У остальных «счастливцев» очутившихся в Эстонии, участь была ненамного лучше. В условиях эстонских концлагерей вспыхнула эпидемия тифа. От него умерли тысячи людей. В полках насчитывалось по 700 — 900 больных при 100 — 150 здоровых; число больных, не помещённых в госпитали, достигало 10 тыс., общее число заболевших составляло 14 тыс. Помощи от эстонцев не было никакой. Белья нет, медикаментов нет. Даже в бани русских пускать было запрещено! Только когда тиф вышел за пределы белогвардейских бараков, власти стали предпринимать меры. Появились элементарные средства гигиены и… братские могилы. «Когда был отдан приказ почистить бараки и госпитали от трупов, то их наваливали на повозки в несколько ярусов, сверху покрывали сеном, вывозили за город и сбрасывали на так называемое „трупное поле“ — повествует „Борьба за Красный Петроград“.
Картина, как в Освенциме и Дахау! Таков фундамент эстонской независимости! Но молчат правозащитники того времени, не слышно гневных голосов борцов за права человека. Кому есть дело до русских, когда идёт бурное строительство национальных государств? Случись такие зверства по отношению к полякам или к самим эстонцам — был бы повод повозмущаться. Геноцид русских, тем более желавших спасти свою страну, внимания и беспокойства не достоин. Ту же картину, те же двойные стандарты, мы наблюдаем и в современной западной политике.
Так Эстония встретила тех, кто помог освободить её от большевиков. Последнюю попытку спасти людей в январе 1920 года сделал Юденич. Он обратился к «союзникам» с просьбой перебросить свою армию на Южный фронт, к Деникину. Нужным количеством кораблей обладают только британцы. Они согласны помочь. За деньги — и назначают цену: 800 тыс. фунтов стерлингов! Этой баснословной суммы, у генерала Юденича, конечно, нет, а за бесплатно «союзники» ничего делать не будут. Они специально назначают непомерную цену, чтобы армия Юденича не дай бог, не усилила армию Деникина и Врангеля. Пусть лучше белогвардейцы отправляются в братские могилы…
К концу февраля 1920 года состоялось полное расформирование армии. Общая численность выживших после тифа русских равнялось 15 тыс. человек. Они оборваны, обессилены и не имеют никакой работы. Однако издевательства и истребление оставшихся в живых борцов за Россию на этом не закончилось. 2-го марта 1920 года эстонское Учредительное собрание приняло закон о 2-х месячных обязательных лесных работах для всех мужчин от 18 до 50 лет, не занимающихся никаким постоянным трудом. Общее число мобилизуемых «по случайному совпадению» определялась как раз в 15 тыс. человек! То есть, новый закон касался только русских белогвардейцев. Эстонское правительство фактически отправило их на каторгу!
Когда говорят, что лесоповал изобрели сталинские начальники ГУЛАГа, давайте вспомним, куда эстонцы направляют русских солдат и офицеров задолго до репрессий культа личности! Произвол полный: законов определяющих зарплату и норму выработки нет, а военные валить деревья не умеют. В день они зарабатывают по 10 эстонских марок, а питание одного человека стоит 50. «Мобилизованные жили впроголодь, одежда их быстро изнашивалась — пишет „Борьба за Красный Петроград“ — Размещение рабочих и санитарные условия были отвратительными. В браках была ужасная грязь, масса насекомых-паразитов, холод, сырость. Баня была редкостью, стирка белья и мыло — мечтою».
Сама же Эстония готовится стричь купоны. За своё содействие в предательстве русских патриотов, она получит солидный куш. Англия и Франция надавят на своих «друзей» большевиков, и 2-го февраля 1920 года в Тарту они с готовностью подпишут мирный договор между Советской Россией и Эстонией. Предательство вознаграждается весьма щедро: к Эстонии отошли Западная Ингерманландия с Ивангородом и район Петсаари (Печоры). Это около 1000 кв. км русской территории! Отдав землю, большевики ещё и выплачивают «отступные» — целых 15 млн. рублей золотом! Путет на чито строи-ить несависимую Э-эстонью!
Задушенная на Северо-западе России, борьба с большевиками продолжалась на Юге. Последним мощным оплотом Белого движения становился полуостров Крым. Именно здесь барон Врангель смог полностью проявить все свои таланты. Его армия не погибла такой страшной смертью, как солдаты Юденича, но и победить она не смогла…
Глава 12. Почему солдаты Врангеля рвали колючую проволоку руками.
Пусть не всегда подобны горному снегу одежды белого ратника — да святится вовеки память его.
И. БунинПётр Николаевич Врангель смотрел на крымский берег. Он стоял и вглядывался в эти каменистые пляжи так тщательно, фиксируя каждый кустик и бугорок, словно пытаясь сфотографировать их в своей памяти. Это последняя часть русской земли. Это последняя русская земля, которую Врангель увидит в своей жизни. Да в глубине души, он и не надеялся увидеть Россию ещё. Увидеть Родину — значило победить, а в его условиях это было невероятно. Врангель в победу не верил уже около полугода, а может и больше. Не верил, но продолжал бороться и готов был пожертвовать жизнью за освобождение России от большевиков. Чтобы можно было спокойно умереть, честно посмотреть в глаза своим детям, и, ложась в гроб с последним своим вздохом ясно осознавать — я отдал России всё, что мог. Я боролся, я бился за неё и не моя вина, что борьба закончилась поражением, а не победой!
Ещё при планировании эвакуации Врангель решил для себя, что он уйдёт из Крыма вместе со своими последними солдатами. Был уже поздний вечер, когда оставшиеся посты юнкеров были выстроены на площади. Первые защитники России, первыми бросившиеся на борьбу с красной опасностью, они же теперь были и последними.
— Здравия желаю, господа юнкера! Благодарю Вас за славную службу! — бодрым, не знающим сомнений голосом поприветствовал воинов Врангель.
— Господи, — подумал он — Куда я веду этих мальчишек? Что нас там ждёт? У меня нет ответов ни на один вопрос!
Подумал он именно так, но им сказал совсем другое.
— Оставленная всем миром, обескровленная армия, боровшаяся не только за наше русское дело, но и за дело всего мира, оставляет родную землю. Мы идём на чужбину, идём не как нищие с протянутой рукой, а с высоко поднятой головой, в сознании выполненного до конца долга. Мы вправе требовать помощи от тех, за общее дело которых мы принесли столько жертв, от тех, кто своей свободой и самой жизнью обязан этим жертвам…
Заставы погрузились. Тогда и сам Врангель направился на катере к крейсеру «Генерал Корнилов», на котором взвился его флаг. С судов, проплывавших мимо, неслось «ура». Корабль за кораблём, нагруженные до предела, этим мощным русским кличем отдавали дань уважения своему вождю. Всё, что только мало-мальски держалось на воде, оставило берега Крыма. Только так смогли забрать всех тех, кто не хотел остаться под большевиками. И это притом, что барон Врангель издал приказ, разрешающий всем желающим остаться в Крыму! Никого плыть не заставляли, каждый делал свой выбор сам. Другой приказ командующего говорил о запрещении уничтожения мостов, фабрик, техники и другого оставляемого имущества. Ведь это все русское, э то все Россия. Пусть и красная.
Всего из Севастополя, а также из Керчи, Ялты и Феодосии ушло 132 до предела перегруженных корабля, на борту которых, находилось 145 тысяч 693 беж енца, не считая судовых команд…
После мастерски «организованных» англичанами эвакуаций, остатки деникинской армии едва смогли перебраться в Крым. Они были настолько деморализованы, разоружены, что казалось, дальше бороться не смогут. После кошмара Одессы и Новороссийска, Деникин сложил с себя полномочия командующего белой армией и передал их барону Врангелю. Но в самые последние дни деникинского правления, британское правительство выступило с «мирной инициативой». По сути, это был простой шантаж. Британская телеграмма говорила о том, что «Верховный Комиссар Великобритании в Константинополе получил от своего Правительства распоряжение сделать следующее заявление». Англичане, предлагали обратиться «к советскому правительству, имея в виду добиться амнистии». Далее британское руководство высказывало надежду, «что означенное предложение будет принято». Если же руководство белых вновь решит отказаться от переговоров с губителями Родины, то «в этом случае Британское Правительство сочло бы себя обязанным, отказаться от какой бы то ни было ответственности за этот шаг, и прекратить в будущем всякую поддержку или помощь».
Эти документы в мемуарах приводит барон Врангель. Написано предельно понятно и чётко. Нам ваша борьба уже не нужна, хотите воевать — воюйте, но «пулемёта я вам не дам». «Отказ англичан от дальнейшей нам помощи отнимал последние надежды. Положение армии становилось отчаянным» — пишет Врангель. Именно это послание британцев становится его первым международным документом, полученным в ранге руководителя белого движения. Деникин же выбирает «гостеприимное убежище в Великобритании» и уже навсегда уходит с арены русской смуты…
Барон Врангель стоит перед сложным выбором: продолжать борьбу с армией, которая благодаря «блестящей» эвакуации «союзниками» безоружна, и деморализована, или капитулировать перед большевиками. И главное, что отказ англичан оказывать помощь, на деле означает невозможность за деньги купить у них новое вооружение! Но Врангель решает бороться до конца. Он быстро и решительно реорганизует армию и даже переименовывает её в Русскую. Попытки красных ворваться в Крым отбиваются. Армия получает передышку. Её кавалерийские полки сажают на коней свои первые эскадроны, мелкие части укрупняются. И тут меняется политическая коньюктура!
Именно в этот момент поляки начинают активное наступление на Белоруссию и Украину. Начинается очередной раунд большой политической партии. Есть в русском языке поговорка — «кому война, а кому мать родна». Молодое польское государство можно смело отнести к тем, для кого мировая бойня стала огромным национальным праздником. «Уродливое детище Версальского договора», как позднее назовёт Польшу выпускник Петербургского Политехнического университета Вячеслав Михайлович Молотов, от войны только выиграла. Едва появившись на свет, нарезанное из кусков немецкой и русской территорий, это молодое государство проявило невероятную прыть, стараясь использовать благоприятный момент и оттяпать себе куски территории пожирнее. Аппетит у поляков отменный, они пытаются не только пощипать рухнувшую Россию, но и отобрать у немцев Вехнюю Силезию, а у литовцев Вильно (Вильнюс).
Пока красные и белые русские мутузят друг дружку, полякам «под шумок», совершенно безнаказанно удалось захватить некоторые украинские, белорусские и литовские земли. Занимаются территории, собственно Польше принадлежавшие лет триста назад, во времена Речи Посполитой, когда граница с Россией проходила под Смоленском. Теперь настал момент реванша. Для «союзников» ситуация похожа на методы истребления русского флота: поменял флаг и судно уже не принадлежит России. Если взять куски Украины и Белоруссии и отдать полякам, то они уже совсем и не русские.
На «освоенных» Польшей территориях начинается активное «ополячивание». В Российской империи такого никогда не было, и поляки могли свободно учиться своей истории и языку, в Совдепии их тоже никто не притесняет. В новой «демократической» Польше к ноябрю 1921-го года в Западной Белоруссии из 150 белорусских школ осталось только две. Попытки открыть новые насильственно подавлялись, а «виновные» подвергались арестам. В 1930-е годы дискриминация национальных меньшинств ещё больше усилилась. Начались гонения на православие, в результате которых были уничтожены сотни православных храмов, в том числе и величественный собор Александра Невского в Варшаве. Как это ни странно, конец этим притеснениям положила Красная армия в 1939-м году.
Для захвата русской территории нужен инструмент, поэтому «союзники» спешно формируют польскую армию. Нигде, так не бросалась разница в «помощи» англичан и французов, как в деле снабжения русских белогвардейцев и свежеиспечённых польских войск. Это белые армии могли идти в атаку, имея по нескольку патронов на винтовку; польские арсеналы загружены по самую крышу, обмундирование с иголочки, вдоволь продовольствия и амуниции. Как и польская территория, вооружённые силы склеиваются из нескольких разных частей: «русский» корпус Довбор-Мясницкого, «австро-немецкая» армия генерала Галлера и вновь формируемые части из призывников, добровольцев и… эмигрантов. Большое количество поляков из США и Западной Европы поспешили влиться во вновь формируемые национальные войска. «Союзные» правительства, разумеется, этому не препятствуют, а всячески поощряют этот процесс. Почему мы уделили внимание полякам? Потому, что безудержный рост польского государства в 1919-1920 годах сыграл огромную роль в судьбе белого движения. Многие демарши «союзников» объясняются влиянием именно польских факторов в политической ситуации того времени.
Наибольшую роль сыграли польские паны в судьбе армии Деникина и Черноморского флота. Сначала польская помощь была весомым «союзным» аргументом для начала трагического деникинского похода на Москву. Затем в самый решительный момент поляки и их сателлиты петлюровцы заключили с большевиками перемирие, дав им возможность всеми силами навалится на обескровленных белых. Теперь, когда Врангель не смотря ни на что, решил сопротивляться Крымском полуострове, история должна была повториться. Под ударами Красной армии Польша затрещала и готова была рухнуть. Спасти заботливо выращенную «союзниками» польскую независимость должны были солдаты Врангеля. Удобрением для независимости Польши, равно как и Латвии, и Эстонии и стали десятки тысяч трупов русских белогвардейцев!
Лондон и Париж начинают играть с Врангелем в классическую игру «добрый и злой следователь»: «злой» Лондон поставок оружия не даёт, «добрый» Париж снова открывает краник военных поставок. Глава министерства иностранных дел Великобритании лорд Керзон отправляет красному «министру» Чичерину ноту, в которой требует снисхождения для разбитых белых. Одновременно он угрожает, что если большевики попытаются наступать на Врангеля и добить его, то «британское Правительство было бы вынуждено направить корабли для всех необходимых действий, чтобы охранить армию в Крыму и предупредить вторжение советских сил в ту область, в которой находятся вооружённые силы юга России».
Надо не дать Ленину всей мощью навалиться на Польшу, которая в одиночку воевать с Россией не в состоянии. Для этого надо сохранить (пока) белый Крым. Но и по настоящему помогать Врангелю англичане не хотят. Британцы, надевая на себя тогу миротворцев, предлагают главнокомандующему Русской армией самому договариваться с большевистским руководством об условиях окончания сопротивления! Если Врангель согласится, то пока будут вестись переговоры, Красная армия не сможет перебросить свои силы на польский фронт, если он откажется — начнутся боевые действия с тем же нужным результатом. Врангель это прекрасно понимал:
«Тем временем, переговоры поляков с большевиками были прерваны, польские войска перешли в наступление и теснили красных по всему фронту. Последние спешно сосредоточивали на западном фронте все свои силы. Падение Крыма развязало бы красному командованию руки, давая возможность сосредоточить все усилия против поляков. Это, конечно, учитывала Франция, неизменно поддерживавшая Польшу». Белому генералу вторит и товарищ Сталин: «Не подлежит никакому сомнению, что наступление Врангеля продиктовано Антантой в целях облегчения тяжёлого положения поляков».
Цель у «союзников» одна: с помощью одних русских остановить других русских, рвущихся под красным знаменем к Варшаве. Немного разнятся подходы. Франция добра к белогвардейцам, Англия нет. И по мере ухудшения положения на польско-советском фронте, Париж становится всё более лояльным, к сидящему без патронов и снарядов, Врангелю. Меняется и тон их телеграмм, 1-го мая 1920 года французы настроены очень решительно: «Французское правительство относится отрицательно к соглашению с большевиками. Никакого давления для сдачи Крыма не окажет. Не будет участвовать ни в какой подобной медиации, если бы другие её предприняли. Сочувствует мысли удержаться в Крыму и Таврической губернии. Считая большевизм главным врагом России, Французское правительство сочувствует продвижению поляков. Не допускает мысли о скрытой аннексии ими Приднепровья».
2-го мая Врангель обращается к «союзному» руководству с посланием, в котором сам того не ведая, предлагает действия, прямо противоположные их желаниям: «Единственным средством приостановить непрерывную анархию в России, является сохранение в ней здорового ядра, которое могло бы объединить вокруг себя все стихийные движения против тирании большевиков. Не новым наступлением на Москву, а объединением всех борющихся с коммунистами народных сил, может быть спасена Россия от этой опасности, которая грозит переброситься на Европу». Здравомыслие Врангеля производит впечатление. Однако «сохранение здорового ядра» России им вовсе не нужно, и уж тем более опасно для них объединение «всех борющихся с коммунистами народных сил». Фраза о наступлении на Москву, вообще звучит прямым упрёком и обвинением. Врангель опасен, он может сорвать ликвидацию Белого движения! Поэтому надо её проводить, как можно скорее.
Но перед своей окончательной гибелью, белое движение должно в последний раз послужить «общесоюзному» делу. Перегруппировавшись, получив необходимое снаряжение, 24-го мая Врангель начинает неожиданное для большевиков наступление, стараясь вырваться из Крыма на оперативный простор. Сидеть в крымском мешке для Врангеля бессмысленно, на полуострове нет ни продовольственных, ни людских резервов. Всё, что необходимо белым для победы они могут взять только у красных. Надо пользоваться моментом, пока поляки сковывают часть большевистских сил, и французы помогают со снаряжением. Завязываются отчаянные бои.
Но предательство «союзников» штука точно дозированная — они продают своих партнёров ровно тогда, когда это надо. И не днём раньше! Именно в день начала наступления, 24-го мая 1920 года, когда десанты уже высажены и назад хода нет, Врангель получает депешу, «что адмирал де-Робек передал… о полученном им из Лондона приказе задерживать в настоящее время военные грузы, назначенные для Крыма и отправляемые под английским флагом, даже и на русских судах. Грузы, идущие под иными флагами, его не будут касаться».
До тех пор разговоры об окончании поставок были грустным политическим моментом, а на деле удавалось достучаться к сердцу британских джентльменов с помощью «его величества фунта». Теперь поставок из Британии не будет совсем. Это стало следствием переговоров советских представителей в Лондоне. Британцы дают Ленину твёрдое обещание белым не помогать. Всем, кто ещё считает, что англичане и французы боролись с большевиками и помогали белогвардейцам, я рекомендую прочитать мемуары барона.
«Распоряжение английского правительства ставило нас в тягчайшее положение. Лишение нас возможности получать военные грузы неминуемо свело бы все наши усилия на нет. Хотя в дальнейшем англичане и продолжали чинить нам различные препятствия, но путём личных переговоров в Севастополе, Константинополе и Париже, большинство грузов удавалось, хотя и с трудом, доставлять в Крым» — пишет Врангель.
Белые дивизии истекают кровью, подкрепления вместо польского фронта Троцкий перебрасывает в Крым. Но, тем не менее, поляки все равно отступают под натиском Красной армии. Тогда британские «миротворцы» выступают с новой мирной инициативой. 17—го июля английское правительство предлагает Ленину тотчас заключить перемирие с Польшей, созвав в Лондоне конференцию для установления мирных отношений. «Нас предполагается пригласить на конференцию, но не в качестве равноправных участников, а лишь только для обсуждения судьбы нашей армии и беженцев» — сетует Врангель.
Не забыли «союзники» и о белогвардейцах. Врангелевцам англичане предложили… отвести армию обратно в Крым, т.е. потерять все завоёванное с великим трудом в последнем наступлении! Предложение британцев заведомо неприемлемо и они это прекрасно знают. Причина проста и банальна: «Требование отвода войск к перешейкам равносильно обречению армии и населения голодной смерти, ибо полуостров не в состоянии их прокормить».
Ну и пусть умирают «за единую и неделимую» Россию белогвардейцы, за их спиной англичане и французы уже спешат делать свои гешефты. Налаживается взаимовыгодное сотрудничество между красной Россией и «цивилизованным» сообществом европейских народов. «Союзные» пароходы уже вывозят от большевиков тонны зерна, везут им промышленную продукцию. Врангель всё это видит и знает:
«В политике Европы тщетно было бы искать высших моральных побуждений. Этой политикой руководит исключительно нажива. Доказательств этому искать недалеко. Всего несколько дней назад на уведомление моё о том, что в целях прекращения подвоза в большевистские порты Чёрного моря военной контрабанды, я вынужден поставить у советских портов мины, командующие союзными английским и французскими флотами против этого протестовали, телеграфно уведомив меня, что эта мера излишня, раз они запрещают, кому бы то ни было торговлю с советскими портами».
Не надо мин: не ровен час «союзный» пароход на ней и подорвётся! И сам Врангель находит подтверждение такому предположению: «Через четыре дня радиостанция нашего морского ведомства приняла радиограмму французского миноносца „Commandant Borix“, отправленную, по-видимому, по просьбе одесского союза кооперативов, следующего содержания: „пароход (имя неразборчиво) отойдёт 5-го августа в Геную с четырьмя тысячами тонн хлеба. Высылайте пароход с медикаментами, грузовыми машинами и хирургическими инструментами“.
Чтобы хоть как-то подсластить горькую действительность французское правительство вдруг решает признать правительство Врангеля! В Севастополь высылается дипломатический представитель Французской республики. Самое время! До сих пор ни одно белое правительство, так и не было признано. Такой чести не удостоили Колчака, не порадовали Деникина и вот решили признать именно Врангеля. Почему его и почему сейчас? Потому, что жить врангелевскому правительству осталось менее трёх месяцев, и всё это время надо, чтобы он приковывал к себе часть Красной армии.
Но вот поляки и стоящие за их спиной англичане, вновь договорились с Лениным и Троцким. Моментально меняется и вектор западной политики.
Поляки и Ленин под давлением англичан начинают готовиться к заключению мира. Происходит это все во второй половине сентября. Только, что признанное правительство Врангеля узнает об этом не сразу. Понимая, что если он ничего не предпримет, то будет в самое ближайшее время раздавлен освободившимися советскими войсками, глава белых вновь обращается к «союзникам»: «Я принимал все меры, чтобы убедить французское и польское правительства в необходимости продолжения поляками борьбы, или хотя бы затягивания намечавшихся мирных переговоров с тем, чтобы, воспользовавшись оттяжкой части красных войск на польском фронте, пополнить и снабдить мои войска за счёт огромной, захваченной поляками, добычи, использовать как боеспособные части перешедших на сторону поляков и интернированных в Германии большевистских полков, так и захваченную победителями материальную часть».
Ответ французов поразителен. Читая его надо помнить, что до полного краха армии Врангеля осталось всего два месяца и если французы ничего не предпримут, то у белых нет шансов удержаться: «Французское правительство и Фош принципиально сочувствуют Вашей постановке вопроса, но осуществление её пойдёт медленнее, чем нужно. Мешает кроме сложности вопроса каникулярное время и отсутствие Мильерана, с которым можно сноситься только письмами».
Господин Мильеран, изволят отдыхать, и поэтому белое движение в России должно погибнуть! Что ни говори, а французы люди цивилизованные, им неудобно смотреть в лицо тому, кого они предают и обманывают. Поэтому, именно в тот момент в правительстве Франции произошли «неожиданные» перемены. Президент Французской республики Дюшанель заболел и был вынужден оставить свой пост, а заместителем его оказался избран тот самый «усталый» Мильеран. Новый президент, по-новому смотрит на некоторые вопросы внешней политики Франции. Ах, вам что-то обещали, так извините — это был Дюшанель, а теперь Мильеран…
От польской позиции зависит судьба белого Крыма, а может быть и будущее всей России. Но Врангель, чьё правительство признано официальным Парижем, с самими поляками обсудить вопрос жизни и смерти своей армии не может: «Связь наша с поляками была чрезвычайно затруднительна. Переговоры приходилось вести исключительно через французов. Попытки установить радиосвязь с Варшавой успехом не увенчались. Несмотря на все ходатайства, союзные верховные комиссары решительно отказывали допустить установку нашей радиостанции на территории русского посольства в Буюк-Дёре».
Вот так — «связь исключительно через французов»! Напрямую, самим нельзя — вдруг удастся договориться белым с гордыми польскими панами, и ликвидация русского патриотического движения не произойдёт! Предательство «союзников» бьёт в глаза, лезет из всех щелей, но Врангелю уже ничего другого не остаётся, как надеяться: «Как ни мало доверял я нашим «иностранным друзьям», однако всё же не оставлял надежды, что польское правительство, под давлением Франции, будет возможно долее оттягивать заключение мира, дав нам время закончить формирование армии на польской территории или по крайней мере перебросить русские войска в Крым».
Барон Врангель спешит нанести красным поражение, пока их перевес над его армией не так подавляющ. Пока не переброшены с польского фронта свежие резервы. И атакует, атакует, атакует. Самые упорные бои развёртываются под Каховкой. Русская армия меньшими, чем у противника силами штурмует отлично укреплённые позиции. Белые идут вперёд под шквальным пулемётным и артиллерийским огнём. Впереди несколько рядов проволоки — белогвардейцы рвут их руками, рубят штыками. Ножниц для резки проволоки нет — Франция обещала, но не прислала!
Тысячу раз прав Лев Давыдович Троцкий — «нет победы и успеха без правильного обильного снабжения»! Что толку от ваших танков, от великолепных кавалерийских шашек, от изобилия патронов, если вам нужны ножницы! Это всё равно, что, собирая полярника в дорогу, снабдить его отличной одеждой, добротной обувью, великолепными лыжами, но забыть прислать ему рукавицы. Вроде вы ему и помогли, и экипировали его — но далеко он с обмороженными руками всё равно не уйдёт. Нет в «забывчивости» французов никакой случайности: звучит финальный аккорд, последние ноты «союзного» плана Революция — Разложение — Распад! Узнать основные потребности Врангеля совсем не сложно — он сам присылает запросы к «союзникам». Остаётся только вычленить маленькую ключевую деталь и именно её «забыть» привезти! Ждать другого парохода Врангель не может, и обязательно, в любом случае пойдёт на штурм красных укреплений. Остаётся только подождать, пока он обломает себе зубы и принести ему свои фальшивые соболезнования.
Пять дней следуют отчаянные штурмы Каховки. В результате в начале сентября белые, понеся большие потери, отходят, но уже через неделю возобновляют атаки на другом участке и даже теснят Красную армию! Однако их силы на исходе, наступление начинает захлёбываться. Тут поспевает и очередной подарок от «союзников»: поляки, наконец, заключают с большевиками мир! «Поляки в своём двуличии остались себе верны» — с горечью заключает генерал Врангель. Ведь первичные, прелиминарные условия мирного договора уже были подписаны Варшавой 29-го сентября 1920 года. Русскому главнокомандующему никто об этом не сообщил. Наоборот, поляки, как ни в чём ни бывало, продолжали «исключительно через французов» поддерживать с Врангелем сношения. Даже этим Польша подыграла Ленину и Троцкому: Врангель не знающий о том, что мирный договор уже тайно подписан, не ожидает столь быстрой концентрации против Крыма огромного количества красных войск. Поэтому мощь удара войск Фрунзе, оказывается для белых неожиданной. Теперь уже спасения быть не могло. Поражение становилось вопросом самого ближайшего времени. В полном одиночестве армия Врангеля продержалась ещё полтора месяца…
—… Выбора нет, мы должны бороться, пока есть силы — подумал Врангель, медленно оглядывая исчезающий в дымке Крымский берег — Но, кажется, их больше нет.
Последние полгода, когда он руководил белым движением, пронеслись вихрем, словно один день. В одну большую картину слились восстановление армии, новые надежды, вероломство и коварство «союзников». И поражение — вероятно, теперь уже окончательное.
Крейсер «Генерал Корнилов» быстро набирал ход. Оставаться на палубе было холодно. Врангель взглянул на развивающийся на ветру Андреевский флаг, и шагнул в коридор, ведущий в каюту. Темно будущее и лучше не заглядывать в него. Что будет дальше неизвестно. Пока же, чтобы спасти те 145 тысяч 693 беженца, ему пришлось написать в своём официальном пис ьме французскому представителю:
«…Я считаю, что эти суда должны служить залогом оплаты тех расходов, каковые уже произведены Францией, или могут ей предстоять, по оказанию первой помощи вызванной обстоятельствами настоящего времени».
Он, генерал Врангель — заложил русские боевые корабли! Это невероятно и неслыханно, но другого выхода ход событий ему не оставил. Только получив его заверение, «союзники» дали добро на эвакуацию людей и объявили о своей готовности их принять.
Спустилась ночь. В тёмном небе ярко блистали звёзды, искрилось море. Тускнели и умирали одиночные огни родного берега. Вот потух последний…
Русский Черноморский флот шёл в свой последний поход. В последний поход шла и Русская, бывшая Добровольческая, армия. На Родину ей уже не было суждено вернуться. Судьбы казаков и добровольцев, офицеров и юнкеров, кадетов и беженцев сложатся по— разному. Кто, поддавшись уговорам, вернётся в красную Россию, кто-то попадёт на Родину в рядах гитлеровского Вермахта, но большинство их так и умрёт на чужбине, заполнив православными крестами кладбища Парижа и Ниццы, Мельбурна и Нью-Йорка.