– Что вам угодно? – строго спросила она, укладывая письма в ящик.

– Я, Вавочка, пришел с тобой поговорить и…

– Нам не о чем с вами больше говорить, – презрительно перебила Варвара Александровна.

– Вавочка… Так неужели это серьезно?.. Ты хочешь бросить меня…

– А вы думали, я шутила? – саркастически ухмыльнулась она. – Да и не все ли вам равно?.. Детей вы будете видеть…

– Но, Вавочка… Позволь сказать… объяснить… Выслушай, ради бога…

Чем мягче и нежнее звучал голос Бориса Николаевича, тем надменнее и, казалось, холоднее становился тон Варвары Александровны. Но грудь ее тяжело дышала из-под тонкой ткани капота, губы вздрагивали, рука нервно теребила носовой платок.

– Что можете вы объяснить? А впрочем, говорите, если вам угодно…

И Варвара Александровна пододвинулась вперед и, откинув за плечи распущенные свои волосы, оперлась рукой на маленький рабочий столик у дивана и полуприкрыла глаза. Свет лампы осветил ее побледневшее лицо.

– Можно присесть, Вавочка? – спросил почтительно Борис Николаевич.

– Садитесь, – с холодной вежливостью отвечала она, бросая взгляд на «этого человека» и снова опуская ресницы.

Муж опустился в низенькое кресло и начал:

– Положим, я виноват перед тобой, Вавочка… очень виноват, хотя и не в том, в чем ты думаешь… Я вел себя скверно… кутил… проводил ночи за картами… постоянно уходил из дому… был к тебе невнимателен…

– Вы были жестоки, – вставила Варвара Александровна.

– Согласен… Но, Вавочка, милая Вавочка, вспомни, отчего все это вышло… Ты слишком… опекала меня, и я… возмутился… Однако поверь мне, я никогда не переставал тебя любить…

– И имели любовницу? – иронически воскликнула Варвара Александровна.

– Я, любовницу?.. Господь с тобою, Вавочка!

– А эту… вашу… Анну Петровну…

– Анну Петровну!?. Клянусь тебе, что между нами ничего не было…

«Лжет!» – подумала Варвара Александровна, но, взглядывая в лицо «этого человека», в его заблестевшие глаза, которые снова ласкали ее с давно забытой нежностью, Варвара Александровна не стала спорить…

А муж продолжал:

– Мы с этой Анной Петровной, правда, иногда встречались… болтали…

– А теперь?..

– Да ее и нет здесь, Вавочка… Она уехала за границу с каким-то молодым человеком.

– Но другие ваши любовницы?.. – уже мягче спросила жена.

– Никаких никогда у меня не было, Вавочка! – горячо протестовал Борис Николаевич, помня совет умной няни: «не очень виниться».

И опять, разумеется, Варвара Александровна, зная мужа, не поверила, но, вся охваченная едва сдерживаемым волнением близкого, столь неожиданного примирения, она снова промолчала, готовая простить ему все…

А Борис Николаевич, не спуская глаз с Вавочки, пикантной, еще хорошенькой своей Вавочки, еще горячей и искренней заговорил, что он всегда любил Вавочку, знал одну только Вавочку в эти двенадцать лет; он пожалел о бедных детях без отца и, увидав, что растроганная Вавочка жадно внимает его речам и, вся заалевшая, с полуоткрытыми устами, смотрит на него нежным прощающим взглядом своих больших влажных глаз, – понял, что теперь можно броситься к ногам Вавочки и получить ее полное помилование, несмотря на все свои вольные и невольные прегрешения.

Notes