Я никогда не думал о том, что прекрасная вилла Петра Николаевича имеет так много преимуществ с чисто военной точки зрения. Когда он начал её строить, мы подсмеивались над чрезмерной высотой его толстых стен и высказывали предположение, что он, вероятно, собирается начать жизнь «Синей Бороды». Но наши насмешки не изменили решения Петра Николаевича. Он говорил, что никогда нельзя знать, что готовит нам отдалённое будущее. Благодаря его предусмотрительности Севастопольский совет располагал в ноябре 1917 года хорошо защищённой крепостью».

Вот это и вправду неожиданно — отряд матросов присылается не для расправы над беззащитными офицерами и буржуями, а для их защиты! И не кем — нибудь, а самим товарищем Лениным! ! !

«События последующих пяти месяцев подтвердили справедливость опасений новых тюремщиков. Через каждую неделю Ялтинский совет посылал своих представителей в Дюльбер, чтобы вести переговоры с нашими неожиданными защитниками. Тяжёлые подводы, нагруженные солдатами и пулемётами, останавливались у стен Дюльбера. Прибывшие требовали, чтобы к ним вышел комиссар Севастопольского совета товарищ Задорожный. Товарищ Задорожный, здоровенный парень двух метров росту, приближался к воротам и расспрашивал новоприбывших о целях их визита. Мы же, которым в таких случаях было предложено не выходить из дома, слышали через открытые окна обычно следующий диалог:

— Задорожный, довольно разговаривать! Надоело! Ялтинский совет предъявляет свои права на Романовых, которых Севастопольский совет держит за собою незаконно. Мы даём пять минут на размышление.

— Пошлите Ялтинский совет к чёрту! Вы мне надоели. Убирайтесь, а не то я дам отведать севастопольского свинцу!

— Они вам дорого заплатили, товарищ Задорожный?

— Достаточно, чтобы хватило на ваши похороны.

— Председатель Ялтинского совета донесёт о вашей контрреволюционной деятельности товарищу Ленину. Мы вам не советуем шутить с правительством рабочего класса.

— Покажите мне ордер товарища Ленина, и я выдам вам заключённых. И не говорите мне ничего о рабочем классе. Я старый большевик. Я принадлежал к партии ещё в то время, когда вы сидели в тюрьме за кражу.

— Товарищ Задорожный, вы об этом пожалеете!

— Убирайтесь к чёрту!

Молодой человек в кожаной куртке и таких же галифе, бывший представителем Ялтинского совдепа, пытался нередко обратиться с речью к севастопольским пулемётчикам, которых хотя и не было видно, но чьё присутствие где-то на вершине стен он чувствовал. Он говорил об исторической необходимости бороться против контрреволюции, призывал их к чувству «пролетарской справедливости» и упоминал о неизбежности виселицы для всех изменников. Те молчали. Иногда они бросали в него камушками или же даже окурками».

Странно всё это. Дисциплина у революционных «севастопольских пулемётчиков» поразительная. Судя по описанию Великого князя, речь идёт о событиях марта 1918 — го года. А ведь севастопольский отряд состоит из тех, же матросиков, что совсем недавно, 23-го феврал я того же года резали в своём городе офицеров, а потом расстреливали татар в виноградниках. В декабре 1917-го эти же люди убивали своихфлотских офицеров на Малаховом кургане. Они осатанели от крови и безнаказанности, привыкли убивать всех без разбора по своей прихоти, а тут в Дюльбере у них вдруг появляется поразительная дисциплина и невероятная выдержка. Товарищ из Ялты, топивший офицеров живыми в море, очень хочет расстрелять Романовых, а севастопольские матросы, офицеров стрелявшие и коловшие штыками, под угрозой «неизбежности виселицы для всех изменников» готовы их защищать. Что же с ними произошло, почему Романовы стали для этого отряда дороже и ближе таких же большевиков как они сами?

Забавно получается: ни с того ни с сего, часть разнузданных большевиков в одночасье стала человечными и дисциплинированными.

Выходит, что в Ялте большевики злые, а в Севастополе — добрые? Но для того мы с вами и погружались в кровавый кошмар, творившийся во всём Крыму, чтобы убедится, что все устанавливавшие там советскую власть товарищи, были одинаково кровожадными палачами вне зависимости от города своей дислокации. Так откуда же в охваченном революцией Крыму берутся столь добрые и отзывчивые люди, как командир чудесного отряда матрос товарищ Задорожный? Добрый невероятно, фантастически, настолько, что ради спасения нескольких членов семьи Романовых он и его люди готовы воевать со своими революционными братьями!

Ответ на этот вопрос даёт сам Задорожный в мемуарах Великого князя: «Я получил приказ Советского правительства, — заявил он: — взять в свои руки управление всем этим районом». Обратите внимание — приказ не Севастопольского совета, а нового правительства, Совнаркома. Глава Совнаркома Ленин — значит приказ его. Ленинский посланец готов сражаться, готов стрелять по революционным ялтинским солдатам, ради спасения жизни нескольких представителей царской фамилии! Это просто невероятно! Непостижимо и другое: по всей стране развал и анархия, дисциплины нет даже в свежеиспечённых частях Красной гвардии. Вся страна стонет от банд мародёров и бандитов, в которые превратилась большевизированная часть старой русской армии, демобилизованная и отправленная по домам. В том же Крыму — террор, анархия и никакой, абсолютно никакой дисциплины. И только в одном отряде в России порядок старый, добрый, дореволюционный. Это отряд революционных матросов охраняет не Ленина, не Троцкого, не съезд Советов… а нескольких Романовых! Совершенно случайно, разумеется. И, конечно, только по прихоти случая в этой группе находятся:

— Великий князь Александр Михайлович, знавший об убийстве Распутина заранее и, возможно, причастный к нему;

— Вся его семья: жена Ксения Александровна — родная сестра Николая II, его дети — сыновья и дочки (пять человек);

— Великий князь Николай Николаевич Романов — бывший главнокомандующий русской армией, двоюродный брат Александра Михайловича, один из главных врагов Распутина, возможно также причастный к смерти царского фаворита. Спасён он (т.е. арестован) не один, а со своей супругой Великой княгиней Анастасией Николаевной и её сыном князем Сергеем Георгиевичем, герцогом Лейхтенбергским;

— его брат Великий князь Пётр Николаевич со своей семьёй.

Но и это ещё не все. Рядом с имением, не имея никаких проблем с новой большевистской властью, открыто проживают:

— Феликс Юсупов — убийца Распутина;

— его жена — Ирина Александровна, дочь Великого князя Александра Михайловича, возможно также сыгравшая свою роль в смерти старца.

Весёлая кампания получается. Со всеми этими людьми не только состоящими в близком родстве, но имеющими общую причастность к смерти того, кто мог остановить Николая II от гибельного для страны отречения, в имении Дюльбер находится вдовствующая императрица Мария Федоровна, в молодости — датская принцесса Дагмар. Вот за эту соль земли русской и готовы пожертвовать свою жизнь не гвардейские офицеры, не отпетые монархисты, а революционные матросы Севастопольского совета! Вам это не кажется странным?

Ведь если между большевиками есть хоть какая-то связь, если разные советы между собой разговаривают хотя бы по телефону, то за пять месяцев сидения Романовых в Дюльбере можно было выяснить между собой кому их сподручнее расстрелять. Так нет, все ходят и ходят ялтинцы к имению, вместо того, чтобы добиться в Севастополе одобрения на ликвидацию группы бывших правителей России. Значит, не дают добро в Севастополе, а почему? Что же можно ответить, на «справедливое» требование ялтинских товарищей, выдать им романовскую камарилью? Почему севастопольцы такого приказа не дают, ведь командир отряда, охранявшего узников отвечает однозначно: «Им возражал чрезвычайно красноречиво Задорожный, что каждому из его подчинённых было бы чрезвычайно лестно расстрелять Великого Князя, но не ранее, чем Севастопольский совет отдаст об этом приказ».

Может, сидят в Севастопольском совете добрые большевики, совесть у них проснулась неожиданно, и поэтому они злым ялтинцам отказывают? Свидетельства очевидцев говорят нам об обратном: нет между большевиками никакой географической разницы, все они убийцы и насильники. Барон Врангель, живший в как раз в Ялте, наоборот пишет: «Особенно тревожные дни переживал город во время наездов севастопольских матросов. Последние несколько раз приходили на миноносце. В городской думе в эти дни происходили ночные собрания и неизменно, в связи с этими приездами, производились новые аресты. Дважды приходилось нам не ночевать дома. Предупреждённые через нашу прислугу о готовящихся ночью в наших кварталах арестах, мы, с наступлением темноты, уходили из дома, ночуя на дальней окраине города у наших знакомых. Их квартал, населённый татарами, был наиболее спокойный».

Выходит, живут севастопольцы и ялтинцы душа в душу, вместе борются с мировой контрреволюцией путём бессудных казней, грабежей и насилий. Кто из них ужасней и кровавей ещё надо считать и смотреть! И только в вопросе о нескольких членах династии Романовых, получаются у них коренные разногласия! Только при произнесении фамилии бывшего царя разглаживаются морщины на лбу севастопольских витязей революции, мягчеет их стальное сердце и появляется в их каменных душах искра сострадания. Выходит так?

Давайте вспомним, кто же в Севастополе главный большевик. Неужели он такой добрый, что всех остальных своей преступной добротой заразил? Нет — глава местных коммунистов Юрий Петрович Гавен-Дауман, направленный Лениным в Севастополь. Иными словами, товарищ проверенный, свой. Он то и превратил за три месяца черноморских матросов в зверей. По делам своим товарищ Гавен злой, по словам Врангеля тоже, а в ситуации с «узниками Дюльбера» добряк первостатейный. Никак он не даёт приказ товарищу Задорожному выдать Романовых ялтинским анархистам. А те просят постоянно! Но ведь пять месяцев просто так, отмолчаться не удастся, иначе тебя самого «контрой» объявят, да с грузом на ногах отправят кормить черноморских рыб. Надо ялтинским товарищам ответ дать, да ещё мотивированный. Должны в Севастополе ответить что-то типа «есть распоряжение от товарища Ленина беречь этих Романовых, потому и расстрелять их нельзя». Но ведь не может товарищ Ленин, отдать такой приказ в Севастопольский совет кому попало, открыто. Не поймёт матросская вольница всех этих политесов, из повиновения выйдет. Такой приказ можно только тайно отдать товарищу проверенному, например тому же Гавену, да вместе с распоряжением отправить его загодя в Севастополь, с заданием устанавливать там Советскую власть. А заодно ждать приезда отряда Задорожного и тянуть время, не допуская ни в коем случае расправы над Романовыми. Вся крымская эпопея Романовых продлится пять месяцев. От описываемых событий марта восемнадцатого потерпеть осталось совсем чуть-чуть.

Потому, что в начале апреля 1918 года в Крым вступят немецкие войска, и Романовы будут спасены. Давайте не будем забывать, что в это самое время товарищ Ленин, столь добрый для Александра Михайловича и его спутников, отдаёт приказы об аресте Михаила Романова, о высылке семьи Николая Романова из Тобольска в Екатеринбург. Но они — наследники трона, а основные претенденты на престол должны быть ликвидированы. Великий князь Александр Михайлович и Феликс Юсупов расчистили дорогу для будущей русской катастрофы, поэтому именно они должны быть спасены, Для остальных членов огромной семьи Романовых будущая участь — это лотерея, кому как повезёт.

Тем временем жизнь в Дюльбере идёт своим чередом. Живут Романовы и их «тюремщики» душа в душу. Великий князь Александр Михайлович помог охране наладить работу прожекторов, чтобы они могли его ещё лучше стеречь. Не было такого взаимопонимания со своими охранниками ни у Николая Романова, ни у других членов его многочисленного семейства. Не надо удивляться — в нашем случае это ведь не тюремщики, а охрана. Она не столько предохраняет «заключённых» от побега, сколько спасает их от кровавой расправы. Великий князь Александр Михайлович почти со своими «тюремщиками» крепко подружился, так крепко, что остальные Романовы даже удивлялись:

«Великий Князь Николай Николаевич не мог понять, почему я вступал с Задорожным в бесконечные разговоры.

— Ты, кажется, — говорил мне Николай Николаевич, — думаешь, что можешь переменить взгляды этого человека. Достаточно одного слова его начальства, чтобы он пристрелил тебя и нас всех с превеликим удовольствием.

Это я и сам прекрасно понимал, но, должен был сознаться, что в грубости манер нашего тюремщика, в его фанатической вере в революцию было что-то притягательное. Во всяком случае, я предпочитал эту грубую прямоту двуличию комиссара Временного Правительства. Каждый вечер, пред тем, как идти ко сну, я полушутя задавал Задорожному один и тот же вопрос: «Ну что, пристрелите вы нас сегодня ночью?».

Его обычное обещание не принимать никаких «решительных мер» до получения телеграммы с севера меня до известной степени успокаивало. По-видимому, моя доверчивость ему нравилась, и он спрашивал у меня часто совета в самых секретных делах. В дополнение к возведённым укрытиям для пулемётов я помог ему возвести ещё нисколько укреплений вокруг нашего дома, помогал ему составлять рапорты Севастопольскому совету о поведении бывших Великих князей и их семейств и т. п».

Страна должна знать своих героев — незаслуженно забыто имя славного «матроса» Задорожного. Это уникальный человек. Это первый в советской истории борец за права человека. Да, что там — скажем правду: это единственный большевик, готовый пожертвовать своей жизнью за своих классовых врагов. Ему памятник ставить надо, а фигурирует он только на страницах великокняжеских мемуаров. И только. Но уж если быть до конца честным, то известно мне имя ещё одного доброго большевика. Это нарком народного просвещения Анатолий Васильевич Луначарский. Доброта его была поистине безгранична. Чтобы оценить его доброе большевистское сердце прочитаем телеграмму красного наркома жене, отправленную через три дня после Октябрьской революции:

«…Положение тяжёлое. Вчера оно чуть было не стало невыносимым. Распространился слух, что наши солдаты расстреливают в Петропавловской крепости юнкеров. Ты понимаешь? Накануне мы отменили смертную казнь. Если бы правительство не имело сил пресечь в корне самочинные смертные казни, — я не мог бы оставаться в нём. Уходить же мне в такой час страшнее, чем погибнуть вместе с ним, но разделять ответственность за террор я не буду. Ты поймёшь. Ты простишь. Я пойду с товарищами по правительству до конца. Но — лучше сдача, чем террор. В террористическом правительстве я не стану участвовать».

Пройдёт ещё несколько дней, и Луначарский будет биться в истерике по поводу обстрела Кремля во время захвата власти большевиками в Москве, и даже попытается подать в отставку. Потом, правда, успокоится, пообвыкнется, и станет нормальным членом коммунистического правительства.

Но Задорожный — это совсем другое дело! Воспоминания Великого князя настолько хороши, что их почти даже не надо комментировать. Все настолько очевидно и настолько же невероятно! Сама фигура командира отряда покрыта ореолом таинственности: единственное, что о нём можно найти, это всего один малозначащий факт его биографии. В прошлом Задорожный, якобы, писарь Харитоновского сахарного завода Харьковской губернии. Такое полнейшее отсутствие информации наводит на странные мысли: ни спасённые Романовы ничего о нём узнать не пытаются, ни архивы большевиков ничего не говорят. Так и хочется назвать Задорожного чекистом, но вот беда — ЧК создаётся в декабре 1917 года, значительно позже того ноябрьского утра, когда он приступил к выполнению своей миссии. Однако чувствуется в товарище Задорожном непростая закалка — писарю Харитоновского завода такая задача явно не по плечу! Но если не ЧК — то кто же мог провернуть такую блестящую операцию и почти полгода рискуя жизнью, дурить голову ялтинским товарищам? Большевистской спецслужбы ещё нет, а в операции «Дюльбер» чувствуется чёткая организация и холодный расчёт. Вчерашним революционерам и ссыльным каторжанам такого не организовать!

Вывод этот подтверждается очень легко. Представим себе на минуту, что Владимир Ильич Ленин поручил бы охрану важного пролетарского объекта «Дюльбер» местным товарищам, ялтинским или севастопольским, без разницы. Тогда берегли бы их революционеры так, как они это умеют. Привезли бы самых сознательных матросов, пригласили политически грамотных рабочих с окрестных заводов. Провели бы с ними беседу и разъяснили, как важно для партии, чтобы ни один волос с головы заключённых не упал, потому, что ждёт их суровый пролетарский суд и заслуженное возмездие. Прониклись бы все товарищи важностью задачи и приступили бы её к выполнению. Как они это умеют: семечки бы лузгали, на часах на табуреточках сидели. И разговаривали бы с охраняемой «контрой» жёстко и без излишнего пиетета. А зачем? Пусть спасибо скажут, что не расстреляли!

Генерал Врангель тоже слышал об живущих поблизости от Ялты, Романовых: «Императрица Мария Федоровна и прочие Члены Императорской Фамилии были все поселены в имении Великого Князя Петра Николаевича „Дюльбер“, где жили под охраной матросов. К ним, конечно, никого не допускали, хотя в марте молодой княгине Юсуповой удалось добиться разрешения видеть мать свою Великую Княгиню Ксению Александровну и бабушку свою Императрицу Марию Федоровну. Юсуповы жили вблизи от нас, и мы часто с ними виделись. От них мы узнали, что команда, охраняющая Императрицу и Великих Князей, относилась к ним с полным уважением и большой внимательностью. Начальник команды, матрос Черноморского флота, проявлял подчас совершенно трогательное отношение к заключённым. По приходу в Крым немцев тоже самое подтвердили мне Великий Князь Александр Михайлович и Великая Княгиня Ксения Александровна».

Прав Врангель — отношение поистине трогательное. Разрешены свидания, командир Задорожный полон уважения и внимательности. А вокруг в Ялте, Севастополе, Симферополе — аресты, расстрелы, грабежи и убийства. Сам Врангель, как приплывут в Ялту матросы — севастопольцы, прячется у друзей, а в Дюльбере — все хорошо и спокойно. Прямо оазис благополучия в бушующем революционном море, причём благодать распространяется не только на площадь самого поместья Дюльбер, но и на окрестные дома. Рядом с Романовыми по соседству в своём имении Кореиз, живёт Феликс Юсупов и его жена.

Именно поэтому уверен я, что приехал столь странный отряд товарища Задорожного из Петрограда, а не был набран на месте. Слишком велика ответственность, слишком велика ставка. Наберёшь в Севастополе убийц, так чем же они будут отличаться от своих других местных коллег? Разве захотят своей жизнью во имя странного задания пожертвовать? Ведь если возьмёшь местных в охрану, то получится, что нападающие и охрана знакомы лично, как тогда спасёшь Великих князей от расстрела?

Нет, отряд такой надо в Петрограде набирать, однако и там с кадрами проблема! По всей стране дисциплина стала никудышная, и каждый по-своему трактует понятие революционной необходимости. Хаос везде. После октябрьского переворота в Петрограде погромы винных складов. Чтобы остановить безобразие большевики посылают отряд за отрядом, но они вместо прекращения бесчинств, напиваются в стельку вместе с погромщиками. Приходится объявить за погромы расстрел, а в иных погребах, находящихся в подвалах Зимнего дворца, установить пулемёты. Но и после этого бардак закончился только тогда, когда закончилось само вино.

Все это для Дюльбера не годится. Дисциплина, осознание важности задачи и приказ — вот три кита, на которых держится загадочный отряд комиссара Задорожного. Готовясь к серьёзной обороне имения, он даже в мыслях не думает передать Романовых ялтинским, севастопольским или каким угодно другим палачам. Он ждёт «телеграммы с севера», а отнюдь не распоряжения Севастопольского совета, как заявляет местным большевикам. Он имеет приказ из Петрограда и выполняет его. Приказ этот: любой ценой спасти Романовых. Даже ценой собственной жизни.

Для такого задания и люди нужны особые. Где же Ильичу их взять? Кроме, как в Петрограде негде. Если же мы примем версию о «петроградском» происхождении отряда товарища Задорожного, то получается весьма интересная картина. Великий князь Александр Михайлович указывает нам месяц появления отряда Задорожного в Крыму: «…Севастопольский совет располагал в ноябре 1917 года хорошо защищённой крепостью». Итак, прибыли ребята в Крым в ноябре.

«События последующих пяти месяцев подтвердили справедливость опасений новых тюремщиков» — вновь указывает далее Великий князь. Значит, закончилась эпопея в апреле 1918 года. Проверить это легко — окончанием интересующих нас событий стало вступление в Крым немецкой армии, а оно действительно случилось в первых числах апреля восемнадцатого года. С другой стороны, большевистский переворот произошёл 25-го октября. Итак, проведём элементарный подсчёт: начало апреля минус пять месяцев — это начало ноября. Отнимем ещё дня четыре-пять на дорогу, и получается у нас удивительная картина:

— в марте семнадцатого, едва придя к власти, своим самым важным делом Керенский посчитал розыск и уничтожение тела Распутина.

Прошло ещё семь месяцев.

— В начале ноября семнадцатого, едва придя к власти, Ленин отправляет в Крым товарища Задорожного с тайной миссией. Единственная задача его отборного отряда — это спасение членов семьи Романовых, имевших непосредственное отношение к гибели Распутина, от революционного суда обезумевших черноморских матросов. Ильич отправляет в Крым невероятно сознательных «товарищей» в тот момент, когда все кругом дают его правительству срок жизни максимум две недели. В тот момент, когда он разрывается между всевозможными съездами и выступлениями, когда советская власть только начинает своё распространение по стране. Когда каждый верный человек, а уж тем более отряд на счету! А Владимир Ильич направляет Задорожного в Крым, где большевики у власти пока не находятся, и где его отряд совсем и не будет устанавливать рабоче-крестьянскую власть, потому, что будет безвылазно заниматься охраной Великих князей? Удивительная вещь — такое впечатление, что все русские правители полные бездельники, потому, что их основной и первостепенной задачей является странная закулисная возня, так или иначе связанная с личностью Распутина!

Жалко, что Великий князь Александр Михайлович уделяет своей крымской эпопее так мало места в своих мемуарах. Вся эта история так интересна и необычна, что хочется узнать о ней побольше. Но негде — нет никакого другого источника, также полноценно рассказывающего об этом событии. А ведь история чудесного спасения Лениным и Задорожным членов семьи Романовых может открыть нам глаза и на всю революцию целиком.

Вот живёт рядом с Дюльбером, в своём имении Кореиз жена Феликса Юсупова — Ирина Александровна Романова-Юсупова. Между прочим, внучка Александра III. Этот русский император когда-то повесил родного брата Владимира Ильича Ленина. Многие историки, казнь всей семьи Николая II объясняют простой личной местью пролетарского вождя убийце своего брата. Но вот в Крыму ещё одна внучка императора спокойно живёт и никто её убивать не собирается. Да, что там внучка — в Дюльбере живёт жена и дочь Александра III, и их по приказу Ленина спасают от расправы! Где же знаменитая ленинская логика? Её нет и в помине, зато хоть отбавляй не менее знаменитой ленинской гибкости. Вот только вопрос, кто же заставил Ильича, проявляя её, спасать своих «кровных» врагов! ?

Только «союзные» организаторы нашей революции могли обязать Ленина, спасти тех, перед кем, они сами имеют определённые обязательства. Ситуация у Ленина традиционная — надо выполнить договорённости и Романовых спасти. Только объяснить, почему это делается никому нельзя: ни Севастопольскому, ни Ялтинскому Совету, ни даже товарищам из Совета Народных Комиссаров. Можно найти только одного умного и честного человека и поручить это дело ему, просто потому, что уверен в его беззаветной преданности. Фамилия этого верного большевика — Задорожный. Он и будет обеспечивать организационную часть задания: беседовать с разными «товарищами» и улаживать все конфликты. Он говорит с ними на одном языке и для крымских большевиков является своим.

Но проблема для Ленина в другом. Из кого набирать отряд? Одного вменяемого исполнителя найти можно, но где взять двадцать — тридцать дисциплинированных и преданных одной идее революционных матросов и солдат? Особенно если эта идея — спасение матери, сестры, дяди, племянницы ненавистного свергнутого монарха!

Здесь на помощь Ильичу приходят «союзники». Вместе с заданием спасти Романовых, пролетарский вождь и получает от них инструмент для его выполнения — специальный отряд «революционных» матросов. Только «союзные» спецслужбы были способны в условиях всеобщего развала провести успешную операцию по спасению Романовых. Не всех Романовых, не царской семьи, а только тех Романовых, кто нужен был англичанам и французам живым. Семья бывшего императора и его несчастный брат Михаил были милее нашим «союзникам» в виде трупов, поэтому их никто и не спасал.

Только во власти западных спецслужб было создать спаянный поистине железной дисциплиной отряд, из состава которого все переговоры с внешним миром будет вести только один человек — Задорожный. Потому, что именно он является единственным настоящим большевиком!

Вы можете себе представить революционного матроса образца 1917-1918 года: весь в пулемётных лентах, лицо недоброе, чуть, что хватается за оружие. Среди них большая доля анархистов, которые вообще никакой власти не признают. И, вот их какой-то «молодой человек» обзывает изменниками революции и грозит виселицей! Я, слава богу, живьём «революционных матросов» не видел, но мне кажется, что реакция на слова представителя Ялтинского совета должна была быть в их рядах бурной. Его наверняка обозвали бы самого предателем в ответ, и стопроцентно послали бы по-русски, куда подальше. А то и спустились бы вниз разобраться, кого эта штатская гнида, назвала предателем! Но так будет, только если в отряде Задорожного настоящие «братишки» и «товарищи»…

Напрасно представитель Ялтинского совета сотрясал воздух. Молчат товарищи «севастопольские пулемётчики», только камушками кидают, да окурками. Потому, что они все вовсе не те, за кого себя выдают. Отсюда и реакция их другая. Матросы отряда товарища Задорожного просто… говоря т по-русски с сильным англи йским акцентом, а то и не говоря т вовсе! Эта часть удивительно дисциплинированной охраны была укомплектована сотрудниками западных спецслужб. Поэтому и не посылали они никуда молодого человека из ялтинского совета, и не дискутировали с ним, а только бросали с него окурки и камушки! Если я хочу прослыть американцем, не зная английского языка, то в ответ на какие-либо претензии мне надо молчать и молчать, ну разве что-нибудь в противника бросить…

Вторая часть отряда — русские. Нельзя набрать «революционный» отряд из одних иностранцев — это будет слишком заметно. А дисциплина «русской» части отряда, не хуже, чем её «английской» и «французской» составляющей. Поскольку же добрых большевиков тоже мы с вами нигде не видели, вывод напрашивается весьма интересный: в отряде этом вообще большевиков кроме Задорожного не было! Все его русские участники — это офицеры-монархисты! Поэтому и кажется логичным, что отряд в готовом виде прибыл из Петрограда, где своё гнездо все «союзные» разведки свили, где находится масса их коллег из русских спецслужб и других преданных династии людей. Их можно найти, разыскать и быстро укомплектовать отряд: 20-30 человек с «железобетонным» мандатом лично от товарища Ленина. Русские офицеры согласятся, «союзные» будут выполнять приказ. Только они могут быть так дисциплинированы: «союзники» выполняя тайное задание своих правительств, а русские — спасая жизни невинным Романовым. В конце концов, и миссия благородная: спасать людей, а не их убивать.

К выводу об иностранном участии приходишь, продолжая анализировать и тот уровень охраны, который был достигнут отрядом Задорожного в Дюльбере. Можно смело сказать: в 1917-1918 в Советской России никого так не охраняли. Ни Смольный, ни Кремль, ни Ленина, ни Троцкого. Никого, кроме Великого князя Александра Михайловича и его спутников. После большевистского переворота в стране апатия, охраны у новых руководителей страны почти никакой. Разболтанность редкая, обычно она длится до первого прокола. И вот в середине января 1918 года на Ленина совершено первое покушение. Он едет в машине со своей сестрой, организатором пломбированного поезда Фрицем Платтеном и водителем. Раздаются выстрелы — Ильич легко ранен в руку. Нет ни телохранителей, ни сопровождения. Никого. Даже после этого выводов никто не делает, поэтому в июне восемнадцатого застрелят Володарского, а затем в августе Урицкого, и вновь ранят Ильича, на этот раз очень тяжело.

Здание ЧК, где застрелят её питерского главу Соломона Урицкого, толком не охраняют, сам же Ленин ездит выступать вовсе без охраны, даже когда эсеровские террористы уже начали отстреливать большевиков. Для того и нужны «союзные» представители в отряде, чтобы поднять дело охраны имения Дюльбер, на «импортную», недоступную уже рухнувшей России высоту. Романовы обеспечены самой вежливой, самой толковой и самой дисциплинированной охраной в стране. Но не всех представителей царского дома так берегут, а только нужных. Семью Николая II охраняют невоспитанные хамы, ворующие у домочадцев бывшего императора вещи, а в Дюльбере «команда, охраняющая Императрицу и Великих Князей, относилась к ним с полным уважением и большой внимательностью». Обратите внимание, что в голодный восемнадцатый не пишет Великий князь о проблемах с продуктами и питанием, следовательно, кормят Романовых отменно. Не указывает и Великий князь на недостаток денег, которые при положении арестанта, только на продукты и нужны.

Но это Романов Александр Михайлович, а бывший царь Николай Романов пишет неоднократно. Вот записи из его дневника: