Письма 1886-1917
ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Станиславский Константин / Письма 1886-1917 - Чтение
(стр. 20)
Автор:
|
Станиславский Константин |
Жанр:
|
Биографии и мемуары |
-
Читать книгу полностью
(2,00 Мб)
- Скачать в формате fb2
(805 Кб)
- Скачать в формате doc
(735 Кб)
- Скачать в формате txt
(680 Кб)
- Скачать в формате html
(2,00 Мб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66
|
|
Мне хочется попробовать составить что-то вроде руководства для начинающих артистов. Мне мерещится какая-то грамматика драматического искусства, какой-то задачник для подготовительных практических занятий. Его я проверю на деле в школе. Конечно, все это будет довольно отвлеченно, как и само искусство, и тем труднее и интереснее задача. Боюсь, что я не справлюсь с нею.
Хорошо, что Вы играете для себя, а не для публики. Вы найдете в этом большое художественное наслаждение, я бы сказал: свободу в искусстве, т. е. самое дорогое, что в нем есть. Очень жалею, что не увижу Вас в "Заза"
2. Хотел бы посмотреть пределы Вашей смелости. Спасибо большое за Ваше чудесное письмо и за открытку. Жена целует Вас. Я же мысленно целую Ваши ручки. Как жаль, что Нестор Александрович приехал как раз в тот день и час, когда жена и дети уезжали за границу. Низкий поклон ему от меня и жены.
Искренно преданный Вам
К. Алексеев
138. А. П. Чехову
1 июля 1902
Байрейт
Русские паломники в Байрейте, проникнутые величием искусства и театра, шлют искренние восторги большому таланту и гордятся своим соотечественником.
К. Станиславский Н. Рахманинова Артистка Маркова
Р. Эрлих С. Рахманинов Иос. Русс
Ф. Штадлер С. Кусевицкий Галат
Ив. Липаев
139*. Из письма к О. Л. Книппер-Чеховой
12/25 июля
12 июля 1902
Франценсбад
Если б Вы только знали, милая Ольга Леонардовна, как мы с женой рады тому, что Вы, Антон Павлович и Александр Леонидович
1в Любимовке и чувствуете себя как дома. Только при том условии, что Вы будете считать себя дома, – можно ждать пользы от Любимовки. Все наши надежды – на Вас и Александра Леонидовича. Будьте хозяйкой и распоряжайтесь. Например: Вам нужно пива. Ежедневно брат бывает в Москве, Вам стоит только написать записочку и передать ее Егору. С первой оказией он перешлет ее в Москву, в наш красноворотский дом. Оттуда Вам пришлют с другими вещами все, что нужно. Дальше: Антону Павловичу надо удить рыбу. Чувствую, что Егор забыл про лодку. Она существует, хотя, вероятно, в жалком виде. Скажите ему, чтоб ее спустили и поправили. Убрали ли балкон цветами? Если этого не сделали, мать будет в ужасе. Это традиция в нашем доме!! А традиции священны!!
Заглядываю в будущее и волнуюсь не столько за Вас, сколько за Антона Павловича. Недели через две приедет мать. Вы ее не знаете, и поэтому ее появление может смутить Ваш покой и нарушить уютность. Спешу предупредить и сделать Вам ее характеристику. Моя мать – это маленький ребенок с седыми волосами. Она наполовину француженка и наполовину русская. Темперамент и экзальтация от французов, а многие странности – чисто русские. Ложится она спать в 6 часов утра. Кушает – когда придется. Самое большое удовольствие для нее – это хлопотать о чем-нибудь, заботиться и волноваться; не надо ей мешать испытывать это удовольствие и обращать на это внимание. Сейчас она горда и счастлива тем, что Антон Павлович и Вы живете в Любимовке. Вот, мол, какие знакомые у моего сына! Самый большой удар для нее будет, если она почувствует, что Вам рядом с ней неуютно. Первый день она будет очень усиленно улыбаться и стараться быть любезной, но скоро обживется, и вдруг Вы услышите неистовый разнос. Старушка даст волю своему темпераменту и начнет кричать на кого-нибудь. Да как! Как, бывало, кричали на крепостных!… Через час она пойдет извиняться или баловать того, на кого кричала. Потом она найдет какую-нибудь бедную и будет дни и ночи носиться с ней, отдавать последнюю рубашку, пока, наконец, эта бедная не обкрадет ее. Тогда она станет ее бранить.
Вот еще опасность: ее страсть – ходить за больными. Если бы она могла при Вас исполнить роль горничной, она была бы счастлива. Но, увы, эта мечта неосуществимая, она это знает,- поэтому не бойтесь, она не будет приставать. Она ужасно будет бояться разговаривать с писателем и постарается заговорить об умных вещах. На втором слове перепутает "Чайку" с "Тремя сестрами", Островского с Гоголем, а Шекспира с Мольером. И несмотря на все это – она очень талантливый и чуткий человек. Ради бога, не бойтесь и не стесняйтесь ее. Верьте, что она исключительно добрый человек и искренно счастлива, когда может быть кому-нибудь полезной. Надоедать она не будет, но уж посылать фрукты и конфеты будет ежедневно. Вы их кушайте, только не очень много, а то заболеете. Вообще Антону Павловичу не мешает пожить в Любимовке. У нас много типов. Обращаю особенное внимание на старую няню Феклу Максимовну. Это штучка! Недурен тип управляющего (он никогда ничем не управлял). Все ждут, когда можно будет его отправить на пенсию, и боятся почему-то сделать это… так он и живет. Все вокруг разрушается, а он живет в свое удовольствие, никогда не следит за хозяйством, так как у него неимоверные мозоли (он так говорит), которые мешают ему ходить. Сыновья брата – удивительно славные ребята. Рисую себе картину, как Антон Павлович будет разговаривать с Микой. Это презанятный, талантливый мальчишка. Он играет роль неряхи, и потому у него всегда сваливаются панталоны. Его брат Кока, напротив, – англичанин. Они друг друга презирают, но они занятны… Если бы Антону Павловичу захотелось музыки и пения, то у брата он найдет консерваторию. Пусть Вишневский сведет его к Володе
2. Сам он по болезненной застенчивости не решится придти. И долго будет издали неловко кланяться и сопеть при свидании от конфуза. Володя – это удивительный человек, большой музыкант, погубивший свою карьеру. Однако! Зачем я все это пишу? Не то я осмеиваю своих, не то рекламирую их. Нет, это не так… Я их всех очень люблю и боюсь, что Вы, увидав их странности, будете бояться их и потеряете уютность, которая так дорога нам. Конечно, все, что я пишу, останется между нами. Люди не любят, когда замечают их странности, даже если они симпатичны.
Я только что вернулся из Байрейта и опишу свои впечатления в письме к брату
3. Сделаю приписку, чтобы он переслал письмо к Вам. Прочтите, если Вас интересует артистическое паломничество.
Погода у нас преотвратительная. Дожди и холод. Отсюда мы уезжаем в среду или четверг на будущей неделе. Пока дальнейший адрес Люцерн – Poste restante {До востребования
(франц.).}.
…Очень волнуюсь за "Мещан" ввиду строгости цензуры.
3Стахович пишет, что цензор Зверев – неронствует. Что же мы будем делать без этой пьесы?
Первые месяцы будет трудновато. За границей нет на горизонте ни одной пьесы. Потапенко пишет для нас, но…
4. Что же молчат Андреев, Найденов?…
Низко кланяюсь и жму руку Антону Павловичу. Дай бог, чтобы Любимовка подошла ему во всех отношениях. Скажите, что в августе у нас в былое время отлично шли ерши. Около церкви у Смирновской купальни в былое время их ловили сотнями. Очень кланяюсь Александру Леонидовичу. Буду писать ему, чтобы хоть как-нибудь отблагодарить за его милые письма. Смущает меня письмо Стаховича, в котором он говорит о том, что Александр Леонидович не поправился.
Целую Ваши ручки и желаю безумно Вашего скорейшего поправления.
Искренно преданный
К. Алексеев
140. А. П. Чехову
11 августа 1902
Франценсбад
Мы счастливы, дорогой Антон Павлович, что Любимовка Вам нравится, что Вы нашли в ней ту реку, которую искали, и покой, который был Вам так необходим. Но почему Вы так скоро уезжаете? Если Вы думаете, что Вы нам помешаете,- это заблуждение.
Я один пользуюсь верхней комнатой, но в нынешнем году мне не придется жить в Любимовке. Если Вам необходимо по хозяйству ехать в Ялту или для того, чтобы писать пьесу, – это другое дело. Я должен умолкнуть, так как с приездом детей и прочих обитателей Любимовки я уже не могу поручиться за полный покой. Повторяю еще раз, что Вы нам нисколько не помешаете, напротив, было бы приятно жене пожить с Вами, а мне сознавать Вас своим гостем. Не помешаем ли мы Вам?…
Ради бога, убедите Ольгу Леонардовну не трогаться с места. Ей мы нисколько не помешаем, а она нам еще менее. Стоит ей тронуться теперь в Москву, и болезнь может ухудшиться. Она успела только наладиться, но не окрепнуть. Сейчас и до 15 сентября, я почти уверен, ей не придется репетировать. Зачем жить в Москве? Умоляю ее остаться. Она сделает вторую ошибку, если и на этот раз не уважит моей просьбы. Жена писала ей о том же. Не следует ей также в наступающем сезоне жадничать (простите, это актерское выражение) ролями. Если она будет играть и у Горького и у Вас – она изведется.
Что сказать о себе?
Не люблю я заграницы. Неуютно, деланно, а здесь, на горах, холодно, сыро. Жена чувствует себя плохо, а дети хворают поочередно, окружающие нас англичане – противны, а швейцарцы тупы. Нет, в России лучше, хотя тяжелые вести доходят до нас оттуда. С нетерпением ждем возвращения домой и надеемся на свидание с Вами. Целую ручки Ольге Леонардовне, Вишневского обнимаю, а Вам крепко жму руку.
Преданный и любящий Вас
К. Алексеев
11 авг. 1902
141*. О. Л. Книппер-Чеховой
Август-
сентябрь 1902
Москва
Добрейшая Ольга Леонардовна!
Бросил все дела и сел писать Вам, так как без этой энергичной меры мне никак не удастся выполнить свое давнишнее желание.
Савва Тимофеевич горит с постройкой театра
1, а Вы знаете его в такие моменты. Он не дает передохнуть. Я так умилен его энергией и старанием, так уже влюблен в наш будущий театр и сцену, что треплюсь и не поспеваю отвечать на все запросы Морозова. Бог даст – театр будет на славу. Прост, строг и серьезен. Комната для литераторов будет
2. Фойе представит из себя галлерею русских писателей, которые будут красоваться вместо панно над дубовой панелью. В одной из стен фойе будет большая витрина со всеми подарками и адресами театра. Коридоры будут устланы мягкими коврами (как в Бургтеатре) и очень ярко освещены. Стены коридора подделаны под белый камень большими плитами. Низ сцены в зрительном зале будет отделан таким же образом. Зрительный зал очень простой, в серых тонах нашего занавеса, с широким декадентским бордюром по верху и на потолке. Ряд лож из дерева (мореный дуб) с канделябрами странного фасона под тусклую бронзу. Никаких портьер. Перед порталом, в публике, во всю ширину сцены – больших размеров стебель с цветами под старую бронзу. В этих цветах скрыто несколько десятков ламп, освещающих из публики актеров сверху. Это приспособление позволяет уничтожить рампу. Вместо люстры по потолку разбросаны какие-то лампады. Ряды дубовых кресел (как за границей, с спускающимися и поднимающимися сидениями). Читальня и библиотека для публики. Сложные вентиляции, позволяющие держать температуру театра до 14 градусов. Под всей зрительной залой – склады бутафории, мебели и костюмов. Рядом с уборными – отдельная сценка для школьных упражнений и для репетиций во время спектакля. Два фойе артистов. Каждому из артистов – отдельная уборная. Большая умывальная с теплой водой для артистов. Трехъярусная сцена (вместо одноярусной, как у Щукина). Вращающаяся сцена с громадными опускающимися и поднимающимися люками. Фотография, музей редких вещей и музей макетов. Отдельный подъезд для актеров и их передняя и проч. и проч. Думая о таком театре, становится страшно играть, особенно "Власть тьмы", с которой мы мучаемся теперь. Трудно невероятно. Первый акт уже пройден, но пока все пейзане, а не крестьяне. Как-то удастся!!! Пока роли распределены так: Петр – Судьбинин (Тихомиров), Анисья – Муратова (?), Акулина – жена (Григорьева, Халютина), Анютка – Гельцер (Халютина), Матрена – Самарова (Помялова), Никита – Грибунин (?), Митрич – я (Громов), Аким – (Артем). Пока никто еще не выделяется.
Маленькая просьба к Антону Павловичу. Нельзя ли через кого-нибудь спросить у Льва Николаевича Толстого о следующем: 4-й акт (убийство ребенка) неудобен тем, что разбит на две маленькие сцены. Как только нервы зрителя поднялись (сцена на дворе) – занавес опускается и опять с низкого тона начинается вариант. При этом публике приходится мысленно вернуться назад, так как оба варианта, происходя в одно и то же время, начинаясь с одного и того же момента, заставляют делать этот скачок во времени в фантазии смотрящих пьесу. Между тем легко слить обе сцены в одно последовательное действие (без опускания занавеса). Это возможно при особой конструкции декорации. Вот она.
Внутренность двора и избы помещены на сцене. Когда разговор на дворе прекращается и Никита с Матреной и Анисьей ушли в погреб, продолжают сцену Митрич и Анютка – в избе. Для этого, не меняя текста, надо только сделать перестановку сцен. Разрешит ли таковую перестановку Лев Николаевич? Я не сомневаюсь, что впечатление от этого удвоится, хотя бы потому, что не будет разбиваться опусканием занавеса и длинным антрактом.
Как, однако, я въехал опять в театральную жизнь. Ни о чем больше и говорить не могу. Правда, я умышленно не удерживал себя от таких разговоров, так как знаю, что они разгонят немного Вашу болезненную хандру. Я чувствую ее из Вашего милого письма. Спасибо Вам за него, спасибо, что замечаете мое отсутствие. Что касается нас – мы очень скучаем без Вас и Антона Павловича. Дай бог, чтобы он поправился. Что касается Вас,- к сожалению, Вам необходимо поскучать. Если бы теперь у Вас явилась охота выходить на воздух, бегать, то, пожалуй, результат был бы не блестящий. Вас не радует природа? Не потому ли, что Вы настоящая артистка. Я не променяю никакой пейзаж в натуре на хорошую декорацию. На сцене и жизнь и природа – красивее… Будьте добры, поправляйтесь, не спеша и, главное, не торопитесь вставать, а то все испортится.
Очень низко кланяюсь Антону Павловичу, вместе с женой. Она будет писать Вам на этих днях, пока же она Вас целует.
Целую Вашу ручку.
Уважающий Вас
К. Алексеев
142. Из письма к М. П. Лилиной
23 августа 1902
Москва
…Могу тебя порадовать тем, что сегодня (в пятницу) я приеду в Любимовку с последним поездом, отходящим из Москвы в двенадцать с половиной ночи. Пробуду в Любимовке субботу и воскресенье, а в понедельник утром уеду дня на три. Завтра приедут Симов и Клавдий Николаевич. Мы будем делать макеты
1. Вчера ходили по ночлежкам. Ужас!
2
Не забудь на вечерний поезд выслать сегодня Пирожка
3…
143. А. П. Чехову
28 сентября 1902
Москва
Дорогой Антон Павлович!
Не сердитесь на меня: я не могу отказать себе в потребности высказать то, что меня мучит и волнует все это время. Мне с женой представилось, что Вы нехорошо себя чувствуете, что Вы удалились от нас или разлюбили наш театр. Говорят даже, что Вы выходите из состава пайщиков
1. Когда я думаю о возможности такого ухода, – у меня пропадает энергия для дальнейшей работы. Я отказываюсь верить тому, что материальная сторона
можетиграть какую-нибудь роль в слиянии лучшего русского писателя с тем художественным учреждением, которое создалось и упрочилось его произведениями.
Секрет кроется в чем-нибудь другом, и Вы должны нам объяснить, за что Вы хотите нас так жестоко обидеть и дискредитировать своим уходом. Должна быть важная причина для того, чтобы создатель дела, главный виновник его успеха, вышел из состава его участников. Деньги, больший или меньший размер взноса и другие причины чисто коммерческого свойства – не могут быть основанием. Я знаю, что я касаюсь вопроса слишком прямо и смело, но я не могу иначе поступить, так как он меня изволновал за это время. Я знаю, что я не решусь послать это письмо, если перечту его, и я решил запечатать его, не перечитывая. Вы поймете мое состояние и не рассердитесь за то, что я хочу удержать наши добрые, сердечные отношения и предупредить какое-то недоразумение. Напишите два слова: "Я остаюсь", и Вы вернете мне прежнюю энергию. Не сердитесь за этот порыв, может быть, нужно было поступить иначе, деликатнее, но я не могу примириться с Вашим уходом.
Посылаю письмо, не перечитывая, и начинаю другое – более спокойное.
Уважающий, преданный и любящий Вас
К. Алексеев
28 сент. 1902
144*. И. М. Лапицкому
Август-
сентябрь 1902
Любимовка
Уменя плохая память на имена, и потому я забыл Ваше имя и отчество. Простите. Простите и за плохую бумагу, на которой мне приходится писать Вам письмо. Застигнутый болезнью в деревне, я не имею под рукой лучшей бумаги.
Я благодарю Вас за доверие ко мне в трудном и щекотливом деле: определении артистических способностей и данных. Но я боюсь роли судьи и прошу Вас сохранить за мной только право советчика. Кажется, мы говорили уже о том, как трудно определить скрытый талант и как легко увлечься внешними данными и надеждами на дальнейшее развитие таланта. Талант капризен и проявляется или скрывается в силу неуловимых случайностей или причин.
Из своего опыта я вывел следующее. В моем и в Вашем положении стоит итти на сцену, когда убедишься в непоборимой любви к ней, доходящей до страсти. В этом положении не рассуждаешь: есть талант или нет, а исполняешь свою природную потребность. Такие, зараженные люди должны кончить театром, и чем скорее они решат свою будущую деятельность – тем лучше, так как они больше успеют сделать в ней. Энергия и страстное отношение к делу искупят известную долю недостатка таланта. Вне сцены эти люди никогда не сделают многого и, конечно, не найдут счастья. Если Вы убедились после достаточной проверки, что Вы принадлежите к числу таких людей, советую не долго думать и бросаться, куда толкает призвание. Никто, кроме Вас самих, не может проверить страсти, и Вы одни можете быть ответственным за свой смелый шаг. В этом вопросе я ничего не берусь советовать.
Если нет непреодолимого влечения к сцене, я бы советовал Вам очень строго отнестись к себе как артисту. Ваше общественное положение можно променять на
оченьхорошее в искусстве, но не на посредственное – только. Для проверки, по-моему, есть только два средства: 1) остаться в Вашем теперешнем положении и проверить самому себя на любительских спектаклях или же 2) рискнуть. Взять годовой отпуск и попытать свои силы год, два (не меньше) в качестве настоящего артиста. Такой рискованный шаг, конечно, должен быть проверен опытными в деле сцены людьми. Если Вам посчастливится сразу обнаружить все хорошие данные – Ваше счастье, но если пустой случай или недостаточная чуткость Ваших советчиков помешает обнаружить желаемое – Вы будете разочарованы с первых же шагов. Никто так не ошибается и не увлекается, как артисты.
Советую Вам не доверяться моей впечатлительности и в проверке себя не отступать от той системы, которая выработалась у нас в театре за много лет. Пусть судьями будут не один я, а многие. Мы друг друга пополняем и поправляем. Для этого следует заявить о Вашем желании дебютировать Немировичу-Данченко. Вы это сделали, и мы будем говорить о Вас. Очень жаль, что Вы обратились так поздно, когда труппа и репертуар составлен и наполовину срепетирован на весь год, когда время так дорого всем лицам, занятым делом. Я отстранил себя совершенно от всех практических и хозяйственных вопросов театра и не знаю, возможно ли теперь, перед началом сезона и переходом в новый театр, найти время для дебютов. На этот вопрос ответят Вам специалисты.
Дело, однако, не в дебюте. Никогда еще дебюты не дали каких-нибудь положительных результатов. Дебютант конфузится, а актеры подают ему реплики неохотно. Это обычное правило в нашем деле. Но если б Вы могли пожить в нашей атмосфере, часто выходить перед публикой в неответственных и даже безмолвных ролях, мы бы за сезон могли с некоторой уверенностью определить пригодность Ваших данных к сцене. Наконец, Вы сами бы
почувствовали,как надлежит Вам поступить. Этот способ – лучший, но позволяют ли Вам материальные и другие условия рискнуть его испробовать? – не мне судить.
Ваши светскость и внешние данные интересуют нас, и, думаю, все захотят с ними поскорее познакомиться, для того чтоб сцена получила нового образованного деятеля. В переговорах с дирекцией, думаю, мне нетрудно будет убедить сделать все, что возможно в настоящем положении.
Обо всем подробно будет Вам написано из театра, так как мне уже не удастся скоро написать Вам. По окончании моего нездоровья я погружаюсь весь в театр и не буду иметь минуты свободной. Бог даст, до скорого свидания – в новом театре. Напишите поскорее: когда и на какой срок Вы можете приехать в Москву. Меньше чем в две недели невозможно устроить и срепетировать дебют.
С совершенным почтением
К. Алексеев
145. А. П. Чехову
Т_е_л_е_г_р_а_м_м_а
19 декабря 1902
Москва
Пьеса, Горький и театр имели большой успех. Ольга Леонардовна прошла для тонкой публики первым номером
1. Кланяемся.
Алексеев
146. А. П. Чехову
Декабрь (после 19-го) 1902
Москва
Дорогой Антон Павлович!
Не писал Вам до сих пор потому, что был (как и все товарищи) очень занят и взволнован предстоявшим спектаклем. Казалось, что вторичный провал пьесы Горького
1погубит все дело. Теперь, как Вам уже известно, победа на нашей стороне, и, главное, – Горький доволен. Первый спектакль был мучительный для артистов, и, если бы не шумный прием первого акта, не знаю, хватило ли бы у нас нервов, чтоб довести его до конца.
Владимир Иванович нашел настоящую манеру играть пьесы Горького
2. Оказывается, надо легко и просто докладывать роль. Быть характерным при таких условиях трудно, и все оставались самими собой, стараясь внятно подносить публике удачные фразы роли. Тем более чести Ольге Леонардовне, которая одна перевоплотилась. Этого, конечно, не оценят Эфросы
3, но среди артистов она имела очень большой успех, и, как говорят в труппе: "это был номер!!!" Я не удовлетворен собой, хотя меня хвалят.
Горький присутствовал на двух спектаклях и имел очень большой успех. Все это время был мил и весел, каким я его узнал впервые, два года назад, в Ялте. Уехал довольный и с желанием писать для театра. Повторяю – это самая главная часть нашего успеха.
Сейчас поручил Егору купить все газеты и пошлю Вам, на всякий случай, вырезки (но сам их читать не буду). Присутствие Горького на спектакле превратило его в бурные овации, и потому трудно разобрать, насколько имели успех пьеса и актеры. Печать, кажется, хвалит.
Теперь наступает тяжелое время: вместо большого наслаждения начинать репетиции пьесы Чехова, приходится нести тяжелую обязанность – разучивать Ибсена. Особенно пожалейте двух артистов: Книппер и Станиславского. На их долю выпадает наиболее тяжелая работа.
Кто виноват?… Паулина! Бум!… После спектакля у нас у всех болели губы от восторженных поцелуев Александра Леонидовича. Кажется, он уже заприходовал в своем воображении тысяч 150. Он, бедный, изнервничался за это время и перестал спать. Целую ручку Вашей мамаше и Марии Павловне. Жена собирается ей писать. Ольга Леонардовна здорова. После спектакля Горький давал ужин актерам. Торжество кончилось очень печальным скандалом Баранова. Не хочется писать. Ольга Леонардовна сообщит подробности.
Любящий и преданный
К. Алексеев
Жена просит пожать руки Вам, Марии Павловне и Вашей матушке.
147*. В. В. Котляревской
26 декабря 1902
Москва
Многоуважаемая Вера Васильевна!
Право, я очень скучал без известий о Вас, часто вспоминал и собирался писать. За весь сезон сегодня у меня первый вечер свободный, и я спешу поздравить Вас с праздником, поблагодарить за открытое письмо и напомнить Вам о московских друзьях, которых Вы начинаете забывать… Почему я не писал – у меня много оправданий. Приезжайте в Москву, посмотрите на наш театр, и Вы поймете, сколько пришлось поработать, чтоб водворить порядок там, где несколько месяцев тому назад царил канкан…
1.
Много было хлопот и с постановками новых пьес. Уж очень нас загрызла пресса. "На дне" выручило и, бог даст, на некоторое время поддержит наш престиж.
Ничего не знаю о Вас. Как Вы поживаете, здоровы ли теперь, много ли и хорошо играете? Слыхал об успехах Николая Александровича и неожиданно прочел о закрытии театра и очень огорчился
2. Где он теперь? Одни говорят – в Москве, другие – в имении, третьи – будто он режиссирует спектакли Комиссаржевской. Если увидите, поклонитесь и запретите ему падать духом.
Когда же Вы приедете в Москву? Неужели Вы не посмотрите театр и не опуститесь на дно, не отдадитесь во власть тьмы? У нас явился еще новый и очень интересный талант – Бутова. Странно, непривычно, жалко, что мы не приедем в Петербург
3. Пожалуй, нас там забудут, тем более что слова: "станиславщина, Станиславский" и проч., говорят, сделались чуть не бранными в петербургской печати. Петербург город изменчивый, и, пожалуй, он, проводив хлопками, встретит свистками. Не забывайте же Вы Ваших московских друзей и приезжайте навестить их. Поклон от меня и жены Нестору Александровичу, Зарудным, Кони, Поповым и всем, кто нас не забыл.
Целую Вашу ручку. Жена кланяется. Преданный и уважающий
К. Алексеев
А что, Джером-Джером ничего еще не писал по поводу сцен[ок] для нашего театра?
148. А. П. Чехову
Т_е_л_е_г_р_а_м_м_а
2 января 1903
Москва
Поздравляем Новым годом. Сердечно желаем будущие годы встречать вместе в Москве, с нетерпением ждем тепла, чтобы увидать Вас среди искренно любящих Вас артистов Художественного театра.
Алексеевы
149. А. П. Чехову
21 февраля 1903
Москва
Дорогой и многоуважаемый Антон Павлович!
Пишу Вам коротенькую записку только для того, чтобы Вы не думали, что я молчу, потому что забыл о Вас… Мы часто вспоминаем и ежедневно говорим о Вас с женой и Ольгой Леонардовной. Теперь времени мало. Идут генеральные "Столпов общества". Боже мой, если бы четверть тех сил, которые употреблены на эту отвратительную пьесу, были отданы Вашему "Вишневому саду", – театр бы рухнул от аплодисментов, и мы бы имели впереди отрадную перспективу: играть Вашу пьесу несколько лет подряд {Выходит так, что нам пришлось бы играть на развалинах!
(Примечание К. С. Станиславского.)}. Теперь же, думая о непрочности "Столпов общества", мы повторяем Вашу полюбившуюся нам фразу: "Никому ж это не нужно!!!"
Я играю иностранца в английском сюртуке, и играю довольно скверно. У Ольги Леонардовны долго не шла роль, и вдруг на первой генеральной репетиции она нас поразила
1. Талант сказался. Она нашла интересный тон и… успокоилась. Теперь, немного роль остановилась, тем не менее не теряем надежды, что она будет играть хорошо. Боимся верить счастью, что 20-го марта Ваша пьеса будет у нас в руках… Если нет, придется репетировать "Эллиду"
2, хотя знаем, что "никому ж это не нужно". Два дня были у Черниговской, у Троицы
3. Там есть хорошая гостиница, с хорошим столом, в сосновом лесу. Уж не там ли Вам приютиться на время осенней сырости и первых холодов?… При первом случае мы едем туда с Ольгой Леонардовной. Будьте здоровы. Жена, дети и мать кланяются Вам. Жму Вашу руку. Получили ли Вы посланную мною карточку "На дне" и потом коллекции открытых писем: "На дне" и "Мещане"?
Преданный и уважающий Вас
К. Алексеев
21/II 903
Очень благодарим за Ваши письма.
150*. Из письма к В. В. Котляревской
25 февраля 1903
Москва
Многоуважаемая Вера Васильевна!
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66
|
|