Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Венера плюс икс

ModernLib.Net / Старджон Теодор Гамильтон / Венера плюс икс - Чтение (стр. 4)
Автор: Старджон Теодор Гамильтон
Жанр:

 

 


Лично Гербу даже немного жаль Смитти, увлекающегося всеми атрибутами "Старого пирата", так как в продаже есть и лучшие средства. Например, "Атласная щека". Мнение Герба основывается, главным образом, на своем опыте работы в агентстве, где они изобразили "Атласную щеку" в виде койота (для распространения в Европе нужно рисовать европейского волка!), разевающего пасть над восторженной дамой с вываливающейся из декольте грудью, а под всем этим сделали надпись: "Хочешь погладить атласную щеку?"
      - Да! - произносит Герб почти во весь голос.
      Тюбик мази от геморроя... Здесь же, конечно, транквилизаторы, аспирин в листиках и бутылочка огромных наполовину синих, наполовину желтых капсул. По одной три раза в день. Можно спорить, что это акромицин. Осторожно, стараясь ничего не трогать, Герб наклоняется и читает ярлычок. Дата говорит о том, что средство куплено три месяца назад. Герб припоминает - в то время Смит временно бросал пить.
      - Может, простата?
      Бесцветная помада от обветривания губ. Бесцветный лак для ногтей. Карандаш тонировочный. Что, черт побери, может значить карандаш тонировочный коричневый номер двести три? Герб наклоняется еще ближе и читает написанное мелким шрифтом: Для временного ретуширования между применением теней "Туш-Тон". Время наступает, Смитти. Или лучше так, убрав запятую: Время наступает на Смитти.
      Чарли помнит (помнит, помнит!) песенку, которую слышал в детском саду. Ее пели дети из старшей группы, а девочки крутили в это время скакалку:
      Раз, два, три, четыре, пять,
      Мама начала рожать
      Не мальчишку, не девчонку,
      А красивого ребенка.
      Он повторял про себя эту песенку и незаметно уснул. Ему снилась Лора... они знали друг друга так мало, и вместе с тем, так хорошо; у них уже был свой любовный язык, коротенькие словечки и фразы, имевшие смысл только для них и ничего не говорившие посторонним: "это топорики, Чарли", а он мог сказать: "это фантики, Лора", например, если она притворно пищала, когда желтый майский жук запутался в ее волосах, а Чарли его извлекал.
      Просыпаясь, Чарли прошел через такую фазу сна, когда он трезво и четко осознал, что Лора отделена от него непреодолимыми барьерами пространства и времени, но при этом ему представлялось, что в ногах его постели сидит мать. По мере того, как он просыпался, он все яснее и яснее понимал, что он на Лидоме и что ничто этого уже не изменит. Все же ощущение, что его мать с ним, становилось все сильнее, так что когда он открыл глаза и ее не оказалось рядом, Чарли все же казалось, что он только что видел ее - не ее образ, а живую маму, которая исчезла с еле слышным звуком. Чарли проснулся расстроенный и несчастный, в уголках его глаз стояли слезы...
      Подойдя не слишком близко к окну, Чарли выглянул наружу. Погода не изменилась, вроде бы он проспал ровно сутки, небо все еще было затянуто тучами. Чарли проголодался и вспомнил инструкции своих хозяев. Он подошел к кровати, на которой спал, и потянул за нижнюю из трех золотистого цвета планок. Небольшая часть стены неопределенной формы (в этом мире не было ничего квадратного, плоского, вертикального или гладкого) отошла вверх и назад, как крышка откидного бюро, а из образовавшегося отверстия выдвинулась подставка, на которой стояли чаша и блюдо. В чаше было что-то вроде жидкой каши, а на блюде - гора экзотических, ярких и красиво уложенных фруктов самых разнообразных цветов. Здесь были один или два привычных банана и апельсина, нечто вроде винограда, зато остальные округлой формы фрукты были синими, пятнистыми, зелеными и ярко-красными, причем последние не менее семи оттенков. Больше всего на свете Чарли хотел сейчас чего-нибудь выпить холодного, но ничего такого не было. Он вздохнул и выбрал красный шар, понюхал его - он пах неопределенно, нечто вроде тоста с маслом - и осторожно откусил. Как велико было его удивление, когда сильная струя холодного сока облила ему шею и грудь. Хотя кожица фрукта была комнатной температуры, сок был ледяной.
      Пришлось использовать свой белый халат, чтобы вытереться, после чего Чарли принялся за второй плод и был вознагражден. Чистый холодный сок без мякоти напоминал яблоки с привкусом корицы.
      Потом он исследовал кашу. Чарли никогда не любил крупы, но эта пахла аппетитно, хотя он не мог понять, что это такое. Рядом с чашей лежал некий предмет, который напоминал по очертаниям ложку, но состоял, фактически, из одной ручки с прикрепленной к ней блестящей синей проволочной петлей. В целом, это напоминало миниатюрную теннисную ракетку. Чарли осторожно взял предмет и погрузил петлю в кашу. К его удивлению каша набралась на петлю, как если бы это была сплошная ложка. Подняв эту "ложку", Чарли увидел, что и с нижней стороны ложки тоже набралась каша, причем содержимое не стекало вниз.
      Осторожно он взял кашу в рот, и она оказалась настолько вкусной, что ему не мешала даже невидимая сетка внутри петли. Чарли испытующе осмотрел ложку и поставил эксперимент - всунул палец в петлю (при этом он ощутил лишь слабое сопротивление). Каша была очень вкусной, и у Чарли буквально слюнки текли. Запах был совершенно незнаком ему, но он выскреб петлей все, что было в чаше, надеясь, что ест такое блюдо не в последний раз.
      Удовлетворенный, по крайней мере физически, Чарли вздохнул и поднялся с постели, а подставка с остатками бесшумно скользнула в отверстие, которое немедленно стало вновь частью стены. "Обслуживание на дому", пробормотал Чарли, одобрительно кивая головой. Он подошел к указанному Филосом шкафу и коснулся орнамента на стене. Раскрылась дверца. Внутренность шкафа была освещена все тем же серебристым светом. Бросив осторожный взгляд на края овального проема неправильной формы - ведь эта штука могла закрыться совершенно неожиданно - Чарли заглянул внутрь, надеясь увидеть свои нормальные коричневые американские брюки. Их там не было.
      Вместо брюк висели лишь несколько конструкций - другим словом их было трудно определить - из жестких и мягких тканей. Одни были накрахмалены, другие прозрачны, но все были окрашены в яркие цвета и их комбинации красный, синий, зеленый, желтый и их оттенки. Некоторые одежды просто состояли из кусков ткани разных цветов, простроченных разнообразными швами. Кроме того, здесь были и куски ткани неопределенного цвета, которые скрывали цвет любого куска ткани при наложении на него. Эта ткань лежала в виде прямоугольных лоскутов, драпировок, трубок, швов, фестонов, кусков с вышивкой на них, подрубленных кусков. Как только глаза и руки Чарли привыкли к этой пестроте, он уловил некую систему; всю эту одежду можно было рассортировать по видам. Некоторые платья имели крой простой ночной рубашки, хотя спящему в ней должно было сниться, что он заключен в дифракционную решетку. Была здесь и нижняя одежда в виде просторных панталон, обтягивающих трико, трусов, поясов и набедренных повязок разного рода, а также килтов и юбок - широких и узких, длинных и коротких, свободных и с кринолином. А что это - блестящее шириной в два дюйма в виде ленты длиной восемь футов, отороченное вдоль верхнего края подвешенным орнаментом в виде многих букв U? Где должно носить шарообразный предмет из эластичного черного материала - на голове?
      Он поставил шар на голову и попытался удержать его там. Это оказалось легко. Тогда Чарли наклонил голову, чтобы шар скатился вниз, но этого не произошло. Шар остался на голове. Это было невозможно. Шар прилип к нему. Никакого давления на волосы Чарли не испытывал - шар стал частью его головы.
      Чарли подошел к трем золотистым планкам, намереваясь положить на них руку и вызвать Филоса, но остановился. Нет, он раньше оденется, а потом будет звать помощь. Какими бы эти странные и разные люди не оказались, он все еще чувствовал нежелание, чтобы женщины помогали ему одеться. Он уже вышел из этого возраста.
      Чарли вернулся к шкафу. Он быстро понял, как платье висит в нем. Плечиков в нашем понимании не было, но если платье расправить так, как вы хотели бы, чтобы оно висело, и прикоснуться к стенке шкафа справа, то оно и оставалось в таком положении. После этого можно было его сдвигать вправо или влево, и оно двигалось, как вдоль натянутой струны. Если платье извлекалось из шкафа, то оно теряло свою форму и становилось просто куском ткани.
      Чарли выбрал длинную одежду, имевшую вид песочных часов, к которой была прикреплена длинная узкая лента. Ткань была синей, а лента ярко-красной. Чарли решил сделать с ее помощью нечто вроде трусов. Он стянул с себя белый халат. Черный шар, качался на голове при каждом его движении. Поместив часть платья без ленты на животе, протянув остальное между ногами и сзади, Чарли завершил одеяние, готовясь завязать ленту на животе. Однако, прежде, чем ему это удалось, концы ленты сами приросли один к другому без какого-либо следа шва. Он потянул за ленту - она растянулась, а затем медленно заняла прежнее положение плотно и удобно охватывая талию. Все еще удивляясь, Чарли натянул материал одежды спереди так, чтобы она плотно охватывала его сзади и между ногами, а затем отпустил ткань так, чтобы свободный материал спадал в виде фартука спереди. Он повернулся и изогнулся, восхищенно глядя на себя. Одежда совершенно подходила ему по размеру и, хотя ноги оставались с боков голыми до самой талии, где имелась лишь красная лента, Чарли все же чувствовал себя достаточно одетым.
      Что касается других одеяний, то Чарли счел их излишними, поскольку климат был здесь, как ему показалось, тропическим. С другой стороны, большинство здешних жителей носило одежду на верхней части тела, хотя бы это была лишь нарукавная лента или что-то подобное. Чарли задумался над огромным количеством пышных нарядов в шкафу, ему на глаза попался кусок ткани темно-синего цвета, как и тот, что он уже одел. Он вытащил его. Это было нечто вроде пальто или плаща, казавшегося тяжелым, а бывшим на самом деле легче пуха. Ему понравилось, что не только цвет тканей совпадал, но и отделка на плаще была красного цвета, как и поясная лента на его штанах. Однако, одеть плащ оказалось не так-то просто, пока Чарли не понял, что это одежда такого же кроя, что и та, которую носил Сиес, - ее нужно было носить не на плечах, а завязывать подмышками. У плаща был сзади такой же высокий стоячий воротник, который сходился спереди у горла. Пуговиц или тесьмы не было - одежда удобно улеглась вокруг тела и как будто приросла. Талия подходила совершенно, и хотя спереди ткань и не сходилась, все одеяние держалось на фигуре и не спадало. Юбка была не такая, как у Сиеса - сзади длиннее, чем спереди - а везде одинаковой, не длиннее ладони.
      Внизу шкафа хранилась обувь; здесь на полочке стоял обязательный минимум - выгнутые по форме стопы туфли, причем в некоторых из них пятка не соединялась с носком, или же соединялась чем-либо видимым. Были здесь и разнообразные сандалии - плетеные с пряжками, сандалии с завязками и самоскрепляющимися лентами, мягкие и гибкие сапожки до колен, туфли с загнутыми носками, наподобие турецких, туфли на платформе, и многие другие, исключая обувь, которая могла бы стянуть или стеснить ноги. Чарли решил выбрать обувь по принципу цвета и довольно скоро нашел пару почти невесомых сапожек вроде как из замши, которая идеально гармонировала с его туалетом - синим с красной отделкой. Чарли надеялся, что сапожки подойдут ему по размеру... и они оказались совершенно подходящими. Тогда он понял, что вся обувь в шкафу должна подходить ему или вообще всем, кто бы ее ни носил.
      Довольный собой, Чарли еще раз, уже без всякой надежды, потянул за нелепый черный шар, болтавшийся на голове, подошел к планкам и провел по ним рукой. С легким щелчком дверь растворилась, и вошел Филос. (Что может, он стоял все восемь часов за дверью?). На этот раз Филос был одет в широкий килт ярко-желтого цвета, такие же туфли и черное болеро, одетое как бы на спину. Но все это выглядело на нем не так уж плохо. Его выразительное смуглое лицо озарилось при виде Чарли.
      - Уже одет? Отлично! - он почему-то смутился.
      - Вроде все в порядке? - спросил Чарли. - Неплохо бы посмотреть в зеркало.
      - Да, да, ответил Филос. - С твоего разрешения... - тут он застыл в ожидании, как будто сейчас что-то должно было произойти.
      - Конечно, - ничего не оставалось ответить Чарли, и тут же у него буквально дух перехватило.
      Филос сложил руки ладонями друг к другу и - исчез. Вместо него теперь стоял другой человек, одетый в синюю одежду с высоким воротником, красиво обрамлявшим его несколько вытянутое лицо, штаны плотно обтягивали его стройные ноги, небольшой фартук висел спереди, голые плечи выступали из жакета, а на ногах были красивые туфли. В довершение картины на голове раскачивался нелепый черный шар, но при этом вся фигура не была лишена элегантности, если не считать лица, которое Чарли ничего не говорило.
      - В порядке? - Фигура исчезла и вновь появился Филос.
      Чарли разинул рот от удивления.
      - Как ты это сделал?
      - О, я забыл - ты еще не видел этого. - Филос протянул руку с кольцом ярко-синего металла на пальце. Цвет кольца был такой же, что и петля на ложке, которой Чарли ел свой завтрак. - Когда я касаюсь кольца другой рукой, появляется очень хорошее зеркало. Тут Филос вновь коснулся кольца, и перед Чарли опять появилась и исчезла фигура в синем с нелепым шаром на голове.
      - Ну и чудеса! - воскликнул Чарли, любивший всякие технические новинки. - Но зачем постоянно таскать с собой зеркало? Можешь ты увидеть в нем себя?
      - О, нет, - Филос, все еще с гримасой на лице, ухитрился одновременно улыбнуться. - Это исключительно защитное устройство. Мы, на Лидоме, редко ссоримся, в частности, по этой причине. Представь, что ты разгорячен, взбудоражен и пристрастен (Филос попросту имел в виду "глупое и недостойное поведение"), и тут ты вдруг видишь самого себя со стороны!
      - Да, это охлаждает страсти, - согласился Чарли. - Вот почему мы всегда спрашиваем разрешения перед тем, как сделать это в обществе. Это чистая вежливость. Обычай этот очень древен, и у вас, наверное, есть что-либо в этом роде. Человека не заставляют раскрывать себя без его собственного желания.
      - У вас тут действительно чудеса, - восхитился Чарли. - Ну, что... прошел я испытание?
      Филос осмотрел его сверху донизу, и его его смущение, видимо, усилилось.
      - Нормально, - произнес он несколько напряженно, - все в порядке. Ты выбрал очень хороший костюм. Пойдем?
      - Послушай, - остановил его Чарли, - ты что-то не договариваешь. Если я выгляжу как-нибудь не так, то пора сказать мне об этом.
      - Ну, что ж, поскольку ты просишь меня... - Чарли видел, что Филос напрягается, тщательно выбирая слова, - тебе очень нравится эта... э-э, шляпа?
      - Просто она такая легкая, что я почти забыл о ней. - Черт побери, я приложил ее к голове, а теперь не могу снять.
      - Это пустяки, - Филос коснулся орнамента на стене, нырнул в шкаф и достал оттуда нечто вроде рожка для обуви. - Вот, прикоснись этим.
      Чарли так и сделал, и черный шар покатился, подпрыгивая, по полу. Чарли загнал его ногой внутрь и положил рожок на место. - Что это такое?
      - Разрядник? Он отбирает биостатический потенциал у материала.
      - А что, именно биостатическая сила заставляет одежду прилипать к телу?
      - Да, поскольку одежда не биологический материал. Спроси об этом Сиеса: я сам это не совсем представляю.
      Чарли уставился на Филоса. - Ты все же чего-то не договариваешь. Выкладывай лучше все, как есть, Филос.
      Смущение Филоса еще более усилилось, и Чарли стало даже жаль его.
      - Лучше не надо. Когда над тобой в прошлый раз посмеялся Сиес, ты дал ему такого пинка, что он летел через весь кабинет Милвиса.
      - Я сожалею об этом. Я был слишком расстроен тогда... Давай, забудем этот случай.
      - Знаешь ли ты, что ты надел себе на голову?
      - Нет.
      - Турнюр.
      - Хохоча, они вместе вышли из комнаты и отправились к Милвису.
      - Хорошее дело - игра в шары, - говорит Смит.
      - Популярная.
      - Стадное чувство, - Смит не хочет уколоть Герба, хотя про себя он смеется.
      Воцаряется молчание. Они выговорились и теперь оба соображали, что бы еще сказать. Герб считает, что людям, которые находятся вместе, не обязательно все время извергать слова, но он держит свое мнение при себе, так как Смит может подумать, что он начинает рассуждать о серьезных вещах.
      - Манжеты опять выходят из моды, - помолчав, изрекает Смит.
      - Угу. Миллионы парней сейчас перешивают брюки. Как по-твоему, куда девают портные все манжеты? Куда идет весь этот материал?
      - Коврики делают.
      - Стоят одинаково, - Смит имеет в виду брюки без манжет.
      - Точно.
      Опять молчание.
      Вступает Герб:
      - У тебя много костюмов из немнущейся ткани?
      - Есть несколько. Все их носят.
      - Кто их стирает? - Никто, - с негодованием бросает Смит. - В химчистках их чистят специальным способом, неплохо зарабатывают.
      - Не очень здорово.
      Смит пожимает плечами.
      - Что делать?
      - Да, - Герб чувствует, что и эта тема исчерпана.
      - О! Гляди, Фаррел.
      Герб видит ухмылку Смитти, который глядит через окно на окно в доме напротив.
      - Что он там делает?
      - Телевизор смотрит. Гляди, какой стул.
      Герб поднимается и подходит к окну. В руках у него пепельница, которую он ставит на стол, после чего Герб возвращается к дивану. С расстояния в сто тридцать футов не должно быть замет его любопытного взгляда.
      - Да, это гнутый стул.
      - Гнутый то гнутый, но он красный. Откуда у него красный стул?
      - Не спеши, Смитти. Он будет менять мебель.
      - ?
      - Помнишь, года два назад вошла в моду грубая мебель, стиль ранчо. Тогда он приобрел это большое зеленое кресло. Увидишь, что будет через неделю. Раннеамериканский стиль.
      - О, да.
      - Запомни, через неделю.
      - Да-а.
      - Это я тебе говорю.
      - Как это у него получается менять мебель дважды за три года?
      - Может, родственники подкидывают?
      - Ты его знаешь?
      - Я? Что ты. Никогда даже не был у него. Мы почти не здороваемся.
      - Я думал, ему едва хватает.
      - Чего так?
      - Машина.
      - Так он тратит все на мебель.
      - Странные люди.
      - Почему странные?
      - Тилли видела, как его жена покупала черную патоку в супермаркете.
      - Черт, - морщится Герб, - все помешались на ней. Неудивительно, что у него такая машина. Его даже не волнует, что все видят, как он ездит на ней уже восемнадцать месяцев.
      Опять молчание.
      Смит замечает:
      - Время мне уже браться за покраску.
      - И мне пора, - кивает головой Герб.
      По газону скользят лучи фар - на дорожку въезжает фургон Смита, делает круг и скрывается под навесом. Двигатель смолкает. Дверцы хлопают, словно бросают два коротких слова. Приближаются женские голоса, они говорят одновременно, но не теряют нить разговора. Открывается дверь и входит Тилли, а за ней Жанетт.
      Они шли по извилистым коридорам и дважды без труда возносились вверх по бездонным вертикальным шахтам. На этот раз туалет Милвиса был особенно впечатляющим и состоял из двух лент: белой, обвернутой вокруг тела и правой ноги, и желто-пурпурной, обвивавшей туловище и левую ногу. Милвис был один, он торжественно приветствовал Чарли и недвусмысленно одобрил его синий наряд.
      - Я оставлю вас, - сказал Филос, на которого Милвис вообще не обратил никакого внимания (что, впрочем, по мнению Чарли, могло означать только одобрение) до тех пор, пока тот не произнес этих слов, после чего Милвис кивнул Филосу и на прощание улыбнулся.
      Чарли со своей стороны махнул ему рукой, и Филос покинул их.
      - Очень тактично, - одобрил Милвис. - Филос всегда знает, как надо поступить.
      - Он заботится обо мне, - сказал Чарли, думая продолжить эту тему, однако Милвис прервал его:
      - Хорошо, - произнес он, - наш Филос рассказал мне, что ты чувствуешь себя намного лучше.
      - Скорее скажем, что я начинаю сознавать, как я себя чувствую, отпарировал Чарли, - чего нельзя сказать о моменте, когда я здесь очутился.
      - Не самое приятное переживание.
      Чарли внимательно следил за Милвисом и его поведением. У него не было никакого представления о приблизительном возрасте этих людей, и если Милвис казался старше других, то, очевидно, это впечатление создавало то явное уважение, которое ему оказывали окружающие, его сравнительно большой рост, полное лицо и совершенно необычное, даже для здешних обитателей расстояние между глазами. Вообще же ничто в этих людях не указывало на возраст в том смысле, в каком Чарли привык к этому.
      - Итак, ты хотел бы узнать все о нас.
      - Конечно.
      - Зачем?
      - Ведь это мой обратный билет.
      Эта фраза была настолько идиоматичной, что ее трудно было передать на незнакомом языке, и Чарли понял это, как только произнес ее.
      У них, скорее всего, не было в языке слов "плата" или "билет"; слово "билет" вышло в переводе в значении "ярлык" или "карточка".
      - Я имею в виду, - пояснил Чарли, - что, как мне сказали, я смогу вернуться, когда ознакомлюсь со всем...
      - ...Всем, о чем ты будешь спрашивать...
      - ...И отреагирую на это, и тогда вы будете готовы отправить меня туда, откуда я появился.
      - Я рад сообщить, что одобряю твои намерения, - у Чарли создалось впечатление, что Милвис, без хвастовства, подчеркивает свою значимость. Давай начнем.
      Почему-то последние слова прозвучали как шутка, и Чарли в недоумении рассмеялся, признавшись:
      - Я даже не представляю с чего.
      Когда-то ему очень нравилась мысль, которую он вычитал, кажется, у Чарли Форта, да, у него: "Начинай мерить окружность из любой точки."
      - Хорошо, тогда я хочу узнать о... о чем-нибудь чисто личном, касающемся лидомца.
      Милвис протянул к Чарли руку.
      - Спрашивай, что хочешь.
      Неожиданно смутившись, Чарли не смог задать вопрос прямо. Вместо этого он спросил:
      - Прошлой ночью Филос что-то сказал, как раз перед тем, как я заснул... Филос сказал, что на Лидоме никогда не было мужчин. И я сразу же подумал, что он имеет в виду, что все вы - женщины. Когда я спросил его об этом, он ответил отрицательно. Но, либо вы мужчины, либо женщины, ведь так?
      Милвис не ответил, хотя продолжал неподвижно глядеть на Чарли своими добрыми широко расставленными глазами, сохраняя одобрительную полу-улыбку на губах. Несмотря на свое смущение, которое все усиливалось, Чарли не мог не оценить методику Милвиса и восхитился ею. Если бы у него были такие учителя! Милвис вроде бы намекал: Разберись самостоятельно. - Однако, такой метод не следует применят к человеку, не располагающему фактами.
      Чарли собрался с мыслями, упорядочивая все неясные впечатления, касающиеся этого вопроса: развитость (но не чрезмерная) груди и размер сосков; отсутствие широкоплечих и узкобедрых людей. Что касается других косметических характеристик, например, волос, то количество причесок было столь же велико, что и разнообразие одежд, хотя в целом волосы стригли коротко. Туалеты же лидомцев отличались совершенно неповторимым характером, и для Чарли это было одним из явных указаний на принадлежность к женскому полу.
      Затем он задумался о том, как донести до Милвиса все, что он хотел высказать. Чарли уже мог бегло говорить по-лидомски, но все же на каждом шагу он встречал языковые трудности. Чарли посмотрел на насупившегося и терпеливо ждущего Милвиса и сказал сам себе по-лидомски: "Я гляжу на него". - Здесь Чарли впервые столкнулся с местоимением "его", которое в английским языке указывало на мужской род, а в лидомском - вроде как бы было бесполым, то есть не имело рода. В английском языке "оно" - безличное местоимение, примерно, такое же местоимение - причем только одно! - было в лидомском языке. Оно не имело рода! То есть, когда Чарли думал, что говорит "он", это было его ошибкой, и теперь он понял это.
      Значило ли отсутствие рода у местоимений отсутствие полового деления на Лидоме? Ведь только этим можно было бы объяснить неожиданный ответ Филоса: здесь никогда не видели мужчину, но при этом обитатели не были женщинами.
      В языке существовали понятия "мужчина" и "женщина"... а в реальности - двуполость. Лидомцы - все без исключения - были двуполыми.
      Он посмотрел прямо в терпеливые глаза Милвиса и медленно произнес:
      - Вы - двуполые?
      Милвис не сделал никакого движения и долго хранил молчание. Затем улыбка на его лице стала шире, как будто ему было приятно увидеть реакцию на обращенном к нему лице Чарли. Медленно и мягко Милвис ответил:
      - А что, это так ужасно?
      - Я вовсе не думал, ужасно это или нет, - честно признался Чарли, - я просто пытаюсь догадаться, как такое возможно.
      - Я покажу тебе, - Милвис поднялся за столом во весь свой рост и направился к ошеломленному Чарли.
      - Привет, ковбои! - бросает, входя, Тилли Смит. - Как живете?
      - У нас мужской разговор, - отвечает Смит.
      Герб не остается в долгу:
      - Привет, шаровики! Научились кегли выбивать?
      Жанетт хвастается:
      - За три удара кончаю игру.
      - А как насчет выпить? - осведомился Тилли.
      - Без нас, - быстро отказывается Герб, звеня остатками льда в бокале. - Я уже выпил, да и поздно.
      - Мне тоже пора, - присоединяется Жанетт, понимая намек мужа.
      - Спасибо за выпивку и грязные шутки, - подмигивает на прощание Герб Смиту.
      - Не будем рассказывать им о девочках из варьете, - подхватывает Смит.
      Жанетт делает широкий мах рукой, имитируя бросок шара:
      - Спокойной ночи, Тилли. Не сбивай руку. Тилли также машет руками так, что Смит откидывается подальше на своем диване, впрочем он вообще любит сидеть развалившись. Рейлы собирают сумку со снаряжением для игры в шары, и Герб преувеличенно кряхтит, вскидывая ее на плечо. Жанетт вынимает из розетки электронную няньку и сует ее Гербу под левую руку, свою сумочку она сует ему под правую руку и ждет, пока он откроет ей коленом дверь ведь она леди.
      - Следуй за мной, - и Чарли пошел за Милвисом в меньшую комнату.
      Весь торец комнаты - от пола до потолка - имел множество прорезей с табличками возле них, Чарли показалось, что это картотека. Здесь, как и везде, заметно было нежелание располагать предметы упорядоченно. Прорези были устроены в виде арки... они напоминали арки, которые как-то рисовал лектор на лекции по эргономике - максимальная досягаемость правой руки, оптимальная досягаемость левой руки и так далее. У одной из стен стояла мягкая скамья - она напоминала экзаменационный стол. Проходя мимо скамьи, Милвис нежно похлопал по ней, и она начала двигаться за ним, постепенно становясь ниже. Скамья прекратила движение за десять футов от стены, когда ее высота была равна высоте нормального стула.
      - Присядь, - бросил Милвис через плечо.
      Чарли осторожно сел, следя за тем, как высокий лидомец осматривал таблички, что-то выбирая. Наконец он, с уверенностью он произнес:
      - Вот!
      Своими тонкими пальцами Милвис провел по одной из прорезей и отвел руку вниз. Из щели полезла лента шириной не менее трех футов и длиной около семи футов. По мере выхода ленты освещение в комнате становилось все темнее, а изображение на ленте все ярче. Милвис еще раз повел рукой, и из другой щели начала выходить лента. Сам он подсел к Чарли.
      В комнате стало совсем темно, светились лишь изображения на лентах. На них были представлены в цвете виды лидомца спереди и сбоку, одетого лишь в шелковый спорран, шириной вверху не более ладони, начинавшийся, примерно, на дюйм над пупком и ниспадавший до середины бедра. Внизу спорран расширялся и закрывал переднюю часть ног. Чарли уже видел такие спорраны, которые были и больше, и меньше, чем этот, ярко окрашены в красный, зеленый, синий, пурпурный и снежно-белый цвет. Но он еще не видел ни одного лидомца, который бы ходил без споррана. Очевидно, это запрещалось или существовало табу. Чарли не стал пока ничего спрашивать.
      - Расчленим тело, - непонятным для Чарли Джонса способом Милвис изменил вид изображения на ленте: Спорран и кожа под ним исчезли, открыв брюшную полость. Неизвестно откуда появившейся черной указкой Милвис указывал на различные органы и рассказывал об их функциях. Конец указки принимал при этом вид то иглы, то маленькой окружности, стрелки или полумесяца, в зависимости от желания Милвиса. Язык объяснений был краток и соответствовал вопросам Чарли.
      Как много вопросов задал Чарли! Куда исчезло его смущение! Он дал волю своему любопытству - вот когда сказались как его страсть к беспорядочному, всеядному, бесконечному чтению, так и огромные пробелы в его знаниях. И то, и другое оказались значительно большими, чем Чарли предполагал. Он знал существенно больше, чем сам думал, но при этом проявил невежество во многих вопросах.
      Анатомические подробности показались ему захватывающими, как это обычно и бывает, потому что ученика охватывает невольное восхищение чудом природы и той искусностью, с которой решаются сложнейшие проблемы живого организма.
      Прежде всего, оба пола были представлены в лидомце активно. Внутренний орган, находившийся далеко внутри, представлял собой то, что у человека может быть названо вагинальной впадиной. С каждой стороны основания органа находились матки с шейками - лидомцы имели две матки и всегда рожали двух близнецов. Во время эрекции член опускался и выдвигался, в спокойном же состоянии он был вял и полностью скрыт. В нем же имелась уретра. Совокупление происходило при общем участии всех органов - да иначе и быть не могло. Яички находились не внутри туловища, но и не снаружи, а в паху под слоем кожи. Во всех этих органах было множество нервных окончаний, а функции таких органов, как бартолиниевы и куперовы железы, были перераспределены.
      Когда Милвис также завершил свои объяснения, сбросил с колен диаграммы, которые скатились и исчезли в щелях в стене, а свет зажегся.
      Какое-то мгновение Чарли сидел молча. Он думал о мужчинах и женщинах. В биологии - вспомнил он - для их обозначения используют астрономические символы Марса и Венеры. Интересно, каким образом можно было бы обозначить этих?.. Венера плюс икс? Марс плюс игрек?.. Наконец он поднял глаза и, мигая, посмотрел на Милвиса.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12