И еще я, Палмер, возможно, знающий правильный ответ. Я верил в свою гипотезу, мне нравилась ее математическая логика. Я не надеялся или почти не надеялся, что мы сможем ее проверить - проверить, что называется, по полной программе и победить. Люди слишком мало знают. Они не умеют четко мыслить. Они вечно нажимают не на те кнопки. Палмер должен иметь тысячу рук и обладать способностью находиться в тысяче мест одновременно - тогда, может быть, он осуществит свою мечту стать тонкой, как паутина, ниточкой, которая свяжет Жизни двух рас. Я могу все испортить, твердил я себе, пока мы тащились сквозь субпространственное ничто - а ведь в субпространство мы попали благодаря изобретенному луанами генератору. Я иду, я иду к вам, повторял я про себя, обращаясь к луанам, но со мной враги. Я все испорчу. Дорогие мои, вас, как и меня, одолеет глупость, ведь глупость - это последний и самый страшный враг, и его нам с вами не победить.
      Я молча смотрел, как Поттер ковыряет в носу; я молча сносил покашливание Донато; я молча благословлял ушастого Ингленда за то, что он практически не вступал в разговоры; я старался припомнить, из-за чего в первый день обезьянка Нильс Блюм показался мне таким смешным, нарочно смеялся, чтобы припомнить, и не мог; иногда я проклинал Донато за его назойливую услужливость; я игнорировал шкипера, потому что, скажите на милость, кому же захочется выслушивать монологи об устройстве нашего корабля и кораблях прежних дней?.. Я не произносил ни слова в тех случаях, когда меня могла услышать девотрядовка, и внутренне содрогался каждый раз, когда кто-нибудь из моих спутников что-то при ней говорил и тут же начинал сомневаться и оправдываться, так как она немедленно повторяла его слова. Но я ничем не выражал своего неудовольствия, разве что однажды предложил шкиперу кормить девотрядовку чем-нибудь получше, чем та бурда, которую получали мы: вдруг кто-нибудь из мужчин тогда решит, что в ней есть хоть что-то? Шкипер согласился, отчего мы выиграли вдвойне. Во-первых, за столом мы теперь не созерцали Вирджинию, а ее трапезы проходили теперь в "обезьяннике" среди швабр и банок с чистящими аэрозолями, а если Нильс Блюм возражал, то он вполне мог бы по-обезьяньи забиться куда-нибудь в темный угол и жевать солому. Я проходил однажды мимо их клетки. Они сидели рядом за крошечным столиком Блюма, едва не касаясь друг друга локтями, не смотрели друг на друга и не разговаривали. И она - плакала, и видит Бог, я здорово обрадовался. Я хотел было спросить обезьянку, как ему удалось добиться такого, но потом решил не связываться с чернорабочим.
      Мы добрались до места и вынырнули из ниоткуда куда-то. Выглядела галактика Луаны впечатляюще: длинная изогнутая колбаска и черный Барьер внизу. Мы подлетели достаточно близко, чтобы уловить приветствие луан.
      Но о нем я вам не расскажу.
      ***
      Капитан Стив собрал нас в кают-компании в десять часов утра. Я бы непременно разозлился, конечно, если бы мне было что делать или хотелось что-нибудь сделать именно в это время суток. Но делать мне было нечего, поэтому я, скрепя сердце, присоединился к остальным - Поттеру, Ингленду и Донато. Блюм с девотрядовкой сидели у себя, там, в царстве швабр, насколько я понимаю. Капитан пригласил всех нас садиться, а сам остался стоять во главе длинного стола. Самоуверенно постучав ложечкой по кофейнику, он произнес:
      - Господа, как вам, безусловно, известно, мы прибыли туда, где нам с вами надлежит действовать. Вас четверо, вы признанные специалисты, каждый в своей области, насколько я, конечно, понимаю, и каждый из вас разработал свой план относительно того, каким образом возможно преодолеть Барьер Луаны. Мне не стоит говорить о том, - добавил он и тем не менее продолжал так, словно говорить все же стоило, - какое огромное значение имеет ваша миссия. От вас сейчас зависит - полностью, полностью зависит - будущее человечества. Если вы (или же кто-нибудь другой) не найдете решения проблемы луанского Барьера в самом скором времени, вся наша цивилизация погибнет, взорвется, подобно умирающей звезде, изнутри. - Он кашлянул, стесняясь торжественности собственных слов, и Донато с радостью присоединился к его кашлю.
      Я заметил, как широкая ладонь Ингленда дернулась, и он поспешно прикрыл ее другой, чтобы его раздражение не слишком бросалось в глаза.
      - Итак, - продолжал капитан. Вынув руку из бокового кармана брюк, он неожиданно извлек оттуда дистанционный микрофон. - Господа, необходима запись. Мистер Палмер, вы - первый?
      - Я должен говорить первым? - с нажимом переспросил я.
      - Итак, сэр, ваш план. Ваши предложения, проекты или, если угодно, замечания, по проблеме преодоления Барьера.
      Я окинул взглядом аудиторию - кашляющую, ковыряющую в носу, вытирающую слезящиеся глаза - и сказал:
      - Прежде всего, мой план во всех деталях представлен компетентной комиссии, сиречь людям, разбирающимся в моей проблематике. Я полагаю, что у вас есть дискета с изложением моего плана. Предлагаю вам просмотреть текст и избавить нас обоих от неловкости.
      - Боюсь, вы меня не поняли, - проговорил капитан. Кажется, он начинал нервничать. - Идет запись. Устное изложение крайне необходимо. Запись ваших выступлений.., гм.., идет.
      - Значит, - рявкнул я прямо в микрофон, - останется запись о том, что я не привык делать доклады перед аудиторией, которая не поймет девяти моих слов из десяти. Я предлагаю тем, кто будет слушать эту запись, обратиться к соответствующим архивам, где подробно представлен мой проект. Тогда они смогут убедиться как в том, что проект представлен, так и в том, что сами они не в состоянии в нем разобраться. - Я взглянул на капитана. - Думаю, для записи этого достаточно, лейтенант?
      - Капитан, - мягко поправил он. - Да, конечно.
      - Я ошибся, - сказал я. - А непреднамеренных ошибок я не совершаю. - Я указал на микрофон. - В общем, я хотел бы, чтобы в записи остались только эти мои слова.
      - Мистер Поттер, - произнес капитан, и я сел, весьма довольный собой.
      Поттер вынул из ноздри палец и тут же вставил его обратно.
      - Бу, я-то бе против того, чтобы все рассказать, - прогундосил он. - Вы знаете, я спец по бехабике полей. Я произвел бекоторые расчеты, и они показывают, что давление ба поверхбости Барьера подвержебо бгновен-ным колебаниям на балых участках из-за воздействия сфокусированных багнитных полей, очень бощных, до ста биллионов гауссов ба квадратный сантибетр. Я сказал - биллионов, - уточнил он, - а не биллионов.
      Я отметил про себя, что при прослушивании записи будет трудновато уловить разницу.
      - Очень хорошо, мистер Поттер, - проговорил капитан. - Итак, вы предлагаете пробить Барьер одномоментно путем использования мощного сфокусированного магнитного поля. Я вас правильно понял?
      Поттер кивнул, и его правая рука при этом, естественно, дернулась.
      - Отлично, - сказал капитан.
      Взглянув на Поттера, я инстинктивно продул ноздри. Его профессия для меня была так же отвратительна, как и его любимое занятие. Если бы я в своей области разбирался так же слабо, как он в своей, меня ни за какие коврижки не заставили бы говорить на профессиональные темы вслух.
      - Мистер Донато?
      - Да, капитан Стив! Да, сэр! - Донато вскочил, и щеки его вспыхнули. - Да, сэр, я занимаюсь баллистикой, поэтому я предлагаю использовать двухступенчатые ракеты, которые можно направить в сторону Барьера. Они будут сконструированы таким образом, что в момент контакта с поверхностью Барьера произойдет разделение, и один сегмент попадет внутрь, а второй останется снаружи. Теория гласит, что, несмотря на мгновенную реакцию планетоида, его сенсорные устройства не регистрируют в одной точке в один момент более одного события. Мне представляется, что с пятидесятипроцентной вероятностью планетоид отметит, что одна половина ракеты отделилась и внутрь не попала. Если мы произведем минимум сто тридцать выстрелов в четыре приема, направив ракеты под чуть различающимися углами, то сможем убедиться, справедлива ли моя теория.
      - Справедлива! - не удержался я. - Ах ты.., козел вонючий! - Впервые в жизни я так грубо обозвал человека, но другие слова не приходили мне на ум, когда я смотрел, как он краснеет и улыбается, выслуживаясь. - Да с чего ты взял...
      - Мистер Ингленд! - гаркнул шкипер. Я ни разу не слышал, чтобы он настолько повышал голос. Признаться, я был сильно удивлен. Прежде чем я успел прийти в себя, Ингленд поднялся.
      - Относительно pa... - произнес он хриплым полушепотом, и тут голос изменил ему. Он с шумом проглотил слюну и неуверенно улыбнулся. - Что касается ракет, мое первое предложение состоит в том, чтобы исследовать природу управления убивающих ракет, установить частоту и длину волны командных импульсов, управляющих ими. Получив эту информацию, мы сможем найти способ уничтожать или отклонять эти ракеты. И второе предложение. Запустить к Барьеру на низкой скорости ряд твердых тел, чтобы установить, какие металлические компоненты входят в сплав, из которого состоят ракеты. Тогда мы разработаем соответствующие сенсорные приборы и генератор особого поля, отклоняющего ракеты.
      - Очень разумно, - одобрил капитан, и я хмыкнул про себя. Ну откуда ему знать, что здесь разумно, а что нет? Это же специальный вопрос! - А теперь, когда наша небольшая дискуссия открылась, может быть, вы мистер Палмер, измените ваше решение и присоединитесь к нам?
      Я как раз об этом и думал. В конце концов, стоило бы внести толику здравого смысла в эту оргию вопиющей некомпетентности, просто ради контраста.
      - Хорошо, я согласен, - сказал я. - Хотел бы вам сообщить, что единственным эффективным методом решения проблемы является метод, основанный на давлении взрыва. По-видимому, из всех нас я один обратил внимание на то, что Барьер имеет форму почти идеальной сферы. А сфера образуется тогда, когда некая пластичная оболочка подвергается внутреннему давлению, которое уравновешивается давлением снаружи. Таким образом поддерживается динамическое равновесие, как в случае воздушного шарика, наполненного воздухом. Вы улавливаете мысль?
      - Продолжайте, - отозвался капитан и наклонил голову, делая вид, что внимательно слушает.
      - Так вот, нам понадобится тороидальное тело, оборудованное генератором субпространства и альтернатором. Оно приблизится к поверхности Барьера и начнет переходить из пространства в субпространство с высокой частотой, причем некоторый участок Барьера, а именно тот, что окажется внутри кольца тора, будет участвовать в этих колебаниях, то есть на какое-то время перестанет существовать, выйдя в субпространство. Я предполагаю, что появление подобной дыры вызовет взрыв барьера, подобно тому, как воздушный шарик лопается вследствие маленького прокола. Q.E.D. , лейтенант.       Я сел.
      - Капитан, - устало поправил меня он, посмотрел мне в глаза и заявил:
      - Мне крайне жаль, но я вынужден сообщить вам, мистер Палмер, что вы полностью не правы. Блюм! - неожиданно рявкнул он. - Несите кофе!
      - Ага, - раздался совсем рядом голос обезьяны. Это "ага" впервые прозвучало хотя бы отдаленно похоже на "есть, сэр". Ясно было, что он приготовил поднос еще до того, как услышал приказ, так как явился он немедленно и поставил на стол дымящиеся чашки, после чего ретировался в уголок. Краем глаза я заметил, как девотрядовка выползла из своей клетки и тихонько встала рядом с ним. Но в тот момент меня не занимало ничто, кроме беспрецедентно наглого заявления капитана. Я поднялся на ноги, чтобы иметь возможность смотреть на него сверху вниз в прямом смысле и спросил ледяным голосом:
      - Я полагаю, вы хотели сказать, что с вашей точки зрения я не прав?
      - Вы не правы в корне. Барьер - это геометрическое явление, а не материальное тело, и к нему заведомо неприменимы представления, справедливые для материальных объектов.
      Всем моим знакомым известно, что я легко вспыхиваю, когда меня задевают, если только не постараюсь сдержаться. В этот раз я очень постарался.
      - Я свел воедино все данные о поверхности Барьера, - проинформировал я капитана, - и выразил их в математических формулах, а они неопровержимо доказывают, что данная поверхность именно такова, как я указал, и должна вести себя так, как я рассчитал. Вы забываете, адмирал, что останетесь в дураках не только сегодня, но и навечно, поскольку идет запись.
      - Я капитан, - пробормотал он, повернулся в кресле и извлек какой-то лист из груды папок, которые я до сих пор даже не замечал. Лист этот издалека выглядел так, словно неумелые пальцы ребенка красным карандашом нарисовали на нем рождественскую елку. - Уравнение номер один-три-два, - провозгласил капитан. - Четыре пи сигма на тэту плюс корень квадратный из четырех пи сигма, все в квадрате.
      Мне бросилось в глаза, что он не читает с листа, а говорит наизусть, а бумагу держит в руках для проформы.
      Я сказал:
      - Я помню это уравнение. И что?
      - Ничего хорошего. - Капитан поморщился. - Гм... - Он протянул лист мне. Из предыдущих уравнений следует, что сигма - не целое число, а факториал. Следовательно, вы внесли в свои расчеты постепенно нарастающую ошибку. Да что там, взгляните сами.
      Я взглянул. Взглянул и увидел, что неуклюже нарисованная рождественская елка на самом деле представляет собой серию поправок, внесенных в мои расчеты красным карандашом. Упомянутая капитаном величина была исправлена в трех местах в данном уравнении и семь раз - в следующем. А дальше красные пометки шли сплошь. Я спросил:
      - Можно узнать, кто взял на себя смелость вторгаться в мои расчеты?
      - О, это я, - безмятежно ответил капитан. - Мне показалось, что было бы неплохо на всякий случай еще раз все перепроверить, и я рад, что мне пришла в голову эта мысль. И жаль, что она не пришла в голову вам.
      Я всмотрелся в лист. В горле у меня запершило. Тот, кто поработал тут красным карандашом, должен был иметь основательные познания в высшей математике. С языка у меня готовы были сорваться кое-какие слова, но я сдержался, так как они были предназначены для защиты моих уравнений от его обвинений, но в данном случае не было никакой возможности отрицать, что капитан прав. Чтобы окончательно не потерять лицо, я выдавил из себя:
      - Сэр, я думаю, вы должны разъяснить мне, для чего вам понадобилось позорить меня публично.
      - Я вас не позорил. Вас опозорили расчеты. Ведь это ваши собственные расчеты, - равнодушно возразил он.
      Я оглянулся на Поттера и Ингленда. Оба широко улыбались. Подняв глаза, я перехватил взгляд тусклых серых глаз девотрядовки.
      - Это ваши расчеты, - пробормотала она. Всякий, кто услышал бы ее слова, немедленно решил бы, что я списал расчеты из чужого исследования. Я хотел было ринуться в бой, доказывать с пеной у рта, что расчеты в самом деле мои. Но это желание я подавил. В ту минуту мне не хотелось претендовать на авторство этих расчетов. Сконфуженный, я опустился в кресло.
      - Теперь ваша очередь, мистер Поттер. К сожалению, вынужден вас огорчить. Теоретически Барьер действительно подвержен воздействию магнитного поля, как вы указали, но для создания поля нужной мощности потребуется генератор размером больше нашего корабля. Вы также верно обозначили площадь, подверженную, воздействию - около одного квадратного сантиметра. Но дыры в Барьере не будет.
      На ее месте возникнет то, что можно было бы назвать ре генерационной заплатой. Другими словами, ушедший в субпространство участок будет тотчас же покрыт новым слоем поверхности, который будет обладать теми же свойствами.
      Поттер только что извлек свой излюбленный палец для пристального изучения, но был так ошеломлен, что забыл посмотреть на него.
      - А.., а вы уверены?
      - Именно так произошло при каждой из семи предпринятых попыток.
      Звук, изданный Поттером, не напоминал ни одного из известных нашему языку слов. Он был похож не то на стон, не то на вздох. А мне не хотелось глазеть на него и ухмыляться, как поступил он в случае со мной. Ингленд также не ухмылялся; до него дошло, что его ждет впереди. Оставалось лишь узнать, как именно произойдет крушение.
      Но капитан сначала выбрал Донато.
      - Мистер Донато.
      - Да, сэр. Да, господин капитан.
      - Вы предложили двухступенчатую ракету. По-видимому, вы, как и многие до вас, не приняли во внимание, что поверхность Барьера не предназначена для предотвращения вторжения, следовательно, нет никакой необходимости изобретать всякие мудреные штуки, чтобы проникнуть внутрь. Кроме того, совершенно несущественно, передаст ли сенсор сигнал на планетоид. В любом случае, спустя минуту или спустя час, попавший внутрь объект будет уничтожен ракетой-убийцей. Вы подошли к вопросу так, как будто бы главная проблема состоит в том, как попасть внутрь, а это просто. А вопрос о том, что делать там, внутри, вы обошли, тогда как это и есть самое важное.
      - О капитан, извините меня, - воскликнул пораженный Донато и разразился громким лающим кашлем. На его глаза навернулись слезы. - Ох, извините меня, извините...
      - Вам не за что извиняться, - отрезал капитан. - Мистер Ингленд, вы уже поняли, в чем загвоздка?
      - Как? М-м-м... - промычал ракетчик. - Видимо, я попался на уничтожении. Мне стало очевидно, что мой план уже был испробован, и он не сработал.
      - Совершенно верно, он и не мог сработать. Благодаря частоте и амплитуде управляющих импульсов возникают случайные шумы. Поэтому подавить сигнал можно и не пытаться, настолько мала вероятность резонанса.
      - Что это значит - случайные шумы? Управлять аппаратом при помощи случайных колебаний невозможно.
      Капитан ткнул большим пальцем за плечо, туда, где сверкала галактика Луаны.
      - Они это умеют. На их ракетах имеется генератор, производящий точно такие же случайные шумы, точь-в-точь. При наличии такой технологии проблем никаких. Не спрашивайте меня, как они это делают, но у них это получается. Сами луаны не могут этого объяснить. Так работает планетоид.
      Голова Ингленда опустилась на стол.
      - Копия случайного шума, - прошептал он; голос его донесся с самого края бездны безумия.
      Капитан снова заговорил. В его голосе звучало стремление как можно скорее добраться до финала этой сцены.
      - Разумной была ваша идея исследовать содержание металлов в ракетах. Увы, металлов там нет. Они на сто процентов состоят из синтетического диэлектрика, какого - одному Богу ведомо. Вы же знаете, планетоид способен синтезировать вещества. Если ракеты и обладают небольшой электропроводностью, то за счет заполненных жидкостью трубок, капилляров и тому подобных устройств. Похоже, там происходит что-то вроде мгновенного превращения твердого вещества в жидкость и наоборот. Жидкий проводник превращается в твердый диэлектрик, как только по нему пройдет отмеренная порция тока. Проходит ток в течение нескольких микросекунд.
      - Смена агрегатных состояний, - пробормотал совершенно убитый Ингленд.
      - Вот так все и происходит, джентльмены, - подытожил капитан.
      И тогда у меня вырвался вопрос; я не успел Прикусить язык.
      - Объясните мне тогда одно, - сказал я. - Какого черта мы здесь делаем?
      - Именно то, ради чего мы сюда прибыли, - отозвался капитан и взял со стола стопку папок. - Блюм, - крикнул он, - сдается мне, господам будет сейчас лучше побыть без слушателей, даже без вас.
      - Идем, Вирджиния.
      Капитан возглавил процессию, а обезьяна с девотрядовкой поплелись за ним. Мы же остались на местах, все четверо. Долгое молчание прервал Ингленд:
      - Почему он не сказал мне, что так хорошо разбирается в ракетах?
      - А ты его спросил? - парировал Поттер.
      У меня в голове крутился тот же самый вопрос, но вслух я задал другой:
      - "Именно то, ради чего мы сюда прибыли"... Как понимать его слова? Возможно, он хочет помочь нам сориентироваться, - робко предположил Донато. Ну, заставить нас уйти от теории. Это все равно как работа в полевых условиях.
      - Он ненормальный, если считает, что все это поможет мне обрести второе дыхание, - мрачно заявил Ингленд и провел тыльной стороной ладони по слезящимся глазам, отчего они не сделались сухими. - Поддых он мне дал. А вдохновения не прибавил.
      - Он обязан был рассказать нам все с самого начала, еще на старте, сказал Донато. - Может быть, тогда у нас бы уже были готовы новые расчеты. Перехватив мой кислый взгляд, он тут же поправился:
      - Я хотел сказать - гипотезы, а не расчеты.
      Почему-то это не помогло, и я сказал ему:
      - Убирайся отсюда, Донато.
      - Конечно, приятель, о чем речь, - согласился он и вышел, улыбаясь по обыкновению.
      Мы услышали, как захлопнулась дверь его комнаты, и до нас донесся приглушенный кашель.
      - Это как если бы из коробки, которая стоит у тебя на столе десять лет, вдруг без предупреждения выскочил чертик.
      Голос Поттера дрожал. Мне захотелось спросить его, о чем это он, но я тут же понял. Он имел в виду капитана. И Поттер был прав. Почему капитан не собрал нас месяц назад?
      - Думаю, ему нравится завершенность, - сказал я. - А теперь я пошел спать.
      Я поднялся. Потгер и Ингленд остались сидеть. Сейчас они будут обсуждать меня. А мне было наплевать.
      ***
      Мне снилось, что я гуляю по лугу и вдыхаю сладкий аромат молодых подснежников; а потом они вдруг стали выше, или это я уменьшился. В общем, я увидел, что у них вместо стеблей - уравнения. Я принялся читать их, но они стали извиваться и хватать меня за ноги. Я рухнул, застонал и ухватился за край койки. Я уже не спал. Тогда я повернулся на спину и открыл глаза. Голова казалась ясной, но сам я чувствовал себя, как будто сплю летаргическим сном. И мне чудилось, что я все еще слышу запах подснежников.
      А потом я услышал, как кто-то хнычет. Звук доносился издалека. Он казался странно назойливым. И лампочки выглядели необычно. Они как будто слегка мерцали, но, если посмотреть на них прямо, все было как всегда. Мне это не нравилось. Начинала кружиться голова.
      Я поднялся и выглянул в коридор. Вроде бы никого. Но совсем рядом со мной тонкий голос произнес:
      - Вирджиния у вас?
      Я отпрыгнул. Конечно, это обезьяна. Он уже засовывал голову в мою каюту.
      - Какого черта! - содрогаясь от отвращения, крикнул я в ответ, но, едва я отвернулся, он засунулся-таки в каюту.
      Я прошел в кают-компанию, включил чайник и приготовил себе кофе, когда вода вскипела. Откуда-то из коридора послышался тоскливый шепот, а затем негодующий голос Поттера:
      - Здесь? Тебе что, непонятно, что мне нравятся женщины?
      Через минуту он уже вошел в кают-компанию, волоча ноги, и тоже налил себе кофе.
      - Палмер, сколько времени? Я пожал плечами, взглянул на часы, но ничего не понял.
      - Господи, - сказал Поттер, громко шмыгая носом. - Я какой-то развинченный. У меня звенит в ушах. И перед глазами все пляшет.
      Я внимательно посмотрел на него, желая запомнить, какое может быть выражение лица у человека, который все явления природы охотно приписывает своей особе.
      - Все пляшет перед глазами не у тебя, а у нас. И в ушах у нас шумит. Я назвал бы это подвыванием. Поттер заметно повеселел.
      - Значит, ты тоже слышишь. Что же все-таки происходит?
      Я глотнул кофе и опять глянул на часы.
      - А что с часами?
      Поттер искривил шею, чтобы посмотреть.
      - Этого не может быть. Не может быть. Вошел умытый и сияющий Донато.
      - Доброе утро, Палмер, доброе утро, Поттер. Знаете, я гадал, кто из нас первым нарушит обет целомудрия, а теперь я знаю наверняка.
      Он кивнул назад и закашлялся. Мы глянули ему за спину. Обезьяна переминался с ноги на ногу возле каюты Ингленда.
      - Не твое это дело, Дон, - сказал я.
      - Да-да, конечно, - дружелюбно согласился он. - Ты совершенно прав, дружище.
      Едва он договорил, как дверь Ингленда распахнулась, ракетчик увидел сшивающегося рядом с ней Нильса Блюма и взвизгнул.
      - Тебе у меня нечего делать, мартышка, - проворчал он и прошел мимо чернорабочего, не повернув головы.
      Мы на него не смотрели. Мы наблюдали за Блюмом, который шмыгнул в каюту Ингленда, тут же показался на пороге, сделал шаг в нашу сторону и остановился, опустив голову набок.
      - Где завтрак? Я хочу есть, - объявил Ингленд. - Сколько времени?
      - Часы взбесились, - объяснил Поттер и почему-то расхохотался. Мы все удивленно посмотрели на него. - Значит, и не он, - пояснил Поттер, кивая на Ингленда.
      - Ты только что предложил Дону не лезть не в свои дела, - съязвил я.
      Догадывался ли он, что я поддеваю его только из-за его привычки ковырять в носу?
      - Да что у нас тут задела? - возмутился Ингленд. Донато покосился на несчастного уродца, топтавшегося у двери кают-компании.
      - Неожиданный он человек, - заметил я.
      - Да кто? Шкипер? Что он еще выкинул? - допытывался Ингленд.
      - Судя по всему, Вирджиния пропала, - объяснил Донато.
      Услышав произнесенное имя, Блюм подбежал к двери и остановился, искательно заглядывая нам в глаза.
      - Низкое положение обязывает, - хмыкнул Поттер.
      Ингленд смачно высморкался и посмотрел на часы.
      - Так что там с часами?
      - С ними все в порядке.
      Мы резко повернулись, так как вошел капитан. Что-то в нем было необычное; манера ли держать подбородок, тяжелый ли взгляд - в общем, появилось в нем нечто такое, чего мы не замечали раньше. А может быть, сегодня утром это в нем уже было? (А сегодня ли утром? Часы-то взбесились!) Я посмотрел через плечо капитана через весь коридор. Там никого не было.
      - Сэр? - заискивающе прошептал обезьяна.
      - Что-то случилось со светом, - осмелился вмешаться Донато.
      - Все в порядке, - отрубил капитан. Он подошел к наблюдательному экрану и включил его, затем ввел шифр и отступил на полшага. Все мы сгрудились вокруг экрана, на котором мерцали тысячи алмазов, составляющих гигантскую цепь, а ниже - непроницаемая чернота.
      - Сейчас я вам кое-что продемонстрирую, - сказал капитан и повернул какую-то рукоять на приборной доске.
      На экране возник крупный план.
      - Вам известно, что это такое? Перед нами был сияющий золотом шар. О его диаметре мы не могли даже гадать. Ингленд за моей спиной ахнул.
      - Я это уже видел. На снимках. Это же мозговой центр Барьера - планетоид!
      - Он так близко?
      - Лишь потому, что Барьер представляет собой сферу, - опять заговорил капитан, - все считают, что центр управления должен располагаться в ее центре. А это не так. А он здесь, на краю, и да поможет Господь тому, кто сгоряча попробует добраться до центра, чтобы сразиться с ним.
      - Сэр... - прошептал кто-то чуть слышно.
      - Смотрите дальше, - сказал капитан и вновь потянул на себя рукоятку.
      Точка обзора стала стремительно удаляться от золотистой сферы, и планетоид очень быстро превратился в едва заметное светящееся пятнышко. И вдруг на экране появилось огромное нечто обтекаемой формы, с плоской крышей...
      - Это же стручок! Наш стручок! - воскликнул Ингленд.
      Кстати, стручком мы называли отделяемый модуль, в точности повторявший форму нашего корабля.
      Капитан опять отступил на шаг. Глаза его горели. Он крепко сжал руки, переплетя пальцы, и по всему было видно, что его безумная радость только и ждет подходящего случая, чтобы вырваться наружу. Мы переводили взгляд с него на экран и обратно. Задыхаясь, капитан шептал:
      - Давай! Давай же!..
      - Сэр...
      - Заткнись, мартышка!
      - Так ведь стручок внутри Барьера! - прошептал кто-то. Кажется, я.
      - Эй, эй, смотрите!
      "Оно" походило на серебристую вязальную спицу. Оно медленно поворачивалось вокруг центра и приближалось тем временем к стручку, прошло мимо на близком расстоянии и пропало с экрана.
      - Это ракета, причем из самых крупных. Боже, что произошло?
      - Барьера нет. - Слова капитана прозвучали так, как будто он был не в силах больше сдерживаться. - Видите, он лопнул! Его нет, и все ракеты мертвы.
      - Сэр, то есть.., кэп... Я не могу найти Вирджинию. Где Вирджиния, кэп?
      - Прямо перед тобой, Блюм. Ты смотришь на нее, - ответил капитан, не отрывая взгляда от экрана.
      Вдруг что-то набросилось на нас и принялось молотить по спинам изо всех сил. На несколько секунд кают-компания наполнилась воплями и стонами, а потом наша чернорабочая обезьяна растолкала всех нас и впилась глазами в экран, обхватив его руками с обеих сторон. Он как будто в одночасье вырос на полголовы, на его волосатых руках выступили жилы, которых я раньше не замечал, а лохматая голова напоминала львиную.
      Вдруг он пролаял, обращаясь к смотревшему на экран через его плечо капитану:
      - Что ты наделал? Что ты сделал с Вирджинией? Капитан тихо засмеялся. Тогда Блюм резко повернулся к капитану, словно намереваясь разорвать его на клочки, посмотрел ему в глаза и повторил:
      - Что ты наделал? Что ты сделал с Вирджинией? Капитан тут же перестал смеяться и превратился в капитана космического корабля, который обращается к своему чернорабочему:
      - Я дал ей инструкции, велел сесть в стручок и выполнять задание. У вас есть возражения, мистер?
      Честное слово, взор Блюма буравил нас, мы физически ощущали его давление. Рот его медленно, очень медленно раскрылся, и из угла его потекла тоненькая струйка. Он тряс кулаками. Его ноздри раздулись.., и он закричал.
      Я могу сравнить его крик разве что со слепящей вспышкой света. Мы отпрянули от экрана, заслоняя лица ладонями. А потом мы увидели Блюма. Он почему-то присел и внезапно рванулся с места, очень, надо сказать, целеустремленно, в мгновение ока оказался возле двери выходного отсека, стукнул в нее кулаками, повернулся к ней спиной и опять завопил:
      - Посылайте меня, слышите? Посылайте меня с Вирджинией, слышите, кэп?
      Донато осторожно приблизился к нему и с улыбочкой произнес величайшую в мире глупость:
      - Ну успокойся, обезьяна, давай жить дружно. Блюм снова заорал как резаный, и Донато счел за благо отступить, причем отступал он так быстро, что врезался в меня, и мне пришлось поддержать его, чтобы не допустить падения. Высвободившись из моих рук, Донато пролепетал: