АНТУН МИЛЛЕР:
      "Мы с отцом были в огороде. Наш дом находился по соседству с мельницей "Цереале". Вдруг мы услышали крики и собачий лай.
      Через щель в заборе мы увидели бегущего из лагеря мальчика 10-11 лет, за которым гналась овчарка. Собака догнала ребенка, впилась в него зубами и вырвала кусок мяса. Он кричал, плакал и бежал. Во дворе собака вновь догнала его и вырвала зубами еще кусок мяса.
      Это заметил один из усташей и, схватив ребенка за руку, потащил в помещение склада. Потом мы услышали, как ребенок кричал и звал на помощь, но все тише и тише, пока совсем не умолк. Все это видела мать ребенка. Когда он кричал в здании склада, мы слышали также лай собаки и звук гармошки, на которой играл усташ Рупчич. Все это продолжалось около часа".
      ЮРАЙ КЕЗИЧ:
      "...18 июня 1942 года я снова поехал в Джаково, где мне надо было провести дезинфекцию вещей и помещений. Фела Папо, заключенная родом из Сараева, рассказала мне о том, как усташи издевались над пожилой женщиной, которая должна была вырывать золотые зубы у умерших женщин и отдавать их усташам. Когда умерла ее тетка, женщина отказалась вытаскивать у нее зубы.
      Усташи долго били ее, а потом закрыли в сарае во дворе. Ей связали руки и ноги и всунули горящую свечу в промежность. Вскоре она умерла от ожогов..."
      В лагере было много красивых девушек и молодых женщин. Усташи отобрали самых красивых и распределили их на работу по обслуживанию руководства лагеря, в медпункте, по проведению дезинфекции. При этом они принуждали их к сожительству. Согласно показаниям свидетелей, там находилось 19 евреек и 2 сербки. При ликвидации лагеря, в июле 1942 года, все они были убиты усташами.
      В июне 1942 года усташи начали эвакуацию лагеря, которая происходила с 15 июня по 5 июля, тремя партиями, каждая около 800 человек.
      По показаниям свидетелей, женщин и детей отправляли в Ясеновац и в Градине убивали.
      В настоящее время установлено, что на кладбище в Джаково похоронено 516 жертв из лагеря. Около 2400 еврейских женщин и детей из лагеря Джаково погребены где-то в районе Ясеноваца.
      Евреев из Осиека и его окрестностей пощадили и не подвергали массовому интернированию вплоть до июня 1942 года.
      ТЕНЬЕ. В июне 1942 года в Осиек прибыл известный своей жестокостью Иван Толь, которому было поручено осуществить тотальную "чистку" евреев. В течение двух дней при содействии усташей, полиции и натурализованных немцев все евреи были арестованы и переправлены в местечко Тенье.
      Поселок в Тенье построили евреи из Осиека на свои средства и своими руками. Усташские власти пообещали им, что в Тенье будет гетто, где они будут жить на свободе. Чтобы придать обману видимость правдивости, они дали еврейской общине письменное подтверждение, зафиксированное в протоколе о переговорах относительно строительства поселка Тенье.
      Через несколько дней были арестованы все евреи из близлежащих городов Доне-Михоляца, Слатины, Нашицы, Джаково...
      Таким образом в Тенье и в помещении фабрики "Мурса Милл", которая использовалась для размещения престарелых и больных, было собрано около 3 тыс. человек, в том числе женщин и детей.
      14 августа 1942 года в Тенье прибыл эсэсовский офицер из Загреба, по его указанию в течение 24 часов была скомплектована первая партия, состоявшая из 1 тыс. человек, из них около 700 - дети.
      Такое количество детей в первой партии объясняется тем, что эсэсовец, видя, как евреи пытаются спасти их, приказал собрать всех детей и включить в первую партию, которая 15 августа была отправлена в Освенцим.
      После этого в лагерь Тенье прибыл распорядитель работ из лагеря Ясеновац, усташский подполковник Пицилли. Он выступил перед заключенными с речью, в которой призывал ремесленников и квалифицированных рабочих не ехать в Германию, а добровольно согласиться на переезд в Ясеновац, куда они смогут прибыть вместе с семьями. Он обещал, что там они будут спокойно жить и работать до окончания войны.
      Несмотря на прежний горький опыт, узники лагеря поверили этому преступнику. Многие добровольно изъявили согласие поехать в Ясеновац. Их количество так и не удалось установить.
      Вторая партия узников была отправлена из Осиека в лагерь Ясеновац 18 августа 1942 года. Там они разделили участь остальных узников: оттуда не вернулся никто.
      22 августа 1942 года была отправлена третья партия, чем завершилась депортация евреев из Осиека и его окрестностей.
      Кроме евреев, состоявших в смешанных браках, в Осиеке осталось всего 2 или 3 еврея, которые сумели скрыться или про которых усташи забыли.
      Заключенных пригнали на вокзал и погрузили в вагоны для скота. В последние два вагона поместили стариков и больных.
      В Ясеноваце вагоны отцепили. Тех, кто в них был, никто больше никогда не видел.
      Остальные вагоны с узниками были отправлены в Лобоград. Они прибыли туда 24 августа 1942 года, все узники были отданы в распоряжение культурбунда. Часть заключенных сразу же включили в уже подготовленную для отправки в Освенцим партию. Большая часть узников оставалась в Лобограде до отправления в Освенцим 30 августа 1942 года.
      Из 3 тыс. евреев, отправленных в августе 1942 года из Осиека в Освенцим и Ясеновац, вернулось всего 10 человек.
      ЯСЕНОВАЦ. Ясеновац находится вблизи впадения Уны в Саву, на железнодорожной линии Загреб - Белград. До оккупации население города было в основном сербским. Усташи уничтожили большую часть жителей, а в городе разместили усташский гарнизон.
      Первые партии заключенных, состоявшие главным образом из евреев и сербов, были доставлены усташами летом 1941 года в село Крапье, расположенное примерно в 12 километрах от Ясеноваца. Здесь узники построили лагерь, получивший название "лагерь-I".
      По мере увеличения числа заключенных на реке Струг, между Ясеновацем и Крапье, был основан "лагерь-II".
      Заключенных заставили обнести оба лагеря колючей проволокой, построить сторожевые вышки, бараки, кухни, а также земляные валы вокруг лагерей, так как реки Струг и Сава, разливаясь, затопляли окрестности.
      Возведенные на скорую руку земляные валы не выдержали наводнения, вызванного дождями в ноябре 1941 года, и в середине ноября усташи ликвидировали лагеря - I и II и создали новый, получивший название "лагерь-III".
      "Лагерь-III" располагался непосредственно с восточной стороны Ясеноваца, на территории бывшего кирпичного завода. С восточной, северной и западной сторон он был обнесен трехметровым забором, а южной его границей служила река Сава.
      На территории этого лагеря, кроме бараков для узников, находились также здания, в которых размещались администрация лагеря, мастерские и склады.
      Главный склад служил местом, куда усташи доставляли ночью свои жертвы, раздевали их догола, связывали им руки за спиной, соединяли попарно проволокой и перегоняли в Граник - пристань, через которую доставлялись по воде грузы для Ясеноваца. Здесь, на берегу Савы, усташи убивали свои жертвы кувалдой или молотком, распарывали им животы, привязывали к рукам груз и сбрасывали в реку.
      Колокольня - так назывался небольшой барак, который усташи использовали для пыток своих жертв. Сюда запирали узников, поступавших в лагерь в 1941- 1942 годах. Здесь они сутками ждали, пока им найдут место в бараках или уничтожат.
      Все здания лагеря были окружены колючей проволокой. В северо-восточной части находился огромный пустырь, тоже обнесенный колючей проволокой, на котором усташи создали весной 1942 года лагерь под открытым небом. Он был назван "лагерь III-C".
      В самом городе Ясеновац, на улице Деметровой, находился "лагерь-IV". Здесь размещались огражденные несколькими рядами колючей проволоки промышленные цеха по переработке и сушке кожи. Этот лагерь узники назвали "кожевенный завод".
      Перед бегством усташи, чтобы замести следы своих преступлений, заминировали и подожгли все бараки, здания в лагерях и почти все дома в Ясеноваце.
      В течение четырех лет в Ясеновац партия за партией прибывали узники, кто в железнодорожных вагонах, кто в грузовиках, а кто пешком. Не проходило и недели, чтобы большие или меньшие группы узников не собирались перед зданием комендатуры, где усташские конвоиры передавали их коменданту лагеря или его заместителям.
      Прием в лагерь каждой новой партии узников был организован таким образом, чтобы с самого начала внушить им страх и ужас. Поэтому уже по прибытии в лагерь их связывали, избивали, а зачастую и убивали одного или несколько узников.
      Затем начинался грабеж. Усташи отбирали у заключенных все, что у них было. При этом каждый из них должен был поклясться, что он сдал все деньги, все ценные вещи и письма и ничего не утаил.
      За малейшее нарушение этого требования, случайное или преднамеренное, усташи наказывали смертью.
      ХИНКО ШТАЙНЕР:
      "...Вместе со мной в лагерь 18 сентября 1941 года прибыл старик по имени Полёкан. Не успел он сдать свои личные вещи и заявить, что у него ничего больше нет, как усташи обнаружили у него небольшую сумму денег, зашитую в пальто. Любо Милош тут же на виду у всех дважды ударил его ножом в грудь, и старик упал замертво.
      Сдав все вещи и заявив, что они ничего не утаили, узники раздевались догола. После этой процедуры их направляли группами по выделенным для них баракам. В тех случаях, когда в бараках не хватало места, они ночевали на территории лагеря под открытым небом.
      Тех арестованных, которых усташи доставляли в Ясеновац, чтобы ликвидировать, они держали часами, а то и днями голыми и босыми в здании главного склада или в туннеле, либо же под открытым небом, прежде чем отвести в Граник или в Градину, где их убивали.
      Питание, как и всюду в усташских лагерях, было скудным и недоброкачественным. Хлеб давали нерегулярно. Случалось, что узники месяцами не получали ни крошки хлеба".
      ДЖУРО ШВАРЦ:
      "...Голод свирепствовал все сильнее. Ежедневно умирало около 20 человек. Умерших уносили по шоссе вдоль лесопильного завода на кладбище. Кладбище? Это были просто ямы, забитые голыми телами, слегка присыпанными землей. Захоронения не были обозначены крестом, и по ним ходили. Остальные "кладбища", подобные тем, что возле озера, были уже заполнены. Все захоронения были массовыми... На сербской стороне двора лагеря появлялось все больше скрюченных, ничем не покрытых трупов. Это было результатом "естественной" смерти от голода.
      Заключенные спали в бараках, каждый из которых представлял собой огромное деревянное помещение длиной 24 и шириной 5 метров.
      В середине барака был проход, а слева и справа от него находились боксы, в которых могло поместиться по 5 человек. Когда прибывала новая партия заключенных, усташи набивали ими боксы до отказа и людям приходилось лежать друг на друге.
      Заключенные лежали на голых досках, без соломы, укрывались легкими одеялами. Принимая вновь прибывших узников в лагерь, усташи отбирали у них хорошие одеяла и давали им старые и ветхие. Врачами и медсестрами были сами узники, они старались помочь своим заболевшим товарищам. Поскольку у них не было почти никаких медицинских инструментов и лекарств, помощь, которую они могли оказать, была незначительной.
      В результате тяжелобольные быстро умирали, а если наступление смерти задерживалось, усташи, ворвавшись ночью в больницу, выгоняли больных на улицу, уводили их в Граник или в Градину и убивали.
      ...От холода, голода, недостатка витаминов с людьми происходили странные явления. У некоторых отекали колени, ноги теряли естественную форму. У других ухудшалось зрение, иные слепли, их лица покрывались старческими морщинами, зубы чернели... Появлялись волдыри на ногах, которые постепенно вскрывались и кровоточили, пока человек не умирал. Кишечными расстройствами страдали все в лагере. И если их не удавалось приостановить в течение первых дней, то неизбежно наступала смерть...
      ...Барак № 3 назывался "больницей". Как только войдешь внутрь этого барака, в нос ударял трупный смрад. Трупы лежали вперемешку с умирающими, еще живыми людьми. С трудом можно было сразу отличить живых от мертвых, ибо мертвецы лежали с открытыми глазами, как живые, а живые лежали неподвижно, как мертвые. Более подходящим названием было бы не "больница", а "морг". Усташи не оставляли в покое и тех, кто умирал. Они стаскивали их со смертного одра, грузили на машины, отвозили в лес, где убивали. Каждый стремился, насколько это было возможным, не попадать в "больницу", так как самым большим желанием всех узников было умереть естественной смертью. Но поскольку оставаться днем в других бараках запрещалось, то немощным узникам не оставалось другого выхода.
      Первые узники лагерей-I и II строили бараки и возводили насыпи, которые должны были обезопасить лагерь от наводнений Струга и Савы. Во время работ усташи избивали узников палками и прикладами, подгоняли их, требуя быстрее поворачиваться - копать землю и носить на насыпь. Если кто-нибудь ослабевал и падал от усталости, его тут же добивали. Из нескольких тысяч узников лагерей-I и II после их ликвидации в лагерь-III прибыло только несколько сот.
      Узники лагеря-III работали на его территории и за ее пределами. В лагере были мастерская по изготовлению цепей, кирпичный завод, хлебопекарня, электростанция, лесопильня и подсобное хозяйство. Работали не менее десяти часов в день, без отдыха, поскольку все, что здесь изготавливалось, было крайне необходимо армии оккупантов и усташам. Узники также занимались разгрузкой и погрузкой железнодорожных вагонов, грузовиков и пароходов на реке Саве. Усташские надзиратели ходили по мастерским и придирчиво следили за тем, чтобы никто не отлынивал от работы, не задерживался слишком долго в туалете, работал без перерывов.
      Если же усташу казалось, что кто-то из узников "саботирует работу", он избивал или убивал его.
      Врачи нередко рекомендовали освобождать от работы больных, старых и немощных, но усташи, особенно подполковник-инженер Пицилли, распорядитель работ в лагере, не очень-то обращали внимание на такие рекомендации. Некоторые усташи получали особое удовольствие от того, что заставляли работать больных, безжалостно их избивая и угрожая пистолетом.
      Работа за пределами территории лагеря заключалась в возведении ограды из колючей проволоки, строительстве малой и большой насыпи, большой стены, многочисленных блиндажей и оборонительных сооружений вокруг лагеря, трудились на лесозаготовках, в поле, в подсобном хозяйстве или же в соседнем Ябланце. Усташи-конвоиры с помощью прикладов, ножей и огнестрельного оружия заставляли узников работать не покладая рук. Много тысяч заключенных погибли при этом. Часто случалось, что целые группы узников не возвращались в лагерь с этих работ.
      Любое свободное времяпрепровождение, попытки отыскать что-либо съедобное в отходах пищи возле кухни, любая жалоба на плохое обращение или скудное питание рассматривались как тяжелый дисциплинарный проступок, который усташи наказывали самым строгим образом. Они избивали заключенных палками, колами, ремнями, прикладами, сбивали их с ног и топтали ногами, а очень часто, вынув пистолет или нож, убивали. Случалось, что какое-нибудь "должностное лицо" разрешало тому или иному узнику сделать чтонибудь или же взять, как тут же другой усташ безжалостно наказывал его.
      Наказывали обычно публично, при этом должны были присутствовать все узники. За более тяжелые "нарушения" их наказывали арестом.
      ...Однажды усташи схватили кровельщика Филиппа Штайна, который спрятал еду в укромном месте. Чистая случайность помогла ему спастись. Но в тюрьме он так состарился, будто пробыл там несколько лет, а не три-четыре дня. Тюрьма меняла выражение лица у всех, кто пробыл в ней хотя бы 24 часа. Филипп Штайн рассказывал мне, что Матиевич бил его по голове, а Милош клещами рвал кожу. Когда же он машинально в ответ на удары поднял руки, чтобы защитить себя, Милош навел на него пистолет, сказав, что пристрелит его, если он только шевельнется. Он вынужден был поднять руки вверх и смотреть в дуло пистолета, а Матиевич избивал его, нанося удары в пах и по голове.
      "Можете поверить, я не ощущал ударов, поскольку смотрел только на пистолет",- рассказывал мне впоследствии Штайн. Кроме него, в тюрьме находилось еще 53 узника - в основном интеллигенты. Им жгли ноги и руки. Их конечности совсем почернели. Спустя полчаса после выхода из тюрьмы все они были уничтожены. На следующий день Милош в разговоре со Штайном сказал, что тот будет работать в административном здании лагеря. И хотя еще вчера он избивал его почти до смерти, разговаривал теперь так, будто бы ничего не случилось. Более того, угостил его сигаретой. Когда Штайн рассказывал об этом, его глаза застилали слезы".
      ЙОСИП РИБОЛИ:
      "...Когда лагерь переполнялся, усташи принимались за ликвидацию части узников. С этой целью вечером или ночью их выстраивали, после чего Маричич проводил осмотр, переходя от одной группы к другой, освещал фонариком лица заключенных, спрашивая, кто откуда. Если Маричич таким образом не набирал требуемого числа жертв из тех районов страны, которые ему были не по нраву, тогда он дополнял группу смертников теми, кто чем-либо вызвал его недовольство.
      Такой отбор длился несколько часов... Маричич расхаживал вдоль выстроившихся узников в сопровождении подчиненных, по нескольку раз возвращался к одной и той же группе, получая удовольствие от мучений заключенных.
      Отбор узников с целью отправки на "работу в Германию" усташи считали "шуткой", развлекались, наблюдая, как жертвы добровольно вызываются, не зная, что их посылают на верную смерть".
      Свидетель ОТТО БРАЙЕР рассказал о судьбе тех, кто согласился на отправку в лагерь в Джаково:
      "...Усташи загоняли узников в грузовики и приказывали сесть или присесть на корточки. После этого грузовик накрывали брезентом, в кузов заскакивали 5-6 усташей, которые принимались топтать узников ногами и избивать прикладами. Такое издевательство усташи называли "отдыхом в Джаково".
      МИЛАН ДЖУЗЕМЛИЧ:
      "...Меня привезли в лагерь на рождество в 1943 году и бросили в камеру-одиночку, в которой я просидел 22 дня. Усташи измывались надо мной, применяя различные пытки: прижигали ступни, загоняли иглы под ногти, избивали проволокой, обтянутой резиной, клали на грудь доску и прыгали по ней. Они резали меня ножами, отчего на теле остались большие шрамы. Ни на минуту не стихали стоны и крики о помощи, доносившиеся из других камер-одиночек. Позже я узнал, как усташи мучили заключенного Джогаша Йосипа: привязав его руки к ногам, они катали его, как клубок, по гвоздям, вбитым в доску. Сертича Джуро усташи пытали следующим образом: срезали мясо с бедер и клали соль на раны.
      В декабре 1944 года я видел, как забавлялись Лубурич, Маткович, Любо Милош, Сойчич и Кордич: они раздели догола девятнадцатилетнюю девушку Марицу Лончаревич из села Плесма, положили на землю, раздвинули ей ноги и стали прижигать сигаретами половой орган, стряхивая туда пепел.
      Я был свидетелем того, как один усташ во время уничтожения в лагере детей подбросил годовалого ребенка в воздух, а другой поймал его на штык..."
      Целые группы узников или лиц, отправляемых в Ясеновац с целью ликвидации, усташи убивали в месте под названием Граник или в окрестностях сел Градина и Уштице, расположенных на боснийской стороне напротив Граника.
      ЙОВАН ЖИВКОВИЧ:
      "...Иногда это продолжалось всю ночь. Жертвы ожидали своей очереди в главном складе, в каком-нибудь другом помещении или под открытым небом. Перед тем как увести узников, усташи заставляли их раздеваться догола. После этого, связав каждому руки проволокой за спиной, гнали в Граник. Здесь узников ставили на колени, привязывали к их рукам тяжелую железную болванку. Затем усташи ударяли жертву кувалдой, молотком или обухом по голове, живот часто распарывали ножом и сбрасывали труп в Саву..."
      Вначале усташи сами убивали людей в Градине и Уштице, а начиная с 1942 года заставляли заключенных цыган помогать им в этом.
      ЭГОН БЕРГЕР:
      "С декабря 1941 года я работал в лагере Ясеновац в качестве могильщика и ежедневно вместе с другими могильщиками закапывал около 200 трупов. Убийства совершались следующим образом: пока мы копали ямы площадью до восьми квадратных метров, усташи во главе с поручиком Муйицей убивали связанные проволокой жертвы ударом молота в висок. Убивали также ударом топора по шее, загоняли деревянные колья в рот, вбивали через рот гвозди в подбородок.
      Иногда усташи спрашивали, нет ли среди обреченных родственников. Когда же выяснялось, что таковые имеются, они заставляли их убивать друг друга. Случалось, что брат убивал брата, отец сына, дочь мать. Многим из кожи на спине вырезали ремни. Я был свидетелем того, как Муйица, вырезав одному из узников ремни на спине, сделал уздечку и, одев ее, погонял его, держась за ремни, как за вожжи. Молодые усташи отрезали узникам носы и уши, а потом хвастались, что они якобы убили в бою партизан и отрезали им носы и уши. Отрезанные носы они нанизывали на шнурки и носили в карманах.
      Если при осмотре усташи обнаруживали, что у жертвы есть золотые зубы, то тут же извлекали их ножами".
      ЯКОБ ФИНЦИ:
      "Я работал в качестве могильщика на лагерном кладбище только десять дней. За это время мне приходилось закапывать трупы, обезображенные, покрытые синяками, без голов, без рук, без пальцев на руках и ногах, с размозженными головами, с гвоздями, забитыми в грудь, с отрезанными членами. В течение десяти дней вместе с напарниками закопал около 3 тыс. трупов. Среди них узнал трупы пяти могильщиков, убитых усташами".
      ФРАНЬО КОСИН:
      "Накануне рождества 1944 года я был свидетелем того, как в 11 часов около 40 голых женщин и детей было угнано из лагеря в Граник, где Лубурич перерезал им ножом горло, а Прпич распарывал животы, после чего их бросали в Саву.
      Другой раз я видел, как вешали 35 узников, среди которых была и одна женщина, находившаяся в лагере вместе с пятью маленькими детьми. Когда ее вешали, дети, рыдая, держались за ее юбку. Но Пицилли так сильно ударил ногой шестилетнюю девочку, что у нее треснул череп".
      АНДРИЕ КАТАЛИНИЧ:
      "Работая парикмахером в лагере, я часто ходил на стройку и видел, как усташи избивали рабочих дубинками. Тех, кто падал замертво, тут же зарывали в насыпи. Однажды я услышал, как пожилой усташский охранник по имени Йозо хвастался, что ему доставляет истинное наслаждение убивать ножом детей партизан и что он забавы ради каждый вечер убивает по 10-20 детей".
      Начальники лагерей часто практиковали избиение невинных узников в качестве кары за какое-либо "тяжкое нарушение", совершенное в лагере.
      ЙОСИП РИБОЛИ:
      "Майсторович, Полич и Маричич соревновались в том, кто кого перещеголяет. Они заставляли узников становиться на колени, упираясь лбом в пол, после чего стреляли из пистолета им в затылок. Если узник сразу не умирал, то кто-либо из них тут же вынимал нож и перерезал ему горло. Однажды усташский прапорщик Матиевич облизал теплую кровь с лезвия ножа. Это было настолько отвратительно, что узники отвернулись, закрыли глаза, чтобы не видеть этого".
      В лагере была виселица. Повешенные висели по нескольку дней. Одно время действовала также и печь, построенная по приказу Пицилли. В ней усташи сжигали мужчин, женщин и детей. Свидетели утверждают, что в Ясеноваце имелся пресс, с помощью которого усташи раздавливали узников, а также пилы, которыми они распиливали живых людей.
      МАТО САЛИНА:
      "...От бывших узников-очевидцев я узнал о таком случае. Усташи распороли живот беременной женщине и вынули плод; после этого, разрезав живот другой, небеременной женщине, они затолкали его туда. Помню усташа Хорвата Мате, который, напившись, искал жертву для изощренных пыток, придумывая каждый раз новые и новые. Я своими глазами видел, как усташи, положив узника на наковальню, били его молотками, как это делают кузнецы, до тех пор, пока он не скончался".
      Одной из наиболее страшных пыток со смертельным исходом было мучение голодом, с помощью которого усташи ликвидировали всех узников лагеря III-C. "Колокольня" была специально предназначена именно для такого рода пыток. Это был небольшой барак без окон со стеклянными дверями, так что с улицы можно было видеть все, что там происходит. Сюда усташи заточали жертвы, которым они не давали ни еды, ни воды в течение нескольких недель. Страдания узников были ужасными. Из барака доносились крики: "Лучше убейте нас!" Усташи, особенно Маткович и Вица, разгуливая вокруг "колокольни", только посмеивались, испытывая удовольствие от мучений узников.
      МАТКО ДЕВЧИЧ:
      "После пребывания в течение определенного времени в "колокольне" узников угоняли на расстрел. Они выходили почти поголовно в синяках от побоев, с кровоподтеками, с оторванными или отрезанными ушами".
      Векослав Лубурич по кличке Макс был командиром отряда охранников, в непосредственном ведении которого находились концентрационные лагеря, а именно: Ясеновац, Стара-Градишка, Джаково... Он подчинялся Павеличу и Артуковичу. Из его отряда, состоявшего из матерых усташских преступников, назначались коменданты и другие руководители лагерей.
      Лубурич приезжал в Ясеновац два-три раза в месяц и проводил там несколько дней, но и за это короткое время он успевал совершить много преступлений. Узники содрогались, узнав о его приезде в лагерь.
      Заключенные цепенели от его приказов, которые он отдавал при приеме в лагерь новых партий узников, от его криков и ругательств, сопровождающихся избиением кулаками и прикладами, выстрелами из пистолета, ударами ножом. Совершая обход лагеря, он выискивал факты нарушения "лагерной дисциплины", внимательно присматривался к узникам, выявляя плохо работающих, ослабевших, старых и больных, примечая голодных, роющихся в пищевых отходах, запоминая тех, кто не поприветствовал его в установленном порядке.
      9 октября 1942 года Лубурич в торжественной обстановке вручил в Ясеноваце золотые и серебряные медали усташам, награжденным Павеличем за "заслуги". На банкете, устроенном по этому случаю, Лубурич, напившись, как и все остальные "должностные лица", произнес речь, в которой, по рассказу одного свидетеля, заявил буквально следующее: "Таким образом, в этом году здесь, в Ясеноваце, мы убили больше людей, чем Османская империя за все время господства турок в Европе".
      Первым заместителем Лубурича был Ивица Маткович. Он был таким же кровожадным изувером, как и Лубурич, и получал удовольствие, продляя муки узников, издеваясь над беспомощными жертвами.
      Третьим в лагерной иерархии был герцеговинец Любо Милош.
      МИЛАН ФЛУМИЯНИ:
      "...Не успели мы - 17 человек - прибыть в лагерь Ясеновац, как усташи принялись избивать нас прикладами. После этого нас погнали к кирпичному заводу. Там перед Любо Милошем уже были построены две группы узников. Мы были третьей группой.
      Обращаясь к Любо Милошу, Маричич спросил: "Кого будем расстреливать первыми?" Тот ответил ему: "Тех, кого больше". И они направили двух автоматчиков в сторону 40 узников из первых двух групп и всех их расстреляли.
      Затем Маричич спросил стоявшего первым в нашей группе узника, за что его сослали сюда; услышав, что вина его в том, что он родился сербом, Маричич убил его на месте. Потом, вызвав еврея - адвоката Лауфера из Загреба спросил его, кто он по профессии. Когда тот ответил, Маричич, подозвав его поближе, сказал: "Адвокатов я люблю",- и тут же застрелил его".
      ЙОСИП РИБОЛИ:
      "...В припадке бешенства он вскакивал на коня и гонял на нем рысью по территории лагеря, стреляя в не успевших спрятаться узников. У этого усташского преступника в административном блоке лагеря была специальная комната, оборудованная под медпункт. Когда в лагерь прибывала новая партия евреев, Милош, облачившись в белый халат врача, приглашал к себе на медосмотр каждого из вновь прибывших, нуждавшихся в медицинской помощи. Впуская их по очереди, он ставил их к стенке и, нанеся сильный удар ножом в горло, разрезал живот. Он называл эту "операцию" "ритуальной резней жидов" и очень гордился ею".
      И все же, что касается кровожадности, то всех превзошел монах Мирослав Филипович-Майсторович, бывший одно время комендантом лагеря-III, а затем лагеря в Стара-Градишке. Филипович был францисканцем. Он прославился во время массовой резни сербов, учиненной усташами в окрестностях Баня-Луки, особенно в селе Грачаница летом 1941 года. В первой половине 1942 года он прибыл в Ясеновац, где очень скоро стал усташским сотником, а в декабре 1942 года - комендантом лагеря-III.
      Риболи рассказал о Майсторовиче следующее:
      "...Просто невероятно, насколько этот монах был кровожадным, настоящий кровопийца. Если о Матковиче и Милоше уже по одному внешнему виду можно было сказать, что они из себя представляют, то Майсторович выглядел исключительно обходительным и доброжелательным. Но когда он принимался за резню, то по кровожадности его трудно было превзойти. Он длительное время был главным экзекутором во время массовых уничтожении в Градине. Отправляясь на "работу" с вечера, Майсторович обычно надевал зеленый комбинезон. Возвращался он к утру весь в крови. Никто из усташских убийц, участников массовой резни в Градине, не мог так долго выдержать эту "работу", как монах Майсторович... Я своими глазами видел следующую картину: Майсторович обедал, сидя за одним из накрытых столов перед административным зданием и офицерской столовой. Это делалось специально, чтобы голодные узники могли видеть, как хорошо питаются усташские бандиты. Помню, что помимо всего прочего на столе перед ним был зеленый салат. Вдруг к нему подошел усташ и что-то сказал. Майсторович что-то ответил. Усташ ушел к лагерным воротам и некоторое время спустя подвел к Майсторовичу какого-то узника. Майсторович, преспокойно отложив в сторону вилку и нож, вынул пистолет и, не говоря ни слова, застрелил несчастного. И тут же продолжил как ни в чем не бывало свой обед, приказав лишь усташу: "Позови могильщика!""
      ТОМО КРКАЧ:
      "...В период моего пребывания в Ясеноваце я часто был свидетелем того, как Майсторович во время общих поверок собственноручно расстреливал узников. У него имелся резиновый шланг, через который он, приставляя его к кровоточащей ране жертвы, время от времени сосал кровь, приговаривая: "Хочу напиться коммунистической крови".