"Через мой труп"
      - Да, - сказала она глупо, оцепенев от отвращения и страха.
      Он подчеркнул это.
      - Такая милая девушка, как вы, с такой хорошей работой, с таким лакомым кусочком, который вы получите, если ничего не случится. - Он нагнулся вперед. - Я собираюсь отныне называть вас Кей. Я уверен, что мы понимаем друг друга.
      - Нет!
      Она сказала это, потому что она поняла, а не потому что не поняла.
      Он предпочел истолковать это по-своему.
      - Ну тогда я с удовольствием объясню подробнее, - хихикнул он. Скажем сегодня вечером. Довольно поздно вечером. Человек в моем положении не может... э... позволять себе легкие фантазии там, где ярким свет.
      Кей ничего не сказала.
      - Есть одно маленькое местечко, - хихикнул судья, - которое называется Клуб Немо, на Оук Стрит. Знаете его?
      - Мне кажется, что я - замечала его, - сказала она с трудом.
      - В час, - сказал он бодро. Он встал и склонился над ней. От него пахло прокисшей водой после бритья.
      - Я не люблю не спать допоздна без причины. Я уверен, что вы будете там.
      Ее мысли прыгали. Она была в бешенстве и она была испугана, этих двух эмоций она избегала годами. Ей хотелось сделать несколько вещей. Во-первых ей хотелось закричать, и избавиться от своего завтрака там же и теперь же. Ей хотелось сказать ему о нем пару слов. Ей хотелось ворваться в офис Мистера Хартфорда и узнать входит ли то-то и то-то в ее обязанности стенографистки.
      Но был Бобби, и он был очень близок к карьере. Она знала как это, быть вынужденными бросить все на финишной прямой. И бедный, беспокойный, взволнованный мистер Хартфорд; он не хотел сделать ничего плохого, но он не будут знать, как справиться с такой ситуацией. И еще одна вещь, вещь, о которой судья очевидно не подозревал - ее проверенная способность приземляться на лапы.
      Поэтому вместо того, чтобы сделать все те вещи, которые ей хотелось сделать, она застенчиво улыбнулась и сказала:
      - Посмотрим.
      - Посмотрим друг на друга, - поправил он. - Мы будем часто видеться друг с другом.
      Она снова почувствовала этот влажный взгляд у себя на затылке пока он уходил, почувствовала его у себя под руками.
      У него на столе зажглась лампочка.
      - Мистер Хартфорд примет вас сейчас, Судья Блуэтт, - сказала она.
      Он ущипнул ее за щеку.
      - Ты можешь называть меня Арманд, - прошептал он. - Когда мы одни, конечно.
      Он был там, когда она пришла. Она опоздала - всего на несколько минут, но они дорого стоили. Они были минутами добавленными к часам кипящей ненависти, отвращения и страха, через которые она прошла после жеманного ухода судьи из офиса Хартфорда в то утро.
      Она стояла минуту у самого входа в клуб. Он был спокойным приглушенный свет, спокойные цвета, тихая музыка, которую играл оркестр из трех исполнителей. Посетителей было очень мало и только один, которого она знала. Она заметила седые волосы в углу, противоположном углу с эстрадой для оркестра за находившемся в тени столиком. Она пошла туда больше потому, что она знала, что он выберет такое место, чем потому что она узнала его.
      Он встал и отодвинул ей стул.
      - Я знал, что вы придете.
      "А как бы я могла этого избежать, ты жаба?"
      - Конечно я пришла, - сказала она. - Мне жаль, что вам пришлось подождать.
      - Я рад, что вам жаль. Мне пришлось бы заставить вас пожалеть, если бы это было не так. - Он засмеялся, когда говорил это, и этот смех только подчеркнул удовольствие, которое он чувствовал при этой мысли. Он провел тыльной стороной ладони по ее предплечью, оставив новое пятно гусиной кожи. - Кей. Красивая маленькая Кей, - простонал он. - Я должен сказать тебе кое-что. Мне действительно пришлось оказать давление на тебя сегодня утром.
      "Не может быть!"
      - Да? - спросила она.
      - Вы должны были понять это. Ну, я хочу, чтобы вы знали прямо сейчас, что я ничего этого не имел ввиду - кроме того, что я так одинок. Люди не понимают, что я не только судья, я еще и мужчина.
      "В таком случае я одна из этих людей".
      Она улыбнулась ему. Это был очень сложный процесс. Он включил тот факт, что во время этой убедительной, полной жалости к себе речи его голос стал подвывать, а черты его лица вытянулись вниз и стали похожи на морду спаниеля. Она прикрыла глаза, чтобы избавиться от этого образа и получила такую удивительную копию скорбной собачьей головы над его воротником, что ей вспомнилась когда-то услышанная фраза:
      - Он такой потому, что в детстве его постоянно беспокоил лай матери.
      Отсюда улыбка. Он неправильно истолковал ее и взгляд, который ее сопровождал и снова погладил ее руки. Ее улыбка исчезла, хотя она все еще показывала зубы.
      - Я вот что хочу сказать, - ворковал он, - я просто хочу, чтобы вы любили меня ради меня самого. Мне жаль, что мне пришлось применить какое-то давление. Просто я не хотел проиграть. И потом все приемы дозволены... ну вы знаете.
      - ...в любви и в бою, - сказала она послушно.
      И это означало войну. Люби меня ради меня самого, а иначе...
      - Я не стану просить от вас многого, - произнес он своими мокрыми губами. - Просто каждый человек хочет, чтобы о нем заботились.
      Она закрыла глаза, так чтобы он не мог увидеть, что она подняла их к небу. Он не станет просить многого. Просто доносить и прятаться, чтобы защитить его "положение" в городе. Просто это лицо, этот голос, эти руки... свинья, шантажист, трясущийся старый волк с липкими пальцами! "Бобби, Бобби", подумала она в отчаянии будь хорошим врачом...
      Это было не все, далеко не все. Подали напитки. Его выбор для очаровательной молодой девушки. Флип с хересом. Он был слишком сладким и пена на нем неприятно цеплялась за ее помаду. Она прихлебывала и позволяла сентиментальным излияниям судьи стекать с себя, кивала головой и улыбалась, и, так часто, как только могла, выключала звук его голоса и слушала музыку. Она была умелой и чистой - синтезатор Хаммонд, контрабас, гитара - и какое-то время это была единственная вещь в целом мире, за которую она могла держаться.
      Как оказалось у Судьи Блуэтта была маленькая квартирка над магазином в районе трущоб.
      - Судья работает в суде и его палатах, - нараспев произнес он, - и у него хороший дом на Холме. Но у Блуэтта человека тоже есть местечко, удобная квартирка, бриллиант в грубой оправе, место, где он может сбросить черную мантию, свои титулы и степени, и снова узнать, что в его венах течет алая кровь.
      - Это должно быть очень мило, - сказала она.
      - Там можно спрятаться, - сказал он откровенно. - Я бы сказал двое могут спрятаться там. Все удобства. Винный погреб под рукой, кладовая с продуктами по первому зову. Цивилизованная глушь для ломтя хлеба, кувшина вина и д-в-воих.
      Он закончил хриплым шепотом, и у Кей возникло безумное ощущение, что если его глаза выпучатся еще на один дюйм, то можно было бы сесть на один и смотреть как другой выпал.
      Она снова закрыла глаза и провела смотр своих ресурсов. Она чувствовала, что у нее осталось вероятно секунд двадцать терпения. Восемнадцать. Шестнадцать. Вот и славно. Вот дымком поднимается карьера Бобби - облачком в форме гриба за столиком на двоих.
      Он подтянул свои ноги и встал.
      - Вы извините меня на минутку, - сказал и только что не щелкнул каблуками. Он коротко пошутил по поводу дамской туалетной комнаты и о том, что все мы люди. Он отвернулся и повернулся обратно и заметил, что это только первая из маленьких интимных подробностей, которые им предстоит узнать друг о друге. Он отвернулся и повернулся обратно и сказал:
      - Подумайте об этом. Может быть мы сможем ускользнуть в наше маленькое царство грез еще сегодня ночью!
      Он отвернулся и если бы он снова повернулся обратно, он получил бы французский каблук-шпильку в область своего кармана для часов.
      Кей сидела за столиком одна и заметно теряла присутствие духа. Гнев и презрение помогали ей продержаться до сих пор; а теперь, на какое-то мгновение страх и усталость заняли их место. Ее плечи опустились и ссутулились, а подбородок опустился, и слеза сбежала по ее щеке. Это было на три градуса хуже, чем ужасно. Это была слишком большая плата за Клинику Майо полную врачей. Она хотела вырваться отсюда. Что-то должно произойти, прямо сейчас.
      Что-то произошло. Пара рук появилась на скатерти перед ней.
      Она подняла глаза и встретила взгляд молодого человека, который стоял там. У него было широкое непримечательное лицо. Он был почти такой же светловолосый, как и она, хотя глаза у него были темными. У него был хороший рот. Он сказал:
      - Многие люди не видят разницы между музыкантом и пальмой в кадке, когда им нужно излить свою душу. Вы в опасности, Мадам.
      Часть ее гнева вернулась, но он стих, поглощенный волной неловкости. Она смогла только сказать:
      - Пожалуйста, оставьте меня.
      - Я не могу. Я слышал этот разговор. - Он махнул головой в сторону туалетов. - Выход есть, если вы доверитесь мне.
      - Я предпочитаю держаться того дьявола, которого я знаю, - сказала она холодно.
      - Вы послушайте меня. Послушайте, пока я не закончу. А затем сможете поступить, как сочтете нужным. Когда он вернется, избавьтесь от него на сегодня. Пообещайте встретить его здесь завтра вечером. Только сыграйте все действительно хорошо. Затем скажите ему, что вы не должны уходить отсюда вместе; вас могут увидеть. Он все равно об этом подумает.
      - А потом он уходит, а я остаюсь в вашем заботливом распоряжении?
      - Не будьте такой тупицей! Извините. Нет, вы уходите первой. Идете прямо на вокзал и садитесь на первый отходящий поезд. В три часа будет на север, и в три двенадцать на юг. Садитесь на любой из них. Отправляйтесь в другое место, заройтесь в нору, найдите себе другую работу и не попадайтесь на глаза.
      - На что? На безумную сумму в три доллара?
      Он достал длинный бумажник из внутреннего кармана своего пиджака.
      - Вот три сотни. Вы достаточны умны, чтобы прорваться на этом.
      - Вы сумасшедший! Вы меня не знаете, я не знаю вас. Кроме того, я ничего не могу предложить вам на продажу.
      Он сделал отчаявшийся жест.
      - Кто говорил что-нибудь об этом? Я сказал садитесь на поезд - любой поезд. Никто не будет вас преследовать.
      - Вы действительно сумасшедший. А как я вам их верну?
      - Вы об этом волнуетесь? Я работаю здесь. Зайдете когда-нибудь днем, когда меня здесь нет, если хотите, и оставьте их для меня.
      - Что заставляет вас делать это?
      Его голос был очень нежный.
      - Ну, скажем это то же, что заставляет меня приносить сырую рыбу бродячим котам. О, перестаньте спорить. Вам нужен выход и это выход.
      - Я не могу это сделать!
      - У вас хорошее воображение? То, при котором возникают зрительные образы?
      - Я думаю - да.
      - Тогда, извините меня, но вам нужно дать по зубам. Если вы не сделаете то, что я вам только что сказал, тогда этот козел... - и несколькими простыми, краткими словами он сказал ей точно, что этот козел собирается делать. Затем одним ловким движением, он опустил купюры в ее сумочку и вернулся на эстраду.
      Она сидела, испытывая тошноту и потрясение, пока Блуэтт не вернулся из туалета. У нее было необычайно живое зрительное воображение.
      - Пока меня не было, - сказал он, усаживаясь на свое место и показывая официанту, чтобы тот принес счет, - знаете что я делал?
      Это, подумала она, как раз тот вопрос, который мне сейчас нужен. Слабым голосом она спросила:
      - Что?
      - Я думал о той маленькой квартирке, и как чудесно было бы, если бы я мог улизнуть туда после тяжелого дня в суде и найти там вас, ждущей меня. - Он улыбнулся бессмысленно. - И никто бы никогда не узнал.
      Кей мысленно произнесла:
      - Господи прости меня, я не знаю что делаю, - и сказала отчетливо: Я думаю это очаровательная идея. Просто очаровательная.
      - И это не было бы - что?
      На мгновение ей стало его почти жалко. Вот он уже размотал свои удочки, наточил и смазал крючки, его рука приготовилась к аккуратной подсечке, а она украла у него весь его спортивный интерес. Она подъехала к нему сзади с полным грузовиком рыбы. Она капитулировала.
      - Ну, - сказал он. - Ну, я, хм. Хм-м-м! Официант!
      - Но, - сказала она лукаво, - не сегодня, Ар-манд.
      - Сейчас, Кей. Просто поднимемся и взглянем на нее. Это не далеко.
      Она в переносном смысле поплевала на руки, сделала глубокий вдох и нырнула - слабо удивляясь в какой именно момент она решила выбрать этот фантастический путь. Она деликатно моргнула глазами, всего дважды, и сказала мягко:
      - Ар-манд, я не такой опытный человек, как вы, и я... - она заколебалась и опустила глаза, - я хочу, чтобы все было безукоризненно. А сегодня, это все так неожиданно, и у меня не было возможности подготовиться к чему-либо, и сейчас ужасно поздно и мы оба устали, и мне завтра на работу, а послезавтра не надо, кроме того... - и тут она перещеголяла все. Тут она выдала, не задумываясь, самое расплывчатое и яркое заявление все своей жизни. - Кроме того, - сказала она, ее руки красиво подрагивали, - я не готова.
      Она глянула на него уголком глаза и увидела, как его костлявое лицо сменило четыре отчетливых выражения, одно за другим. И снова у нее внутри было то, что способно было удивляться; она в состоянии была придумать только три возможные реакции на подобное заявление. В тот же самый момент у гитариста у нее за спиной, посреди льющегося глиссандо, мизинец застрял под струной ля.
      Пока Арманд Блуэтт не успел отдышаться, она сказала:
      - Завтра, Ар-манд. Но... - Она покраснела. Когда она была ребенком, то читая "Айвенго" и "Охотника за оленями" и, бывало, тренировалась, как краснеть перед зеркалом. Она никогда не могла этого сделать. Однако сейчас она это сделала. - Но раньше, - закончила она.
      Ее датчик удивления снова щелкнул, на этот раз от мысли, почему я попробовала сделать это раньше?
      - Завтра вечером? Вы придете? - сказал он. - Вы правда придете?
      - В котором часу, Ар-манд? - спросила она послушно.
      - Ну. Хм. А, скажем, в одиннадцать?
      - О, в это время здесь будет полно народа. Десять, до того, как закончатся спектакли.
      - Я знал, что вы умница, - сказал он восхищенно.
      Она крепко ухватилась за эту мысль и развила ее.
      - Здесь всегда слишком много народа, - сказала она, оглядываясь. - Вы знаете, мы не должны уходить вместе. Просто на всякий случай!
      Он покачал головой от удивления и просиял.
      - Я просто... - она сделала паузу, глядя на его глаза, его рот. - Я просто уйду, вот так. - Она щелкнула пальцами. - Никаких прощаний...
      Она вскочила на ноги и выбежала, сжимая сумочку. И когда она проходила мимо края эстрады, гитарист, говоря голосом достаточно громким только для того, чтобы она услышала его, и едва шевеля губами, сказал:
      - Леди, вам надо прополоскать рот бурбоном.
      Его Честь, Судья по делам о наследстве Арманд Блуэтт покинул свою работу пораньше на следующий день. Он был одет в темно-коричневый деловой костюм и посматривая в разные стороны уголками глаз он на такси доехал на другой конец города, расплатился с водителем и прокрался по узенькой улочке. Он дважды прошел мимо нужной двери, чтобы убедиться, что за ним не следят, а затем нырнул вовнутрь, держа ключ в руке.
      Наверху прошелся по компактной двухкомнатной квартирке с кухонькой частой гребенкой. Он открыл все окна и проветрил квартиру. Он нашел засунутый между подушками на диване шелковый шарф всех цветов радуги, благоухающий дешевыми стойкими духами. Он фыркнув бросил его в мусоросжигатель.
      - Это мне больше не понадобится.
      Он проверил холодильник, полочки на кухне, шкафчик в ванной. Он открыл краны и проверил газ и свет. Он проверил настольные лампы, торшер, радио. Он прошелся маленьким пылесосом по коврам и тяжелым шторам. Наконец, похрюкивая от удовольствия он пошел в ванную, побрился и принял душ. Затем последовали облака талька и легкая дымка одеколона. Он подрезал ногти на ногах, после чего стоял перед большим зеркалом в различных ненормальных позах, выпятив грудь, любуясь своим отражением сквозь розовое эго.
      Он тщательно оделся в приглушенную мелкую клеточку и выбрал галстук, специально предназначенный для ученика, ищущего работу, вернулся к зеркалу и провел там пьянящие пятнадцать минут, сел и покрыл ногти бесцветным лаком и прохаживаясь мечтая по комнате, размахивая своими дряблыми руками и думая подробные мысли, декламируя вполголоса короткие реплики остроумного интеллектуального диалога.
      - Кто отшлифовал твои глаза? - бормотал он. - Мое дорогое, дорогое дитя, это было ничто, просто ничто. Урок гармонии перед сложной инструментовкой плоти... нет, она недостаточно взрослая для этого. Хм. Ты сливки в моем кофе. Нет! Я недостаточно стар для этого.
      И так он провел вечер, действительно очень приятно. В восемь тридцать он вышел, чтобы роскошно поужинать в ресторане, готовящем из морских деликатесов. В девять пятьдесят он сидел за угловым столиком в Клубе Немо, полируя свои блестящие ногти об отвороты пиджака и поочередно облизывая губы и промокая их салфеткой.
      В десять часов она появилась.
      Прошлым вечером он встал на ноги, когда она пересекла площадку для танцев. Сегодня он вскочил со своего места и был возле нее до того, как она подошла к ней.
      Это была преобразившаяся Кей. Это было воплощение его самых буйных мечтаний о ней.
      Она убрала волосы с лица и мягкие маленькие волны обрамляли его. Ее глаза были умело оттенены и казались у их синевы появился фиолетовый оттенок. Она была одета в длинное пальто из какого-то тяжелого материала, а под ним в скромный но облегающий тело жакет из черного атласа и черную юбку с разрезом.
      - Ар-манд... - прошептала она, протягивая обе руки.
      Он взял их. Его губы раскрылись и закрылись дважды прежде, чем он смог вообще что-то произнести, а затем она прошла мимо него, идя к столику широким легким шагом. Идя за ней он увидел, как она замерла когда заиграл оркестр, и бросила презрительный взгляд на гитариста. За столиком она расстегнула пальто у горла и сознательно позволила ему упасть. Арманд Блуэтт подхватил его и она скользнула на свое место. Он стоял глядя на нее так долго, что она рассмеялась над ним.
      - Вы что, вообще ничего не собираетесь говорить?
      - У меня нет слов, - сказал он и подумал, честное слово, это прозвучало впечатляюще.
      Подошел официант и он заказал для нее. Дайкири, на этот раз. Ни одна женщина, которую он когда-либо видел не напоминала ему меньше о флипе с хересом.
      - Я очень счастливый человек, - сказал он. Это был уже второй раз подряд, когда он сказал что-то неотрепетированное.
      - Не такой счастливый, как я, - сказала она, и она казалась вполне искренней, когда говорила это. Она высунула самый кончик розового язычка; ее глаза сияли и она смеялась. У Блуэтта комната начала кружиться перед глазами. Он посмотрел на ее руки, игравшие с застежкой маленькой косметички.
      - Я не думаю, что я когда-либо раньше замечал ваши руки, - сказал он.
      - Пожалуйста заметьте, - она подмигнула. - Мне нравятся вещи, которые вы говорите, Ар-манд, - и она положила свои руки в его. Это были длинные сильные руки с квадратными ладонями и тонкими и длинными пальцами и наверняка самой гладкой кожей в мире.
      Подали напитки. Он нехотя отпустил ее руки и они оба откинулись на спинки стульев, глядя друг на друга. Она сказала:
      - Рады, что мы подождали?
      - О, да. Хм. Да конечно.
      Внезапно ожидание стало непереносимым. Почти не замечая он взял свой стакан и осушил его.
      Гитарист взял фальшивую ноту. Она выглядела, как будто ей стало больно. Арманд сказал:
      - Сегодня здесь не слишком приятно, не правда ли?
      Ее глаза заблестели.
      - Вы знаете лучшее место? - спросила она мягко.
      Его сердце поднялось и билось снизу в его адамово яблоко.
      - Конечно знаю, - сказал он, когда смог.
      Она склонила свою голову с удивительной, контролируемой уступчивостью, которая была для него почти как сильная боль. Он бросил банкноту на стол, накинул ее пальто ей на плечи и вывел ее.
      В такси он ринулся к ней чуть ли не до того, как машина отъехала от тротуара. Было почти незаметно, что она шевельнулась, но ее тело ускользнуло от него внутри пальто, и он оказался с пригоршней ткани, в то время как профиль Кей слегка улыбнулся, качая головой. Это не было произнесено, но это было однозначное "нет". Это было также подтверждением низкого коэффициента трения атласа.
      - Я никогда не думал, что вы такая, - сказал он.
      - Какая?
      - Вчера вечером вы были не такая, - запутался в словах он.
      - Не какая, Ар-манд? - поддразнила она.
      - Вы не были такой - я имею в виду, что вы, похоже, совсем не были уверены в себе.
      Она взглянула на него.
      - Я не была - готова.
      - О, я понимаю, - солгал он.
      После этого разговор прекратился пока он не расплатился с такси на перекрестке улиц возле своего убежища. Он начинал чувствовать, что ситуация выходит из-под его контроля. Однако, если она будет контролировать ее так, как она контролировала ее до сих пор, он будет более, чем рад следовать за ней.
      Идя по грязной узкой улочке, он сказал:
      - Не смотрите на все это, Кей. Наверху все совсем по-другому.
      - Это не имеет значения, когда я с вами, - сказала она, переступая через какой-то мусор. Он был очень рад.
      Они поднялись по лестнице и он открыл дверь широким жестом.
      - Входите, прекрасная леди, в страну мечтателей.
      Она впорхнула вовнутрь и поворковала по поводу штор, ламп, картин. Он закрыл дверь и запер на засов, уронил свою шляпу на диван и направился к ней. Он собирался обнять ее сзади, когда она ускользнула.
      - Ну кто же так начинает! - пропела она. - Положите там свою шляпу. Вы что не знаете, что класть шляпу на кровать - это плохая примета?
      - Сегодня мой счастливый день, - провозгласил он.
      - Мой тоже, - сказала она. - Поэтому давайте не будем его портить. Давайте притворимся, что мы были здесь всегда и будем здесь всегда.
      Он улыбнулся.
      - Мне это нравится.
      - Я рада. В таком случае, - сказала она, выходя из угла, когда он приблизился, - нам некуда спешить. Мы могли бы выпить?
      - Вы можете получить даже луну, - нараспев произнес он. Он открыл кухоньку. - Что бы вы хотели?
      - О, как чудесно. Позвольте мне, позвольте мне. Вы идите в другую комнату и сидите там, мистер мужчина. Это женское дело. - Она вытолкала его и принялась смешивать, с деловым видом.
      Арманд уселся на диване, положив ноги на кленовый кофейный столик и слушал приятные позвякивающие и булькающие звуки из другой комнаты. Он лениво подумал, сможет ли заставить ее приносить его комнатные тапочки каждый вечер.
      Она вплыла, балансируя двумя высокими стаканами на маленьком подносе. Одну руку она держала за спиной пока опускалась на колени и ставила поднос на кофейный столик и усаживалась в кресло.
      - Что вы прячете? - спросил он.
      - Это секрет.
      - Давайте сначала немного поговорим. Пожалуйста.
      - Немного. - Он хихикнул. - Это твоя вина, Кей. Ты такая красивая. Хм. Ты заставляешь меня чувствовать себя безумным - импульсивным.
      Он начал потирать руки.
      - Да, моя маленькая, - ответил он, покровительственно.
      - Вы, когда-нибудь причиняли кому-нибудь боль?
      Он сел.
      - Я? Кей, ты что боишься? - Он слегка выпятил грудь. - Боишься меня. Послушай, я не сделаю тебе больно, малышка.
      - Я говорю не о себе, - сказала она немного нетерпеливо. - Я просто спрашиваю - вы когда-нибудь причиняли кому-нибудь боль?
      - Ну конечно же, нет. То есть не намеренно. Ты должна помнить, что мой бизнес - это справедливость.
      - Справедливость. - Она сказала это слово, как будто оно было вкусным. - Существует два способа причинить боль, Арманд - снаружи, где это видно, и внутри, в сознании, где остаются шрамы и гноящиеся раны.
      - Я не понимаю о чем ты говоришь, - его напыщенность возвращалась по мере того, как росло смятение. - Кому я причинил боль?
      - В частности, Кей Хэллоувелл, - сказала она отвлеченно. - Тем давлением, которое вы на нее оказывали. Не потому, что она несовершеннолетняя; за это вы преступник только на бумаге, и даже это не будет принято во внимание в некоторых штатах.
      - Послушайте, молодая леди...
      - А потому, - продолжала она спокойно, - что вы систематически разрушили ее веру в людей. Если существует высшая справедливость, то по ее меркам вы преступник именно поэтому.
      - Кей, что на тебя нашло? О чем ты говоришь? Я больше не стану это терпеть!
      Он откинулся на спинку дивана и сложил руки на груди. Она сидела молча.
      - Я знаю, - сказал он, наполовину обращаясь к себе, - ты шутишь. Да, малышка?
      Тем же ровным отстраненным тоном она продолжала говорить.
      - Вы виновны в причинении боли другим людям обоими упомянутыми мною выше способами. Физически, так что это видно, и психически. И вы будете наказаны обоими этими способами, справедливый Блуэтт.
      Он выпустил воздух через ноздри.
      - Этого вполне достаточно. Я привел тебя сюда не для этого. Возможно мне следует напомнить тебе, в конце концов, что я человек, с которым шутки плохи. Хм. Вопрос о твоем наследстве...
      - Я не шучу шутки, Арманд. - Она наклонилась к нему через низенький столик.
      Он поднял руки.
      - Что тебе нужно? - выдохнул он, прежде чем смог остановиться.
      - Ваш носовой платок.
      - Мой н-что?
      Она вытащила его из нагрудного кармана.
      - Спасибо.
      Говоря это она встряхнула его, соединила два конца и связала их. Она продела левую руку в образовавшуюся петлю и закрепила платок высоко на руке.
      - Я собираюсь наказать тебя сначала способом, который не виден, проинформировала она, - напомнив тебе способом, который ты не мог забыть, о том, как ты однажды причинил боль другому человеку.
      - Какая чепуха...
      Она вытащила из-за спины свою правую руку и то, что она прятала новый, острый, тяжелый нож для мяса.
      Арманд Блуэтт отпрянул, откинулся на подушки дивана.
      - Кей - нет! Нет! - задыхался он. Его лицо позеленело. - Я не дотронулся до тебя, Кей! Я просто хотел поговорить. Я хотел помочь тебе и твоему брату. Положи это, Кей! - Он нес какую-то чушь от ужаса. - Разве мы не можем быть друзьями, Кей? - хныкал он.
      - Прекрати это! - прошипела она. Она высоко подняла нож, положив левую руку на стол и наклонившись к нему. Ее лицо превратилось, каждая линия и поверхность и вырезанная округлость, в маску полного презрения. Я сказала тебе, что твое физическое наказание наступит позднее. Подумай об этом, пока будешь его ждать.
      Нож описал дугу и спустился, каждая унция маленького тела была вложена в этот удар. Арманд Блуэтт закричал - нелепый, хриплый, высокий звук. Он закрыл глаза. Нож обрушился на твердую поверхность кофейного столика. Арманд извивался и забивался обратно в подушки, он двигался в сторону и назад вдоль стены, пока ему некуда больше было двигаться. Он остановился нелепо, на четвереньках, на диване, попятился в угол, пот и слюна бежали у него по подбородку. Он открыл глаза.
      Очевидно ему понадобилось только доля секунды, чтобы сделать это истерическое движение, потому что она все еще стояла у стола; она все еще держала ручку ножа. Его лезвие застряло в толстой доске, пройдя через плоть и кость ее руки.
      Она схватила бронзовый нож для разрезания бумаги и засунула его под платок на своей руке. Когда она выпрямилась яркая артериальная кровь била из обрубков трех отрубленных пальцев. Ее лицо под косметикой было бледным, но ни один мускул не дрогнул; на нем все еще было написано гордое, чистейшее презрение. Она стояла стройная и высокая и накручивала носовой платок на ручку ножа, накладывая жгут, и смотрела на него сверху вниз. Когда он опустил глаза, она с презрением сказала:
      - Разве это не лучше, чем то, что вы планировали? Теперь вы сможете всегда хранить часть меня. Это намного лучше, чем использовать что-то и потом вернуть.
      Струя крови уменьшалась до отдельных капель по мере того, как она скручивала жгут. Потом она подошла к стулу, на котором она оставила свою косметичку. Из нее она вытащила резиновую перчатку. Прижимая жгут к боку, она натянула перчатку на руку и расправила ее на запястье.
      Арманда Блуэтта начало рвать.
      Она накинула пальто на плечи и пошла к двери.
      Когда она отодвинула задвижку и открыла ее, она окликнула его соблазнительным голосом:
      - Это было так чудесно, Ар-манд, дорогой. Давай сделаем это снова скоро...
      Сознанию Арманда потребовался почти час, чтобы выкарабкаться из колодца паники, в который оно свалилось. В течении этого часа он сидел на корточках там на диване в своей собственной блевотине глядя на нож и на три все еще белых пальца.
      Три пальца.
      Три левых пальца.
      Где-то глубоко в его сознании это что-то для него значило. Пока что он не разрешал этому подняться на поверхность. Он боялся, что это произойдет. Он знал, что это произойдет. Он знал, что когда это произойдет, он почувствует всепоглощающий ужас.
      "Дорогой Бобби, - писала она, - я не могу думать о том, что мои письма будут возвращаться с пометкой "адрес не известен". У меня все в порядке. Это первое и главное. У меня все в порядке мартышка, и тебе не нужно волноваться. У твоей старшей сестры все в порядке.
      У меня сплошная путаница, может быть в этом твоем правильном госпитале ты сможешь лучше все понять. Я постараюсь все объяснить кратко и просто.
      Однажды утром я работала в офисе, когда пришел этот ужасный Судья Блуэтт. Ему нужно было подождать несколько минут, прежде чем он мог увидеть старого Уоттла Хартфорда, и он использовал это время для серии своих обычных мерзких словесных пассов.
      Мне удавалось отделаться от него до тех пор, пока этот старый лис не заговорил о папиных деньгах.