В дипломатических переговорах «союзники» фактически соглашаются на занятие русскими Босфора и Дарданелл. А их агентура в Петербурге немедленно приступает к решительным действиям. В столице империи начинаются беспорядки: наступает Февраль. Строительство кораблей резко снижает свои темпы. В результате, дредноут «Император Александр III» был всё-таки сдан в октябре 1917 года уже с новым наименованием, полученным от Временного правительства: «Воля». Его собрата линкора «Император Николай I» не помогло новое звучное наименование — «Демократия»! В строй он не войдёт никогда, и в 1927-м году был продан на слом.

Впрочем, новые власти, а за ними и большевики переименовали все суда, так или иначе связанные с «проклятым царизмом». И эти новые имена счастья кораблям не принесли. Не нашлось на Чёрном море героя, равного Наморси Щастного, поэтому Черноморский флот пострадал от действий «союзников» значительно больше. Чтобы уничтожить красавцы черноморские линкоры и другие корабли действующего флота, британской разведке пришлось приложить немало усилий. Прологом трагедии и здесь послужил Брестский мирный договор. Статья 6 его гласила: «Россия обязывается немедленно заключить мир с Украинской народной республикой… Территория Украины незамедлительно очищается от русских войск и русской Красной Гвардии».

Германия создала Украину в качестве собственной кормушки для гарантированного получения оттуда «сало, млеко, яйки». Скрипя зубами, признали независимость Украинской рады и большевики. По договору надо территорию украинскую от русских войск очистить, флот увести в русские порты. Все просто и понятно, только на первый взгляд. В Балтийском море не было сомнений, какой порт является русским — это Кронштадт. На Чёрном море ясности такой нет, ведь никто о разъединении двух братских народов не мог помыслить и в страшном сне. Поэтому границы между двумя странами просто нет! Точнее где-то она есть, а где-то её нет. И каждый может трактовать её по — своему. В том числе и немцы, чьи остроконечные каски торчат из-за спины правительства независимой Украины. По мнению германцев и украинцев, Севастополь уже не русский порт, а, следовательно, именно в нём согласно статье 5 Брестского договора корабли должны быть разоружены. Потому, что и Новороссийск, куда можно флот перебазировать тоже порт украинский!

Нет на Чёрном море Кронштадта, некуда деваться русскому флоту. Ох, следовало лучше думать, подписывая тот договор, скажут историки: маленькое исправление и всё могло бы быть по-другому. Но мы знаем, как и почему согласился Ленин на тот договор. Знают это и немцы. Знают и «союзники». И по-другому быть не могло.

Германское руководство, как мы уже не раз видели, не очень то надеется на лояльность своих успешных «шпионов» во главе с Лениным. Только, что в марте Ильич с компанией увели из под носа кайзера Балтийский флот из Гельсингфорса. О том, что всё это сделал по своей инициативе, вопреки приказу, один смелый патриот Щастный, немцы не знают, да и не поверят. Видя, что «германские шпионы» в своих действиях более ориентируются на «союзников» по Антанте, а не на берлинских «хозяев», немецкое руководство предпринимает отчаянную попытку захватить для себя хотя бы корабли Черноморского флота. Благо юридические предпосылки для этого большевистские дипломаты им создали, бездумно подписав именно такую редакцию Брестского договора. В Берлине понимают, что Ленин под давлением своих «союзных» кураторов будет вынужден флот затопить, хотя для России смысла в этом действии никакого нет. 22-го апреля немецкие войска захватывают Симферополь и Евпаторию. Оккупация Севастополя становится неизбежной перспективой ближайших дней, а 25-го апреля 1918 года германское командование предъявляет ленинцам ультиматум о сдаче Черноморского флота. Но кто же лучше кайзеровских дипломатов, представляет себе, насколько несвободны в своих действиях большевики! Поэтому, кроме официального послания Ленину и Троцкому, немцы обращаются ещё и напрямую к руководству флота — Центробалту. Германское командование предлагает поднять на кораблях жёлто-синие самостийные флаги. За это обещает, что оно не тронет корабли, которые присягнут на верность Украине, и признает их флотом союзного государства. Перед моряками встаёт сложная дилемма. Изменить присяге России, стать «украинцами» и сохранить корабли, или сохранив верность «красной» Родине, увести корабли с ясной перспективой их потерять.

Не дай бог никому такого выбора. Сложно осудить и ту и другую сторону. Часть русских моряков решили в Новороссийск не идти, остаться и поднять украинские флаги. Другая часть кораблей, настроенных про-большевистски, снимается с якоря и покидает Севастополь. Среди них эсминец «Керчь», гордо поднявший на своей мачте красный флаг. Следующей ночью следом за ними выходят в море оба мощнейших дредноута — «Свободная Россия»(«Императрица Екатерина Великая») и «Воля»(«Император Александр III»), вспомогательный крейсер, пять эсминцев, подлодки, сторожевые катера и торговые суда. Как только корабли подходят к проходу в боновых заграждениях, бухта освещается ракетами. Немцы успевают установить рядом с бухтой артиллерийскую батарею, которая открывает предупредительный огонь.

Это смешно, это — самоубийство. Одного залпа русских дредноутов хватит, чтобы перемешать немецких артиллеристов с красной крымской землёй. С учётом разболтанности команд и отсутствия офицеров — трёх, пяти. Но полномочный представитель Советской республики в Берлине товарищ Иоффе шлёт в Совнарком предупредительные телеграммы: «Всякое оплошное, даже и мелкое провоцирование с нашей стороны будет немедленно использовано с военной точки зрения; необходимо ни в коем случае не допускать этого».

Один выстрел из 305 — мм орудий дредноута это даже не «мелкое провоцирование», а огромная многометровая воронка, полная ошмётков немецких артиллеристов и оплавленных остовов их орудий. Поэтому стрелять нельзя, поэтому немцы не боятся открыть огонь на поражение. Эсминец «Гневный» получает пробоину и выбрасывается на берег в Ушаковской балке. Экипаж покидает его, взорвав машины. Мелкие суда, подводные лодки, катера, опасаясь обстрела, возвращаются к причалам. Дредноуты спокойно выходят в море — по ним германские артиллеристы всё же стрелять не решаются. Таким образом, в Новороссийск уходят 2 линкора, 10 эскадренных миноносцев типа «Новик», 6 угольных миноносцев и 10 сторожевых кораблей.

Сразу по прибытии, революционно настроенная часть флота, ушедшая в Новороссийск получает бодрую, почти поздравительную телеграмму из Москвы: «Выражаем всему личному составу флота, пришедшего в Новороссийск, братское приветствие от имени Морского комиссариата и Совнаркома. Революция оценит героические усилия, направленные в этих трудных условиях на спасение флота, страны и революции».

Но всё это было только началом трагедии, а не её концом. На самом деле повода для радости не было никакого. В начале мая, командующий немецкими войсками фельдмаршал Эйхгорн, тот самый, которого менее чем через два месяца убьют левые эсеры, направляет в Москву ультиматум с требованием «о переходе флота из Новороссийска в Севастополь к 19 июня» для интернирования до окончания войны. Большевики отвечают согласием. Деваться им просто некуда. Воевать нельзя — это спровоцирует немцев на окончательный разрыв с Лениным, да и сил для этого нет. Даже просто обороняться в Новороссийске невозможно: нет укреплений, а войска разболтаны и деморализованы. Выполнить ультиматум, отдать флот Германии тоже нельзя — тогда западные разведки не смогут утопить русские корабли. А сделать это, английским и французским эмиссарам надо обязательно. Прокол с Балтийским флотом повториться не должен! Официальное прикрытие для беспокойства англичан, как и на Балтике — забота, чтобы русский флот не попал в немецкие руки. На самом деле это туман, словесная шелуха, которой прикрывается ненасытное желание уничтожить весь русский флот и поставить жирную точку в истории России, как морской державы. «Союзники» прекрасно понимают, что опасности участия русских дредноутов в войне не существует — у Германии просто нет на это времени. Пока немцы разберутся с новыми судами, пока привезут свои экипажи, пока те освоятся с новой боевой техникой уже и война закончится. Ведь самой кайзеровской Германии осталось жить менее пяти месяцев! А кто, как не «союзники», написавшие и воплощающие сценарий крушения ведущих монархий путём мировой войны, знают, когда и что произойдёт. Вспомните, как гладко, словно в театре, происходили все трагические события русских революций. Все герои появлялись на сцене ровно в означенный час, не раньше и не позже. Также картинно падёт в прах и германский рейх.

Но вернёмся в душный май 1918-го, в кремлёвский кабинет Ленина. 1-го мая немцы входят в Севастополь, 3-го мая Троцкий присылает на Балтийское море свои замечательные приказы о взрыве флота и о денежных счетах матросам. Итак, противиться немцам нельзя, противиться «союзникам» тоже. Что же делать? Фантастическая гибкость Ленина помогает найти выход из сложившейся тупиковой ситуации. Немцы требуют заключить мирный договор с Украиной и передать ей корабли — хорошо начинаем переговорный процесс. Мы, большевики, хотим строить с Киевом добрососедские отношения, просто вопросов к обсуждению много: границы, визы, раздел царских долгов. «Союзники» требуют флот затопить — отправляем в Новороссийск своего человека, чтобы контролировать ситуацию и организовать уничтожение кораблей…

Происходящие далее события, покрыты мраком неизвестности. Советские историки рисуют ситуацию полной безнадёжности сопротивлению немцам, в которой Ильич и принял решение потопить флот. Однако если хорошенько поискать, то можно найти и совершенно другие факты, говорящие о том, что моряки готовили Новороссийск к обороне, а затем дипломатическая ситуация в отношениях с Германией вообще в корне изменилась. Германия согласилась признать права России на Черноморский флот и взяла на себя обязательство вернуть суда по окончании мировой войны! Такой вариант развития событий мог не устраивать только британскую разведку. Действия Ленина просто невозможно логично объяснить, если не учитывать её мощное давление на главу советского государства. Корабли лежащие на дне моря, для революции и России потеряны навсегда. А это значительно хуже пусть и туманной, но всё же возможности, что немцы отдадут их России назад после мировой войны! Не о стране думал Ленин, принимая своё решение, а вновь и вновь о выживании своего детища — кровавой большевистской революции. Такую мысль высказал ещё в 1924 году и Г. К. Граф в своей книге «На „Новике“. Балтийский флот в войну и революцию». Поэтому её и направили в спецхраны: «Ясно, что уничтожение Черноморского флота… было важно не большевикам: всё равно, если бы флот и подлежал выдаче, им было бы очень рискованно нарушить условия мира; если же он оставался в их руках, то топить его не было никакого смысла, потому что он находился в их полной зависимости. И если они его потопили, то только в силу требования союзников, предъявленного в тяжёлый момент».

6 июня (24.05) 1918 года на Чёрное море прибывает ленинский посланец. Это член Морской коллегии матрос Вахрамеев. С собой у него доклад начальника Морского генерального штаба с лаконичной резолюцией Владимира Ильича: «Ввиду безвыходности положения, доказанной высшими военными авторитетами, флот уничтожить немедленно». Задача специального эмиссара Вахрамеева — сделать это. Чтобы с выполнением задания проблем не возникло, строптивый командующий флотом Михаил Петрович Саблин заранее вызывается в Москву. Удивительное совпадение: приглашение от Троцкого приходит практически в те же сроки, что и вызов в столицу Наморси Щастного! Можно не сомневаться, что Саблин там разделил бы его судьбу. Да он и сам догадывается о причинах вызова, а потому по дороге бежит и вскоре переходит к белым. Вызывают же его в Москву для того, чтобы очистить «поле». Саблин упрям, а в операции по будущему уничтожению флота нужны покорные исполнители.

Новый командующий флотом, капитан 1-го ранга, командир дредноута «Воля» Тихменев, действует в точности, как его коллега Наморси Щастный. Он пытается спасти корабли. Он телеграфирует в Москву: «Совет флагманов, собравшись 7-го июня с. г. на линейном корабле „Воля“ и ознакомившись с секретным докладом Морского генерального штаба за №… и предписанием за №…. постановил: ввиду того, что никакая реальная опасность от наступления германских войск, как со стороны Ростова, так и Керченского пролива Новороссийску не угрожает, то корабли уничтожать преждевременно. Попытка отдачи подобного приказания будет принята за явное предательство».

Смущён и сам ленинский посланец Вахрамеев. Теперь когда он видит реальную обстановку ему тоже не совсем понятно, почему так срочно надо топить корабли. Сказать, что ситуация сложилась запутанная — это не сказать ничего. И как всегда, в кризисный момент Владимир Ильич проявляет нечеловеческую гибкость. В Киеве большевистская делегация продолжает вести с немцами обсуждение сдачи кораблей. Одновременно в Севастополь оправляются приказы к их уничтожению. Тексты ленинских телеграмм по памяти приводит в своих воспоминаниях командир эсминца «Керчь» ярый большевик лейтенант Кукель:

«13 или 14 июня (не помню) была получена открытая радиограмма от центрального правительства приблизительно следующего содержания: „Германия предъявила ультиматум флоту прибыть в Севастополь не позже 19 июня, причём даёт гарантию, что по окончании войны флот будет возвращён России, в случае неисполнения Германия угрожает начать наступление на всех фронтах. Не желая подвергать страну новым неисчислимым бедствиям, предписывает флоту идти в Севастополь с расчётом прибыть туда не позже 19 июня. Все безумцы, противящиеся власти, избранной многомиллионным трудовым народом, будут считаться вне закона. № 141“. Одновременно получена была шифрованная радиограмма (приблизительно) нижеследующего содержания: „Опыт показал, что все бумажные гарантии Германии не имеют цены и доверия, а посему флот возвращён России не будет. Приказываю флот потопить до срока ультиматума. Радио № 141 не числить. № 142“.

Макиавелли перевернулся в гробу! Два приказа прямо противоположного содержания имеют входящие номера №141 и №142. Прямо один за другим. Одновременно руководство флота получает и ещё одну, тоже шифрованную телеграмму:«Вам будет послана открытая телеграмма — во исполнение ультиматума идти в Севастополь, но Вы обязаны этой телеграммы не исполнять, а, наоборот, уничтожить флот, поступая согласно привезённого И. И. Вахрамеевым предписания».

Делая вид, что он согласен выполнить немецкий ультиматум, Ленин открытым текстом по радио даёт указание кораблям следовать в Севастополь для передачи немцам и украинцам. И тут же — шифрованная телеграмма флот потопить. А чтобы никто не сомневался, какой приказ правильный — ещё одна шифровка, и дополнительно товарищ Вахрамеев с секретной директивой «уничтожить все корабли и коммерческие пароходы, находящиеся в Новороссийске»! Одновременная отправка двух взаимоисключающих приказов даёт Ленину алиби и перед «союзниками», и перед немцами. Но совершенно очевидно, что глава большевиков сильнее опасается вовсе не немцев, в чьи шпионы его так активно записывают современные историки. Именно уничтожение кораблей по приказу англичан и французов, а не их отдача Германии является генеральной линией Ленина в этот момент.

С «союзниками» Ильич всегда умел договариваться. Проблемы начинаются со своими собственными революционными матросами и офицерами. Капитан Тихменев решает предать гласности все тайные приказы Ленина. Для этого он созывает общее собрание командиров, председателей судовых комитетов и представителей команд. На этом же совещании присутствует ленинский эмиссар Вахрамеев и комиссар флота Глебов-Авилов. К слову сказать, комиссар у Черноморского флота тоже весьма любопытный. Это отнюдь не рядовой товарищ! Николай Павлович Авилов (партийная кличка Глеб, Глебов), старый большевик и один из руководителей ленинской партии. Он даже входил в первый состав(! ) Совета Народных Комиссаров и был, соответственно, наркомом почт и телеграфов. Всего в первом составе 14 (! ) человек. И вот один из этих апостолов революции послан именно сюда, на Черноморский флот и именно в мае, когда потопление кораблей начинает готовиться организационно. Это явно неспроста.

Но вернёмся на палубу линкора «Воля», на матросское собрание. Командующий флотом Тихменев объявляет, что им получены чрезвычайной важности документы из Москвы, которые он просит выслушать самым серьёзным и внимательным образом. И просит обоих комиссаров зачитать телеграммы в порядке их получения. Они попытались отказаться, однако Тихменев настоял и в результате телеграммы стал зачитывать Глебов-Авилов.

Прочитайте телеграмму № 141, а сразу за ней №142. Впечатляет. Произвели они впечатление и на черноморских матросов, поэтому их чтение сопровождалось громкими возгласами негодования. Однако, для чтения текста третьей, секретной телеграммы, духа у ленинского эмиссара не хватило. Тогда командующий флотом Тихменев заявил собравшимся матросам, что комиссар не прочитал ещё одной телеграммы, по его мнению — самой важной. Сильно растерявшись, Глебов-Авилов попытался, что-то пролепетать о секретности и несвоевременности такого объявления. В ответ на это, Тихменев взял третью ленинскую телеграмму и прочитал её собранию.

Это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Простым красным матросам, было не понять столь высокой политики, для них дело попахивало откровенным предательством. Было очевидно, что, пытаясь утопить флот, Ленин снимает с себя всякую ответственность и при желании даже может объявить моряков «вне закона». Вахрамееву не удаётся погасить возмущение. Теперь заставить моряков потопить свои корабли практически невозможно. Напротив, значительная часть экипажей, как и балтийцы, выразила решимость дать бой и только после этого уничтожить корабли, как и подобает русским морякам, как это сделали герои Цусимы и «Варяга»!

Для Ленина это равносильно смерти. На следующий день проходит новое собрание. На этот раз помимо моряков на нём присутствует председатель Кубано-Черноморской республики Рубин и представители от фронтовых частей. И происходит невероятное! Глава местной Советской власти и солдатские депутаты не только не поддерживают линию большевистского центра, но, наоборот, даже угрожают черноморцам в случае затопления ими кораблей! Старший лейтенант Кукель описывает это так:

«Председатель в пространной и весьма талантливой речи убеждает никаких мероприятий с флотом не предпринимать, так как военное положение края блестяще… Представитель от фронтовых частей в самых оптимистических красках обрисовал состояние боевых частей и стратегическую обстановку, в конце речи горячо и твёрдо заявил, что предупреждает моряков, что в случае потопления судов, весь фронт в количестве 47 000 человек повернёт свои штыки на Новороссийск и подымет на них моряков, так как фронт спокоен, пока флот может защищать, хотя бы морально их тыл, но как только флота не будет фронт придёт в отчаяние».

Вот это и есть разница между руководителем председателя Кубано-Черноморской республики, который не знает о бо всех обязательствах своих московских руководителей, и Лениным-Троцким находящихся в постоянном контакте с Садулем, Рейли и Локкартом. Не понять простому большевику всего расклада закулисных тайн, поэтому он может позволить себе рубить правду матку и поступать По-совести. Ленин же обязан соблюдать договорённости с «союзниками», поэтому, и вертится, как уж на сковородке.

Телеграф принимает гневные ленинские телеграммы: «Приказы, посланные флоту в Новороссийск, должны быть, безусловно, выполнены. Надо объявить, что за неисполнение их моряки будут объявлены вне закона. Надо во что бы то ни стало помешать безумной авантюре…». Раз Вахрамеев не справляется, то в ход идёт «тяжёлая артиллерия». По личному распоряжению Ленина в Новороссийск отправляется Федор Раскольников, получивший особые полномочия и единственный приказ — во что бы то ни стало потопить флот!

Но пока он прибывает на место, проходит время. Не теряют времени зря, и те, кто хочет спасти русские корабли, и те, кто страстно желает их гибели. В Севастополе находятся французская и английская военные миссии. Как и на Балтийском море, использующие эту «крышу» «союзные» разведчики отчаянно пытаются выполнить задание своего руководства. «Среди матросов Минной бригады сновали какие-то подозрительные личности, что-то предлагая, что-то обещая и о чём-то уговариваясь. В некоторых из них нетрудно было даже угадать национальность» — пишет капитан 1-го ранга Г. К. Граф.

Это — французы. Поскольку все вопросы «революционной демократией» решаются на митингах, то, повлияв на мнение самых активных моряков, можно получить общий нужный результат. Методы влияния стары, как мир — подкуп и взятка. Французские агенты раздают деньги морякам, не забывая и о посланцах Ленина: «Между прочим, Глебова-Авилова и Вахрамеева видели вместе с двумя неизвестными лицами, — продолжает Г.К. Граф — тоже, по-видимому, иностранцами, причём слышали, как один из комиссаров что-то многозначительно им обещал: „Не извольте беспокоиться — все, всё будет исполнено, хотя бы относительно части“.

Патриоты тоже не теряют времени даром и пытаются спасти корабли. Методы убеждения «союзных» разведок, русским офицерам недоступны, подкупить они никого не могут. Дисциплины на флоте тоже более нет, приказать командующий Тихменев не может, он может лишь убедить. Взывать к совести и разуму. Среди моряков, окончательно запутавшихся в хитрых переплетениях политических нитей, снова происходит раскол: 17-го июня, Тихменев, фактически уговаривает уйти в Севастополь дредноут «Воля», вспомогательный крейсер «Троян» и 7 миноносцев. Вслед уходящим кораблям на самом «большевистском» эсминце «Керчь» поднимается сигнал: «Судам, идущим в Севастополь: позор изменникам России».

Звучит красиво, но только командира этого эсминца лейтенанта Кукеля, часто видят в компании офицеров из французской миссии, а 13-го января 1918 года (всего пять месяцев назад! ) именно под его командованием живых офицеров топили в море с грузом на ногах. Поэтому, говоря о затоплении большевиками Черноморского флота надо помнить о человеческом облике не только тех, кто отдавал этот приказ, но и тех, кто его выполнял…

Можно обманывать некоторых и иногда, но никому не удавалось обманывать всех и всегда. Правда находит себе дорогу. Даже из пыльных спецхранов Советского союза. И снова слово Г.К. Графу. Он лично беседовал с участниками тех событий: «Во французской миссии в Екатеринодаре сами же члены её проболтались о похождениях некоего лейтенанта Беньо и капрала Гильома, агентов французской контрразведки, которым было поручено высшим командованием уничтожить Черноморский флот, не стесняясь ни способами, ни средствами. Лейтенант Беньо нисколько не отказывался тогда от своего участия в этом деле, но, наоборот, весьма любезно сообщил некоторые подробности…».

Вот так французская разведка «готовила» приезд нового ленинского эмиссара. Немецкий ультиматум истекает 19-го июня. Остаются считанные часы: 18-го в пять утра в Новороссийск прибывает товарищ Раскольников. Те, кто хотел спасти корабли, уже уплыли в Новороссийск. Команды оставшихся судов хорошо обработаны. Раскольников быстро и решительно организует затопление оставшейся части флота. Один за другим, уходят на дно 14 боевых кораблей, среди них дредноут «Свободная Россия». Позднее отправляются на дно ещё и 25 коммерческих пароходов. А в Москве получают лаконичный отчёт-телеграмму Раскольникова о проделанной работе: «Приехав в Новороссийск… взорвал на внешнем рейде все находившиеся… к моему приезду суда».

Теперь карьера Раскольникова пойдёт в гору. Почти одновременно Ревтрибунал при ВЦИК вынес смертный приговор А. М. Щастному. Эта и есть справедливость с поправкой на «закулисье» мировой политики: спасителю русских кораблей — пуля, его губителю будущие почётные должности и карьера…

Французским и английским разведчикам тоже есть, что предъявить своему руководству — значительная часть флота Российской империи уничтожена. Но «союзникам» этого мало, необходимо потопить весь русский флот и вырвать с корнем саму возможность его будущего возрождения. Поэтому, трагедия русского флота на этом не закончилась. Наоборот — она ещё только начиналась. Русский флот надо было добить, во что бы то ни стало. Как и Российскую империю, как и Белое движение. Эту нелёгкую миссию «союзники» взяли на себя…