— Порядочно… Одну пробоину нашли в носу… Сейчас будем подводить парус…
      — Я иду назад! — заметил капитан. — Идти по назначению далеко, да и ветер противный… Как окончите подводку паруса, ставьте все паруса и брамсели.
      — Ветер крепчает! — осторожно вставил старший офицер.
      — Ничего, пусть гнутся брам-стеньги! Под парами и парусами мы живо добежим до порта и завтра будем в доке. Нас, верно, таки порядочно помяло… Не правда ли? — прибавил капитан.
      И, не дождавшись ответа, спросил:
      — Кто на вахте?
      — Я! — проговорил Литвинов, поднимаясь на мостик.
      — Курс SSW… Идти самым полным ходом!
      — Есть!
      — Ну, теперь пойдемте-ка, Алексей Петрович, посмотрим, какова течь… А ведь крепок «Красавец»! Било его сильно-таки… Сколько мы стояли на камне, Никанор Игнатьич?
      — Четыре с половиной минуты-с! — хмуро отвечал старый штурман.
      — Довольно времени, чтобы разбиться! — усмехнулся капитан, спускаясь с мостика и исчезая в темноте.
 
      Через полчаса под носовую часть клипера был подведен парус. Все помпы работали, едва успевая откачивать воду, и «Красавец» под парами и всеми парусами несся среди мрака ночи узлов по тринадцати в час, словно раненый зверь, бегущий к логову, чтобы зализать свои раны.