- Этот вопрос невероятно интересный с той точки зрения, что Илья Григорьевич в самом своем начале, когда ему выпала на душу вот эта специальность, имел возможность общаться с видными военачальниками того периода. И он находился и находится под сильным влиянием Михаила Васильевича Фрунзе. А Фрунзе, как известно, то о чем Вы сказали, называл не "партизанами", а "партизанщиной". Вот, допустим, как у чеченцев, они не партизаны. У них партизанщина, разбой и так далее. Илья Григорьевич считает, под влиянием прежде всего, как я сказал, Фрунзе, Тухачевского, Путне и так далее, что партизаны - это те, кто управляются, получают задачу и действуют в соответствии с решением задач главных сил, то есть армии. Они никогда не могут играть главную роль. Они всегда содействуют решению главной задачи и по месту и по срокам - на фронтах. То есть главное - управляемость партизанской борьбой. И он всю свою жизнь где это возможно, и в своих трудах - у Ильи Григорьевича есть учебники, монографии, пособии, сборники характерных примеров - проводит эту мысль, что только управляемое движение может быть эффективным и полезным. Иначе, приобретший ту или иную славу местный партизанский руководитель вырождается в бандита, как это, допустим, было с Махно или другими партизанами, которые, не имея устойчивого руководства, вырождались в боевиков, становились анархистами. Илья Григорьевич всегда стоял на позиции организованного управления. Управления со стороны Генерального штаба или его подразделений на фронтах. . А Фрунзе, как известно, то о чем Вы сказали, называл не "партизанами", а "партизанщиной". Вот, допустим, как у чеченцев, они не партизаны. У них партизанщина, разбой и так далее. Илья Григорьевич считает, под влиянием прежде всего, как я сказал, Фрунзе, Тухачевского, Путне и так далее, что партизаны - это те, кто управляются, получают задачу и действуют в соответствии с решением задач главных сил, то есть армии. Они никогда не могут играть главную роль. Они всегда содействуют решению главной задачи и по месту и по срокам - на фронтах. То есть главное - управляемость партизанской борьбой. И он всю свою жизнь где это возможно, и в своих трудах ( у Ильи Григорьевича есть учебники, монографии, пособии, сборники характерных примеров - проводит эту мысль, что только управляемое движение может быть эффективным и полезным. Иначе, приобретший ту или иную славу местный партизанский руководитель вырождается в бандита, как это, допустим, было с Махно или другими партизанами, которые, не имея устойчивого руководства, вырождались в боевиков, становились анархистами. Илья Григорьевич всегда стоял на позиции организованного управления. Управления со стороны Генерального штаба или его подразделений на фронтах.
      ( В самое сложное время, в декабре 1941-го года, когда он предложил проделать вот такие диверсионно-партизанские действия Сталин не принял его, а его идея просто была отвергнута. Он чуть не попал под высшую меру наказания. не принял его, а его идея просто была отвергнута. Он чуть не попал под высшую меру наказания.
      - Дело в том, что это, конечно, так, но, может быть, и не совсем так. О Сталине сегодня существуют разные мнения. Для него осень и начало зимы 1941 года было труднейшим временем. И он мог изучить любое предложение, которое могло бы изменить положение на фронтах. И Илья Григорьевич действительно долго сидел в его приемной, ожидая вызова. Он прибыл к нему с планом стратегической операции по нарушению коммуникаций тыла немецких войск на оккупированной территории. Потому что развитие событий на фронте зависело от того, как снабжается противник боеприпасами, горючими и другими необходимыми средствами. Если бы он доложил Сталину, то неизвестно, как бы развивались дальнейшие события. Они могли бы приобрести совершенно иной характер. Но этого не случилось, потому что труднейшее, тяжелейшее положение на фронтах, я так думаю, не позволило Сталину его принять. Он знал кто такой Старинов. И поручил предварительную беседу провести Мехлису. Мехлис, конечно, известен по истории, что за человек. И он сказал Илье Григорьевичу - он тоже его знал, что вот вы высказываете целый ряд бредовых мыслей. "Сдаются армии, отступают фронты, а вы предлагаете какими-то минами остановить наступление немцев. Вы своей идеей можете только "загрузить" вождя. И я бы просил вас больше этот вопрос не поднимать. Мы вас простили за многое в Испании, когда вы говорили о том, что у нас и это не так, и то не так в подготовке партизанского движения. В этот раз мы вам не простим. Я хотел бы, чтобы этот разговор повлиял на ваше отношение к делу". Конечно, трудно сказать как бы повернулись события. Я недавно беседовал с Ильей Григорьевичем. Говорю: Илья Григорьевич, а если бы Сталин вас принял? Я думаю, что он знал, и хорошо знал многие вопросы партизанской борьбы. По Царицыну, по целому ряду других событий. Общаясь с Ворошиловым, с Буденным он многие вопросы так или иначе обсуждал. Илья Григорьевич ответил: если был бы успех, то тогда приписали бы все вождю и, я думаю, что до конца войны я бы не дожил. Потому что люди, которые давали правильные решения в те времена, - исход их был известным. У него сейчас такое мнение, что это могло бы быть положительно для Отечества, но лично для него окончилось бы печально. , то неизвестно, как бы развивались дальнейшие события. Они могли бы приобрести совершенно иной характер. Но этого не случилось, потому что труднейшее, тяжелейшее положение на фронтах, я так думаю, не позволило Сталину его принять. Он знал кто такой Старинов. И поручил предварительную беседу провести Мехлису. Мехлис, конечно, известен по истории, что за человек. И он сказал Илье Григорьевичу - он тоже его знал, что вот вы высказываете целый ряд бредовых мыслей. "Сдаются армии, отступают фронты, а вы предлагаете какими-то минами остановить наступление немцев. Вы своей идеей можете только "загрузить" вождя. И я бы просил вас больше этот вопрос не поднимать. Мы вас простили за многое в Испании, когда вы говорили о том, что у нас и это не так, и то не так в подготовке партизанского движения. В этот раз мы вам не простим. Я хотел бы, чтобы этот разговор повлиял на ваше отношение к делу". Конечно, трудно сказать как бы повернулись события. Я недавно беседовал с Ильей Григорьевичем. Говорю: Илья Григорьевич, а если бы Сталин вас принял? Я думаю, что он знал, и хорошо знал многие вопросы партизанской борьбы. По Царицыну, по целому ряду других событий. Общаясь с Ворошиловым, с Буденным он многие вопросы так или иначе обсуждал. Илья Григорьевич ответил: если был бы успех, то тогда приписали бы все вождю и, я думаю, что до конца войны я бы не дожил. Потому что люди, которые давали правильные решения в те времена, - исход их был известным. У него сейчас такое мнение, что это могло бы быть положительно для Отечества, но лично для него окончилось бы печально.
      Анна Корниловна Обручева
      Все эти годы бок о бок с Ильей Григорьевичем шли удивительные женщины. Этот незаурядный человек и спутниц себе выбрал уникальных. Их роднили те же черты характера, что были присущи Илье Григорьевичу - преданность своему делу, доходящая до фанатизма, жизнерадостность, мужество и свободолюбие.
      С первой женой Анной Корниловной* Илья Григорьевич познакомился в поезде, идущем в Испанию. Ее назначили переводчицей Александра Прохопюка (Под этим именем Старинов ездил в Испанию). (Под этим именем Старинов ездил в Испанию).
      Эта отважная женщина стала не только надежным помощником Старинова. Она участвовала в большинстве операций. Работала переводчицей, санитаркой, наравне со всеми изготавливала мины. Она стала душой и вдохновительницей отряда. Оба были награждены орденом Красного знамени.
      Поженились они уже после Испании. Во время других войн она ждала его, как многие женщины. Вместе они прожили пятьдесят лет.
      Вскоре после начала фашистского мятежа в Испании туда стали уезжать слушатели-испанцы из Международной Ленинской школы, с которыми я работала. На прощание они пригласили меня приехать к ним в Испанию.
      Узнав о том, что в Испанию уехало несколько добровольцев, я стала добиваться направления в Испанию в качестве переводчицы, как знающую английский и испанский. После встречи с директором Международной ленинской школы Клавдией Ивановной Кирсановой (жена Емельяна Ярославского), моя просьба была удовлетворена. (жена Емельяна Ярославского), моя просьба была удовлетворена.
      Внезапно ко мне на квартиру пришла незнакомая женщина. Представилась: "Урванцева". И предупредила, что все, о чем пойдет речь, я не должна разглашать. Вскоре она пригласила меня к себе на службу и попросила заполнить большую анкету. ". И предупредила, что все, о чем пойдет речь, я не должна разглашать. Вскоре она пригласила меня к себе на службу и попросила заполнить большую анкету.
      Урванцева внимательно прочла ее, ничего не сказала, но я уже догадалась, что это связано с возможной командировкой в Испанию. внимательно прочла ее, ничего не сказала, но я уже догадалась, что это связано с возможной командировкой в Испанию.
      Через несколько дней она зашла ко мне и довольная сообщила:
      - Ну, вот и хорошо, что застала Вас дома. Собирайтесь, поедемте к товарищам, которые хотят с вами побеседовать.
      Это было так неожиданно, что я немного растерялась, но, взглянув на полную, добродушную и улыбающуюся Урванцеву, успокоилась.
      Через полчаса я очутилась в большом учреждении, недалеко от моей квартиры.
      Разговаривал со мной высокий, статный, с крупными чертами лица и густой шевелюрой военный, как я потом узнала - Г.Л. Туманян, перед ним лежала моя анкета. , перед ним лежала моя анкета.
      - Значит, Вы готовы выехать в длительную командировку? - спросил он и ласково, по-дружески посмотрел на меня.
      - Готова!
      - А дочь?
      - Устрою и дочь, родные и друзья присмотрят!
      Недолго продолжалась наша беседа.
      Гай Лазаревич был не многословен, но чувствовалось, что он уже многое обо мне знал, все было просто и ясно. Мы с ним тепло распрощались, и я поняла, что это не последняя встреча. Меня опять предупредили, чтобы я никому ничего не говорила.
      Прошло некоторое время, и я точно в назначенный час вновь была в кабинете Туманяна, где находился еще один незнакомец.
      Нас представили, и я узнала, что меня назначают его переводчицей.
      Встреча с А. Порохняком (Старинов): ):
      - Надеюсь, довольны, товарищ Порохняк? - спросил незнакомца Гай Лазаревич. ? - спросил незнакомца Гай Лазаревич.
      - Да, да!.. конечно, - как-то по-военному выпрямясь и избегая моих глаз, ответил тот.
      Глядя на своего будущего начальника, я еще не понимала, чем он будет заниматься в Испании.
      Порохняк был в новом, штатском костюме, и было заметно, что он его стесняется - в нем угадывался военный. Это, видимо, заметил и Гай Лазаревич. был в новом, штатском костюме, и было заметно, что он его стесняется - в нем угадывался военный. Это, видимо, заметил и Гай Лазаревич.
      - Вы теперь не военинженер 3-го ранга, - сказал он, - а гражданин... Александр Порохняк. .
      Вскоре нас, вместе с другими отъезжающими в Испанию, принимал комкор ( С.П. Урицкий. .
      Семен Петрович беседовал с нами с каким-то внутренним подъемом, предупреждал, что впереди много трудностей, опасностей, но мы должны обязательно оправдать оказанное нам высокое доверие. Он вспоминал о больших испытаниях, которые наш народ перенес в войне против белогвардейцев и иностранных интервентов в 1918-1920 годах.
      Заканчивая беседу, Урицкий сказал:
      - Надеюсь, вы сделаете все, чтобы помочь испанскому народу защитить свободу и демократию в борьбе против фашистских мятежников и интервентов!
      Переночевали в Варшаве, проехали через Чехословакию, в Вену. На следующий день экспрессом прибыли в Париж. Нас встретили и помогли ознакомиться со столицей Франции. Вечером 22 ноября мы, наконец, выехали в Испанию.
      О Берзине: :
      На следующий день нас с Порохняком принял старший военный советник, которого все ласково называли "стариком", хотя было ему немного более сорока лет.
      В дороге Порохняк много рассказывал о ленинце, мужественном воине и талантливом разведчике, Яне Карловиче Берзине, но я волновалась, идя на прием к нему, - и, как оказалось, напрасно. Все было проще, чем предполагала. Порохняк просился в Мадрид. много рассказывал о ленинце, мужественном воине и талантливом разведчике, Яне Карловиче Берзине, но я волновалась, идя на прием к нему, - и, как оказалось, напрасно. Все было проще, чем предполагала. Порохняк просился в Мадрид.
      - Не выйдет! Обстановка изменилась. Оставляю вас здесь... Придется начинать с малого..., - сказал "старик".
      Потом он говорил о потерях фашистов под Мадридом, о неприступности обороны столицы.
      - Для вас важно то, что сплошной линии фронта на других участках нет, ( заметил, улыбаясь, Ян Карлович.
      В это время вошел помощник и доложил, что прибыли еще двое, назвав их фамилии.
      - Очень удачно! - приветливо встречая, сказал старший советник. ( Знакомьтесь: Порохняк, Обручева, а это - Спроглис и Цитрон. Товарищ Порохняк, помогите Спроглису минами, их можно сделать на месте из подручных материалов, как обучали вы партизан в наших школах. , Обручева, а это - Спроглис и Цитрон. Товарищ Порохняк, помогите Спроглису минами, их можно сделать на месте из подручных материалов, как обучали вы партизан в наших школах.
      На прощание Берзин сказал: сказал:
      - Народ испанский очень хороший народ, ему надо помочь отстоять свободу и независимость. Пойдемте к генералу Ивону, он все оформит. , он все оформит.
      В дороге Порохняк рассказал мне о том, как Петр Кюзис (так в действительности звали Я.К. Берзина) весной 1906 года участвовал в налете с целью реквизиции средств для партийных нужд. Об этих операциях в латышском крае положительно отзывался В.И. Ленин. Во время этой операции Берзин был ранен и схвачен полицией. Тогда ему не было еще и семнадцати, и это спасло его от расстрела, но его запрятали в тюрьму. Выйдя из заточения, Кюзис активно работал в Риге, сочиняя антиправительственные листовки и распространяя их. Его подпольная партийная работа была прервана новым арестом и высылкой в Иркутскую губернию. Началась первая мировая война. Петр Казюс достал поддельные документы, превратился в Яна Карловича Берзина и бежал в Ригу, где продолжал работу в большевистском партийном подполье, участвовал в Великой Октябрьской революции, в вооруженной защите Советской власти. рассказал мне о том, как Петр Кюзис (так в действительности звали Я.К. Берзина) весной 1906 года участвовал в налете с целью реквизиции средств для партийных нужд. Об этих операциях в латышском крае положительно отзывался В.И. Ленин. Во время этой операции Берзин был ранен и схвачен полицией. Тогда ему не было еще и семнадцати, и это спасло его от расстрела, но его запрятали в тюрьму. Выйдя из заточения, Кюзис активно работал в Риге, сочиняя антиправительственные листовки и распространяя их. Его подпольная партийная работа была прервана новым арестом и высылкой в Иркутскую губернию. Началась первая мировая война. Петр Казюс достал поддельные документы, превратился в Яна Карловича Берзина и бежал в Ригу, где продолжал работу в большевистском партийном подполье, участвовал в Великой Октябрьской революции, в вооруженной защите Советской власти.
      Порохняк рассказывал о своих встречах с Берзиным в начале тридцатых годов. рассказывал о своих встречах с Берзиным в начале тридцатых годов.
      Берзин произвел на меня большое впечатление. Что-то в нем было искренне, обаятельное, и в то же время такое решительное, что нельзя было забыть. произвел на меня большое впечатление. Что-то в нем было искренне, обаятельное, и в то же время такое решительное, что нельзя было забыть.
      Когда позже мы узнали о подвиге Зорге, мне стала понятна и роль Яна Карловича в становлении этого героя-разведчика.
      Вопреки нашим ожиданиям, генерал Ивон оказался советским человеком. Он сделал все, чтобы Порохняк, как и сказал Берзин, сразу начал заниматься с небольшой группой партизан, и превратил Порохняка в Рудольфа Вольфа, а меня - в Луизу Куртинг. К сожалению, позже нам эта конспирация часто не столько помогала, сколько мешала... Испанцы знали, что мы русские, и удивлялись, что мы не Иваны и Марьи, а Вольфы и Луизы. , как и сказал Берзин, сразу начал заниматься с небольшой группой партизан, и превратил Порохняка в Рудольфа Вольфа, а меня - в Луизу Куртинг. К сожалению, позже нам эта конспирация часто не столько помогала, сколько мешала... Испанцы знали, что мы русские, и удивлялись, что мы не Иваны и Марьи, а Вольфы и Луизы.
      На следующий день мы, с новоиспеченным Рудольфом, спускались в холл гостиницы. День обещал быть жарким, и я надела шляпу. Перед входом в холл меня остановил охранник и вежливо сказал:
      - Синьорита, разрешите вам дать добрый совет. Снимите и оставьте здесь головной убор. Послушайте меня! А то, чего доброго, анархисты примут вас за фашистку, и тогда - не оберетесь неприятностей.
      Я вернулась и раз и навсегда оставила шляпу. Надела черный берет.
      ***
      К вечеру на второй день послу выхода группы из вражеского тыла, приехал к нам Михаил Кольцов. Был он очень похож на испанца по одежде и поведению, и говорил он по-испански, как истинный кастельяно. . Был он очень похож на испанца по одежде и поведению, и говорил он по-испански, как истинный кастельяно.
      Весть о прибытии Михаила Кольцова на базу всполошила весь ее состав. Кольцова хорошо в то время знали не только мы, советские люди. Его выступления в печати вдохновляли республиканцев в их борьбе против мятежников и фашистских интервентов. Все хотели увидеть этого боевого "новинара", как его назвал Иван Большой.
      - Познакомьте меня, пожалуйста, с участниками крушения поезда под Кордовой,-- обратился ко мне Михаил Кольцов, узнав, что на базе нет Рудольфа. , узнав, что на базе нет Рудольфа.
      Я выполнила его просьбу и началась дружеская беседа, но все помнили приказ Доминго - держать язык за зубами. Свободно говорили о погоде, о том, как промокли и устали, но никто не сказал, где обогревались и отдыхали. Объяснили, что поставили большую мину, чтобы уничтожить всех фашистов в поезде.
      Михаила Кольцова очень интересовали боевые акции интербригадовцев в тылу врага.
      - Все иностранные товарищи знают испанский? - спросил Кольцов у Доминго. у Доминго.
      - Нет! - махнул рукой капитан. - Два югослава, итальянцы и французы понимают, могут объясняться, а другие, когда поступили в отряд, знали несколько десятков слов и только, а теперь уже все могут объясняться.
      - А как же местное население? Может сразу заметить, что иностранцы?
      - Наши группы берут в тыл все необходимое и к местному населению не обращаются. Для работы среди населения и связей с ним у нас привлекаются только испанцы, - ответил Доминго.
      - Ну, а если ночью кто отстанет? - спросил Кольцов. .
      - Пока никто не отставал. - Есть компас. Выйдет!
      - Почему вы пошли в партизаны? - обратился Кольцов к Хуану Гранде. ( Потому, что приехал в Испанию воевать против фашистов, - ответил тот. к Хуану Гранде. - Потому, что приехал в Испанию воевать против фашистов, ( ответил тот.
      - Но, воевать можно и на фронте, там фашистов тоже много, там для иностранцев проще, можно и не знать языка! - допытывался Михаил Ефимович.
      - Нет! В тылу фашистов бить легче и, главное, ты его бьешь там, где он не ждет и тогда, когда сам в стороне. Вначале я сам этого не понимал, а когда увидел, то сообразил, что мятежники в поездах и машинах, как змеи в клетках. Бей их пока не выползли, - доказывал Хуан.
      Кольцов бегло записывал, но больше на эту тему вопросов не задавал. Я не слыхала о чем он разговаривал с Рубио, но заметила, что он остался доволен этой беседой. бегло записывал, но больше на эту тему вопросов не задавал. Я не слыхала о чем он разговаривал с Рубио, но заметила, что он остался доволен этой беседой.
      - После уничтожения поезда с летным составом не могут ли мятежники по горячим следам найти и уничтожить вас на вашей базе? - спросил Кольцов у Доминго. у Доминго.
      - На базу в тыл врага мы уже не вернемся, а до баз в нашем тылу у фалангистов руки коротки. Кроме того, повышаем бдительность, опираясь на народ. С его помощью мы уже выловили нескольких вражеских лазутчиков. Подлые, трусливые твари, - ответил Доминго.
      - Это верно! Но у вас с охраной не все благополучно. У меня, например, никаких документов не спросили.
      - Не надо! -- спокойно ответил Доминго, - вас знают, а посторонний к нам не забредет. Наши караульные уже не одного подозрительного задержали и передали в комендатуру, да и размещаемся мы в домах священнослужителей, а они, эти дома, как маленькие крепости.
      Несмотря на все уговоры, Михаил Кольцов не остался ночевать. Спешил. не остался ночевать. Спешил.
      На следующий день приехал на базу Илья Эренбург, с секретаршей и портативной пишущей машинкой. Гость не спешил и согласился у нас переночевать. , с секретаршей и портативной пишущей машинкой. Гость не спешил и согласился у нас переночевать.
      Доминго начал показывать Илье Григорьевичу свое хозяйство, и, первым делом, повел его к конным диверсантам.
      - А это что за наездник? - удивленно спросил писатель, увидев восьмилетнего Антонио, сидевшего на породистом рысаке своего отца.
      - Это мой сын! - с гордостью ответил Доминго.
      В честь гостя был устроен ужин, на котором присутствовали почти все находившиеся на базе.
      Ужин превратился в дружескую встречу.
      Илья Эренбург показывал присутствующим фотографии и некрологи, помещенные в фашистских и профашистских газетах. показывал присутствующим фотографии и некрологи, помещенные в фашистских и профашистских газетах.
      - Скорбят по уничтоженным, жалуются на партизан, - заметил писатель.
      - Когда враг плачет и жалуется, мы - веселимся, - ответил Доминго.
      - Пишут враги, пишут и друзья, - сказал Илья Эренбург. - Друзья наши понимают, что чем больше партизаны будут уничтожать мятежников в их тылу, тем меньше вражеских вояк будет на фронте, тем скорее будет победа. . ( Друзья наши понимают, что чем больше партизаны будут уничтожать мятежников в их тылу, тем меньше вражеских вояк будет на фронте, тем скорее будет победа.
      Наконец, усталый, но довольный, писатель ушел отдыхать.
      Утром он простился с партизанами и уехал, сказав:
      - Напишу, но с полным соблюдением конспирации.
      - Очень хорошо,-- ответил капитан.
      - Только, чтобы нам это боком не вышло, - попросил Рудольфо. .
      Илья Эренбург действительно написал о крушении поезда, выполнив данное нам обещание. действительно написал о крушении поезда, выполнив данное нам обещание.
      - Да! Большая конспирация! Но теперь мы признаны и могли бы не сваливать вины на местных партизан, - сказал Доминго, когда я ему перевела очерк Ильи Эренбурга, опубликованный в "Известиях" 23 марта 1937 года.
      Анхел Посо Сандован Посо Сандован
      С Анхелом мы встретились дома у Ильи Григорьевича. Перед отъездом в Испанию, Анхел зашел проститься с Ильей Григорьевичем. Встреча состоялась 8 мая 1999 года. Кроме Анхела, на встрече присутствовало несколько человек, так или иначе связанных с испанцами. зашел проститься с Ильей Григорьевичем. Встреча состоялась 8 мая 1999 года. Кроме Анхела, на встрече присутствовало несколько человек, так или иначе связанных с испанцами.
      -- Анхел, что в Испании знают о 14-м корпусе, который фактически создал Илья Григорьевич? , что в Испании знают о 14-м корпусе, который фактически создал Илья Григорьевич?
      Анхел: Вы знаете, я сам был удивлен, когда, выступая в Мадридском университете, среди множества вопросов, которые мне задавали, был такой: Что стало с 14-м партизанским корпусом? Когда я доложил, что основатель этого корпуса - советский советник - жив, это произвело просто огромное впечатление на молодых студентов. Пошли вопросы. Дело в том, что в Испании война окончилась официально 1 апреля 1939 года. Официально. Но многие испанцы, не сдались и ушли в партизаны. Среди этих партизан оказались ученики Старинова. Это сейчас вспоминается, потому что после сорока лет франкизма возник огромный интерес к нашей истории. Франкисты задушили не только страну, но и историю. И когда я сказал, что партизаны из 14-го корпуса не только принимали самое активное участие в освобождении Франции, потому что первые партизаны во Франции - были испанцы, это произвело впечатление. Кстати и потом, даже среди партизан Фиделя Кастро были партизаны 14-го корпуса. : Вы знаете, я сам был удивлен, когда, выступая в Мадридском университете, среди множества вопросов, которые мне задавали, был такой: Что стало с 14-м партизанским корпусом? Когда я доложил, что основатель этого корпуса - советский советник - жив, это произвело просто огромное впечатление на молодых студентов. Пошли вопросы. Дело в том, что в Испании война окончилась официально 1 апреля 1939 года. Официально. Но многие испанцы, не сдались и ушли в партизаны. Среди этих партизан оказались ученики Старинова. Это сейчас вспоминается, потому что после сорока лет франкизма возник огромный интерес к нашей истории. Франкисты задушили не только страну, но и историю. И когда я сказал, что партизаны из 14-го корпуса не только принимали самое активное участие в освобождении Франции, потому что первые партизаны во Франции - были испанцы, это произвело впечатление. Кстати и потом, даже среди партизан Фиделя Кастро были партизаны 14-го корпуса.
      -- Ученики Ильи Григорьевича?
      -- Ученики Ильи Григорьевича. Так что помнят его. После падения Испанской республики, испанцы сражались: 27 диверсионных бригад во Франции. Они участвовали в спасении Парижа и Марселя. Они очень активно участвовали в Италии и вместе с итальянцами помогли итальянцам освободить почти весь север Италии и поймали самого Муссолини. Они воевали в Бельгии, воевали в Югославии, где было много опытных югославов, которые прошли боевой путь партизанской борьбы именно в 14-м корпусе. . Они воевали в Бельгии, воевали в Югославии, где было много опытных югославов, которые прошли боевой путь партизанской борьбы именно в 14-м корпусе.
      Первые танки де Голля, которые вступили в Париж, имели надписи "Мадрид" и "Дон Кихот". Это первые танки де Голля. Могу добавить. 22 июня 1941-го года началась Великая Отечественная война, а уже 27 июня группа испанских добровольцев - 150 человек интернационалистов - уже одевала форму советской армии, хотя у нас даже паспортов не было. Мы были без гражданства и должны были отмечаться каждые три месяца в ОВИРе. Но мы считали, что это наш долг, потому что били советских товарищей, которые помогли нам во время Гражданской войны. И летчики, и танкисты, и артиллеристы. Вы же знаете, через Испанию прошли и крупнейшие военачальники -- Малиновский, генерал Кузнецов. Я должен сказать, что первое слово, которое я выучил по-русски -- "товарищ". Это был инструктор, который меня научил обращаться с "Максимом" -- с пулеметом. Поэтому когда началась Отечественная война, для нас не было выбора. Хотя до этого у нас уже возникли некоторые разногласия с советским правительством. Мы не понимали пакта о ненападении. Чтобы мы общались с этими фашистами, с палачами Герники? Но пришло время, на стадионе "Динамо" была создана Первая отдельная мотострелковая бригада особого назначения. В нее вступили испанцы, но не только испанцы. Там были интернационалисты -- немцы, итальянцы, литовцы, латыши, болгары, венгры и так далее. Между прочим, я приглашен сейчас специально на открытие памятной доски на стадионе "Динамо", где будет вечер, если можно так сказать. Это будет другой разговор, потому что мы, испанцы давно, давно боремся, чтобы нам разрешили воздвигнуть скромный памятник нашим ребятам, которые отдали жизнь за советскую родину. И получилось просто кощунство, когда открыли памятник под Новгородом легионерам Голубой дивизии. Которые помогли Гитлеру, которые осквернили Петергоф, которые помогли душить ленинградцев во время блокады. А мы, то есть наши ребята, которые боролись за советскую власть не смогли поставить своим памятник... Потом скажу, не помню как по-русски. Незаконнорожденные победы, если можно так сказать. Мы начали добиваться разрешения еще при Горбачеве. Тогда было много еще в живых ветеранов. Мы только просили разрешения. Отказ. Мы обратились к первому секретарю городского комитета... московского городского комитета партии. Борису Николаевичу Ельцину. Отказ. Между прочим, с большими, то есть словами ребята, как хорошо вы поступаете, что... В 50-летие победы обратились к Лужкову. Мы хотели скромный, маленький памятник. Нас попросили сказать конкретно, что мы хотим. После многочисленных отказов мы получили из Моссовета письмо, где было написано, что в Москве до 2020 года не будет воздвигнуто никаких памятников. Мы говорили, что мы до этого времени не доживем. Короче, в Мадриде, недалеко от столицы воздвигнут памятник советским добровольцам, которые погибли в Испании. 187 человек погибли в Испанской войне. Они поименно, на русском и на испанском языке. Это очень красивый памятник. Испанцам нет такого памятника. Лужков сделал контрпредложение. Конечно, говорит, я мальчишкой тогда был. На Поклонной горе, на аллее славы первый памятник будет испанцам. Но почему не маленькая часовня? Я говорю, при чем тут часовня? Большинство испанцев было неверующих, коммунисты. При чем тут часовня? Но и на часовню не нашли денег. До сих пор ничего не сделали. Обидно не только для нас. Для общего дела, которое мы защищали. И тем более, когда нашлись люди, которые позволили на советской земле воздвигнуть памятник головорезам-гитлеровцам. , которые вступили в Париж, имели надписи "Мадрид" и "Дон Кихот". Это первые танки де Голля. Могу добавить. 22 июня 1941-го года началась Великая Отечественная война, а уже 27 июня группа испанских добровольцев - 150 человек интернационалистов - уже одевала форму советской армии, хотя у нас даже паспортов не было. Мы были без гражданства и должны были отмечаться каждые три месяца в ОВИРе. Но мы считали, что это наш долг, потому что били советских товарищей, которые помогли нам во время Гражданской войны. И летчики, и танкисты, и артиллеристы. Вы же знаете, через Испанию прошли и крупнейшие военачальники -- Малиновский, генерал Кузнецов. Я должен сказать, что первое слово, которое я выучил по-русски -- "товарищ". Это был инструктор, который меня научил обращаться с "Максимом" -- с пулеметом. Поэтому когда началась Отечественная война, для нас не было выбора.