- И чем же, например, это грозит нам? - рассеяно спросил его святейшество.
      - Очень может быть, повторяю "может быть", ибо не знаю точно, таким своим поведением Филипп просто хочет устраниться из тамплиерской истории и целиком переложить всю ответственность на церковные власти.
      То, что он шесть лет назад арестовал де Мола, забудется, история запомнит тех, кто поставит свою подпись на вердикте о смертной казни Великого Магистра и других генералов Ордена.
      Климент V на некоторое время задумался.
      - Надо ли это понимать так, что в ходе следствия выявилась полная невиновность тамплиеров?
      - Не думаю, что это можно было уверенно утверждать. Впрочем, вы ведь сами читали бумаги.
      - Целые горы бумаг.
      Де Прато хмыкнул.
      - Верно, в них легко запутаться, но обобщая, следует сказать: кое в чем рыцари Храма признались, но вина вытекающая из этих признаний не столь велика, чтобы оправдать тот лютый разгром, который был учинен над ними. Мне кажется Филипп оценивает положение именно таким образом.
      - Ну да, вы уже говорили. Хочет уйти от ответственности Его величество.
      - Да. Но папский капитул так или иначе вынужден будет оценить деятельность Ордена с точки зрения религиозного идеала. Мы не сможем не признать, что она была не вполне приемлема. Таким образом, наше, даже мягкое церковное порицание, станет оправданием всех мирских погромов.
      Климент V взял с подставки серебряную палочку и постучал ею по бокалу. Влетел камердинер с кувшином и наполнил бокал.
      - Все казалось бы стройно в ваших размышлениях, де Прато. Хотя и сложно выражено, - глоток вина. - А другой причины королевского затворничества вы не допускаете?
      - Чтобы допускать это, надобно иметь хоть какие-то, пусть самые мелкие факты. Или хотя бы безумные соображения. Ни того, ни другого у меня не имеется.
      Папа сделал, с видимым наслаждением, несколько глотков из своего бокала.
      - Да, а тут еще Генрих умер. Не выскочит ли Филипп, как черт из болота, из своего Понтуаза, когда до него дойдет известие об этой смерти?
      - Эта мысль явилась ко мне первой, Ваше святейшество, после того как я вложил свечу в пальцы умершего императора. Но мне не кажется, что эта опасность всерьез грозит нам.
      - И откуда у вас эта уверенность?
      - Я не сказал, что уверен, я сказал, что мне кажется.
      - И все же.
      - У него нет денег. Их намного меньше сейчас у Филиппа, чем пять лет назад. А аппетиты наших уважаемых электоров отнюдь за это время не стали меньше.
      - Почему?
      - Потому что не стали меньше их долги.
      - Но, насколько я понимаю, большие деньги получил Филипп от ломбардцев два года назад.
      - Да, избегая разгрома, подобного тамплиерскому, ломбардцы предпочли откупиться и суммы собрали немалые. Но не забывайте, что это было два года назад. Что такое два миллиона ливров для королевской казны - несколько женитьб и небольшая война во Фландрии.
      Климент V поднес бокал к губам, но пить не стал, вернул бокал на подставку и некоторое время сосредоточенно созерцал биение пламени в одной из жаровень. Металлическое устройство, перегреваясь, начало тихонько гудеть. Тут же появился камердинер с ведерком ароматического уксуса и плеснул его в огонь. Раздалось свирепое шипение. По залу пополз запах, который лишь с большой натяжкой можно было признать приятным.
      - Ну, так значит тамплиерского золота он все-таки не нашел, грабитель.
      - Это неудача, если таковое имеется в природе, и это трагедия, если золота никогда и не было.
      Климент V выпятив губы глядел на серенького старичка кардинала де Прато.
      - А вы-то сами какого придерживаетесь мнения?
      - Я не считаю нужным иметь мнение по этому поводу, Ваше святейшество.
      - Что ж, разумно.
      Что-то зачесалось вдруг у папы в районе левой лопатки, морщась, он отправил правую руку наводить порядок.
      - После того, как вы сообщили свои известия, у меня было впечатление, что мы должны развивать какую-то бурную, немедленную деятельность, теперь же я не вижу необходимости предпринимать что бы то ни было.
      Де Прато улыбнулся.
      - Все верно, Ваше святейшество. Уподобимся Филиппу. Хотя бы внешне. Удалимся от дел. Природный порядок их протекания наиболее выгоден для нас.
      - Порядок протекания этого вина по моему пищеводу, вот что меня радует больше всего в такую погоду.
      - Но одно послание, Ваше святейшество, составить все же придется.
      Просветлевшее было лицо наместника Бога на земле снова нахмурилось.
      - Что еще?!
      - Надо намекнуть его преосвященству архиепископу Парижскому, что слишком активное и заинтересованное участие в разграблении тамплиерских богатств, их церковной утвари в частности, не представляется Вашему святейшеству делом желательным, ибо ставит его преосвященство в слишком большую зависимость от результатов следствия и последующего процесса. Другими словами, архиепископ постепенно утрачивает способность быть объективным. Он будет добиваться обвинительного приговора сильнее, чем этого будет требовать истина.
      Климент V недовольно вздохнул.
      - Ну что ж, составьте такое письмо.
      ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
      СКАХ
      - Зачем вы убили его? - спросил Симон, когда пламя в костре разгорелось.
      Лако подбросил в огонь несколько веток и поправил вертел с нанизанной на него тушкой молодой косули.
      - Почему? - задумчиво переспросил Арман Ги.
      - Да, зачем это было делать?
      Бывший комтур протирал пучком травы лезвие своего германского меча. Потом проверил, как оно отблескивает в пламени костра. Отблескивало едва-едва.
      - Я убил его потому, что он спас тебе жизнь.
      Мрачный взгляд исподлобья был ему ответом. Мрачный и непонимающий.
      - Я понимаю, что ты хочешь сказать, Симон. Да, его появление было спасением для нас. Эти безносые решили, что натолкнулись на целый отряд или караван. И бежали, что нас устраивало. А когда я понял, что они ошиблись, что ни отряда, ни каравана нет, и что этот лучник всего лишь одинокий охотник я... избавился от него. И мне лень объяснять тебе, почему не было другого выхода.
      Бывший комтур задвинул меч в ножны.
      - Не могли же мы ему рассказать, кто мы такие и куда направляемся. Почему ты молчишь?
      Симон положил голову на сплетенные вокруг колен руки. С момента похорон брата он не выходил из этого состояния. Он сам похоронил Наваза. Завернул в халат и укрыл в расщелине, обложив по кругу валунами.
      Франки молча наблюдали за этими странными действиями халебского евнуха. Было понятно, что с вопросами к нему лучше не приставать и тем более торопить. Он бы предпочел быть убитым, чем оставить тело брата без достойного погребения.
      После того как юноша Наваз отправился в последний путь, троица беглецов из Рас Альхага направилась к востоку. Передвигались молча и тайком. Трудно было сказать, находятся ли они все еще на землях принадлежащих Химскому султану, или уже ступили на территорию подвластную иранскому ильхану. Эмир Тарса и князь Алеппо пользовались такой самостоятельностью, что вполне могли считаться независимыми правителями. Так что совершенно невозможно было решить, кого именно надо бояться.
      Лишь на пятый день унылого путешествия Симон заговорил. Выразил недоумение тем, что Арман Ги счел необходимым зарезать великодушного спасителя, причем сразу же после того, как свершилось спасение.
      Арман Ги, внутренне радовавшийся этому разговору, означавшему, что проводник не сошел с ума от горя, придумал много разных объяснений своему отвратительному поступку. Заявил, например, что тот показался ему похожим на степняка. Скуластое лицо, великолепная кавалерийская выправка, небогато украшенное оружие. Кем он мог быть? Да кем угодно, - разведчиком, отбившимся от каравана, охранником и т.п. Монголы люди искренние, значит и требующие искренности от других. От него не удалось бы отделаться ничего не значащими объяснениями.
      - Я веду себя как лесной зверь, - заявил бывший комтур, - я убиваю всегда, когда нельзя не убить. Больше разговоров на эту тему не было.
      Прошла неделя.
      Земли, через которые приходилось пробираться, были заселены довольно густо. Попадались и сирийские, и армянские деревни. Хулагиды, пользовавшиеся в северном междуречье правом собирать дань, появлялись здесь нечасто. У местных мелких правителей были лишь небольшие, нанятые за плату дружины, у них не было охоты рыскать по горным тропам. Несколько большую опасность представляли шайки разбойников. Два раза Арман Ги и его спутники чуть было с ними не столкнулись. Но пронесло. Промышляли в этих местах и группы составленные из дервишей, входящих в кровожадные, противоестественные ордена зуавитов и марабутов. С этими идейными головорезами сталкиваться также не стоило. И всевидящий Лако все сделал для того, чтобы это не произошло. Ибо от них нельзя было откупиться, только жизнь человеческая считалась у них настоящей добычей.
      Приходилось остерегаться всех и всего.
      Переправились через Евфрат, весьма напоминающий в этих местах заурядную горную речку. Впрочем никто, из путников не произнес этого имени вслух и не осознал знаменательность события. Не знали они, что за водную преграду форсируют.
      В очередной раз, когда Лако приволок с охоты олененка, убитого точным броском из самодельной пращи, и уже разгорелся костер, Симон вдруг заявил:
      - Уже близко.
      - Что близко? - переспросил Арман Ги, до того будничным тоном было сделано это заявление.
      - Сках.
      Лако на мгновение прервал разделку туши.
      - Там? - спросил он, указывая окровавленным лезвием на восток.
      - Там. За той грядой. Сейчас не видно. Я заметил сегодня утром. Три одинаковых горы.
      - Мы сможем найти дорогу дальше сами?
      Симон отрицательно покачал головой.
      - Если там не был, дорогу найти не сможешь.
      - Как это можно просмотреть целую крепость? - усмехнулся бывший комтур.
      - Если Сках не захочет, его нельзя увидеть. Когда наш караван покидал крепость, он прошел через гору.
      Арман Ги ничего не сказал. Он уже достаточно попутешествовал по здешним краям и привык, что в самых туманных и загадочных речениях восточного человека может скрываться вполне практический смысл.
      - Где-то в этих местах стояли замки ассасинов, - сказал он, глядя на изломанную линию горной гряды, рисовавшуюся на фоне звездного неба.
      - Будет дождь, - отметил прозаический Лако, указав на черную тушу тучи, хорошо различимую на темно-синем фоне.
      - Замок Старца Горы был не здесь. Намного севернее. Почти у моря. Хулагиды разгромили его, - неожиданно вмешался в разговор Симон.
      - Так хозяин горы Сках не потомок ассасинов?
      - Не знаю, господин. И не знаю, кто может знать.
      - Ну что ж, для того мы сюда и прибыли, чтобы разузнать все на месте.
      - Воля твоя, господин, - прошептал Симон, устало закрывая глаза.
      Чуть позже хлынул ливень. Холодный и продолжительный. Укрытие из веток и листьев, сооруженное в преддверии его, весьма слабо защищало от потоков воды, рушащейся с небес. Так что когда приступ непогоды закончился и засияло утреннее солнце, Аркан Ги, Лако и Симон встретили его в жалком состоянии. Мокрые насквозь. Огонь разжечь не представлялось возможным. Мясо олененка не успело дожариться, а что может быть омерзительнее полусырой, несоленой дичи.
      - Видимо у нас нет никакого другого выхода.
      - Что вы имеете в виду, хозяин?
      - Я рассчитывал осмотреться и выяснить об этой горе Сках, хоть что-нибудь, прежде чем соваться туда. Но ты сам видишь, это невозможно. Мы просто погибнем на этом ледяном ветру. Никогда не думал, что в середине лета может быть так холодно.
      - Горы, - лаконично ответил Лако.
      Симон только стучал зубами.
      - Куда нам идти, проводник?
      Посиневшая от холода рука указала направление. Ливень освежил природу, как бы облил ее тонким слоем стекла, и теперь утреннее солнце ослепительно резвилось в неожиданной зеркальной галерее. Сколько отражающих поверхностей! Кварцевые слезы, мокрые валуны, лаковые листья. Трое путников, приближающихся к загадочной крепости были не в большей безопасности, чем если бы подкрадывались к дракону по поверхности его глазного яблока.
      При этом им самим не было заметно ничего такого, что указывало бы на присутствие в округе большого населенного места. В этом отношении Рас Альхаг мог быть признан, в сравнении с крепостью Сках, стоящим посреди рыночной площади. Люди не могут жить, не оставляя никаких следов. Их полное отсутствие вызвало раздражение, если не страх.
      - Долго нам еще идти? - спросил Арман Ги, невольно приглушая голос, как бы опасаясь здешнего эха, оно могло оказаться под стать местному освещению.
      - Не знаю, - ответил Симон.
      - Перестань морочить мне голову!
      - Я говорю правду.
      - Что мне в ней! Ты куда нас завел, негодяй?! Не хочешь ли ты, чтобы мы здесь сгинули в этих холодных горах?! Не надо со мной шутить! - рука комтура потянулась самым красноречивым образом к мечу.
      - Я не знаю куда идти, - замедленно ответил евнух, заворожено глядя на обнажающееся лезвие.
      Лако оглядывался, стараясь в скальном нагромождении обнаружить что-нибудь интересное.
      - Я знаю куда войти, - сказал Симон, когда меч комтура полностью воссиял на солнце.
      - Войти?!
      - Вон там, за кустами можжевельника, там есть пещера. По крайней мере, раньше была. Из нее мы вышли, когда покидали Сках.
      Меч с характерным звуком вернулся в железное стойло.
      Лако уже карабкался наверх.
      - А ты? - грозно спросил Арман Ги.
      - Я сделал, что обещал, - равнодушно сказал Симон, - я привел вас сюда. И надеюсь, вы здесь погибнете.
      - Что это за дыра? Там в горе.
      - Я же уже сказал, через нее мы покинули крепость.
      - Целый караван пролез через одну дырку в скале, и ты хочешь, чтобы я поверил в это?
      Симон поморщился как от головной боли.
      - Я был маленький тогда и не могу объяснить так, чтобы ты понял, господин. Я знаю только одно, что я говорю правду, верь мне, господин!
      - И теперь ты хочешь, чтобы я тебя здесь оставил?
      - Я прошу об этом, господин.
      - Не-ет, ты пойдешь с нами.
      - Оставь меня здесь, я больше не пригожусь. Не хочешь оставить просто так, убей. Убей, я ведь не много прошу за свою помощь.
      Сверху раздался легкий, призывный свист. Лако стоял на каменном выступе и делал ободряющие жесты руками.
      - Вот видишь, еще не пришло время тебя отпускать или убивать. Иди.
      За указанными можжевеловыми кустами и в самом деле оказался довольно широкий проход. В глубине его мерещился какой-то свет. Нельзя было сказать с уверенностью, горит ли там огонь, или сияет день. Проход имел явно искусственный характер.
      Это была пещера, которую сочли нужным привести в порядок.
      Но пришедших мало интересовали эти подробности, их занимал виднеющийся в глубине свет. Его источник был несколько затуманен, так, по крайней мере, казалось.
      Сколь глубока пещера, сказать было трудно. Трудно также было представить, что по ней может пройти караван верблюдов с плетеными корзинами на боках.
      Но у Армана Ги не было времени размышлять над всеми этими несообразностями. Узнав главное, прояснишь все детали. Уверенность в окончательном успехе, что гнала его последние дни по горам, только усилилась, когда он вошел под каменные своды.
      - Вперед! - негромко, но твердо воскликнул он.
      И были сделаны первые шаги по шершавому полу пещеры.
      Лако приходилось силой тащить за собою евнуха. Тот цеплялся слабыми пальцами за стены и что-то истерически причитал на своем родном наречии.
      Легкое содрогание произошло в душе комтура и он, чтобы подбодрить себя, вытащил меч из ножен.
      Пещера оказалась достаточно глубокой, пол ее постепенно поднимался вверх, но потолок при этом ниже не становился. Смутное сияние впереди теряло часть своей смутности с каждым шагом, но не утрачивало тайну своего происхождения.
      Арман Ги, плотно ставя ноги в сбитых сапогах, продвигался вперед медленно, но неуклонно. Он выставил перед собою меч и таранил полутьму своим взглядом, стараясь на ходу определить тайну глубинного свечения.
      Также плотно и уверенно шагал Лако. Одной рукой он сжимал свой сарацинский клинок, умение обращаться с которым доказал недавно, другой тащил за собой Симона. У того подгибались ноги, закатывались глаза, текла по подбородку слюна.
      - Убейте меня! - стонал он время от времени.
      Какой же глубины может быть эта каменная нора, невольно закрадывалась мысль в голову бывшего ком-тура и с каждым шагом в нем было все больше и больше тревоги. Кроме того... Что-то учуял нос. Арман Ги обернулся, чтобы проверить свои ощущения и спросить на сей счет мнение слуги, носу которого имел основания доверять больше, чем своему собственному. Да, но нос Лако вел себя весьма оживленно и нервно, и воздух в пещере казался потерявшим свою первозданную, полумрачную чистоту. Но не это поразило воображение Армана Ги. Он увидел, что его экспедиция удалилась от входа в туннель всего на каких-нибудь двадцать шагов. Он мог бы поклясться, что прошел как минимум сто.
      Что происходит? Пришло время задать этот вопрос. Что же все-таки это за пещера и чем здесь пахнет? Не может ли это быть дыханием чудища, глаз которого сверкает там в глубине?
      Запах был приятный, маслянистый и волнующий. Симон рухнул на колени и стал единственной свободной рукой расцарапывать себе лицо.
      Лако слегка пошатывался на своих колонноподобных ногах. Бывший комтур знал, что нужно сделать, чтобы заставить Лако пошатываться.
      - Не-е-ет, - просипел, прорычал Арман Ги и попытался взмахнуть мечом так, чтобы поразить лукавый запах в самое сердце или вызвать на поединок того, кто сидел там впереди, излучая непонятный, мучительный свет.
      Взмах мечом был последним подвигом совершенным в этот раз Арманом Ги, бывшим комтуром Байе.
      Далее его сознание помутилось.
      Но не навсегда.
      Даже может быть и не надолго.
      Очнувшись, рыцарь обнаружил себя лежащим на деревянной кровати в окружении нескольких мягких и благоухающих подушек. Стены небольшой комнаты были белы, равно как и потолок. Ни намека на украшения, или отверстия. Ложе с трех сторон ограждалось легким полупрозрачным пологом.
      Более всего Арман Ги доверял в этой жизни своему обонянию. В глазах еще плавали остатки легкой синеватой мути, глаза еще не полностью вернулись в этот мир и их свидетельствам пока еще не стоило доверяться. А вот нос. Комтур схватил одну из подушек, особенно близко подобравшуюся к его щеке, и жадно внюхался. Приятный и совершенно необычный запах. Но ничего общего с тем запахом. С каким?! Удивленно спросил себя тамплиер. Ах, да, пещера. Сознание вздрогнуло, оттаял слишком большой кусок памяти.
      Где же остальные?
      Пришлось довериться глазам. В комнате не обнаружилось никаких следов Лако или Симона. Арман Ги решил, что они скорей всего погибли. Что интересно, эта мысль нисколько его не взволновала. Явилась другая - что теперь со мной будет? Но надо сказать, и она не перевернула душу. Что будет, то будет - философски постановил рыцарь.
      Ощупал себя и остался доволен результатами ощупывания.
      Не стали бы его облачать в такие белые, тщательно выделанные одежды, прятать за столь драгоценным пологом, когда бы не имели на его счет каких-то особых планов. Эта небезупречная и поверхностная мысль на некоторое время привела Армана Ги в состояние полного блаженства.
      "Не заснуть ли", - подумал он. Но спать не хотелось. Некоторое неудобство доставляла необходимость чего-то ждать. Ждать не хотелось; даже в этих белых одеждах и за великолепным пологом.
      Постепенно остатки странного похмелья рассеялись. И чем яснее становилась голова, тем беспокойнее делалась душа.
      Так чего же, собственно, ему ждать? И что, в конце концов, случилось с Лако и Симоном. Теперь уж их судьба не казалась бывшему комтуру чем-то несущественным и неинтересным. Скорее наоборот. Не зря, выходит, евнух так боялся углубляться в пещеру. И кто, наконец, здесь правит?
      Как всякий полностью проснувшийся человек Арман Ги попытался встать. Не с первой попытки это у него получилось, и не с третьей. Проборовшись с полчаса с духовитым ложем и со слишком гладким полом, Арман Ги сумел навязать своим ногам привычное поведение. Правой, левой, стена уже близка, опереться! Обычная, хорошо оштукатуренная стена. Окон нет. Он, впрочем, и не ждал, что они будут. Слишком большой подарок для его любопытства.
      А вот дверь есть.
      И она открывается.
      Жуткий страх охватил вдруг рыцаря.
      Куда она открывается?
      Кого впустить?
      Держась обеими руками за стену и вывернув шею в сторону дверного проема, Арман Ги ждал появления существа (он был готов к тому, что это будет не человек), которое...
      Мелькнул край белой одежды, и на пороге появился мужчина в высоком тюрбане. Пояс серебряного цвета, руки сложены на груди. Глаза неуловимые. Он встал справа от двери. Следом явился его брат-близнец и встал от двери слева. Может и не близнец, но похож страшно. Именно, страшно!
      Арман Ги догадался, что эти не заговорят. Он сам, без слов, должен понять зачем они пришли, и, что ему нужно делать.
      Выбор догадок был невелик. Конечно, белые тюрбаны и серебряные пояса пришли затем, чтобы его куда-то препроводить. Придется идти.
      - Приветствую вас, господа, - со всем достоинством, с которым смог собраться, заявил Арман Ги, но тут же подумал, что белотюрбанные скорей всего слуги, так что он зря старается. Испытывая сильную досаду в связи со своей несообразительностью, бывший комтур заковылял к выходу. С каждым шагом ковыляние его становилось все увереннее.
      Зала (опять зала, почему-то с тоской подумал Арман Ги, войдя) была огромной, особенно если представить, что она находится в толще горы. По периметру ее, с отступом от стены шага в два, стояли кедровые столбы, украшенные отчетливой, но абсолютно непонятной резьбой. Висели гирлянды цветов между этими столбами, между ними курились благовонными дымами большие металлические треножники. Дымы скапливались под потолком, образуя плотное, беспросветное небо, делая невидимым потолок залы.
      Центральную часть занимал трон, он стоял на постаменте в три ступени.
      За троном располагалось несколько молчаливых тюрбаноносцев. Выражение лиц сверхъестественно безучастны, позы до боли одинаковы. В руках у них не было никакого оружия, но чувствовалось, что они далеко не безоружны. Ну и пора кончать с этим, потому что нужно переходить к описанию главной достопримечательности залы - человека, сидящего на троне. Он был в длинном, до пола одеянии, с невероятно широкими плечами. На голове его стояла громадная корона, сильно расширяющаяся кверху. Вызывало большой интерес, каким образом она сохраняет равновесие.
      Лицо подземного правителя было раскрашено таким образом, чтобы сделать его максимально похожим на статую.
      Арман Ги стоял достаточно близко к сидящему и поэтому отчетливо ощущал волну психического холода, исходившую от него. Преднамеренная статуарность, странный разрез глаз, свирепо подчеркнутый специальной раскраской, усиливали это ощущение почти до болезненной степени.
      Курятся бесшумно треножники.
      Замерли, как зубы спящего дракона, охранники.
      Пронизывающий взгляд ощупывает каждый изгиб твоей души.
      Кто это такой, что это за место?!
      Смутно вспомнился рассказ Симона о принце Заххаке. Страшная восточная сказка. Зачем он, Арман Ги явился сюда. Чтобы встретиться с последним и настоящим тамплиерским вождем. Но что тут, в подземелье, напоминает о рыцарях Храма Соломонова? Ни одной знакомой детали в обстановке этого тронного святилища.
      Оно напоминает языческий ад.
      - Здравствуй, Арман де Пейн!
      Звук нормальной, ясной французской речи так поразил бывшего комтура, что до него не сразу дошел смысл сказанного на этом языке.
      Сидящий, видимо, понял состояние гостя и повторил приветствие.
      - Арман де Пейн, я приветствую тебя.
      - Здравствуй, - не без труда выговорил тамплиер, - только я не де Пейн, меня зовут Арман Ги.
      - Посмотри на меня внимательно, человек с запада.
      Бывший комтур сделал что было велено и ощущение всепроникающего, всемудрого холода стало почти нестерпимым.
      - Посмотри и подумай, имеет ли смысл спорить со мной.
      Тамплиер опустил глаза, но от этого ему не стало легче. Даже, наоборот, страшнее. Спокойнее было смотреть прямо в лицо этому существу.
      - Слушай меня внимательно. Ровно двести лет назад у рыцаря Гуго де Пейна, Великого Магистра рыцарей Храма Соломонова, родился сын Андре. От него пошел род, последним представителем которого являешься ты!
      Человек на троне говорил почти не разжимая губ и абсолютно не мигая. Когда же веки его на мгновение смежились, сердце рыцаря едва не рухнуло со своего неустойчивого постамента.
      - По высшим законам божества, говорящего сейчас моими устами, и перед которым все прочие боги ведомые бренным существам, населяющим этот мир, сами суть тлен, прах и иллюзия, так вот, по этим законам ты являешься наследником жезла Великого Магистра и даваемого этим жезлом права.
      Смысл произнесенных слов входил в сознание Армана Ги сотрясая все его тело. Он не умещался в сознании рыцаря.
      - Ты не можешь поверить в то, что я сказал?
      - Я... я верю, но это трудно. Так сразу... И почему я ничего не знал? Почему ни о чем не догадывался все эти годы?
      - Неправда. Разве ты не ощущал, что твоими действиями руководит некая неназываемая сила. Разве не чувствовал поддержку там, где все тебя оставили, разве не обретал ты силы надеяться, когда казалось бы все надежды должны были бы рухнуть.
      Рыцарь кивнул.
      - Действительно, так было. Но почему все открылось только теперь? Ведь род не прерывался... И знал ли мой отец о том, кто он? Мой отец был простым рыцарем. И что мне теперь делать, когда Орден разгромлен?
      - У тебя слишком много вопросов. Ответы не на все из них достойны того, чтобы я держал их в голове. Не ты один, не один твой род, не один твой Орден составляют синклит моих мыслей. Вы, тамплиеры, сами виноваты в том, что с вами произошло. Вы сделали выбор.
      И не воображай сейчас, что ты хотя бы догадываешься, что он из себя представляет. Я скажу тебе больше - то, что тебе открылась тайна твоего происхождения, может статься, и не благо для тебя.
      - Прости меня, великий господин. Я действительно человек с запада, и мне не всегда понятны слова, сказанные человеком с востока.
      Сидящий на троне издал звук похожий на смех, хотя выражение лица его ничуть не изменилось.
      - Ты ошибаешься, я не человек.
      - Не человек?
      - Я царь Заххак.
      - Понятно.
      Опять послышался звук похожий на смех, - Навряд ли тебе что-то понятно. Я правитель города езидов и главный, кто произносит повеления Бога единого.
      Рука говорившего внезапно оторвалась от колена, на котором возлежала, и протянулась к Арману Ги. Не было никакой возможности, чтобы она достигла рыцаря, но он отшатнулся.
      - Вот из под этого ногтя родился замысел вашего Ордена. Теперь ты можешь точно измерить ту роль, которую играешь в мире.
      - О, да, - прошептал Арман Ги.
      - Я не имею больше ни возможности, ни желания разговаривать с тобой. Сейчас я дам тебе одну вещь.
      Из-за одной из кипарисовых колонн появился носитель белого тюрбана, в руках он держал небольшой, довольно обычного вида, ларец.
      - Бери. Ты послан сюда за некоей тайной. Отвези этот ларец тем, кто тебя послал. И они узнают то, что хотели узнать. Только правильно определи, кому это послание предназначено. Это отныне главная твоя обязанность.
      Арман Ги осторожно взял ларец в руки. Не слишком тяжелый, металлический: Никаких украшений и надписей.
      - Только помни - тебе самому заглядывать в него нельзя. Никогда! Ни при каких обстоятельствах. Ты понял меня?
      - Да, - с трудом проговорил рыцарь.
      - Иди.
      Потомку Гуго де Пейна было трудно сдвинуться с места. Члены отказывались служить. Сил хватало едва на то, чтобы удерживать в руках ларец.
      - Иди же! - прогремело по залу.
      Но охваченный параличом воли Великий Магистр Ордена Тамплиеров все же остался на месте. И он, до конца своей жизни, так и не понял, наяву или в его воображении произошло следующее.
      Где-то над потолком раздался уныло-истошный вой множества невидимых труб. Затрепетали дымы над треножниками. Откуда-то слева появилась странная процессия. Четверо стражников в белых тюрбанах вошли, неся на плечах большое золотое блюдо. На блюде стоял на четвереньках богато одетый человек. Причем и руки и ноги его были прикреплены к блюду металлическими петлями.
      Блюдо было поднесено вплотную к трону. Передние носильщики опустились на колени, так что царь Заххак и принесенный на блюде человек оказались лицом к лицу. Молчаливое противостояние, сопровождаемое взвинчивающимся воем труб, продолжалось несколько мгновений.
      И вдруг в широченных плечах царя Заххака произошло необъяснимое движение, взметнулись куски ткани, и медленно над головой владыки езидов поднялись две змеиных головы с желтыми, приоткрытыми жадно пастями и осмысленно горящими глазами. Черная шкура их маслянисто отсвечивала.
      Арман Ги стоял буквально в пяти шагах от трона, ему было все отлично, вернее сказать - ужасно, видно.
      Змеиные тела все выше выдвигались из разрезов на плечах царственной одежды. Сам Заххак впал как бы в транс, он смотрел перед собой ничего не видя.
      Стоящий на четвереньках на золотом блюде человек тоже был, как бы загипнотизирован, он силился что-то сказать, и только пена бессилия и ужаса бежала по его подбородку. Он понимал, что сейчас с ним произойдет. Две гадины приблизились к его лицу, поигрывая отвратительно раздвоенными языками, покачивая лоснящимися головами. Раздвоенные языки заинтересовано коснулись потного лба, и только тогда жертва попыталась закричать, но это уже было напрасно. Твари впились в глазные впадины, с жадным, страшным клекотом пожирали человеческий мозг.