- Тэнайн, - внезапно спросил он, - сколько вас, жителей Ксанаду?
      - В нашем округе триста. На всей планете около тринадцати тысяч.
      - Нас полтора миллиарда. А какой у вас самый большой город?
      - Город?.. - повторил Тэнайн раздумчиво, словно роясь в памяти. - А, да, город! У нас их нет. У нас сорок два вот таких округа, одни побольше, другие поменьше.
      - Все население вашей планеты поместилось бы в одном здании какого-нибудь города у нас на Кит Карсоне. И давно вы здесь? Сколько поколений у вас сменилось?
      - Пожалуй, тридцать два, а то и тридцать пять.
      - Мы обосновались на Кит Карсоне около шести столетий назад по земному счету. Выходит, по времени ваша культура более древняя. Может быть, вам интересно узнать, каким образом мы сумели настолько вас опередить?
      - С восторгом послушаю, - сказал Тэнайн.
      - Вы тут недурно владеете кое-какими ремеслами, - вслух размышлял Брил, - и отлично умеете работать сообща. Вы можете создать великолепный мир, если только захотите и если вами по-настоящему руководить.
      - Вот как? - Тэнайн, видимо, был очень польщен.
      - Мне надо подумать, - озабоченно продолжал Брил. - Вы не то, что мне... что я думал сначала. Пожалуй, я останусь у вас немного дольше, чем предполагал. Может быть, пока я стану изучать ваш народ, вы, в свою очередь, больше узнаете о моем.
      - Буду рад и счастлив, - сказал Тэнайн. - А сейчас тебе еще что-нибудь нужно?
      - Ничего. Можете идти.
      На этот властный тон великан ответил только своей обычной открытой и приветливой улыбкой, помахал рукой и вышел. Слышно было, как он глубоким звучным баритоном окликнул жену и та радостно отозвалась. Брил прижал руку в перчатке к "замку", и дверь, бесшумно скользя, затворилась...
      Он снял жесткую, тяжелую, отливающую металлом одежду, перчатки с крагами, ботфорты. Все это было соединено проводами: энергопитание в ботфортах, счетчики и управление - в брюках и поясе, воспринимающие устройства - в мундире, передатчики и локаторы - в перчатках.
      Он повесил одежду на крюк и установил защитное поле, теперь сигнал предупредит его, если к его убежищу приблизится хотя бы на тридцать метров что-то или кто-то ростом больше мыши. Он установил радиационный купол, непроницаемый для всяких следящих лучей, лазеров и иного излучающего оружия. Потом подвесил левую перчатку с проводом над столом и принялся обрабатывать уголок светло-коричневой пластины.
      Через полчаса он нашел, наконец, сочетание температуры и давления, способное ее разрушить, и, ошалев от неожиданности, опустился на край кровати. Из такого материала преспокойно можно строить космический корабль!
      Так что же, у них были в запасе пластины именно тех размеров, какие он потребовал? Тогда на планете должны быть склады, должны быть заводы, которые выпускают такие вот доски всех размеров, на выбор. Или же здесь есть машины, способные производить этот материал, который он сейчас насилу расплавил, прямо так, с ходу.
      Но никакой крупной промышленности у них нет, а если есть склады, то их не сумели обнаружить роботы-разведчики, засланные с Кит Карсона и летающие по постоянным орбитам вокруг Ксанаду вот уже пятьдесят лет.
      Он откинулся на постель и стал размышлять.
      Чтобы завладеть планетой, прежде всего надо разыскать центральное правительство. Если это самодержавная власть, построенная строго по принципу пирамиды, тем лучше: правящая верхушка малочисленна, убиваешь ее либо подчиняешь себе и используешь уже существующую организацию. Если никакого правительства нет, можно привлечь население на свою сторону либо истребить его. Если есть промышленность, ставишь своих надсмотрщиков и заставляешь туземцев работать, пока не обучишь этой технике людей со своей планеты, а потом туземцев уничтожаешь. Если они знают и умеют что-то, на твоей планете неизвестное, изучаешь это искусство либо подчиняешь себе мастеров. Все точно и определенно, все предусмотрено - каждая мелочь.
      Но если, как доносили роботы, существует высокоразвитая технология - и никакой промышленности? Прочно установившаяся на всей планете культура - и почти никаких средств сообщения?
      О подобном никто не слыхивал, и, когда роботы докладывают такое, на планету посылают исследователя. Его задача - выяснить, как туземцы все это проделывают. Он должен определить, что здесь нужно сохранить, а что уничтожить, когда настанет время прислать сюда экспедиционные войска.
      Всегда есть хороший, надежный выход, думал Брил, заложив руки под голову и глядя в потолок. Имеется отличная планета, ничуть не хуже Земли, богатая природными ресурсами, населенная ничтожным количеством простаков. В любую минуту их можно с легкостью истребить.
      Но сначала надо выяснить, как они общаются между собой, как достигают такой слаженности в работе и каким образом мгновенно постигают все тонкости мастерства, прежде незнакомого. И как вырабатывают сложнейшие, великолепные материалы в два счета, из ничего...
      Нет, этот народ уничтожать не следует. Его надо использовать. Кит Карсон должен перенять их хитроумные фокусы. Ну, а если, неровен час, эти фокусы присущи только жителям Ксанаду, а карсонцы на такое не способны, как быть тогда?
      Что ж, надо взять этих мастеров с планеты Ксанаду и распределить по городам и армиям Кит Карсона. Они мигом все воспринимают, мигом повинуются; объясни одному, что от него требуется, и это усвоят все. И каждый сможет обучить группу самых толковых карсонцев. Производство, военная техника, стратегия и тактика... да, конечно же, все преобразится!
      Планету Ксанаду можно оставить почти в том виде, как она есть, просто она будет поставлять на экспорт всяких помощников и адъютантов.
      Все это пустые мечты, оборвал себя Брил. Сперва надо разузнать побольше. Посмотреть, как они фабрикуют этот непробиваемый и несгораемый картон и антигравитационные чайные подносы.
      При мысли о подносе у него заурчало в животе. Он поднялся и подошел к столу. Горячие блюда все еще дымились, холодные ничуть не размякли и не оттаяли. Он осторожно попробовал одно, другое. Вошел во вкус. И с жадностью набросился на еду.
      Нина, ох уж эта Нина...
      Нет, их нельзя уничтожать, сонно подумал он, разве можно истребить народ, способный произвести на свет такую женщину. На всем Кит Карсоне не сыскать такой поварихи.
      Он снова растянулся на постели и предавался мечтам, пока не уснул.
      С ним были вполне откровенны. Ему показывали все подряд, никому и в голову не приходило спросить: а для чего ему это нужно? Спрашивать было бы странно, потому что эти люди, видно, не знали особенной гордости, свойственной искусному умельцу, будь то гончар, металлист или специалист по электронике. Они не любовались восторженно делом своих рук: "Вот что я могу!" Они рассказывали подробно, но спокойно, словно о чем-то доступном всем и каждому.
      На планете Ксанаду так оно и было...
      - Допустим, у нас чего-то не хватает - ну, скажем, стронция, - объяснял Тэнайн. - Из-за нехватки получается что-то вроде вакуума. Те, кто сейчас свободен, ощущают это и начинают думать о стронции. Ну, тогда они идут и собирают его... К примеру, мы выводим речных моллюсков с панцирями не из углекислого кальция, а из углекислого стронция. И дети собирают ракушки.
      Брил видел фабрику одежды - она размещалась частью под навесом, частью в пещере, частью на лесной поляне. Тут же рядом плавали в пруду и загорали на лугу юноши и девушки. Словно бы между делом, они входили в тень и работали у огромного резервуара, в котором вскипал, окрашивался яркой зеленью и затем оседал какой-то химический состав. Черный осадок фильтрами поднимали со дна, раскладывали в формы и прессовали.
      Как именно действуют прессы, с виду - просто крышки этих форм. Брил понять не мог, в Древнем языке не нашлось нужных слов, но за какие-нибудь четыре-пять секунд осадок превращался в те самые черные камни, из которых делались пояса, - правильные, отполированные, и на левой половине пряжки с обратной стороны оттиснута на Древнем языке химическая формула.
      - Одно из немногих наших суеверий, - заметил Тэнайн. - Это и есть формула, по которой получаются наши пояса, она доступна даже очень примитивной химической промышленности. Мы хотели бы, чтобы их делали и носили во всей вселенной. Они - это мы и есть. Надень такой пояс, Брил, и ты станешь одним из нас.
      Брил смущенно и презрительно фыркнул и стал смотреть, как двое детей ловко мастерят пояса - играючи, беспечно и легко, через минуту, вот так же играючи, они начнут плести венки. Скрепив камни друг с другом, ребенок ударяет готовым поясом по тому, которым опоясан сам. На миг вспыхивает холодным ярким пламенем многоцветная радуга. И пояс, окаймленный теперь короткими язычками переливчатого света, бросают в корзину.
      А потом Брил впервые увидел, как туземец надел такой пояс, - и это был, пожалуй, единственный случай за все время пребывания на Ксанаду, когда он не скрыл изумления. Юноша-купальщик, весь мокрый, вышел из пруда. Подобрал на берегу пояс, защелкнул его на талии, мигом вверх и вниз хлынуло радужное вещество - и уже затрепетала у шеи многокрасочная ткань и, сверкая, колышется вокруг бедер.
      - Вот видишь, эта одежда живет, - сказал Тэнайн. - Вернее, это не просто неживая материя.
      Он подобрал кайму своей туники и проткнул ее пальцами - они прошли насквозь, а ткань, словно вспорхнув, отлетела прочь целая и невредимая.
      - Это не совсем материя, - серьезно продолжал Тэнайн. - Уж извини, на Древнем языке выходит что-то вроде каламбура. Всего ближе для этого в Древнем языке слово "эманация". Так или иначе, это вещество по-своему живет. Оно сохраняется... ну, скажем, год или чуть дольше. А потом довольно обмакнуть его в молочную кислоту, и оно восстановится. И один такой пояс может зарядить миллион новых... или миллиард... разве сочтешь, сколько палок может зажечь огонь?
      - Но зачем носить такое?
      Тэнайн рассмеялся.
      - Из скромности. Мы носим эту одежду, потому что она согревает нас, когда нам нужно тепло, и порой скрывает наши недостатки - большего не даст и человеческая привязанность.
      - Одежда отнюдь не скромная, - чопорно сказал Брил...
      Про "картон" он все разузнал. На толстой ветви какого-то дерева подвешен был широкий чан с молочно-белой жидкостью - Тэн объяснил, что это подобие клейковины, его дает специально выведенный вид осы, и оно растворено в нуклеиновой кислоте, синтезированной из местного растения. Под чаном - широкий металлический лист и набор подвижных планок. Планки устанавливают точно по нужным размерам и очертаниям будущей пластины, открывают кран, и жидкость заполняет контур. Потом двое ребятишек прокатывают ручной валик по верхнему краю планок. Белое озерко становится светло-коричневым, застывает, и получается плоский прочный лист.
      Тэнайн очень старался растолковать Брилу, что это за валик, но Древний язык заодно с невежеством Брила по части техники оказался неодолимым препятствием. Устройство валика было столь же просто, а теория его действия столь же сложна, как, скажем, у транзистора - пришлось с этим примириться; и так же непонятно осталось, как отличают живое от неживого "канализационные" устройства, похожие на огромные булыжники, и в чем секрет антигравитационных подносов (оказалось, подносы эти надо направлять только к столу, пустые же они возвращаются на кухню сами).
      Однако разобраться, в чем секрет жителей Ксанаду, отчего они такие искусные мастера на все руки, Брилу никак не удавалось. Он уже готов был счесть пустой, невозможной выдумкой то, что померещилось сначала: будто здесь любое уменье, доступное одному, тотчас передается всем. Тэнайн пытался объяснить, как это происходит; по крайней мере он отвечал на все вопросы.
      По словам Тэна получалось, что тут все сводится к ощущению.
      - Просто возникает ощущение. Взять хотя бы скрипку; допустим, я ее слышал, но никогда не держал в руках. Я смотрю, как кто-нибудь играет, и понимаю, как возникают звуки. Потом беру скрипку, делаю все, как делал тот человек, думаю - нужно, чтобы раздался вот такой звук, а потом такой, и понимаю не только, как он должен прозвучать, но как я это почувствую пальцами, всей рукой, в которой держу смычок, подбородком, ключицей. Из этих ощущений и складывается чувство, как нужно сыграть эту мелодию. И так во всем, - закончил он. - Когда мне нужно что-то в доме - машина, прибор, - я не возьму для нее железо, если больше подходит медь: я сразу почувствую, что железо не годится. Не на ощупь почувствую, просто буду думать об этом приборе, какие у него части, для чего он служит. Переберу в мыслях все материалы, из которых его можно сделать, и сразу почувствую: вот что мне нужно!
      ...Вечерами Брил сидел в доме Тэнайна, слушал, как бурлят и вновь стихают разговоры или вдруг нахлынет музыка, и удивлялся; потом отводил поднос с едой в свою конуру, запирал дверь и ел, и угрюмо размышлял. Порою он чувствовал себя под огнем неведомого оружия, на незнакомом поле битвы.
      Ему вспоминалось, как мельком сказал однажды Тэнайн о людях и их инструментах: "Между человеком и машинами спокон веку идет борьба. Либо человек подчиняет себе машины, либо они его подчиняют; трудно сказать, что более пагубно. Но культура, в которой главенствуют люди, неизбежно разрушит ту, где на первом месте машины, либо сама будет разрушена. Так всегда бывало. У нас, на Ксанаду, уже погибла одна культура. Ты никогда не задумывался, Брил, отчего нас так мало? И отчего почти у всех рыжие волосы?"
      Брил об этом уже задумывался и втайне осуждал маленькую общину, которая так бесстыдно пренебрегает уединением: конечно, живя чересчур открыто, никакое человеческое племя не проникнется достаточным интересом к самому себе, чтобы щедро плодиться и размножаться!
      - Когда-то нас были миллиарды, - к немалому его изумлению, сказал Тэнайн. - И всех стерло в порошок. Знаешь, сколько осталось в живых? ТРОЕ!
      Черна была для Брила та ночь, когда он понял, до чего жалки все его старания раскрыть их секрет. На планете уцелели всего лишь несколько человек и совершилась какая-то мутация: потомки тех немногих вновь заселили планету, они унаследовали и передают из поколения в поколение новые свойства организма, новые способности, - а какие и почему? С таким же успехом можно дознаваться, отчего у них рыжие волосы! В ту ночь Брил пришел к заключению, что народом Ксанаду придется пожертвовать; и от этой мысли ему вдруг стало больно, а потом он разозлился на себя. И в ту же ночь с ним стряслась смешная и нелепая беда.
      Он лежал на кровати и скрипел зубами в бессильной ярости. Было уже за полдень, он давным-давно проснулся и вот сидит, как в ловушке, попавшись по собственной глупости... и он смешон, смешон! Потерять единственное, величайшее свое достояние - свое достоинство - по небрежности, по недосмотру, из-за этой мерзкой штуковины!..
      Зашипел сигнал тревоги, и он вскочил: хоть стены крепки и непроницаемы для глаза, хоть дверь никто, кроме него самого, не откроет, но стыд нестерпим!
      Это идет Тэнайн, вместе с ветром и птичьими песнями доносится, точно звук рога, дружеский оклик:
      - Брил! Ты здесь?
      Брил подпустил его ближе и сквозь отдушину рявкнул:
      - Я не выйду!
      Тэнайн стал как вкопанный. Брил и сам удивился, так резко и сдавленно прозвучал его голос.
      - Но тебя зовет Нина. Она сегодня собирается ткать и подумала, может, тебе интересно...
      - Нет! - оборвал его Брил. - Сегодня я улетаю. Сегодня вечером. Я уже вызвал свой шар. Он будет здесь через два часа. Когда стемнеет, я улечу.
      - Тебя чем-нибудь обидели, Брил? Может, это я виноват?
      - Нет, - Брил больше не кричал, но голос его по-прежнему звучал угрюмо.
      - Так что же случилось?
      Брил не ответил.
      - Что-то случилось. Что-то плохое, - сказал Тэнайн. - Я... я это чувствую. Ты ведь знаешь, друг Брил, добрый мой друг, я всегда все чувствую.
      Брил окаменел от ужаса. Вдруг Тэнайн знает? Вдруг он способен почуять?
      Да, наверно! Брил мысленно проклял этот народ и все его хитроумные выдумки, проклял эту планету, и ее солнце, и злую судьбу, которая занесла его сюда.
      - Во всем нашем мире, за всю мою жизнь я не встречал ничего такого, о чем ты не мог бы мне сказать, - уговаривал Тэнайн. - Ты же знаешь, я все пойму. - Он подошел ближе. - Может, ты болен? Мне знакомо все искусство, каким владели врачи со времен Троих. Впусти меня.
      - Нет!!! - это было уже не слово, а взрыв.
      Тэнайн отступил на шаг.
      - Прости, Брил. Больше я об этом не заговорю. Но скажи, что случилось? Прошу тебя. Уж наверно, я сумею тебе помочь!
      "Ладно же! - вне себя, чуть не плача, подумал Брил. - Смейся сколько влезет, рыжий дьявол! Мы нашлем на вашу планету Черную Чуму, и тогда плевать мне на твой смех!" И сказал вслух:
      - Я не могу выйти. Я загубил свою одежду.
      - Да что же ты огорчаешься? Брось ее сюда, что бы там ни было, мы ее исправим и починим.
      - Нет!
      Брил отлично понимал, что будет, если эти гениальные" мастера на все руки завладеют самым портативным и самым смертоносным оружием, какое существует по эту сторону системы Самнера.
      - Тогда надень мою, - Тэн взялся за пряжки своего пояса из черных камней.
      - Хоть убей, не стану выставляться напоказ в такой одежонке. Я еще не вовсе потерял стыд!
      С таким жаром, какого Брил в нем прежде ни разу не замечал (и все-таки очень сдержанно), Тэнайн возразил:
      - Когда на тебе платье в обтяжку, ты куда больше бросаешься в глаза!
      Брилу это и в голову не приходило. С тоскливой завистью он посмотрел на невесомую радугу, струящуюся от полированного пояса, потом - на свою плотную сбрую, сваленную черной грудой у стены, под крюком. С той минуты, как стряслась беда, он и помыслить не мог снова все это надеть, и с младенчества, со времен, когда он научился ходить, еще ни разу он так долго не оставался нагишом.
      - А что случилось с твоей одеждой? - сочувственно спросил Тэн.
      "Только засмейся! - подумал Брил. - Я убью тебя, и ты даже не увидишь, как сгинет твой народ".
      - Я сел на это... как на стул, ведь здесь больше негде сесть. Наверно, задел выключатель. Даже ничего не почувствовал, пока не встал. И теперь мои... сзади... - он запнулся, потом яростно выпалил: - Почему с вами ничего такого не случается?
      - Разве я не объяснял тебе? - Кажется, Тэн отнесся к происшествию очень легко. Может, и вправду это для него пустяки. - Это устройство поглощает только неживую материю.
      Напряженное молчание.
      - Оставь свою так называемую одежду у порога, - проворчал, наконец. Брил. - Пожалуй, я попробую ее надеть.
      Тэнайн бросил пояс к двери и пошел прочь, тихонько напевая. Голос у него был такой могучий, что его песенка слышалась еще целую вечность.
      Но вот Брил остался наедине с ветром и птичьим щебетом. Подошел к двери, отступил, печально подобрал с полу брюки с огромной дырой сзади, свернул и сунул с глаз долой под остальные вещи на крюке. Опять поглядел на дверь и даже всхлипнул тихонько. Наконец приложил, куда надо, перчатку - и дверь, строители которой не предусмотрели, что когда-нибудь понадобится ее только чуть-чуть приотворить, послушно скользнула в сторону, открывая проем во всю ширь. Брил даже пискнул, дотянулся до пояса, рванул его к себе, отпрянул внутрь и хлопнул по двери, чтоб закрылась.
      - Никто не видал, - со всей силой убежденья сказал он себе.
      И надел пояс. Две половины пряжки сошлись, как руки в привычном пожатье.
      Прежде всего он ощутил тепло. Тела коснулся один только пояс, и, однако, его всего обволокло теплом, ласковым, надежным... Еще миг - и он ахнул.
      Неужели может ум так переполниться и не ощутить гнета? Неужели столько понимания может хлынуть в мозг и не разорвать его?
      Он понял, как валик превращает молочную жидкость в твердые пластины; конечно же, тут есть один-единственный способ, и он чувствует - правильно только так, а не иначе.
      Он понял, как ионы в прессах формуют камни для поясов, понял "живую" ткань, которая стала ему одеянием. Понял, как удалось рисовать пальцем на белом экране и как образовался вакуум, когда ему потребовался этот дом, построенный именно так, а не как-либо по-другому, и как жители Ксанаду поспешили заполнить пустоту.
      Он с легкостью вспомнил рассказ Тэнайна, как ощущаешь, что это такое играть на скрипке, созидать, строить, формовать, быть со всеми заодно и сообща, и что это за чувство - когда ты словно бы в веселом кругу и вместе с тем делаешь дело, бродишь беспечно и праздно - и тут же сменяешь кого-то у чана или верстака, в поле на борозде или у рыбачьей сети, едва он оставит работу.
      Окруженный тихим радужным пламенем, Брил стоял в конуре, похожей на гроб, смотрел на свои руки и твердо знал: стоит ему захотеть, и руки эти построят модель любого города на Кит Карсоне или изваяют самую душу Наивысшей Власти.
      Он твердо знал: он постиг все, что знают и умеют искусники планеты Ксанаду, и может делать все то же, что они, надо только сосредоточиться и думать над задачей, пока не почувствуешь - какое же ощущение должно быть правильное именно для тебя. Нимало не удивляясь, он понял, что все эти возможности и таланты сильнее самой смерти; ибо если человек что-то может и умеет, его искусство разделяют все и каждый, и когда он умирает, его искусство продолжает жить в других.
      НАДО ТОЛЬКО СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ - вот в чем секрет, краеугольный камень, вот ключ ко всей их хитрой механике. Тут ни при чем мутации и нет ничего "сверхчувственного" (что бы ни означали эти слова), это просто механизм, как и всякий другой. Ты владеешь мастерством, чувствуешь его; передо мною стоит задача. Когда я сосредоточусь на своей задаче, возникает потребность в твоем искусстве; через живое пламя, в которое ты облачен, ты передаешь его мне; через пламя, одевающее меня, я принимаю твою мысль. Потом я действую; что своего я внесу в исполнение - это зависит от моих способностей. Если я прибавлю что-то к твоему искусству, мое станет еще полней и совершенней; значит, мое ОЩУЩЕНИЕ лучше - и в следующий раз, когда оно понадобится, уже я буду передавать его другим.
      Брил понял также, какая власть заключена в этом новом способе общения, и вдруг подумал: теперь его родную планету можно сплавить в такое единое целое, какого еще не бывало во вселенной. На Ксанаду этого не произошло, здешний народ развивался, как придется, его не прокалили заранее в горниле суровой дисциплины и не ковали молотом власти.
      Но на Кит Карсоне! Весь народ Карсона приобщится ко всем искусствам и талантам, а над ним будут стоять и править им Наивысшая Власть и Государство, создавая вакуум потребностей и мгновенно его заполняя. Да, так и должно быть (каким-то краешком сознания Брил вдруг удивился - а почему Государству не поделиться этим новым всеобъемлющим пониманием со всем народом?), ведь вместе с новыми знаниями приходит еще небывалая торжественная преданность отечеству, его установлениям и святыням.
      Брил с трепетом расстегнул пояс и повернул левую половину пряжки тыльной стороной. Да, вот она, химическая формула. Теперь он знает, как осаждать состав, как прессовать камни, он воспламенит новые живые пояса миллионы, говорил Тэнайн, миллиарды.
      Тэнайн говорил... но почему он не сказал, что в этих одеяниях и таится источник всех чудес планеты Ксанаду?
      Так ведь он, Брил, об этом и не спрашивал!
      И ведь Тэнайн умолял - надень такую тунику и станешь одним из нас. Несчастный дурень всерьез вообразил, что таким способом можно поколебать Брила в его верности родному Карсону! Что ж, ладно, Тэнайну и его народу тоже можно кое-что предложить, и это будет выгодно обеим сторонам; очень скоро, если пожелают, жители Ксанаду смогут присоединиться к блистательному воинству нового Кит Карсона.
      В недрах черного мундира, висящего на стене, что-то прозвенело. Брил засмеялся и собрал свою старую сбрую, все пожары, взрывы и оцепенение, что дремали, скрытые в ней, в потаенном мощном оружии. Хлопнул ладонью по двери, выскочил за порог, где уже дожидался шар, забросил в люк свою старую одежду, и она съежилась на полу - жалкий опустевший кокон. Брил прыгнул следом, радостный, сияющий, и тотчас шар взлетел в небо.
      Не прошло и недели, как Брил возвратился в систему Самнера, а на Кит Карсоне уже появились и были испытаны первые копии чудесных поясов.
      Не прошло и месяца, а уже двести тысяч карсонцев облачились в радужные одеяния, и восемьдесят фабрик работали круглые сутки, выпуская все новые пояса.
      Не прошло и года, а по всей планете миллионы и миллионы людей радостно и согласно, как никогда прежде, выполняли каждое пожелание своего Вождя, повинуясь, словно несчетные пальцы одной руки.
      А потом, с пугающим единодушием, в один и тот же миг все радужные одежды замерцали и погасли, ибо настал час, о котором уже знал Брил: пора было окунуть их в молочную кислоту. Так и сделали в торопливом испуге, не колеблясь и не тратя времени на испытания: кто раз отведал этой лучезарной зависимости, уже не мог без нее обойтись. Неделю все шло хорошо...
      А потом, как и задумали хитроумные мастера с планеты Ксанаду, включились все остальные звенья черных поясов, многократно усилив действие первых двух.
      Полтора миллиарда людей, которым год назад подарены были практические навыки живописи, музыки и зодчества и понимание теории технических наук, внезапно получили новые познания: им открылись философия, логика и любовь, они поняли, что такое сочувствие, проникновение, терпимость, что значит, когда род человеческий объединяется не повиновением, но сознанием братства; когда ощущаешь, что ты в содружестве и согласии со всей жизнью во вселенной.
      Когда в людях, наделенных столькими талантами, пробуждаются подобные чувства, они уже не могут быть рабами. Едва их озарило светом, каждый сосредоточился на одном: быть свободным! - и почувствовал, что это значит. Каждый постиг свободу, стал ее мастером, знание и мастерство тотчас передавались от одного к другому - и в краткий миг среди полутора миллиардов людей не осталось ни одного, кто не был бы превыше всех иных умений одарен талантом свободы.
      Так перестала существовать культура Кит Карсона, вместо нее возникло нечто новое и стало распространяться на планеты соседних солнечных систем.
      И поскольку Брил знал, что такое сенатор, и хотел стать сенатором, он стал сенатором.
      Тэнайн и Нина сидели обнявшись и тихонько на певали, как вдруг бокал, который стоял во мшистом углублении, мягко зазвенел.
      - Еще один явился! - сказал Уонайн (он сидел у ног родителей). Любопытно, что проймет этого? Из-за чего он выпросит, возьмет взаймы или украдет у нас пояс?
      - Не все ли равно, - с наслаждением потягиваясь, ответил Тэнайн. Пусть получит пояс, это главное. А который же это, Уонайн? Шумливая машинка с обратной стороны малой луны?
      - Нет, - ответил сын, - тот еще сидит на месте, и верещит, и воображает, будто мы его не замечаем. А это опускается силовое поле, которое два года висело над округом Быстрого крыла.
      Тэнайн засмеялся.
      - Это будет наша победа номер восемнадцать.
      - Девятнадцать, - задумчиво поправила Нина. - Я точно помню - ведь восемнадцатый только что улетел, а семнадцатый был тот забавный маленький Брил из системы Самнер. Знаешь, Тэн, тот человечек даже на минуту меня полюбил.
      Но это был сущий пустяк, и о нем тут же забыли.