Жена и дети шлют Вам свои пожелания и поздравления.

Январь 1901

Многоуважаемый Антон Павлович!

Была генеральная репетиция 2-х первых актов и порадовала. Во всяком случае, пьеса чудесная и очень сценичная. Темпы распределяются или, вернее, выясняются так:

2 -"- – чеховское настроение,

4-й еще недостаточно определился.

108. С. В. Флерову

Сергей Васильевич!

Театр оказался ужасным 1, со сквозняками, с сыростью. Ничего не прилажено, декорации не устанавливаются, актеры расхворались, и потому все это время я ежедневно репетирую и по вечерам играю,- волнуюсь, так как петербургская мелкая пресса – ужасна. Вот почему я так долго не писал Вам, хотя с первого же дня приезда собирался это сделать и объяснить Вам, что перед отъездом я не мог побывать у Вас, как предполагал, так как тоже затормошился ввиду разных непредвиденных обстоятельств. Припев нашего пребывания здесь: "в Москву, в Москву, в Москву", как ноют у Чехова три сестры. И публика здесь интеллигентная, и молодежь горячая, и прием великолепный, и успех небывалый и неожиданный, но почему-то после каждого спектакля у меня чувство, что я совершил преступление и что меня посадят в Петропавловку 2. Суворинская клика приготовила нам прием настоящий – нововременский 3. В "Новом времени" пишет Беляев, правая рука Суворина (влюблен в артистку Домашеву из Суворинского театра). В "С.-Петербургской газете" и в "Театре и искусстве" не пишет, а площадно ругается Кугель, супруг артистки Холмской (Суворинский театр) и пайщик оного театра 4, в других газетах пишет Смоленский 5, влюбленный тоже в одну из артисток театра Суворина. Амфитеатров ("Россия") 6пьянствует и тоже женат на артистке и т. д. и т. д. Ввиду всего сказанного с прессой дело обстоит неблагополучно. Но, к счастью для нас, все эти господа очень бестактны или просто глупы. Они не стараются замаскировать подкладки, и их поведение возмущает интеллигентную часть публики, иногда даже рецензенты некоторых газет и артисты Суворинского театра приходят выражать нам негодование на поведение прессы. Особенно критикуют и возмущаются поведением Кугеля и Беляева, которые во время вызовов демонстративно становятся в первый ряд и при выходе артистов поворачиваются спиной к сцене, делают гримасы и громко бранят нас неприличными словами.

Напишите, как Ваше здоровье. Судя по почерку, оно поправляется, но мы все-таки беспокоимся. Спасибо за корректуры. Получаете ли вырезки газет, которые я поручил высылать Тихомирову? "Три сестры" вчера имели успех. Пьесу критикуют, исполнение хвалят. Поклон всем Вашим. Мы все кланяемся.

11/3-1901. С.-Петербург

Я не писал до сих пор потому, что был очень занят: от 12 до 5 ч.- репетиции, в 6 1/2 – уже за гримировальным столом, и спектакль до 12 часов ночи. Так провожу я каждый день (не думайте, что театральные лавры даются без труда).

Знаете, почему я бросил свои личные дела и занялся театром? Потому что театр – это самая могущественная кафедра, еще более сильная по своему влиянию, чем книга и пресса. Эта кафедра попала в руки отребьев человечества, и они сделали ее местом разврата. Моя задача, по мере моих сил, очистить семью артистов от невежд, недоучек и эксплуататоров. Моя задача, по мере сил, выяснить современному поколению, что актер – проповедник красоты и правды. Актер должен для этого стоять выше толпы, талантом ли, образованием ли, другими ли достоинствами. Актер прежде всего должен быть культурным и понимать, уметь дотягиваться до гениев литературы.

В Вас родилась любовь к театру. Начните же приносить ему жертвы, так как служение искусству заключается в приношении ему бескорыстных жертв. Учитесь… Когда будете грамотным и развитым человеком, приходите ко мне, если и тогда моя работа будет Вам по душе. Вместе со мной и со всеми моими товарищами готовьтесь итти по тернистому, тяжелому и мучительному пути, забывая о славе и любя свое дело. Все это осуществимо, конечно, только в том случае, если у Вас есть талант… Но одного таланта мало, особенно в театре XX века – Ибсены в квадрате, по философскому и общественному значению, займут репертуар нового театра, а таковых авторов играть могут только культурные люди. Провинциальным оралам и кривлякам пришел конец, и скоро, бог даст, настанет время, когда законом не будут допускаться к служению на сцене безграмотные люди, об этом хлопочет теперь съезд артистов. Чтобы проверить мои слова, прочтите пьесы Ибсена "Строитель Сольнес", "Эдда Габлер" и сами решите, сколько Вам надо учиться еще, чтобы понимать этого мирового гения. Это только цветочки, а ягодки еще впереди. Итак: учитесь, и тогда я охотно беру Вас помощником; останетесь неучем – я буду считать Вас врагом сцены и направлять против Вас все стрелы.

110*. И. К. Алексееву

Игоречек!…

Поцелуй бабушку Лизу, бабушку Олю, mademoiselle, няню, Дуняшу, Полю, Лидию Егоровну, словом, всех и сам себя.

18/4-1901. Москва

Судьба представила мне прекрасный случай, чтобы написать Вам обстоятельный ответ на Ваше милое и любезное письмо. Я приехал на фабрику [на] 1 1/2 часа раньше назначенного срока, пересмотрел все накопившиеся дела и сижу в ожидании приезда других директоров. Согласитесь, что перед скучным заседанием приятно поговорить об искусстве. Спасибо Вам большое за Ваши хлопоты по изготовлению и высылке фотографий, спасибо и за сведения о Либаве и финляндском местечке, наконец, спасибо и за наложенное veto на уродливые карточки моей жены. Теперь мне хотелось бы умерить Ваши артистические волнения, которые зародились в Вас по вине нашего театра.

Искание новых горизонтов, путей, приемов для выражения сложных человеческих чувств, волнений, с ними связанных,- это и есть настоящая атмосфера артиста. Не следует ее чересчур сгущать, а то можно задохнуться и сойти с ума, но избави бог заключать свою фантазию в академические рамки, устанавлив[ать] себе раз и навсегда законы вечной (попросту – банальной) красоты и правила для их воссоздания. В такой атмосфере приходится застыть и успокоиться и… конечно, потолстеть.

Итак, ходите с выворачиванием ног, ходите сгорбленной походкой дряхлой старухи, царственной походкой королевы, но только не на котурнах, этих бессмысленных изобретениях человеческой условности. Пусть Ваши ноги коснутся настоящей земли: сырой, влажной, живой. Если Вы наступите на грязь, не бойтесь ее, и там найдется камень, быть может, и красивый, на который можно наступить без боязни запачкать ноги. И главное… не показывайте этого письма моим врагам, а то они возненавидят Вас, а меня начнут называть символистом, декадентоми т. д.

Директора приехали, должен кончать. Продолжение (более интересное) следует. Когда?… когда кончу mise en scene 1. Поклон Нестору Александровичу, Поповым, Зарудным и всем нашим петербургским доброжелателям и не забывайте искренно преданных Вам москвичей.

112*. В. В. Котляревской

Я и жена получили Ваши письма и очень благодарим Вас за них. Написал бы Вам много и длинно, но… переживаю горячее время. Репетиции двух пьес в полном ходу 1 ,mise en scene еще не дописаны. Надо и писать и репетировать одновременно. Вот этим-то и объясняется задержка в высылке обещанных для участников в толпе фотографий. Трудно было найти время, для того чтобы сделать 34 надписи на карточках 2. Сейчас я окончил эту работу и посылаю Вам 34 фотографии с приложенным к ним списком. Простите еще раз за беспокойство. От всей души жалею Вас, как королеву Елисавету о трех репетициях 3. Это убийственно, но что же делать. Ваша сценическая деятельность, как и у меня, разбивается на две половины. Одна – ремесленная, другая – художественная. Первую создают условия дела, вторую создаете Вы сами. Попробуйте из большей части ремесленного дела урвать маленький кусочек художествен[ной] и скучное дело немного подсластить. Облюбуйте себе кусочек сцены, некоторые штрихи роли, и это успокоит Вас и принесет долю пользы. Не понял того, что Вы пишете о кормилице в "Ипполите", ибо не знаю пьесы. Что это, старуха? Или просто маленькая роль? Если это старуха, то будьте осторожны… Если маленькая роль, это хорошо в том случае, когда Вы воспользуетесь ею для пробы новых способов выражений. Как это повлияет на Ваше положение в театре? Этого не берусь судить, не компетентен…

Боюсь, что Вы захотите перевернуть все сразу – сожжете старые корабли, не заручившись новыми, и останетесь без ладьи среди волнующегося житейского моря. (Пошлее этой фразы придумать нельзя, но… не рвать же письмо!…) Низкий поклон Нестору Александровичу как от меня, так и от жены, которая очень пожалела, что не видела Вашего, симпатичного ей, мужа. С почтением, готовый к услугам

113*. З. С. Соколовой

Во-первых, старые счеты. Я не ответил на Ваше милое письмо в Петербург. Оно висело на доске за кулисами для сообщения его содержания всей труппе. Спасибо всем вам за хорошие слова, любовь и ласку. Я не ответил тебе, и это нехорошо, но тогда не хватило сил. Прости. Теперь… во-вторых: едем к тебе и Костеньке с большим удовольствием, так как исполняем этой поездкой давнишнее желание. Наша семья так расползлась, так пропиталась традициями Феклы Максимовны, что родственные отношения с тобой и Костенькой мне стали особенно дороги; кроме того, меня влечет ваша театральная зараза 1. Спасибо за письмо к Марусе (она очень занята, и я взялся писать за нее).

Грустно, что спектакль расстраивается из-за конфузливости некоторых артистов. Скажи им, что меня, как и всякого режиссера, можно удивить хорошимисполнением, плохимже удивить невозможно. Слишком оно стало обычным. Скажи им, что можно конфузиться перед простой, мало понимающей публикой, но конфузиться режиссера никак нельзя, так как он должен знать, что можно требовать от непрофессиональных артистов; он обязан знать разницу между артистом, ежедневно выступающим перед публикой, и артистом, играющим несколько раз в год; наконец, он лучше всех должен знать трудность и сложность своего искусства. Боюсь еще одного, что ты, Костенька (он меньше всех), Зюля 2и другие ваши артисты будут очень стараться играть, и тогда выйдет плохо. Вспомни репетиции "Трех сестер", и ты поймешь, что я не могу быть слишком требовательным.

Очень хотим видеть тебя в твоей лучшей роли, если можно в двух – тем лучше; Костеньку и Зюлю весьма желаем узреть на подмостках. Но все это под условием: без переутомления. Желаем видеть всех вас не только на подмостках, но и в жизни.

114. Из письма к М. П. Лилиной

115*. И. К. Алексееву

Узнал, что ты очень ждешь моего письма и обижаешься на то, что я не пишу тебе. Я сажусь поскорее, так как мне самому очень приятно и хочется поговорить с тобой. Но что же делать? Все нет времени. Например, вчера, 15 июля. У вас был именинник дядя Володя, а здесь, на Кавказе, это очень грустный день. 60 лет тому назад здесь убили на дуэли Михаила Юрьевича Лермонтова. Кирюля, вероятно, знает про него. Он сочинил стихи "По небу полуночи ангел летел, и тихую песню он пел…". Хочешь, я тебе расскажу про него? Жил-был маленький офицерик, Михаил Юрьевич Лермонтов. У него был друг – Александр Сергеевич Пушкин. Этого бедного Пушкина тоже убили на дуэли. Лермонтов очень любил и оплакивал его и написал стихи на его смерть. В этих стихах он очень сильно обвинял всех, кто окружал Пушкина и довел его до дуэли. Обвинял и государя и разных важных сановников. Они все и обиделись за это на Лермонтова. В это время на Кавказе была война, и Лермонтова, в наказание, послали на Кавказ и из офицеров перевели его в простые солдаты. Здесь он долго воевал и отличался своей храбростью. Во время войны он очень устал, и ему позволили поехать в Пятигорск лечиться. Вот в это-то время он и встретился здесь с офицером Мартыновым. Они с ним поссорились, а тот вызвал его на дуэль. В 5 часов дня на Перкальской скале они встали друг против друга и стали целиться [из] пистолетов. Раздался выстрел, и бедный Лермонтов упал. Он был убит совсем еще молодым, 27 лет. Если бы не этот противный Мартынов, сколько бы еще прекрасных стихов он написал, а мы бы их читали. Вот по этому-то случаю вчера в 5 часов на Перкальской скале собралось много народу, войска, говорили речи, вспоминали о том, что написал Лермонтов. На том месте, где он убит, выстроили прекрасный белый памятник с его изображением, и разные люди и учреждения подходили и клали венки на его памятник. И твой папа был там и нес венок от театра, на котором было написано: "Бессмертному М. Ю. Лермонтову". Не странно ли? Он умер, а я пишу, что он бессмертный. Отчего это? Вот отчего… Все, что он сделал, все стихи, которые он написал, – никогда не забудутся, никогда не умрут, так они хороши. Долго еще будут читать и петь его "Демона". Вот и ты постарайся учиться и сделать что-нибудь очень хорошее. Может быть, ты со временем нарисуешь такую великолепную картину масляными красками, что и тебе поставят памятник и назовут тебя бессмертным. Для этого нужно быть очень хорошим, послушным и прилежным.

Спасибо тебе и Кирюле за ваши милые письма. Я их перечитываю каждый день. Очень они интересны и хорошо и просто написаны. Если захочется еще написать – мне будет большое удовольствие.

116. Из письма к М. П. Лилиной

Скучаю. Зерновская дамская компания меня доконала, и я бегаю от нее. Там до того все приличны и воспитанны, что я почувствовал себя, как в пансионе благородных девиц. Сама Зернова – это Евгения Пуаре 1. Я ее люблю, но ее сестра Мария Александровна всем читает нотации и почти требует отчета, где был и что делал, и мы доводим ее до каления. На завтра готовится новая шутка. Я и еще один молодой доктор приходим к завтраку в черной паре. Во время завтрака посыльный приносит мне записку, на которой будет написано одно только слово – "свечка". Я затороплюсь и попрошу позволения встать и уехать. Через несколько времени повторится та же история с молодым доктором. Вместе мы отправимся с ним в Кисловодск и там пообедаем. Кто-нибудь из нас уронит письмо. Вся дамская компания вывихнет себе мозги о столь невероятном событии. Чтобы отвести душу, я ушел в компанию артисток А. А. Яблочкиной и Н. А. Никулиной. Последняя занятна, а Яблочкина – мила. Мы ездим каждый день в Кисловодск купаться в нарзане, но из ванны она выходит какая-то томная. Говорим много и смело, ходим на какие-то горы, лазим при луне на "Замок коварства и любви", и я бывал в духе и подавал ей хорошие реплики. Гуляли иногда до часу ночи при луне. Завтра А. А. Яблочкина уезжает, а сегодня концерт, из-за которого все это время было столько разговоров…

…Спасибо за твою записочку. Я ужасно горд и растроган. Горд потому, что ты на моем веку в четвертый раз хвалишь меня: "Самоуправцы", "Горящие письма", Штокман и Крамер 1, и растроган потому, что письмо проникнуто заботами обо мне. Написал бы больше, но тороплюсь на репетицию. Целую тебя, детишек, маманю…