напряжение, вызванное пребыванием в тюрьме, на самом деле еще не улеглось. Множество чувств роилось в моей душе, стремясь выплеснуться наружу, и это мешало мне сосредоточиться. Ярость, страх, жалость к самому себе, самоуверенная радость и паническое спокойствие постоянно сменяли друг друга, и соответственно менялся мой душевный настрой. Тем не менее все это время я продолжал идти, остановившись лишь однажды, чтобы купить сигарет, и все это время я продолжал думать, что прежде всего мне следует повидаться с вдовой Гамильтон.
      Наконец я дошел до мотеля. Проходя мимо стойки дежурного, я взглянул на часы и увидел, что было четверть девятого. Я подошел к двери нашего номера и обнаружил, что она не заперта.
      В номере все осталось по-прежнему, тот же беспорядок, как в момент нашего с Уолтером ареста. Даже ключи от "форда" до сих пор лежали на письменном столе, там, где стояла пишущая машинка, до того как Джерри сбросил ее на пол.
      Я поднял машинку и поставил на письменный стол. Джерри хорошо над ней поработал. Клавиши разбиты, от валика оторваны металлические линейки, а вся станина изогнута. Я знал, что пишущая машинка принадлежала профсоюзу, а не лично Уолтеру, но бессмысленный дикий вандализм все равно вызвал отвращение. Я принялся собирать разбросанные по полу вещи, стараясь навести хотя бы видимость порядка. Я не знал, зачем я трачу на это время, а не иду сразу в дом Гамильтона, но, видимо, мною двигало мое всегдашнее пристрастие к чистоте.
      Мой чемодан, впрочем очень старый, теперь уже никуда не годился. Крышка была наполовину оторвана, и Джерри даже ухитрился оторвать ручку с одной стороны. Я положил бедолагу на кровать и начал складывать в него одежду. На наших белых рубашках, белье и носках были видны следы подошв. - В номере имелся комод, и я как попало, вперемешку, запихал в него все наши с Уолтером вещи. Затем снова положил грязное белье в мешок для стирки, разбросанные по всей комнате канцелярские принадлежности в ящик письменного стола, а простыни и одеяла на кровати. Когда я поднял с пола портфель Уолтера, что-то побудило меня заглянуть внутрь, и я стал перебирать находившиеся в нем документы. Письма от Чарлза Гамильтона исчезли, но я почему-то знал, что так и должно быть. Итак, теперь Уиллик - и Флейш - располагают фамилиями двадцати пяти человек, подписавших второе письмо.
      Их обязательно надо предупредить. Я сел на свою кровать и попытался припомнить хотя бы одну из этих фамилий. Я смогу предупредить этого человека о грозящей ему опасности, а он предупредит остальных. Но ни одной фамилии вспомнить не мог.
      Ладно, миссис Гамильтон, должно быть, знает кого-нибудь из тех, кто подписал письмо, и скажет мне. Пусть она скажет мне это, а также и то, почему она солгала Уиллику.
      Наконец я вышел из номера, закрыл за собой дверь и вскочил в "форд". Я выехал со стоянки и направился на север по Харпер-бульвару.
      Глава 9
      Был жаркий, солнечный день с безоблачным голубым небом: точно такой же, как вчера. И над Четвертой улицей царило такое же спокойствие, создавалось впечатление, что все домохозяйки смотрят телевизор в затемненных шторами гостиных, а их дети где-то играют, плавают или катаются на самокатах. Я припарковал "форд" перед домом Гамильтонов, подошел к входной двери и позвонил.
      Вначале никто не ответил. Я позвонил еще раз и, когда опять никто не ответил, стал звонить, не отрывая пальца от кнопки. Наконец дверь открылась настежь, и миссис Гамильтон посмотрела на меня с выражением смертельного ужаса в глазах.
      - Убирайтесь прочь! Не приходите больше сюда! Оставьте меня в покое!
      - Мне надо с вами поговорить, - сказал я совершенно спокойным тоном. Ее резкость каким-то странным образом заставила меня успокоиться.
      - Убирайтесь прочь! - прошипела она.
      - Из-за вас я провел ночь в тюрьме, - сказал я, повысив голос. - Мой друг до сих пор там, и это все по вашей вине. Вы солгали полиции, и я хочу знать почему.
      Она заморгала глазами, и на лице ее читалось смущение.
      - Я вовсе этого не хотела, - стала она оправдываться, скорее перед самой собой, чем передо мной. - Я вовсе этого не хотела, - повторила она, затем, глядя на меня, произнесла:
      - Мой муж мертв. Неужели вы этого не понимаете? Сегодня днем состоится панихида в похоронном бюро.
      - Я хочу знать, почему вы солгали.
      Нас разделяла внутренняя дверь, затянутая противомоскитной сеткой, и она смотрела на меня сквозь нее, умоляя уйти, но теперь я был слишком зол, чтобы сочувствовать ей. В конце концов она прислонилась к дверному косяку и, тупо уставившись на мой галстук, сказала:
      - Я испугалась. Я не хотела им ничего говорить о профсоюзе, о письме Чака, я не хотела, чтобы они знали. Я испугалась и не подумала, а потом было уже поздно, я уже успела сказать кое-что и уже не смогла бы что-нибудь изменить.
      - Вы можете сделать это теперь, - сказал я. - Мой друг все еще в тюрьме. Вы можете позвонить в полицейскую комендатуру и сказать им...
      - Нет, я не могу, я... - Она посмотрела мне в лицо, затем перевела взгляд куда-то у меня за спиной и внезапно изменилась в лице. - Оставьте меня в покое! - закричала она. - Я не хочу с вами разговаривать! - И она захлопнула дверь.
      Я обернулся и увидел Джерри, который направлялся ко мне, улыбаясь и качая головой. Один из его напарников стоял чуть поодаль.
      - У вас что, совсем нет мозгов в голове? - сурово спросил Джерри.
      - Вы слышали, что она сказала? Он медленно и насмешливо кивнул.
      - Слышал. Она сказала, чтобы вы убирались. Я думаю, что это великолепная мысль. - Он протянул руку, чтобы взять меня за локоть. - Вы продолжаете делать успехи, сынок. Вот уже два раза вы побеспокоили эту женщину.
      Я отдернул локоть от его протянутой руки.
      - Но она сказала мне почему! Она сказала, почему она лгала и продолжает лгать вам. Она боялась упомянуть профсоюз, только и всего. Спросите у нее, она...
      На этот раз ему удалось схватить меня за локоть, и он стал тянуть меня прочь от дома Гамильтонов.
      - Способны ли вы на нормальные человеческие чувства? Эта женщина только что овдовела, разве вы этого не знаете? А теперь оставьте ее в покое.
      - Но она лгала вам.
      Он тянул меня за руку, я сопротивлялся. Вдруг он отпустил мою руку, посмотрел на меня, вздохнул и сказал:
      - Мне позвать Бена, чтобы он помог с вами справиться?
      Я взглянул на другого полицейского:
      - О, это Бен?
      - Совершенно верно, - ответил Джерри.
      - Это тот, который бил меня, не так ли? Джерри ухмыльнулся:
      - Кажется, он действительно стукнул вас пару раз. Я вспомнил беспомощный страх и ярость, которые я испытал, когда Бен ударил меня.
      - Тогда на мне не было очков, - сказал я, - так что я не мог разглядеть как следует, кто это делал. Джерри снова дернул меня за руку.
      - Почему бы вам не подойти ближе и не разглядеть получше? - спросил он.
      Тут я почувствовал, как судорога свела мой желудок, как будто я собирался сделать что-то грубое и старался удержать себя от этого.
      - Охотно, - сказал я.
      Мы подошли к Бену, и я увидел его вблизи. Здоровенный парень, слегка неряшливый внешне, как и все они, смахивающий на опустившегося моряка. Его глаза казались слишком маленькими при таком массивном лице с тяжелым подбородком. Я смотрел на него, а он смотрел на меня без всякого выражения. Но он ожидал, что я сделаю то, чего опасался мой желудок; ему хотелось, чтобы я это сделал. И еще он хотел, чтобы я попытался его ударить или броситься на него.
      Однако я не сделал ничего подобного. Я просто сказал:
      - Вы слишком велики, чтобы быть трусом. Джерри громко захохотал и похлопал меня по плечу.
      - Вот это да! - радостно воскликнул он. - А ты как думаешь, Бен?
      - Сопляк, - ответил Бен и сплюнул в сторону.
      - Ну что ты, Бен, он же учится в колледже! Не так ли. Пол?
      - Это верно.
      - А знаешь, ты мне нравишься, Пол, - сказал Джерри. - Ты мне очень нравишься. А тебе он не нравится, Бен?
      - Сопляк, - снова буркнул Бен.
      Джерри пожал плечами и сделался вдруг серьезным.
      - Ну, ладно, Пол, - сказал он. - Я вот что тебе скажу. Ты сейчас отдай ключи от машины Бену, а сам поедешь со мной.
      - Зачем?
      - Поедем к капитану Уиллику, - изрек он, как будто бы это все объясняло.
      - Эй, постойте минуту, - сказал я. Бен подтянул брюки, бормоча:
      - Ну вот. Сопротивление при аресте.
      - Да ладно, Бен, - сказал Джерри. - Пол собирается быть хорошим мальчиком.
      - Надеюсь, вы постараетесь не сломать мне сцепление, - сказал я, передавая ему ключи.
      Бен молча взял их и направился к "форду". За ним стоял бледно-голубой "плимут" без опознавательных знаков, и Джерри повел меня к нему. Мы сели в него и поехали вслед за "фордом" в сторону центра.
      Некоторое время спустя я сказал:
      - Кстати, как вы узнали, что я здесь?
      Он повернулся ко мне улыбаясь:
      - Так мы же следили за тобой, Пол. Наблюдали, как ты завтракал и так далее. Мы питаем к тебе интерес, мальчик.
      - Ох...
      Я отвернулся и стал смотреть в окно. Как я дошел до жизни такой? Я не принадлежал к категории людей, за которыми требуется постоянная слежка полиции. Так почему же меня то и дело волокут в полицейское управление, где безмозглые прагматики вроде Бена творят надо мной произвол? Я студент, служащий, честный человек. Как я докатился до этого?
      Меня снова привезли к мрачному зданию полицейского управления. На автостоянке Бен молча вернул мне ключи от "форда", и все втроем мы вошли в уже знакомую мне дверь со ржавой табличкой. На этот раз мы не поднялись выше первого этажа, а прошли в длинную узкую комнату со скамьей вдоль стены.
      - Ты посиди здесь, - сказал мне Джерри. - Я сейчас вернусь.
      Я сел. Бен привалился к стене у двери и курил сигарету, глядя в пустоту.
      Через минуту Джерри появился из другой двери и помахал мне рукой.
      - Капитан ждет тебя, - объявил он.
      Я пошел за ним, а за мной следом шествовал Бен. По всей видимости, меня привели в кабинет капитана, совсем маленький - в нем помещался лишь письменный стол, заваленный всякими бумагами, да два шкафа для документов. Окно выходило на улицу.
      Капитан Уиллик, сердитый и угрюмый, сидел за столом.
      - Отлично, - сказал он, обращаясь ко мне. - И как ты это объяснишь?
      Мне ничего не оставалось, как сказать правду. Я не умею хитрить и изворачиваться. Поэтому я сказал:
      - Миссис Гамильтон солгала вам. Я пошел к ней, чтобы узнать почему.
      - Ты пошел к ней, хм?
      - Да. И она сказала мне почему. Она побоялась упоминать о профсоюзе и о письме, которое написал ее муж. Она не хотела, чтобы кто-нибудь знал о связи ее мужа с нашим профсоюзом. А позже, когда она поняла, что это уже не имеет никакого значения, то побоялась признаться во лжи.
      Джерри покачал головой в шутовском восхищении и с присущим ему ехидством воскликнул:
      - Ну и оратор!
      - Помолчи, Джерри, - сказал Уиллик ровным голосом без каких-либо эмоций и даже не взглянув в его сторону. Тем же голосом он продолжал, уже обращаясь ко мне:
      - Так уж случилось, что я руковожу здесь полицией, молодой человек. У меня есть значок и власть. Когда приходит время допросить свидетеля, я делаю это или приказываю, чтобы это сделал кто-нибудь другой. - Он нацелил в меня свой грубый палец. - У тебя нет власти и нет положения. Ты просто молодой умник из Вашингтона, вообразивший, что ему все сойдет с рук. Мы будем держать твоего дружка-гангстера под стражей, пока он не захочет сотрудничать с нами, и по-настоящему не должны бы были тебя отпускать. Но ты молод и, по-видимому, ничего не понимаешь, поэтому я с тобой обошелся снисходительно, я выпустил тебя. Но если я узнаю, что ты болтаешь с кем-нибудь из города, не важно с кем, и суешь свой нос не в свое дело, ты окажешься в "холодильнике" так быстро, что у тебя голова закружится. Я понятно выражаюсь?
      Я кивнул.
      - Вот и отлично, - сказал он. - Тогда все. Я должен бы был уйти. И я хотел уйти. Но я немного задержался. Уиллик напомнил мне об Уолтере, который все еще находился в тюрьме, а я был единственным, кто мог ему помочь. И мне показалось, что я смогу побудить Уиллика выпустить Уолтера, если скажу, что сумею доказать, кто на самом деле убил Чарлза Гамильтона. Но для этого мне была необходима соответствующая информация.
      Поэтому я набрался смелости и сказал:
      - Я бы хотел задать вам вопрос.
      Он посмотрел на меня и поджал губы.
      - Я вижу, тебе не терпится оказаться в камере, - сказал он. - Ну да ладно, валяй, спрашивай.
      - Я не пытаюсь прибегнуть к какой-то хитрой уловке, я просто хочу знать. Если вы не захотите ответить на мой вопрос, просто скажите мне об этом, и я уйду.
      - Кончай предисловие.
      Я сделал глубокий вздох, чувствуя, что уже прямиком устремляюсь к камере, но вместе с тем понимая, что судьба Уолтера зависит от этого вопроса.
      - Вообще-то вам не безразлично, кто убил Чарлза Гамильтона?
      Казалось, вопрос удивил его. Он не разозлился и ответил не сразу. Он посмотрел на меня. Нахмурился и после небольшой паузы спросил:
      - А как ты думаешь?
      - Вы приказали двоим вашим людям следить за мной. Другие ваши люди доставляют неприятности Уолтеру. Но мы с Уолтером не имеем никакого отношения к убийству Гамильтона, и, я полагаю, вам это известно.
      Некоторое время Уиллик молчал, пощипывая щеку и глядя на лежащие перед ним документы, а потом заговорил:
      - Я отвечу на твой вопрос. Вчера пополудни, в пять часов, Гамильтон вышел из здания цеха и вместе с другими рабочими направился на автомобильную стоянку рядом с цехом. Когда он подошел к своей машине, прозвучали четыре выстрела, и он был убит наповал. На стоянке в тот момент находилось около ста пятидесяти человек. Добрая половина из них даже не поняла, что произошло, многие просто сели в машины и уехали. Но все до единого служащего были опрошены. Поверь мне, пришлось основательно поработать. Но это ничего не дало, потому что никто ничего не видел. На стоянке была уйма народу, и любой мог достать револьвер из своей коробки для завтрака, выстрелить в Гамильтона, сунуть его обратно в коробку и продолжать идти как ни в чем не бывало. Все, что ему требовалось, это быть одетым как все.
      Он вздохнул, посмотрел на Джерри и Бена, снова уставился на стол, и продолжал:
      - Пули были извлечены из тела Гамильтона, все четыре, и посланы в Олбани. Шкафчик Гамильтона на фабрике был осмотрен, равно как и его машина, и был произведен обыск у него дома. Все его дружки-приятели были опрошены, включая бармена в баре, где он обычно торчал. Допросили его подружку, допросили его жену. В результате допроса миссис Гамильтон мы узнали о вас двоих. Ваши действия показались нам подозрительными, поэтому мы арестовали вас. Когда мы узнали, что твой дружок - служащий профсоюза, нам показалось, что у нас есть возможность прояснить возникшую ситуацию, поэтому мы и стали возиться с вами несколько дольше, чтобы посмотреть, что будет дальше. В то же время мы продолжаем всестороннее расследование. Что касается лично тебя, я теперь полностью убежден, что ты совершенно чист. Но вы были в разным местах с вашим партнером, когда произошло убийство. Я пытался тебя заставить изменить показания относительно времени твоей отлучки, чтобы посмотреть, насколько уверенно ты будешь держаться, но ты держался намертво. Так что ты чист, но Килли нет. Тем не менее ты чувствуешь себя обязанным как-то помочь Килли и питаешь враждебность по отношению к нам. Ты ухватился за показания миссис Гамильтон, хотя то, что она нам сказала, ничего не меняет в этом деле. В то же время пока что мы не предъявили Килли обвинения в этом преступлении и не станем предъявлять, пока у нас не будет веских и неопровержимых доказательств. Но Килли останется под арестом до тех пор, пока я не получу убедительных доказательств его невиновности. - Он снова посмотрел на меня. - Теперь ты удовлетворен?
      Я был удовлетворен, хотя и не в том смысле, который он имел в виду. Я был удовлетворен тем, что знал версию полиции по поводу убийства Гамильтона. Но меня не удовлетворяло отсутствие полноты картины. Например, Уиллик не упомянул о мистере Флейше, который примчался в мотель на своем "линкольне". И о том, что Джерри причинил ущерб нашему имуществу. И наконец, он так и не сказал, верит ли он миссис Гамильтон или нет. Но если допытываться до всего этого, то пришлось бы спрашивать о его мотивах, тыкать иглой в больное место, а я знал, сколь быстро он теряет терпение и впадает в ярость, поэтому я сказал:
      - Думаю, я удовлетворен. Спасибо.
      - Конечно. Убирайся прочь.
      Я убрался прочь, сел в "форд" и поехал обратно в мотель. По дороге я смотрел в зеркало заднего вида и видел бледно-голубой "плимут", ехавший сзади на расстоянии квартала от меня. Я стиснул зубы и сосредоточился на улице, по которой ехал.
      В номере мотеля я принялся метаться, подобно дикому зверю, заключенному в клетку. Я по-прежнему, и даже с большей ясностью, осознавал необходимость срочных действий, моя нервная энергия достигла крайнего напряжения, но я лишен был возможности действовать. Я надеялся узнать от Уиллика что-нибудь такое, что послужит ключом к действию, но он ничего такого не сказал. Время шло, а я беспомощно метался по комнате, остро ощущая опасность, но не ведая, откуда ее ждать. Но я был скован по рукам и ногам. Я готов был ринуться по Харпер-бульвару с горящим факелом и кричать, и молотить кулаками. Но я был абсолютно бессилен. "Плимут" ждал снаружи, а я ждал двух часов.
      Уолтер скажет, что надо делать. Он должен наставить меня. Я метался по комнате, бросался на кровать и снова вскакивал, но моя нервная энергия возрастала быстрее, чем я успевал ее избыть, а ощущение необходимости действовать становилось все более острым. Я прыгал, отжимался от пола, снова вскакивал и начинал метаться, и так без конца. Я ждал двух часов.
      Уолтер должен сказать, что мне делать.
      Глава 10
      Я разговаривал с Уолтером в той же комнате, где давал интервью Сондре Флейш. Капитану Уиллику удалось произвести на меня впечатление человека, в котором несмотря ни на что сохранилась некоторая порядочность, но один взгляд на Уолтера разрушил эту иллюзию.
      Бен, или кто-то еще, поработал над Уолтером значительно усерднее, чем надо мной. Один глаз у него совершенно затек, а кожа приобрела серо-черный цвет, щеки были испещрены маленькими, но глубокими ранами, видимо, на руке его мучителя было надето кольцо, а большой палец на левой руке распух и покраснел. Он был без галстука, три верхние пуговицы на рубашке были вырваны с мясом, а верхний карман его пиджака, в котором он обычно держал сигареты, был наполовину оторван.
      Уолтера довольно грубо втолкнул в комнату полицейский в униформе с худым лицом. Он прошел к окну, и оттуда наблюдал за нами. Уолтер же подошел к столу, за которым я сидел. Когда он улыбнулся, я заметил, что губа у него тоже основательно распухла.
      - Привет, - сказал Уолтер, - добро пожаловать в Утопию рабочих.
      - Что у тебя с пальцем? - вместо приветствия, спросил я, потому что был потрясен его видом.
      Уолтер многозначительно взглянул на палец.
      - Кто-то наступил на него, - сказал он, улыбнулся и добавил:
      - Случайно.
      - Боже мой, на кого ты похож! - сокрушенно воскликнул я.
      - Я знаю. - Он сел, стараясь двигаться осторожно. - Хотя после некоторых футбольных встреч бывало и хуже. Но у здешних явно не хватает смекалки. В больших городах они умеют не оставлять следов.
      - Что я должен сделать, Уолтер? Меня отпустили.
      - Они сказали мне об этом. Я рад. Очень сожалею, что втравил тебя во все это.
      - Ничего.
      - Я представлял себе все это иначе, этаким куском пирога, ты понимаешь? Он улыбнулся здоровой стороной рта, - а вместо этого получили кусок дерьма.
      Тип у окна не преминул вмешаться:
      - Следи за своей речью. - У него был высокий гнусавый голос, и он строго посмотрел на нас поверх своего длинного носа.
      Уолтер улыбнулся ему и сказал:
      - Если мы прибегнем к иносказаниям, он ничего не поймет.
      - Отлично, - сказал я.
      - Расскажи мне о причинной обусловленности бедствия.
      - Ты не знаешь?
      Он отрицательно покачал головой:
      - До сих пор инквизиция действовала однонаправленно.
      - Ох. Да, наш корреспондент, - ответил я, ища подходящие слова, - уже среди новопреставившихся. Он удивленно поднял брови:
      - Ему содействовали в этом путешествии?
      - С помощью четверки металлических овоидов, приведенных в быстрое движение.
      - А почтенная половина преставившегося? Там что-то было насчет некоего показания.
      - Некоторое увиливание, происшедшее в результате паники. Затем последовала дополнительная паника, приведшая к усугублению первоначального увиливания.
      Он кивнул.
      - Предписывается коммуникация с нашим началом координат. Ты помнишь мистера Флетчера?
      Я никогда не встречал никакого мистера Флетчера, но понял, что он имеет в виду.
      - Конечно, - сказал я.
      Он снова улыбнулся и казался довольным.
      - Единственное, что мы можем сделать, это ждать, - сказал он. - Я не виновен ни в каком преступлении, так что рано или поздно они будут вынуждены меня отпустить.
      - Я знаю. - Игра с иносказаниями была окончена. В действительности в ней не было никакой необходимости, но мы оба были довольны ею, и в каком-то смысле она нам обоим была необходима. Мы, Уолтер в большей степени, чем я, были раздавлены чьим-то каблуком, и наше достоинство и самоуважение требовало как-то отскрести всю эту грязь. Эта малюсенькая бессмысленная победа, одержанная над охранником с помощью нашего более изысканного словаря, служившего нам чем-то вроде шифра, помогла сохранить некоторые остатки самоуважения.
      - Как давно ты на свободе? - спросил он.
      - С сегодняшнего утра. Кстати, мы можем здесь в городе рассчитывать на некоторую помощь.
      - Как это?
      - Сегодня утром я разговаривал с девушкой, она работает в местной газете.
      - И что ты ей сказал?
      - Все.
      Он покачал головой.
      - Мне это не нравится, - сказал он, - это может иметь обратный эффект.
      - Она на нашей стороне, Уолтер, правда. Она была шокирована, когда я рассказал ей, что с нами сделали. Кстати, она дочь мистера Флейша.
      Он удивленно посмотрел на меня:
      - Ничего себе кстати! Боже правый, Пол!
      - Ну, погоди секунду. Не стоит относиться к ней предвзято.
      - И ты ей рассказал, все, как есть.
      - А почему бы и нет?
      - Буду с нетерпением ждать выхода газеты.
      - Возможно, в утреннем выпуске будет твой портрет, - сказал я ему.
      - Просто позвони Флетчеру, ладно? Пусть он оплатит разговор.
      - Хорошо, я позвоню.
      Немного помолчав, он спросил:
      - У тебя имеются при себе сигареты? - Он похлопал по своему болтающемуся карману и добавил:
      - Мои у меня отобрали.
      - Да, конечно. - Я вытащил свои сигареты.
      - Здесь курить запрещено, - тут же возвестил охранник. Значит, и он одержал свою маленькую победу. Уолтер пожал плечами и улыбнулся.
      - Никакого воображения, - сказал он.
      - Вскоре они вынуждены будут тебя выпустить.
      - Это профессиональный риск, - сказал он. - Профсоюзных инструкторов не всегда хорошо принимают. Я должен был предварительно изучить этот городок заранее и только после этого привозить тебя сюда.
      - Ничего, - сказал я ему, и, как ни странно, это было правдой. Простой разговор с Уолтером подействовал на меня успокаивающе и вернул уверенность. Что еще мне следует сделать? Все это время я ходил по замкнутому кругу.
      - Просто позвони Флетчеру, - сказал он. - А потом сиди тихо.
      - Я еще раз наведался к миссис Гамильтон, - сказал я, - но больше ничего не мог придумать.
      Уолтер улыбнулся и похлопал меня по плечу, говоря:
      - Ты хороший друг, Пол.
      Меня смутила его похвала, и я не нашелся, что ответить.
      - Время истекло, - с удовольствием объявил охранник.
      - Не забудь прежде всего позвонить Флетчеру, - напомнил мне Уолтер.
      - Хорошо.
      Мы пожали друг другу руки, и я направился к выходу, а Уолтера повели наверх. "Форд" я оставил в квартале от полицейского участка. Я шел к нему, покуривая сигарету, потом сел в него и поехал по Харпер-бульвару. Проехав два квартала, я увидел на углу автостоянку, как раз напротив аптеки. Оставив на ней машину, я разменял в соседней лавчонке два доллара, после чего уединился в телефонной будке.
      Мне не сразу удалось дозвониться, потому что я не знал номера телефона, но в конце концов хриплый прокуренный голос ответил:
      - Флетчер слушает.
      - Моя фамилия Стендиш, мистер Флетчер, - сказал я. - Я звоню из Уиттберга, штат Нью-Йорк, мы здесь с Уолтером Килли.
      - Угу. - Мне послышалось, что он что-то записывал, отвечая мне.
      - Наш здешний контакт был убит, мистер Флетчер, и они держат Уолтера в тюрьме.
      - Угу. Ему предъявлено обвинение?
      - Нет, они проводят допросы. Они и меня держали в течение двенадцати часов. Уолтер назвал этот городок "карманным".
      - Угу. Где вы остановились?
      - В мотеле "Уиттберг".
      - Угу. Какой ближайший город?
      - Уотертаун, думаю.
      - Никогда не слышал. А что-нибудь покрупнее?
      - Сиракьюс.
      - Угу. Закажите мне номер в том же мотеле на сегодняшний вечер. Сможете поговорить с Уолтером?
      - Не раньше чем завтра. Часы свиданий с двух до трех.
      - Угу. Хорошо, я приеду сегодня вечером. Лучше закажите два двойных номера.
      - Хорошо, закажу.
      - До встречи. - Щелчок. Он повесил трубку.
      Я вышел из телефонной будки, чувствуя себя на двести процентов лучше. Что-то было в этой сухой распорядительности, с которой мистер Флетчер вел разговор, и это помогло мне обрести уверенность. Уолтер был хорошим человеком, но его сферой деятельности была организация профсоюза, а не юридические проблемы. Я не сомневался, что, когда приедет мистер Флетчер, капитан Уиллик и его молодчики обнаружат, что положение полностью изменилось. Мистер Флетчер пустяками не станет заниматься.
      По пути из аптеки я увидел, что уже поступили в продажу вечерние газеты. Я взял один экземпляр, заплатил за него семь центов и пошел к своей машине. На счетчике еще не истекло время стоянки, поэтому я уселся поудобнее и стал искать свое интервью.
      Я нашел его на третьей странице.
      "ПРОФСОЮЗНЫЕ ГРОМИЛЫ ДОПРАШИВАЮТСЯ ПО ДЕЛУ ОБ УБИЙСТВЕ ГАМИЛЬТОНА
      Расследование жестокого убийства рабочего с фабрики Макинтайра Чарлза (Чака) Гамильтона (цех колодок) вчера вечером приобрело драматический оборот, когда стало известно, что два человека, так называемые организаторы Американского союза инженерно-технического персонала и квалифицированных рабочих (см, колонку Ральфа Кинни, с. 6), были задержаны в загородном мотеле и доставлены в полицейское управление для допроса. Эти два человека, Уолтер Килли (38 лет) и Пол Стендиш (24 года), оба из Вашингтона, округ Колумбия, были помещены в камеры предварительного заключения, после того как полиции, руководимой капитаном Уилликом, стало известно от вдовы Чарлза Гамильтона, миссис Элен Гамильтон, что они явились в дом к Гамильтонам, 426, Четвертая улица, незадолго до фатального выстрела, требуя встречи с Чарлзом Гамильтоном. Узнав, что мистер Гамильтон на работе, в здании три (цех колодок), они, по-видимому, угрожали ей, а затем ушли.
      "Эти два инцидента, - заявил капитан Уиллик в интервью, - возможно, всего лишь случайное совпадение. Тем не менее до завершения следствия этот человек (Килли) будет содержаться под арестом. До тех пор, пока я не узнаю, в чем тут дело".
      Другой профсоюзный "организатор", Стендиш, после его освобождения сегодня рано утром заявил: "Эти недоумки (местная полиция) не имеют права держать Уолтера под арестом. Я позвоню в Вашингтон". Эта и другие сомнительные угрозы - была единственное, что он способен заявить в ответ на обвинения, выдвинутые против него и его партнера.
      Когда капитана Уиллика спросили, почему был выпущен этот глумливый и дерзкий Стендиш, тот заявил: "Мы полагаем, что другой (Килли) является мозговым центром этой парочки. Стендиш - новичок (прод, на с. 11, кол. 4)".
      "ДОПРОС ГРОМИЛ ПО ДЕЛУ ОБ УБИЙСТВЕ
      (начало на с. 3)
      В профсоюзных делах и, вероятно, сам всего его существа не знает. Во всяком случае, на ним наблюдают". Капитан Уиллик добавил, что если Стендиш попытается покинуть город, то "он далеко не уедет".
      Факт убийства Чарлза Гамильтона, наиболее жестокого в истории города, потряс горожан. Оно произошло вчера во второй половине дня на Восточной автостоянке у здания три. Мистер Гамильтон, в течение четырнадцати лет проработавший в компании Макинтайра и ветеран Второй мировой войны, был гражданином Уиттберга, прожившим здесь всю жизнь, за исключением службы в армии. "Чак был одним из лучших парней на этой фабрике, - заявил Роберт Линкольн, друг и коллега убитого, - и, если эти два профсоюзных парня убили его, они заслуживают казни через повешение". Хенри Бартон, мастер цеха, заявил, что мистер Гамильтон всегда был "хорошим рабочим" и "верным другом". "Нам его будет не хватать", - заявил еще один друг убитого, Стенли Меки, из этого же цеха.