- Господин капитан, он меня не слушает, понимаете?
      - Ступайте к себе, Блюм, - грудным голосом пророкотал капитан.
      - Верните ее или пошлите меня с ней вместе, - надрывался Блюм. - Вы меня слышите?
      - Блюм.., ступайте.., к себе.
      Блюм вытянул вперед руки со скрюченными пальцами и пошел на капитана, жуя пустым ртом; в его взгляде сквозило безумие. Капитан слегка нагнулся, расставил руки и медленно двинулся навстречу. Мы расступились.
      - Вы меня слышите? - очень тихо проговорил Блюм и прыгнул.
      Капитан отступил в сторону и ударил Блюма, в голову, как мне показалось, но Ингленд впоследствии сказал мне, что удар пришелся в шею, немного сбоку. Ноги обезьяны в тот момент как раз оторвались от пода, и он тяжело рухнул лицом вниз, даже не выбросив вперед руки, чтобы смягчить падение. Так он и лежал, не двигаясь.
      Сначала мы все смотрели на него и лишь через некоторое время обменялись взглядами.
      - Отнесите его, - распорядился капитан, и я сильно удивился, так как голос его раздался не оттуда, откуда он должен был бы раздаваться: не от распростертого на полу тела Блюма, а со стороны экрана; для капитана проблема Блюма уже была решена, и он вернулся к своим прямым обязанностям.
      У всех нас внезапно заныла шея, чуть сбоку. Мы не знали, что нам предпринять.
      - Эй, я же сказал, уберите его. Вы, Палмер. Вы самый крепкий.
      Мне захотелось орать и брызгать слюной, но вместо этого я заговорил медленно и с достоинством:
      - Послушайте, я не обязан...
      Все тот же грудной голос оборвал меня. И этот грудной голос на сей раз поразил меня во много раз сильнее - из-за того, что обращался он теперь ко мне одному, не принимая в расчет остальных.
      Я услышал:
      - Нет, послушайте вы. Вы обязаны. Если я что-то сказал, вы обязаны немедленно выполнять, и не только вы, Палмер. Это и к остальным относится, поняли, шуты гороховые? Представление окончено, наша миссия исполнена, и отныне я ваш повелитель. Вы же прежде всего должны думать о том, чего хочу от вас я. Постоянно. Я ясно излагаю?
      Я попытался громко возразить:
      - Ноя...
      В это мгновение капитан отвернулся от экрана - почти так же резко, как Блюм, как будто разрывая воздух, и я пошел на попятную. Я поднял обезьяну за плечи и отволок в каюту. Каюта у него была в общем такая же, как у нас, только вещей поменьше. Впрочем, я понятия не имею, что у него там было в одинаковых квадратных тюках, наваленных в углу. Я швырнул его на кровать и закрыл дверь, так как здесь больше не к чему было прислониться. В общем, я прислонился и попытался отдышаться.
      Что-то заскрипело у обезьяны в глотке. Я глянул на него. Голова его упала набок, как раз на подушку. Глаза его были открыты.
      - Прекрати, мартышка. - Он продолжал скрипеть. - Эй, прекрати, понял, мистер?
      Это "мистер" прозвучало совсем не так, как у шкипера. Я был смущен.
      Вдруг я заметил, что обезьяна не моргает - попросту ничего не видит своими широко раскрытыми глазами. Мне жутко действовал на нервы этот скрипящий звук, который, как я понял, был просто дыханием, поэтому я передвинул подушку и устроил его голову прямо. Звук тотчас же прекратился. Блюм закрыл глаза.
      Я все еще не мог отдышаться; может быть, оттого что видел кровь на лице обезьяны.
      Заговорив, он не открыл глаз. Говорил он страшно быстро и тихо. Казалось, я стою слишком далеко от него, а потом вдруг стал разбирать слова.
      - ., а она не могла, она не в силах была прекратить сопротивляться и поверить. Как будто она погибла бы, если бы во что-нибудь поверила. А она хотела. Больше всего на свете хотела. Но ей словно кто-то сказал: если хоть чему-нибудь поверишь - умрешь. - Внезапно его глаза открылись, он увидел меня и опять зажмурился. - Палмер. Это же вы, Палмер, вы сами видели, как она плакала тогда. Все это время, все эти долгие недели ее серые глаза ничего не выражали, они скрывали то, что у нее внутри, а я все время молил ее: Вирджиния, ну же, Вирджиния, мне неважно, что ты обо мне думаешь, я не прошу тебя полюбить меня, Вирджиния. Только поверь мне: ты можешь быть любима, ты достойна любви, и я тебя люблю. Это правда, Вирджиния, я люблю тебя, ты только для начала поверь, потому что это правда истинная, а потом ты и во все остальное сможешь поверить... Сначала во что-нибудь маленькое, а я тебе помогу, я всегда буду говорить тебе правду. Я говорил: ты не люби меня, Вирджиния, ты не думай об этом вовсе. Я и не знаю, что буду делать, если ты вдруг меня полюбишь. Ты доверяй только мне, об этом я тебя прошу, спрашивай меня, где тут правда, и я тебе буду говорить. Вот только верь, что я тебя люблю. Я невеликая птица, Вирджиния, и с меня можно начать верить. Ну поверь в мою любовь, Вирджиния, пожалуйста. А она... - Он замолчал и долго лежал, уставившись в потолок. Я подумал, что он потерял сознание, но наконец он моргнул и опять заговорил:
      - ., она заплакала, как-то вдруг, сразу разрыдалась и говорит: "Обезьяна ты, обезьяна, ты меня на части рвешь, разве ты сам не видишь? Я хочу тебе верить. Больше всего на свете хочу. Но я же не могу, не умею, не знаю, как это делается, мне, наверное, нельзя, я не так устроив". Вот так она сказала. И опять заплакала, и еще она говорила: "Но я же хочу поверить тебе, обезьяна. Ты даже не знаешь, как сильно я хочу тебе поверить. Только.., все на свете не есть то, чем кажется, что о нем думают, и никто на самом деле не желает того, о чем говорит. Я никому не верю и тебе не могу поверить. Предположим, я поверю тебе, а потом наступит день, когда все выяснится, и нам можно будет увидеть все по-настоящему, и вдруг тогда окажется, что все не так, как ты говорил, а может, и сам ты - не ты, обезьянка. Что тогда? Я боюсь, - так она говорила, я боюсь тебе верить, потому что мне так хочется. Если я никому и ничему не верю, а когда-нибудь все выяснится, и я тогда все пойму сразу и ничего не потеряю". И она опять плакала, вот тогда как раз вы вошли, Палмер, а через секунду у нее снова были те же серые пустые глаза. Так она мне и не поверила.
      У меня перехватило дыхание. И у Блюма перехватило дыхание. Я стоял, прислонившись к двери, а он лежал на койке, и оба мы тяжело дышали.
      Вдруг у него мелькнула новая мысль, и он зашептал:
      - Но и другое было. Она умела заставлять любого сомневаться в том, что он сам только что сказал. Как-то я рассказывал ей, что моя мама умеет готовить. Она повторила: "Твоя мама умеет готовить", этак медленно, ну, вы сами знаете, и я задумался, а действительно ли мама умеет готовить. Вы понимаете, о чем я? Но я ей говорил все время: Вирджиния, я люблю тебя, и она тем же тоном отвечала: "Ты любишь меня". Так вот, она на меня не влияла, когда я говорил ей, что люблю. Я задумался над тем, что я чувствовал, когда она повторяла мои слова, и понял, что ее тон меня не трогает. Так что было и другое. И потому-то это было правильно, когда я просил ее в этом только мне поверить. Я знал, все может измениться, или я могу в чем угодно ошибиться и сказать ей не то. Только в этом я не ошибусь. В этом она могла положиться на меня. А она хотела. Что ж, я хотя бы этого добился.
      Я все еще стоял у двери и все еще был смущен, но предпринял попытку обратить свое смущение в гнев и сказал:
      - Послушай, обезьяна, ведь ты же глуп. Ты космонавт, а она из Космического Девотряда. Она не имеет права тебе отказать. Так почему же ты сразу не взял свое? Она для этого и находилась на борту.
      Но Блюм не рассердился. Он только сказал, глядя в потолок:
      - Ну да, она сама так говорила. Мол, ты, обезьяна, сам не знаешь, чего тебе нужно, вот так. Она говорила, ты, мол, этого и хочешь. Так давай же, вперед, только хватит чесать языком. Но я отвечал, что для этого, может быть, и придет время, но покамест я об этом не думал; я сначала чего-то другого хотел, я хотел, чтобы она мне поверила. Она тогда сказала, что я сошел с ума и оставил ее в покое, но потом... Вы же сами видели, Палмер. Она же потом сказала, что больше всего на свете хочет поверить мне.
      Он наконец затих, дыхание его сделалось ровным, и на губах заиграла улыбка. Я обратился к нему, а он не ответил. Я решил, что он заснул, тихо открыл дверь, вышел и вернулся в кают-компанию.
      Все были там; они пялились в экран. Я сказал:
      - Он заснул, но когда проснется и по-настоящему осознает, что ее нет, вам предстоит выдержать нечто.
      Шкипер мельком глянул на меня и опять повернулся к экрану. На стол он не плюнул, но, судя по выражению лица, вполне мог. Эта обезьяна, говорила его гримаса, нисколько меня не волнует.
      Я спросил Поттера:
      - Что происходит?
      - Не знаю, смеяться или плакать, - туманно изрек Поттер. - Ты, Палмер, не спец, а шут гороховый. И Ингленд тоже. И Донато. И я. Вирджиния, вот она, оказывается, спец. Вся эта гребаная экспедиция затеяна ради нее. Далеко еще? крикнул он.
      - Несколько метров, - отозвался Донато, не отрываясь от экрана.
      Я тоже посмотрел. Стручок, точная копия нашего корабля, подплывал к уже знакомому мне золотому шару. Только теперь я понял, какой он огромный, этот шар. Размером с настоящий спутник какой-нибудь планеты. И по всему экрану медленно плыли матово-серебристые палочки, десятки, сотни...
      - Это ракеты, - процедил сквозь зубы Поттер. - Мертвые ракеты. Все электростанции холодной плавки мертвы на тысячу, а то и больше, километров отсюда. И наш генератор тоже.
      - Наш?!
      - Потому и в ушах звенит, и лампы мигают. Палмер, у нас больше нет электрогенератора холодной плавки. Мы живем на паровом турбогенераторе. Параболическое зеркало нагревает его, принимая свет вон от той звезды.
      - И домой мы полетим на паровой турбине?
      - Чушь!
      В беседу вступил Донато. Вообще, признаться, жутковато звучал наш разговор. Все говорили тревожным полушепотом, как будто боялись, что сказанное вслух слово повлияет на то, что происходило в это время на экране. Переговаривались мы, не глядя друг на друга, только иногда кривили губы, разговаривая с соседом справа или слева. Донато проворчал:
      - Маленькая турбина не осилит и половины пути.
      - Не страшно, - отозвался Ингленд. - Что делает Вирджиния? Она должна присосаться к поверхности планетоида и выпустить катализатор, вызывающий быструю коррозию. Сейчас никакая бомба не возьмет оболочку. А когда оболочка достаточно проржавеет, она швырнет на это место бомбу. И - Барьера не будет.
      - Он же сказал, что Барьера уже нет.
      - Правильно. Она нейтрализовала его. Но если она потеряет контроль, Барьер тут же вернется, и оживут все ракеты.
      - Как это - нейтрализовала, потеряет контроль? - недоуменно спрашивал я.
      Шкипер, видимо, решил, что настала пора вставить слово.
      - Это называется Н-полем, так как... - Он вдруг замолчал, и молчал довольно долго. - Так как с таким названием оно кажется нам почти знакомым, почти понятным. - Он окинул нас всех быстрым взглядом, словно желая проверить, улыбаемся мы или нет. - На самом деле все тут сомнительно. - Он с видимой неохотой выговорил последнее слово. - Все чрезвычайно сомнительно.
      Мы молчали. Сомнительно, спору нет, но все сомнения почему-то делаются незаметными, когда в голосе кагайтана звучат такие вот капитанские нотки. И он, по-моему, это понимал. Мы все с некоторых пор были здесь никем.., шутами гороховыми, но он не желал терять лица даже в глазах таких ничтожеств. После долгой паузы он продолжил объяснения:
      - Мы нашли Вирджинию в тот момент, когда она намеревалась совершить самоубийство. Ее вечные сомнения стали для нее невыносимым бременем, ведь ей не во что было верить. Да она не могла просто поверить хоть чему-нибудь. Так вот, с ней поработали... Я шкипер, я подробностей не знаю... В общем, в итоге при ней осталось все, что было, но и еще кое-что прибавилось. И немало. Вы все это почувствовали, не надо отрицать очевидное. Она могла заставить человека усомниться в собственном имени.
      Только услышав свой голос, я понял, что сказал:
      - Вот именно.
      Капитан Стив некоторое время молча смотрел на экран, а потом вдруг ахнул:
      - Все верно... Молодец, девочка... - И опять обратился к нам:
      - Проблема была серьезной. Предположим - просто возьмем за рабочую гипотезу, - что абсолютное неверие ни во что может воздействовать на человека подобным образом... В общем, если в вашем распоряжении есть человек, обладающий свойством останавливать мощные электростанции со значительного расстояния, возникает вопрос: каким образом этот человек сможет отправиться в экспедицию на корабле, оснащенном электрогенератором того же типа?
      - Если бы речь шла не о человеке, а о машине, - задумчиво протянул Ингленд, - ее следовало бы запустить только в самый последний момент.
      - Так и было сделано при испытании первой атомной бомбы, - со знанием дела подхватил Дона-то. - Ее собрали непосредственно перед взрывом. То есть сборка послужила причиной взрыва. Но.., человек...
      - Вы ухватили суть. Можно не верить во что-то до тех пор, пока тебе не станет известно, как обстоят дела в действительности или, на худой конец, как принято полагать. Я не могу верить или не верить в то, что "пайооп" на верхнемарсианском языке означает "мать". Я просто не знаю. Вот и Вирджиния ничего не знала об электрогенераторах холодной сварки, хотя мне, честное слово, показалось, что наш генератор по пути раз или два чихнул.
      Ингленд нетерпеливо вставил:
      - Простите, кэп, но я стою здесь и слушаю эту белиберду только по одной причине: она действует.
      - Тогда не перебивайте меня. Идея производства энергии методом холодной сварки принадлежит луанам. В основе своей она очень проста, при толковом объяснении ее поймет любой. И мы разработали сценарий, в котором нашлось место и для вас. Она считала вас настоящими экспертами до тех самых пор, пока я не вызвал вас сюда и не распластал. Сигма-факториал, магнитное поле на квадратном сантиметре... Ха! Она с самого начала сомневалась, что вы эксперты, поскольку сомневаться ей свойственно, а когда вы все сели в лужу на ее глазах, она как бы поняла, что правильно сомневалась. Она достигла.., как бы сказать.., пика недоверия, что ли. Господи, да разве вы сами ничего не чувствовали? Она.., стала протекать. И теперь то, что вытекает из нее, вызывает коррозию на поверхности планетоида. Теперь ждать осталось недолго.
      - И все-таки я не понимаю, как обыкновенное недоверие: может остановить электростанцию, - упорствовал Ингленд.
      - Не электростанцию, а электрогенератор холодной сварки. Подождите, не торопитесь, сейчас вы все поймете. Я пустил в ваши вентиляторы усыпляющий газ, чтобы вы не путались под ногами. Затем...
      - Подснежники, - пробормотал я, внезапно вспомнив сновидение.
      - Затем я посадил ее в стручок и велел лететь вперед. Но я зарядил ее.., ну, как бомбу, понимаете? Я объяснил ей, что представляет собой генератор холодной сварки. Любопытно, что ей это было совершенно безразлично, однако она меня слушала очень серьезно и внимательно. Потом я вручил ей конверт и сказал, что там описано все, что произойдет. Я велел ей вскрыть конверт тогда, когда на панели зажжется красная лампочка. А она должна была загореться в момент отделения стручка от корабля.
      Внезапно наступила мертвая тишина, так как стручок прилепился к поверхности планетоида. И - ничего не произошло. По экрану по-прежнему проплывали мертвые ракеты и разнообразные космические тела, затянутые планетоидом, но не переваренные им...
      - Что она должна была прочитать? - послышался очень тихий голос.
      - Что? Формулу реакции, применяемой при холодной сварке. Водород и дейтерий в присутствии мю-мезонов соединяются в гелий-3. При этом выделяется энергия в размере 5,4 на десять в пятой степени электрон-вольт. Вот что было на том листе. Мы мало-помалу научили ее, что такое мю-мезоны, гелий-3, что означает данное количество электрон-вольт. Вся эта информация была заложена в ее подсознание еще до того, как мы покинули Земные миры. Просто у нее не было случая свести воедино полученные знания. А я написал для нее на том листе: "В основу действия этого аппарата положен такой-то и такой-то принцип". Естественно, она ни одной букве не поверила. На турбину или, скажем, на электродрель ее недоверчивость не оказала бы никакого влияния, но тут иное дело, тут речь идет о взаимодействии элементарных частиц, причем огромного их количества. За время путешествия запас веществ, необходимых для производства катализатора, не пострадал, хотя, как мне кажется, по чистой случайности. Так или иначе, теперь катализатор синтезируется прямо на поверхности планетоида благодаря способностям Вирджинии, о которых мы ничего толком не знаем... Да кого я тут уговариваю? - неожиданно взвился капитан. - Разве вы сами не видите, что процесс идет? Я проворчал:
      - Обезьяна, не наступай на ноги.
      От экрана я не отрывался, поэтому думаю, что больше никто не заметил появления нашего чернорабочего. Да и сам я его, в общем-то, не замечал.
      - Послушайте, - встрепенулся вдруг Донато, - если наши генераторы не работают, как же мы вернемся домой?
      - Все просто. После взрыва бомбы не останется никакого Н-поля.
      И опять вмешался Ингленд:
      - А что будет с ракетами? Может, они все начнут опять работать?
      - Успокойтесь, балбесы несчастные, - улыбнулся шкипер. -" Держите свои страхи при себе. Всеми ракетами управляет один-единственный центр - планетоид. В ином случае их невозможно было бы удержать внутри Барьера. Некоторые из них могли бы полететь в сторону галактики Луаны. Пускай они придут опять в движение. Стручок будет уже беспилотным. А теперь, пожалуйста, помолчите. Скоро взорвется бомба.
      - То есть как - взорвется? Стручок находится в центре разъеденного коррозией пятна, а значит...
      - Я же сказал - помолчите! Действие бомбы не основано на холодной сварке. У нас там старая добрая атомная бомба, для которой нет разницы, верит в нее кто-то или нет.
      - То есть как? Что с ней будет? Что там происходит? Где...
      Голос Блюма срывался от ужаса.
      - Обезьяна, иди спать, - проворчал я, не поворачивая головы.
      Мне не хотелось быть грубым; в конце концов, у этого парня выдался трудный день. И все же мой голос нельзя было назвать ласковым. Наверное, я никогда не научусь правильно разговаривать с такими людьми.
      Взрыв.
      Боже милостивый.
      Капитан Стив оказался плохим пророком. Кто-то невидимый в ту дьявольскую секунду нажал-таки на спусковой крючок. Все ракеты пришли в движение. То есть не сами ракеты. Боеголовки.
      Мы не сразу увидели друг друга, отведя взгляды от погасшего навек экрана.
      Вой турбины становился все ниже и ниже, и наконец она остановилась. И лампочки больше не мерцали, даже если смотреть на них краем глаза.
      В кают-компании раздавались какие-то звуки, но первая осмысленная фраза прозвучала не скоро:
      - Надо бы выручить Вирджинию.
      Кто-то рассмеялся - довольно-таки невесело.
      - Обезьяна, не будь глупее, чем ты есть. - Это высказался Ингленд. Он как будто охрип. - Ты что, не видишь, что наш генератор холодной плавки снова работает?
      - Ему это безразлично, - сказал я, обращаясь к Ингленду. - Его тут не было, когда шкипер рассказывал.
      - Кого не было? - немедленно рявкнул шкипер. - Ах ты черт! Блюм, кто вам велел выходить из каюты? Вы изолированы, вы это понимаете? Палмер, могу я вам доверить?..
      - Стойте! - раздался нечеловеческий крик. Как будто вспышка непереносимо яркого света полоснула по глазам. Обезьяна, каким-то образом добравшийся до кают-компании, разъярился до предела. - Стойте, стойте! Стойте! Я должен знать! Все знают, кроме меня! Что случилось?
      - Идем, Блюм, - быстро сказал я.
      Я боялся Блюма, но увы, еще больше я боялся шкипера. На его лице застыло такое выражение, какого я не хотел бы видеть никогда.
      И он наклонился тогда к Блюму и проговорил:
      - Ах, ты должен знать? Хорошо, я скажу тебе, потому что долго возиться с такой обезьяной, как ты, я не намерен. Взрыв атомной бомбы покончил с планетоидом и с твоей Вирджинией в придачу, а послал я ее туда именно для этого. Ты понял?
      - За Кто вы хотели убить ее? - шептал Блюм.
      - Может, тебе был известен иной способ восстановить наш электрогенератор? - язвительно поинтересовался шкипер.
      Я захотел объяснить ему, в чем дело. Я сказал:
      - Блюм, она не верила, что генератор работает, поэтому он остановился.
      - Я мог заставить ее поверить. Я бы мог. Я мог бы. Мы смотрели на него, а он стоял перед нами, раздувая ноздри, склонив несуразно огромную голову набок. Он не сходил с ума. С ним происходило что-то иное. Я смело скажу вам, что я испугался. Блюм проговорил:
      - Это ведь вы сделали ее такой, что она ни во что не могла поверить.
      - У нее с самого начала были к тому предпосылки, - огрызнулся" шкипер и отвернулся от него. - Эй, Поттер, Донато! Вы все-таки члены экипажа! Нам надо вернуть эту махину домой. У нас есть о чем рассказать людям Земных миров.
      - Никогда не думал, что люди на такое способны, - очень тихо прошептал Блюм. - Я не верил.
      - Иди спать, обезьяна, - сказал я. И вдруг, не удержавшись, добавил умоляющим тоном:
      - Пожалуйста, Блюм, оставь его в покое.
      Блюм долго смотрел мне в лицо, а потом неожиданно кротко произнес:
      - Да. Хорошо, Палмер. И ушел.
      Мне сразу стало гораздо легче. Приятное это чувство - сознавать, что ты можешь командовать другими.
      - Ложись, - скомандовал шкипер. - Старт через пять минут.
      Он подошел к приборной доске.
      - Не стойте там, - крикнул я товарищам. - Ложись, вам сказано.
      - Фуфло ты, Палмер, - сказал мне Донато.
      И все легли.
      Прошло четыре минуты. Пять. До нас доносился гул машин.
      Погас свет. Гул перешел в стон, затем в завывание. Лампы опять загорелись, сначала они были тусклыми, потом стали ярче. И они мигали, если смотреть на них не прямо, а видеть краем глаза.
      - Что-нибудь не в порядке? - поинтересовался я, стараясь говорить, как настоящий ученый.
      - Электрогенератор вышел из строя, только и всего.
      - А-а, - сказал я. - А что с ним случилось? Помолчав, шкипер тяжело вздохнул.
      - Ничего. Я проверял. Все в норме, просто он не работает.
      - Я, пожалуй, встану, - решил я.
      - С чего это? - осведомился он и отошел. Я встал и объявил обо всем Донато, Поттеру и Ингленду. Им не понравилось, что наш шкипер скукожился, разговаривает тихим голосом и ничего не объясняет.
      - Если он не починит генератор, мы никуда не полетим, - втолковывал мне Ингленд. - Космических кораблей у луан нет, и ни до одной из их планет нам не добраться.
      Я и сам мог бы дать ему ту же информацию. Сейчас было необходимо поговорить с Блюмом, чтобы понять, как действовать дальше.
      Когда я вошел, его широко открытые невидящие глаза смотрели в потолок, и он что-то бормотал себе под нос. Я вслушался.
      - ..Ъ: детства, они сказали, у тебя такие же возможности, как у всех, ты можешь верить, давай я подержу сумку, а ты пока сходи и купи билеты, не волнуйся, я буду здесь, когда ты вернешься, и ты им поверишь... У меня для твоего сына есть работа, легкая работа, хорошие бабки...
      Я окликнул его. Он повернул голову.
      - Помните, Палмер, она говорила, что если ты ни во что не веришь, то ничего не потеряешь в тот день, когда все выяснится. Вирджиния, лично для меня все уже выяснилось. Теперь, Вирджиния, я в безопасности: я не верю. Ты была права, коли так, они у тебя ничего не отнимут.
      Он еще долго бормотал какую-то чепуху в этом роде. Я вышел из его каюты и отыскал шкипера. Тот сидел перед пультом управления и механически, не глядя, дергал туда-сюда одну из ручек. Я спросил его:
      - Кэп, вы рассказывали нам об Н-поле, которое появилось у Вирджинии. Скажите, а может человек его приобрести без вмешательства со стороны?
      - Ты пришел, чтобы морочить мне голову? - отозвался он шепотом, не поворачивая головы в мою сторону.
      Я отошел от него подальше и сказал:
      - Я пришел, чтобы получить ответ на свой вопрос. Мне кажется, именно это произошло с обезьяной.
      - Что за хреновину ты несешь? Чтобы впасть в подобное состояние, человек должен пережить настоящий шок. С обезьяной все в норме. Плюнь.
      - Но он лежит и бормочет, что ни во что не верит. Вот теперь шкипер обратил на меня внимание. Он встал и пошел со мной в каюту чернорабочего.
      - Так, - сказал он, послушав его бессвязное бормотание. - Сейчас он у нас точно не будет ни во что верить и ни во что вмешиваться.
      С этими словами он ударил Блюма в челюсть. Голова его безжизненно откинулась на подушку.
      Я слышал его шумное дыхание, но еще я слышал ровный гул турбины. И тогда я сказал:
      - Выходит, если человек в бессознательном состоянии, его вера или неверие ничего не решают.
      - Этого и следовало ожидать, - отозвался капитан. - Хорошо, Палмер, теперь тащи его.
      - Куда?
      - Помолчи.
      Он вышел из каюты. Оценив все возможности, я решил следовать за ним. Взвалив Блюма на плечо, я двинулся вперед и едва не упал под тяжестью его тела. Капитан поджидал меня в коридоре. Как только я вышел, он двинулся вперед, и я поплелся за ним. Мы дошли до входа в отсек, где на протяжении всего полета помещался стручок, и побрели дальше, до отсека, через который осуществлялся выход в открытый космос. Капитан Стив достал ключ и принялся колдовать над замком.
      - Что вы намерены предпринять? - спросил я.
      - Помолчи.
      - Вы хотите убить обезьяну?
      - Ты хочешь добраться до дома?
      - Не знаю, - ответил я и задумался над этим вопросом.
      Капитан тем временем распахнул внутреннюю дверь выходного отсека:
      - Палмер, что тебя грызет? Я ответил:
      - Капитан, я, наверное, не допущу, чтобы вы это совершай. Здесь должен быть другой выход. Не стоит убивать невинного чернорабочего.
      - Палмер, тащи его сюда.
      Я стоял у двери. На плече у меня висело обмякшее тело Блюма, а капитан мрачно смотрел на меня через плечо. Не знаю, чем бы это противостояние закончилось (точнее, знаю, но мне стыдно вам признаваться), только именно тогда мы оба услышали чей-то голос, и с пола поднялась человеческая фигура.
      - По-моему, давно пора, - сказала Вирджиния. - Внутренний замок был заперт, и я лежу здесь уже час. Наверное, я заснула. А это кто? Что с Нильсом?
      Мне показалось, что наш шкипер хлебнул уксуса.
      - Кто тебе разрешил покидать стручок? - прохрипел он.
      - Луаны, - спокойно сказал она. - Они как будто поселились у меня в голове. Было так странно... Они мне объяснили, как надевать скафандр и куда прикрепить канистры с топливом, чтобы выбраться из стручка и уйти от этой сверкающей штуки. Я уже далеко отлетела, когда они велели мне спрятаться за большой каменной глыбой. Потом что-то такое вспыхнуло... И они сказали мне, что я могу лететь сюда, потому что все обломки уже далеко. А вы знали, что внутри скафандра есть реактивный двигатель? Луаны мне рассказали, как им пользоваться.
      Я пожевал губами, после чего почувствовал, что могу произнести:
      - А почему ты решила, что двигатель сработает?
      - Ну как же! Примерно такой же был на корабле, а ведь мы сюда прилетели. Нельзя же не верить собственным глазам!
      Капитан наконец пошевелился. Но, прежде чем он успел что-то сказать, я ударил его, предварительно опустив обезьяну на пол. Я не сомневаюсь, что капитану в жизни приходилось драться, но такого удара в грудь, по всей вероятности, он еще не получал. Он сел на пол, разведя ноги в стороны. Его взгляд был направлен исключительно на меня.
      - Сиди здесь и заткни свой вонючий рот, - так я ему приказал. - Ты так и не понял, как следовало обращаться с этими людьми.
      Вирджиния опустилась на колени около обезьяны.
      - Что с ним? Что тут случилось?
      - Ничего страшного, его просто ударили, - сказал я. - Можешь мне ответить на один вопрос? Ты веришь, что он тебя любит?
      - Да, - не задумываясь, ответила она.
      - Тогда я вот что тебе скажу. Посиди с ним и приведи его в чувство. Тормоши его как угодно. А потом скажи, что ты ему веришь. Ясна задача?
      Капитан с трудом поднялся на ноги и замычал. Но я замычал первым. Не знаю, откуда у меня взялся кураж, но я поверил, что могу. По-видимому, настало время кое во что поверить.
      - Эй, ты, - крикнул я. - Занимайся своим делом! Запускай машину. Ты там приборы оставил черт-те в каком состоянии, а мне бы не хотелось толчков при взлете. Как стартовать, знаешь только ты. Так что быстро! А я знаю, как быть со всем остальным. Ты согласен? Согласен!
      Я подтолкнул его. Он зарычал на меня, но заковылял к лестнице.
      Я вернулся к тем двоим. Мне в ту секунду было хорошо. Честное слово, хорошо.
      - Вирджиния, - сказал я, - знаешь, какой сегодня день? Сегодня тот день, когда все выясняется. Ты согласна? Согласна!
      - Смешной вы человек, мистер Палмер.
      - Ну да. Я шут гороховый.
      Я скорчил ей рожу и стал подниматься по лестнице. Старт произошел как раз когда я добрался до верхней площадки. И я полетел вниз, но на сей раз они не сочли, что я смешной человек. Они меня даже не заметили. Я тихо поднялся на ноги и опять заковылял по лестнице.