Книппер, моя жена, дети и Сулер кланяются Вам.

Москва Вас помнит и ждет.

Недавно M. Allain 3приезжала в Москву и дала здесь вечер, не имевший никакого успеха.

Глубокоуважаемая и дорогая Любовь Яковлевна!

Конечно, дам свою статью Вам, если мне удастся ее написать, а это весьма и весьма сомнительно 2. С радостью повидаюсь с Вами и поговорю. Есть много нового. За статью спасибо. Прекрасно!

Раньше субботы меня не выпустят. В субботу живым или мертвым должен быть в Петербурге. Репетиции, проба грима, общая проверка – все сорвалось. Остается уповать на бога, тем более что на свои силы не рассчитываю, так как совершенно обессилел от непосильной работы. Страшно подумать. С понедельника я начинаю играть ежедневно и по два раза в день.

Четверг

12 мая 910, СПб.

Спасибо за телеграмму. Стало одиноко после твоего отъезда 1. Вчера ужин сошел благополучно, пожалуй, было даже тепло и уютно. Коонен задержала, и мы опоздали на полчаса, это вышло неловко.

Почему-то больше всех радовался Сергей Митрофанович 4и даже прослезился, должно быть, от умиления, так как в тексте ничего не было. Он дал мне первый приз застольного оратора и составил прилагаемый протокол.

…Вернулись домой в 6 ч.

Обнимаю тебя, бабушку, Киру, Игоречка.

Прощай, голубка.

13/VII. 1910 г.

Простите, что пишу на клочке. Нет бумаги. Издержался. Послал телеграмму. Отпуска от меня не зависят. Немирович в Ялте – гостиница "Россия". Он писал, чтобы, без всяких исключений, все были на местах к 1 августа.

Вы интересуетесь "Гамлетом". Если это так, – сердечно радуюсь.

Хотите помочь по костюмам – буду рад.

Словом, выбирайте, что Вам по душе.

Целую Ваши ручки. Не пишу много, так как нахожусь в трансах. Ни уехать из Ессентуков, ни оставаться здесь – невозможно. Игорь вторую неделю лежит в кровати. Опять желудок.

Глубокоуважаемая и дорогая

Ваше письмо пришло в момент сборов к отъезду; поэтому жена просила меня ответить за нее. Все уехали в Кисловодск и вернутся поздно вечером.

Целую Ваши ручки и остаюсь навеки Вашим неизменным почитателем 1.

1910-18 июля

27 VII. 910 г. Кисловодск

Поздравляю Вас с началом 1 .Дай бог нам никогда не разлучаться. Мне очень досадно, что я теперь не в театре. При мне Вам не было бы так одиноко. Вас, конечно, пугает и то, что мы с Вами не занялись летом. Судьба почему-то не хотела этого. Когда я мог работать, у Вас был больной на руках. Когда Вы освободились, меня связал по рукам Игорь. Он с 20 июня сильно хворает. Весь мой отдых ушел на лечение, на докторов и на мелкие домашние заботы. Я фаталист и верю, что это все было нужно для чего-то. Вот почему мои телеграммы были путаны. Мы сами не знали, куда толкнет нас судьба. В день отъезда в Сочи Игорь серьезно захворал: обострившийся колит с лихорадкой, и сейчас он лежит в кровати в Кисловодске (Дундуковская улица, дом Ганешина).

Вместе с Марджановым самостоятельно размечайте куски, разметив, сверьте с моим экземпляром и недоразумения отметьте и запишите, потом начните вместе с Марджановым отмечать куски по желаниям. Марджанов, кажется, понял несложный секрет этой работы, и если будут недоразумения, то небольшие. Я бы сказал, что и Сулер может помочь этой работе. Конечно, он может, и даже очень. Но тут я осторожен. Не знаю степени остроты самолюбия Марджанова. И Вы будьте осторожны, чтобы не задеть еще не испытанного самолюбия. Выйдет складно – поговорите и с Сулером.

До меня будет черновая работа. Запишите и поймите все.

У актеров есть привычка внимательно следить только за замечаниями одной своей роли. Вы лучше меня знаете, что это ошибка. Было бы очень важно, чтобы Вы почувствовали всю постановку в целом, весь замысел Крэга во всем большом полотне всего "Гамлета". Тогда, сама собой, станет понятна и та часть, которая уделяется Вам. Это большая работа – проследить всю пьесу, так как она берет много времени, но Вы увидите, насколько она важна и как она помогает справиться с целым, т. е. со всем ансамблем.

Помните, что в театре есть четыре чистых отношения к самому делу: жена, Москвин, Стахович и я (отчасти Сулер, но его тянет к земле). Есть еще очень компетентный человек – Немирович. Есть порядочные, чистые люди, любящие театр, но не очень тонко понимающие его цели: в числе их Книппер, Савицкая и др. Есть и просто обыкновенно хорошие люди – ремесленники своего дела. Есть и милая зеленая молодежь, еще не определившаяся. Остальное – толпа – фон – бараны. Таких в Художественном театре – 6-7 человек. С ними можно столковаться, а с остальными надо бороться. На эту борьбу я Вас и приглашаю. Если Вы будете стремиться к настоящей, художественной цели – более ярого и энергичного, чем я, помощника Вы не найдете. Если наши цели разойдутся – тогда я сделаюсь бессильным и ненужным Вам. Войдя в театр, с первого шага не старайтесь быть скромнее, чем Вы есть, не старайтесь быть и смелее, чем Вы есть. Будьте тем, что Вы есть. Актеры – народ чуткий. Их не обманешь. Их можно взять только настоящей простотой. Весело – так весело, скучно – так скучно. В смысле этики и дисциплины – Вы молодец и подтянете других, которые очень распустились. Дай бог. Будьте спокойны и не нервитесь понапрасну. 2 и 3 августа буду усиленно думать о Вас. Целую ручки, Вл. Ал. поклоны.

Дорогой Сулер,

Раз что Марджанов ведет общие репетиции, Вы поймете, что нельзя затрагивать его самолюбие, поэтому, чтобы приготовить Вам ход, я пишу ему.

После костюмов мы с Вами должны навалиться на Качалова и Гзовскую, пока Марджанов слаживает общий ансамбль.

Игорь очень болен, и мы проводим тревожные дни.

353. Из письма к О. И. Сулержицкой

354. Л. А. Сулержицкому

Милый Сулер, Костя лепит короля для "Гамлета" 1(единственное занятие, разрешенное ему Васильевым), а я пишу под его диктовку, но прежде всего должна сказать Вам, что, прочитавши Ваше письмо два раза и подумавши над ним целую ночь, целиком, без пропусков, отдала его Косте, так как решила, что он должен знать все, что там написано.

Я все еще лежу, и это приводит меня и всех обитателей в ужас; если мое поправление пойдет и дальше таким же ходом, то можно будет пролежать, пожалуй, и до января (смешанный стиль: диктующего и пишущей). Я было встал, погулял по комнате, и, очевидно, преждевременно, потому что у меня начались перебои сердца и какие-то ощущения в нем, мою прыть укротили и меня опять уложили в постель, где я лежу и по сие время.

Вчера приехал племянник Шура Алексеев, но завтра уже уезжает, такие визиты не в счет.

Теперь буду отвечать на Ваше письмо, за которое мы оба шлем самые горячие благодарности; Вы единственный поддерживаете наши отношения с Москвой. Что значит получать письма на чужбине – Вы знаете не хуже нас.

Режиссеры театру нужны, режиссеров, кроме тех, которые находятся в нашем театре,- нет; нет даже намека на их появление; на стороне остались только два режиссера: Марджанов и Санин, их мы должны подобрать и воспитать, воспитать для себя же. Не Вы ли говорили, что с приходом Марджанова многое скучное от Вас отпадет, и это действительно так. Марджанов нужен для черной работы, и он трудоспособен. Все это, казалось, не дает еще права поручать ему параллельные спектакли, когда есть в театре более его достойный, но разве я в течение многих лет не предлагал того же самого дела Вам, Лужскому, Москвину, Александрову? Разве Лужский не показал своей несостоятельности на первой же пробе? А спектакли Румянцева и Москвина – чем они кончились? А несостоятельность Александрова разве нужно доказывать? 4А разве Ваше здоровье позволяет Вам взяться за это дело? Кому же поручить это дело, как не Марджанову; он ищет побольше работы, он энергичен, он театральный человек.

Говорю Вам все это с самыми теплыми и любовными чувствами; для меня, для Вас и для дела весьма важно, чтобы деятели шли рука об руку. Если Вы поссоритесь с режиссерами, будет очень трудно для меня, вредно для дела и нехорошо для Вас. Поэтому о Марджанове мы еще договоримся на следующий раз, а теперь, чтобы письмо не вышло сухо и деловито, перехожу к другим темам.

Спасибо за помощь Гзовской, очень ценю Ваши труды, но жалею, что занятия происходили так поздно ночью. Напишите, как новые исполнители в "Синей птице" и почему маленькому и слабенькому Павлову дали роль большой и сильной собаки, а большому, сильному Тезавровскому роль маленького котенка?

Очень рад, что наша система проникает в недра Художественного театра; ради бога, займитесь педагогикой, у Вас к ней большие способности, Вы не можете себе представить, какую пользу Вы принесете Художественному театру и как это крепко свяжет Вас с ним 7.

Начались ли Ваши уроки, это меня очень интересует; вообще очень жду Вашего письма, соскучился очень без известий о Вас и Ваших деяниях. За болезнь еще больше к Вам привык и привязался. А если что и порицаю в Вас, то это от любви и оттого, что очень Вас ценю, ставлю высоко и хотел бы, чтоб и все так относились. Спасибо за глину; лепил из нее короля для "Гамлета", вышел, но не очень. Посылаю Вам наш семейный снимок в углу веранды, там снят и король. А как у Вас дома, что Митя и его ножка, как его бронхит? Как Ваши почки, как здоровье Ольги Ивановны 10? Ждем также Вашей, хотя бы краткой, критики на "Карамазовых". Как, по-Вашему, играла Ольга Владимировна 11и почему она мне ничего не пишет?

Обнимаю крепко, как и люблю. Понемногу узнаю о подробностях своей болезни и о том заботливом и нежном участии, которое Вы в ней принимали. Словами не сумею Вас так поблагодарить, как бы хотел; со временем попробую это сделать на деле. Привет Вашим, Митю крепко целуем. И все-таки беспокоимся, что давно ничего о Вас не слыхать. Еще раз обнимаю.

Целую Вас, Митю и Ольгу Ивановну.

29/сент. 910

29 сентября 1910

Дорогая и горячо любимая

Пишу потихоньку от докторов. Ваши письмо и телеграмма так растрогали меня, что я не могу не ответить Вам сам.

Спасибо Вам за память и любовь, за чудесное письмо и за добрые пожелания жене, детям и мне 1.

Жена и дети шлют Вам лучшие пожелания.

Телеграмма

Хвала Вашему директорскому гению, наполеоновской находчивости, энергии. Любуюсь, горжусь и люблю Вас всем сердцем.

До слез тронут и бесконечно благодарен госпожам и господам абонентам первого абонемента, почтившим меня своим лестным и дорогим для меня вниманием 3. Хотелось бы высказать им свою благодарность, если б нашлась форма, не похожая на рекламу.

Крепко обнимаю их. Да хранит всех вас господь.

357. Вл. И. Немировичу-Данченко

Радость безмерная. Получили Вашу вторую телеграмму-монстр 1. Бесконечно благодарны. Вчера томился впечатлениями, не мог телеграфировать. Поздравляем Вас и всех победой таланта, труда, опыта. Победа огромная, открывающая перспективы. Уже мечтаю об иллюстрации "Мира" в первой половине будущего года и "Войны" во второй половине сезона, юбилейной 2. Зачем мы не с Вами в эти знаменательные для театра дни. Рвемся к Вам. Искренно любим Вас, товарищей сослуживцев.

22 окт.

вот и я наконец пишу Вам, и то только по делу. Хочется написать Вам длинное письмо в ответ на то, которое Вы прислали жене во время моей болезни, но для этого письма нужно вдохновение, а я, как назло, ослаб за эти последние дни. Кроме того, такие письма необходимо писать самому, а мне строжайше воспрещено брать в руки перо, хотя я уже могу владеть им уверенно. Ограничусь благодарностью за это трогательное письмо и признанием в том, что оно меня растрогало до слез 1.

Намерение к 15 ноября вернуться в Москву кажется теперь неисполнимым, а, по словам доктора, мой организм настолько надорван и изнурен как предшествующей работой, так и самою болезнью, что он не удивится, если я к январю месяцу не приду в норму. Кто же тогда будет играть князя в "Провинциалке"? 3

Страшновато за Гзовскую, если она и в этой роли так жестоко провалится. Ее песенка в нашем театре будет спета, так как и роль Тины пока не ее дело 4. Впрочем, она смела и мужественна.

Просматривая Достоевского, я убедился, что "Униженные и оскорбленные" почти целиком укладываются в сценическую рамку следующим образом 6. В вечере первом – роман Наташи до отъезда Алеши включительно. В вечере втором – роман Нелли и заключительная сцена – примирение. Вот как распределяются эти сцены:

1) Сцена у стариков Ихменевых (уход Наташи) – 10 минут.

3) Опять у стариков Ихменевых (сцена с медальоном) – 25 минут.

Затем:

5) У Наташи (разрыв с князем) – 60 минут. Это 3-й акт.

Три антракта по 10 минут – 30 минут. Итого 4 часа 5 минут. 2-й вечер.

1) Роман Нелли (в кондитерской; здесь же смерть Шульца) – 10 минут.

3) На дворе у Бубновой – 15 минут.

5) У Бубновой (похищение Нелли) – 8 минут. Это 1-й акт.

7) Там же (Иван Петрович болен; Нелли за ним ухаживает) – 15 минут.