– Выпейте еще по коле, — радушно предложил Белл.
Наш Парень тут же подставил ему пустую флягу. Белью метнул быстрый взгляд на Слимми, и тот кивнул. Обоим землянам было известно, какое действие производил данный напиток на марсиан. Опьянением такое состояние назвать было нельзя. Под воздействием колы марсианин постепенно терял способность двигаться и начинал быстрее соображать. Выпив известное количество колы, любой марсианин становился гением и лежал пластом. Белл решил напоить марсиан только затем, чтобы сделать их на какое-то время пассивными; нелепо было бы надеяться обмануть пьяного марсианина.
Марсиане приняли предложенный им напиток. С их стороны это было жестом доброй воли, трубкой мира, выкуренной за счет землян; Марс давно научился действовать за счет Земли.
Когда кожа гостей начала приобретать бледно-голубой оттенок, Слимми принялся их обрабатывать.
– Ребята, — провозгласил он, — для нас нет смысла резать друг другу глотки. Вы наверняка догадались, для чего мы здесь. Мы знаем, что двести тридцать пятый, поставляемый на Землю, производится не на Марсе. Он производится на Артне, а точнее, в этом низком здании, что содержится под защитой силового поля. Мы желаем узнать, каким образом получен изотоп и возможно ли применить данный технологический процесс в Солнечной системе!
– И при чем тут мы? — насторожился Лилипут.
– Если позволите, на этот вопрос отвечу я, — вступил в разговор Белью. Вам хотелось бы знать, как много известно нам. Это естественно. Нам известно, что значительная часть экономики как Марса, так и Земли ориентирована на добычу бора, необходимого для обмена на дешевый артнейский уран-235. Нам известно, что влады.., что первенство Марса в Солнечной системе в полной мере может быть обеспечено в том и только в том случае, если Марс овладеет здешней технологией, поскольку все признаки говорят о том, что артнейцам переработка урана не стоит практически ничего. Нам известно, что три года назад, когда наш корабль покинул пределы Солнечной системы, марсианским властям сущность артнейского процесса переработки была неведома. Неведома она вам и сейчас, поскольку иначе вам нечего было бы здесь делать.
Гулливер прервал Белла вопросом:
– Для чего вам нужно овладеть технологией?
– Я мог бы сказать, что Земля намерена отплатить Марсу добром за добро, с легкой усмешкой сказал Слимми. — Или я мог бы сказать, что наша любознательность является нашим личным делом. Но я не стану ничего утверждать. Ваш изощренный разум вполне в состоянии найти правильный ответ на поставленный вопрос.
Взгляды косых глаз марсиан скрестились, и молчаливый обмен мнениями продолжался несколько секунд. Выйдя наконец из прострации, Гулливер сказал:
– У нас имеется кое-какая информация. Что мы выиграем, если поделимся ею с вами? Настала очередь Белла отвечать.
– Мы не знаем, как долго вы находитесь на этой планете, но мы уверены, что до сих пор вы не вышли на правильный путь. Предположим, мы воспользуемся добытой вами информацией. Найдем ли мы ответ? Не знаю. Если да — прекрасно. Если нет — что вы теряете?
– Мы поделимся с вами тем, что знаем, — внезапно решил Наш Парень. — Итак: артнейцы — это раса, не имеющая ничего общего с расами, когда-либо обитавшими в нашей системе. Они питаются рудами, а отходами их жизнедеятельности являются сульфиды, следовательно, обмен веществ у них проходит на минеральной основе. Их культура принципиально непостижима для разумов Солнечной системы. Они ни разу не предпринимали попыток изгнать нас с планеты, но и не вступали с нами в контакт, хотя им известно, что мы с Марса, то есть с нашей расой у них давние торговые связи. Сквозь силовое поле, окружающее завод, проникает только свет. Барьер непроницаем даже для наших телеглаз. Оценить уровень развития их цивилизации, их технологий мы не можем. На поверхности планеты артнейцы показываются редко. Возможно, Артна — искусственная планета. Скорее всего наука здесь развивалась по совершенно иным направлениям, нежели у нас. Насколько важна для них торговля с Марсом, мы тоже не знаем. Нет абсолютно никаких критериев, по которым мы могли бы об этом судить. Вот все, что нам удалось установить в результате наблюдений на месте.
– Эта информация, — заметил Белью, — может оказаться полезной. Хотя кто знает. Мы все это обмозгуем. А теперь нам осталось обсудить еще одно.
Можем ли мы быть уверены, что в нашем соглашении нет двойного дна? Что вы не убьете нас, если мы откроем тайну. И можете ли вы быть уверены в том, что мы вас не уничтожим, если почему-либо сочтем необходимым?
– Мы можем обещать вам безопасность, — ответил дребезжащий голос Нашего Парня.
– Друг мой, этого мало, — вкрадчиво заговорил Слимми. — Не обижайтесь, пожалуйста, мы помним, что марсиане до сих пор никогда не нарушали данного ими слова, но у нас нет гарантий, что на Артне такое не может произойти в первый раз. Если мы умрем, ваша репутация пострадает. Может быть, можно найти другой вариант?
Белью едва заметно кивнул другу, давая ему понять, что он несколько перегибает палку. Увы, по интонации марсиан невозможно было понять, довольны они, или оскорблены, или разгневаны. Наверное, из-за того, что речи марсиан совершенно чужды эмоциональные оттенки, по голосу Нашего Парня нельзя было догадаться, какое впечатление на него произвел отказ от его предложения.
– Мы могли бы, — сказал Наш Парень, — позволить вам уничтожить все наше оружие, а сами тем временем избавились бы от вашего.
Белл и Слимми не поверили своим ушам.
– Вы действительно согласитесь? — воскликнули они в унисон.
– Да, — также дружно ответили три марсианина. Извинившись, Белью отозвал своего товарища в сторону. Он вдруг вспомнил, что марсиане способны читать мысли людей Земли только в том случае, если они сопровождаются работой речевого аппарата.
При письменном обмене мыслями марсианская телепатия бессильна. Поэтому он взял бумажку и нацарапал на ней:
"Раз они готовы на такое, значит, они загнаны в угол. Что скажешь?"
"Соглашаемся", — быстро написал Слимми. "Риск. Безоружный марсианин намного проворней и сильнее безоружного землянина".
"У нас есть мозги и космический корабль". Белью отвел взгляд от листка и внимательно посмотрел Слимми в глаза, потом встал и подошел к марсианам.
– Ладно, ребята, — сказал он. — Мы согласны. И раз уж мы договорились, давайте сделаем так: один из вас остается здесь со Слимми и занимается нашим арсеналом, а я иду с двумя другими к вам. Бортовую артиллерию мы взрываем, а личное оружие забрасываем внутрь силового купола.
– Стоп! — запротестовал Слимми. — Мы тут все, конечно, братья по разуму, но разлучаться бы не хотелось.
– Не волнуйся, — успокоил его Белью. — Твоя карманная игрушка останется у тебя до тех пор, пока братец Лилипут будет ломать все остальное. К тому же мы нужны нашим братьям по разуму. В общем, встречаемся через два часа у границы силового поля. Личное оружие при нас. Береги себя, малыш.
Взмахом руки он пригласил двоих марсиан следовать за ним к выходу.
Два часа спустя Слимми Коб и Белл Белью обменялись впечатлениями. Выяснилось, что конструкция марсианского корабля принципиально не отличалась от земного, но Белл подтвердил, что телеглаз марсиан, шпионящий за землянами, работает постоянно, поэтому разговаривать следует предельно осторожно.
Слимми согласно кивнул, поднялся, налил себе стакан колы, вернулся на место, вырвал из блокнота лист бумаги, взял карандаш и протянул товарищу. Белл принялся усердно строчить. Через несколько минут Слимми читал: "Хочешь посмеяться? Едва мы с Гулливером и Нашим Парнем вышли отсюда, как они забросали меня вопросами: из-за чего ты перед посадкой пытался убить меня. Наш расчет оправдался; они видели, как ты стрелял в меня из водяного пистолета. У них буквально мозги расплавились, так как они не могли взять в толк, для чего тебе меня убивать и почему я, одолев тебя, не покончил с тобой. И они мне предложили уничтожить тебя, если мне это зачем-то нужно. Они дали мне склянку с возбудителем марсианского паралича. Если мы откроем тайну Артны, сказали они, то я смогу тебя убить и буду пользоваться их покровительством и вместе с ними вернусь в Солнечную систему".
– Угу, — произнес Слимми вслух. — Славные ребята живут на Марсе.
Белл кивнул ему на блокнот, подмигнул и спросил:
– Может, пойдем поспим?
В эти слова он явно вложил противоположный смысл. И Слимми ответил:
– Да, конечно, пора.
При этом оба космонавта помнили, естественно, что накануне полета они подверглись хирургической операции — абсолютно незаконной — по удалению сонных центров мозга.
Пока Слимми разувался, Белл прошел в душевую, сунул под майку две пары очков с толстыми стеклами и два диска, сделанных из того же материала, что и стекла очков, вернулся в спальный отсек, откинул койку, расположенную над койкой Слимми, швырнул товарищу очки и диск и забрался наверх. И он, и Слимми прикрутили диски к ночникам у изголовья коек и включили свет. Марсиане, способные воспринимать ультрафиолетовое освещение, совершенно нечувствительны к красной и инфракрасной части спектра. Если их телеглаз включен — а в этом сомневаться не приходилось, — они не увидят на экране ничего, а услышат только шорох карандаша, скользящего по бумаге.
"Я тут задумался насчет артнейцев", — написал Белл. — "С чего они построили завод на поверхности, когда сами живут под землей?"
"Наверное, завод должен быть рядом с тем местом, откуда осуществляется передача. Насколько мне известно, вероятностный поток работает только на поверхности планеты".
"Да, видимо, так. Что ты думаешь о сущности процесса переработки?"
"Брат, тут у нас слабое место. Марсиане втыкали в землю свои датчики возле края силового поля, но никакой вибрации не уловили. Точнее, они зафиксировали колебания почвы под ногами артнейцев, зафиксировали, как артнейцы зарываются в землю, но и только. Еще было слышно, как работает межпланетный транспортер. Со всем оборудованием управляются не больше восьми, максимум десяти артнейских рабочий. Время от времени внутри здания проходит воздушная волна, после чего включается всасывающий клапан, и порция урана-238 в виде порошка поступает в перерабатывающий цех. Спустя некоторое время новая воздушная волна выносит из цеха другой порошок. Еще их приборы улавливают некую вибрацию почвы, связанную, по-видимому, с ростом растений — либо внутри здания, либо снаружи, сказать сложно".
После небольшой паузы Слимми написал: "Ты пытался узнать, для чего артнейцам бор?"
"Скорее всего они его едят. Получается так, что артнейцы устроили себе что-то вроде кондитерской фабрики, связав по рукам и ногам Марс и поработив Землю. Наверное, мы никогда не узнаем, в чем тут дело, если артнейцы все-таки не захотят с нами поговорить".
"Им скорее всего монополия ни к чему", — накорябал Слимми. — "Они всем своим поведением как будто говорят как марсианам, так и нам: "Мы разработали технологию. Если она вас интересует, разрабатывайте ее сами". По-моему, по барабану им, освоим мы процесс переработки или нет".
Прочитав текст, Белл согласился с другом и заметил, также письменно, что психологию артнейцев понять невозможно, настолько она чужда человеческому мышлению. Прав, мол, был старик Лэйдло. Внезапно Белл встрепенулся, торопливо выхватил у Слимми лист и начал лихорадочно писать: "Гипотеза Лэйдло!" — Он подчеркнул эти слова двумя жирными чертами. — "Вот где ответ! Лэйдло утверждал, что обитатели планет любой звездной системы имеют общего предка, явившегося извне, и поэтому невозможно предсказать, в каком направлении пойдет эволюция как животных, так и растений в данной системе. Артнейцы едят минеральные вещества? Согласно Лэйдло, здешние растения в таком случае также должны питаться сходным образом. Понимаешь меня?"
– Нет! — громко объявил Слимми, забывшись.
Белл зажал ему рот и снова начал писать: "Здесь нет никакой технологии! Никакой электрохимии или радиофизики! Уран-238 перерабатывается в уран-23 5 растениями! В этом бараке работают не физики и не инженеры, а садовники!"
"Значит, растения? — Карандаш изумленного Слимми проткнул бумагу. — Каким образом растения могут преобразовывать один изотоп элемента в другой?"
"Артнеец точно так же спросил бы тебя, каким образом земные растения способны преобразовывать свет и воду в целлюлозу, — написал Белл. — Неважно, кстати, настоящие это растения, грибы или мхи. Важно, откуда они".
"Не с этой планеты, — уверенно написал Слимми. — Здешний воздух содержит влагу, а вода и чистый двести тридцать пятый несовместимы. В этой атмосфере растение, вырабатывающее ядерное топливо, не просуществовало бы и секунды, оно бы взорвалось немедленно. Родиной этих растений должна быть другая планета, настолько жаркая или настолько холодная, что вода там не может существовать".
"В этой системе есть такая планета?"
Слимми слез со своей койки, подошел к столу, вернулся на место, устроился под одеялом и начал писать на полях найденной среди бумаг карты: "Таких планет две. Вот эта. — Слимми начертил на карте стрелку, указывающую на крупную, удаленную от звезды на значительное расстояние планету. — И еще вот. Тут жарко. По-настоящему жарко, и год длится девяносто шесть суток. Надеюсь, ты не будешь меня уверять, что тамошние растения, если они, конечно, есть, могут существовать в условиях Артны".
"Могут, если это мхи или бактерии. Для самых примитивных организмов температура не играет большой роли. Попытаться в любом случае стоит. Только как нам отсюда выбраться, чтобы наши новые друзья за нами не увязались?"
Слимми задумался ненадолго, потом вдруг хихикнул и начал строчить: "Милый мой, у меня начинается марсианский паралич!"
Белл щелкнул пальцами, откинулся на подушку и захохотал.
***
Гулливер, Наш Парень и Лилипут склонились к экрану телеглаза. Только что их взорам открылась удивительная картина. Голова лежащего на спине Слимми свешивалась с койки так, что кожа на его горле, казалось, готова была лопнуть. Лицо его посинело, и на губах выступила пена. Воздух со свистом вырывался из его легких, что было отчетливо слышно на марсианском наблюдательном пункте.
– Вот предатель, — проворчал Наш Парень. — Прислушался к нашему совету и заразил товарища. Ресницы Гулливера взметнулись вверх.
– Он бы на это не решился, если бы не заполучил необходимую информацию.
– Когда он мог ее заполучить? — удивился Наш Парень. — Слежка идет непрерывно, и мы знаем, что они не покидали корабль и не проводили никаких экспериментов.
– К разгадке их могла привести их извращенная логика, — возразил Лилипут. — Я уже говорил как-то, что земляне поразительно умеют обращать себе на пользу законы случая.
– Да, ответ у них наверняка есть, — согласился Наш Парень. — В противном случае большой не стал бы убивать малыша. Кстати, а где сам большой?
Ответом ему послужил оглушительный грохот;
Белл Белью колотил в дверь герметичного промежуточного отсека марсианского корабля. Гулливер протянул длинную, лишенную суставов руку и нажал на кнопку. Дверь открылась, посетитель миновал промежуточный отсек и ворвался в кабину, неистово рыча:
– Ребята, быстрее! Мой друг умудрился подхватить марсианский паралич. Долго он не протянет. Неожиданно Белл не удержался и подмигнул.
– А при чем тут мы? — бесстрастно поинтересовался Гулливер.
– Что, не понимаете? Он открыл тайну Артны, но совершенно потерял голос, только хрипит. Вы же телепаты, а я — нет. Вам будет легче разобрать его хрипы.
– Землянин, ты глуп, — проскрежетал Наш Парень. — Зачем ты его заразил? Что, если он умрет и унесет тайну Артны с собой?
Белл, казалось, был обескуражен этими словами.
– Дело было так, — пустился он в объяснения. — Слимми додумался. Он сказал, что все очень просто и даже очевидно, нужна только ключевая идея. Я спросил, что это за идея, но он отказался отвечать. Заявил, что откроет мне тайну лишь в том случае, если его собственная жизнь будет в опасности. И я тогда рассудил так: если мы привезем разгадку на Землю, то у нас не будет возможности скрыть ее от марсиан, и марсиане попросту убьют нас в награду за все наши труды. Лично я не хочу умирать. А вы обещали мне защиту, если я исполню ваш план. Вот я и заразил Слимми вирусом, считая, что он откроет мне тайну, когда поймет, насколько тяжело болен. Но оказалось, что вирус действует слишком быстро. Слимми пытается что-то сказать, но я не понимаю ни единого слова. Так что бежим туда, пока он хотя бы жив!
С этими словами "большой землянин" выбежал из кабины, где тут же зазвучали пронзительные голоса — марсиане совещались. Вскоре они покинули корабль и последовали за Беллом — все трое. Человек с Земли мчался во всю прыть, но марсиане оставили его позади, когда он едва пробежал восьмую часть пути. Удивительно, но эти создания даже не запыхались.
Для обитателей красной планеты марсианский паралич означает неминуемую смерть. Поэтому трое марсиан, как ни хотелось им услышать слова Слимми Коба, рискнули приблизиться к нему лишь на пять футов. Когда Белл влетел в кабину, они напряженно вслушивались в бессвязные хрипы больного.
– Прочь от него! — яростно зашептал Белл. — Он же скорее умрет, чем откроет тайну марсианам.
– Успокойся. — Лилипут махнул рукой. — Он не знает, кто здесь. Болезнь зашла слишком далеко. Паралич вызывает расстройство зрения, а затем — слуха.
В потоке стенаний Слимми теперь угадывались отдельные слова:
– Белл.., процесс.., электролиз.., умираю.., марсиане — сволочи.., процесс.., электролиз… — Внезапно умирающий приподнял голову и выговорил обыкновенным голосом:
– Двинем надыбать хорошего дьюджо.
После этого отчаянного усилия голова его рухнула на подушку, и он затих.
Белл прошел в соседний отсек, достал из холодильника три банки кока-колы и вернулся к гостям.
– Выпейте, — сказал он шепотом. — Вам понадобятся все ваши мыслительные способности, чтобы понять это.
Он кивнул в сторону Слимми, который теперь обстоятельно рассказывал о джеллиновании альтибобов.
Марсиане жадно глотнули из банок, по всей видимости страстно желая обострить свои мыслительные способности до предела.
После сорока минут бормотания и посасывания кока-колы Белл решил, что очередную порцию можно пока не приносить. Он молча протянул товарищу руку, тот ухватился за нее и сел на койке, растирая шею.
– Наконец-то эта бодяга кончилась, — проворчал он.
– Ты отлично справился, сынок, — одобрительно сказал ему Белл. — С меня бутылка.
– А с этими нажравшимися свиньями что будем делать? — спросил Слимми, указывая на троих марсиан.
Те сидели рядышком у стены, и в их мутных глазах можно было прочесть бессильную ярость. Они были сейчас абсолютно беспомощны, хотя мозг каждого из них работал со скоростью мощной вычислительной машины, и они ясно видели, что обмануты.
Белл задумался и изрек:
– Посиди с ними, а я ненадолго отлучусь. Они в прострации и не смогут помешать тебе время от времени вливать им в пасти колу. У тебя остается пятьдесят галлонов. Не давай им протрезветь. Пригрози им, что утопишь их в коле, если они не станут пить.
Слимми и Белл вынесли безжизненные тела марсиан наружу и уложили их на песок возле корабля.
– Надо бы от них избавиться, — заметил Слимми.
– Я об этом думал. Только вспомни, пожалуйста: о сути артнейского процесса мы пока только догадываемся. Вдруг мы чего-то не учли? Тогда эти ребята могут нам опять понадобиться.
– Как скажешь, — разочарованно вздохнул Слимми. — Значит, придется мне тут о них заботиться. А когда ты вернешься, то возьмешь их на себя. Кстати, будь осторожен.
– Не беспокойся, малыш. Я вернусь часов через пятьдесят. Пока.
Белл хлопнул друга по спине и скрылся внутри корабля. Дверь бесшумно закрылась за ним, корабль поднялся в воздух, сделал прощальный круг и стал удаляться. Слимми провожал его тоскливым взглядом, пока он не превратился в едва различимую точку на горизонте. Тогда он обратился к неподвижным марсианам:
– Сейчас по бутылочке получите, дружочки. С этими словами он стал усердно вливать колу им в раскрытые рты.
***
Когда космический корабль скрылся из поля зрения пьяных марсиан, Белл стал набирать высоту. Выйдя из поля тяготения планеты, он вошел в гиперпространство и понесся к Проциону и его темному спутнику со скоростью, во много раз превышающей скорость света. На протяжении всего полета он внимательно наблюдал за показаниями хронометров, переводя время от времени переключатель скоростей из одного положения в другое, и наконец вернулся в обычное пространство менее чем в двух тысячах миль от внутренней планеты. Хотя корабль отважных землян был надежно защищен от повреждений, пилот почувствовал, что борта начали нагреваться. Тогда он создал вокруг корабля локальное силовое поле, преобразующее тепловую энергию в свет. Убедившись, что свет, как и положено, возвращается к двойной звезде. Белью приступил к облету маленькой, но неимоверно горячей планеты. Острые глаза умных приборов проникали в глубины горных кратеров и кипящих минеральных морей. Белл одним глазом следил за показаниями телеоспектрографа, а другим — за стрелками многочисленных датчиков.
Вскоре выяснилось, что на планете имеются колоссальные запасы урана-236 и -237, изотопов столь редких, что дотоле никому во Вселенной не было известно об их существовании. Но не благодаря им белоснежные зубы Белла обнажились в радостной улыбке. Он обнаружил, что ничуть не менее велики здесь залежи как урана-235, так и урана-238.
Над участком поверхности, где было отмечено наличие обоих изотопов, корабль, окутанный светообразующим силовым полем, пошел на снижение, и тогда экран телескопа открыл Беллу то, ради чего космонавт и покинул Артну. Огромное поле сплошь было покрыто мхами, наполовину засыпанными мельчайшими спорами. Огромная разрешающая способность телескопа позволяла Беллу воочию наблюдать за тем, как эти мхи поглощают редкостные изотопы и усваивают их, одновременно выделяя из себя все примеси, в том числе и уран-235. Все жизненные процессы этих растений шли поразительно быстро. Когда мох истощал имеющиеся вокруг запасы урана, он разбрасывал споры и умирал. Горячий ветер разносил споры по планете, и уран притягивал их к полурасплавленной поверхности в местах своего залегания. Там немедленно вырастал новый мох, и все процессы повторялись вновь.
Корабль еще приблизился к поверхности планеты, и при помощи трубки из берилстали и насоса небольшой мощности Белл получил в свое распоряжение образчики спор. Простейшие эксперименты убедили его, что он отыскал сокровище. Было очевидно, что споры могли сохраняться жизнеспособными без всякого питания неопределенно долгое время. Прорастали они при любой температуре. Присутствие урана было единственным условием, необходимым для появления чудо-мха.
Придя к этим выводам, счастливый Белл Белью вошел в гиперпространство и полетел на Артну.
***
Исследования внутренней планеты и опыты со спорами мха заняли несколько больше времени, чем Белл предполагал, так что он оказался над крышей артнейского уранового завода лишь через семьдесят часов после расставания со Слимми. С тревогой посмотрел он туда, где оставил товарища и его пьяных подопечных. Ничего, только голый песок.
Нахмурившись, Белл включил телескоп и стал вглядываться в поверхность планеты. Все признаки указывали на некоторую потасовку. Белл хорошо знал своего друга и мог предположить, что стычка была весьма серьезной, несмотря на то что любой марсианин втрое сильнее человека с Земли.
Совершив посадку, Белл поспешно выбрался наружу и побежал к месту стоянки марсианского корабля.
При его приближении входная дверь открылась, и показался Наш Парень. По нему было видно, что он страдает от изрядного похмелья.
– Что тебе нужно?
– Мне нужен Слимми. Что вы с ним сделали?
– Мы вернем тебе твоего спутника, если ты отдашь нам то, что привез.
– Вы убили его!
Наш Парень сделал шаг в сторону.
– Войди и убедись.
Белл решительно вошел в корабль. Слимми в самом деле оказался там, и у него был покорный вид, так как его крепко держали железные руки Гулливера и Лилипута.
– Привет, — сказал он.
– Слимми! Что случилось?
– Вспомни, что было с тобой в Цинциннати, у Берта.
Белл вспомнил. Вообще-то гордиться в той истории ему было нечем. Он попытался перепить на спор шестерых рабочих борных шахт. После того случая он уже не забудет, что в определенных дозах алкоголь из источника высоких жизненных радостей превращается в самое натуральное рвотное.
– А при чем здесь…
– Они меня надули. Часов восемь после твоего вылета они пытались сопротивляться, и я поил их насильно, а потом на них как будто напала жадность, и они стали пить беспрерывно. А потом им стало плохо. По-настоящему плохо. И они стали трезветь. Я усиленно поил их, а из них все выливалось, галлон за галлоном. Не знаю, как они вызывали рвоту, но факт остается фактом: у меня закончилась кола. Надо было их сразу убить.
– Успеем, — мрачно сказал Белл. — Ладно, ребята, отпускайте его.
Он спокойно сунул руку в карман и извлек небольшой темный пистолет. Марсиане вздрогнули.
– Откуда это? — спросил Гулливер. — Вы обещали, что позволите нам уничтожить все оружие, что было у вас на борту. Все наше оружие уничтожено. Что же это такое?
И снова Белл пожалел о том, что голоса марсиан лишены интонации. Сейчас ему до смерти хотелось, чтобы самый высокий из его врагов злился и брызгал слюной.
– Это именно то, — проговорил Белл, посторонившись, чтобы дать возможность освобожденному Слимми выйти из корабля, — что мы на Земле называем тузом в рукаве. В общем, приятно было с вами познакомиться.
Уверенно держа марсиан под прицелом, он покинул корабль.
***
Когда космический корабль землян уже удалялся от поверхности Артны, Слимми оторвал взгляд от приборной доски и улыбнулся.
– Знаешь, Белл, нехорошую ты с ними шутку сыграл, но я все-таки рад, что пистолетик ты придержал.
Белл с ухмылкой встал, взял в руки пистолет и подошел с ним к люку для отходов.
– Ну-ка возьми чуть левее, — распорядился он. — Ты меня не совсем понял, малыш. — Он опустил пистолет в люк и нажатием кнопки открыл клапан. — Мы сдержали свое слово и уничтожили все оружие, приносящее смерть. Этот пистолет — не оружие. Это наша с тобой любимая игрушка, наш водяной пистолет, и я рад подарить его нашим новым друзьям.
А в это время пистолет уже упал на поверхность Артна рядом с марсианским кораблем, и три долговязые фигуры склонились над ним. Они, наверное, не ожидали душа из мыльной пены.
Как пришить тётушку
– Вот чертяка, — восхищенно произнесла старая леди. Тон ее, пожалуй, мог бы показаться странным, поскольку белок она не переваривала, особенно тех, что воруют птичий корм и сало из кормушек. Прикованные к постели люди не могут не любить птиц. И тем не менее старуха добавила:
– Ох, есть у тебя мозги в голове.
Обращалась она к белке, которая после двух безуспешных попыток добраться до птичьей кормушки оказалась как раз на той ветке, откуда удобнее всего было прыгнуть.
Старая дама терпеть не могла белок, непунктуальность, неаккуратность, рисовый пудинг, жадность, рекламу, особенно на телевидении (а телевизор она смотрела очень часто), тупоумие, племянника Хьюберта. Хьюберт нимало не походил на рисовый пудинг или на белку, но для тетушки он служил воплощением всего вышеперечисленного.
Отчасти.
В этом, наверное, все и дело, думала старая леди, восхищаясь проклятой белкой. Все верно, она ненавидит Хьюберта во всех его ипостасях — от внешнего вида до рода занятий (Хьюберт работал ассистентом продюсера в одной из коммерческих телепрограмм, а значит — мыл чашки, говорил: "Вас понял, сэр", и вечно был на побегушках). Она его ненавидит — отчасти. Пусть по большей части. Но не полностью.
А белка тем временем добралась до латунной ручки, при помощи которой открывалась и закрывалась кормушка. Всем белкам белка: хитрая, плутоватая, проворная воровка.
Беззлобно выругавшись, старуха дернула за проведенную к ее кровати веревку, и кормушка поднялась на положенное место, то есть на верхние ветви березы. Эту хитроумную кормушку, способную путешествовать от окна старухи к дереву и обратно, как и кое-что еще в этом доме, изобрела сама хозяйка, а смастерил Хьюберт. Ну что о нем можно сказать? Нет, конечно, он не совсем криворукий. В принципе с работой справиться способен, просто он сначала перепробует все неверные способы, и только потом доберется до верного. Тетушка содрогнулась, вспомнив бесконечные недели хаоса в доме, когда ее племянник трудился над сооружением кормушки. Но теперь, так или иначе, устройство работало, и старая дама каждое утро подтягивала кормушку к окну, дабы наполнить ее.
Она взглянула на часы и сунула руку под подушку, чтобы достать пульт дистанционного управления телевизора. Телевизор она любила и без смущения в этом признавалась. Особенно она пристрастилась к телевизору в последнее время. И еще она обожала именно этот телеприемник, ей нравилось смотреть на него даже тогда, когда он не включен. Этим вот телевизором Хьюберт пытался убить ее, и она, в общем-то, помогала ему.
Этот телевизор — не чета птичьей кормушке. Там тетушка только и делала, что понукала Хьюберта. В случае же с телевизором она подала идею, убедила Хьюберта в необходимости ее реализации, а затем старательно разыгрывала дурочку, причем Хюберт так и не понял, что она далеко не так глупа, что она всего лишь играла роль простодушной старушки. А Хьюберт — тетушка скрепя сердце признавала это — в работе над телевизором проявил изрядное упорство и прилежание. На этот раз Хьюберт изменил себе и настойчиво добивался своей цели.
Уже много времени прошло с тех пор как он впервые попытался убить ее.