- Наши математики и геометры используют его некоторые практические мысли при возведении зданий и мостов, но ,в целом, Святая Церковь отвергает и осуждает его нелепое учение.
      - Ну и отлично! - сказал резко король и не попрощавшись пошел вон из оранжереи.
      ГЛАВЫ ШЕСТНАДЦАТАЯ
      РАС АЛЬХАГ
      Арман Ги в бешенстве носился по келье, сотрясая воздух самыми непристойными ругательствами на которые только был способен его язык. Его можно было понять, вряд ли бы отыскался на всем белом свете мужчина, способный воодушевится тем, что только что было ему обещано Черным Магистром.
      Лако сидел в углу и тоже, кажется, не блаженствовал. Он выглядел оцепеневшим. Глаза его были закрыты, в то время как ноздри, особенно, как-то отверсты.
      - Лако, а Лако, разрази тебя дьявол, ты что спишь?!
      - Нет, мессир.
      - Надо бежать отсюда Лако. Немедленно!
      - Посмотрите в окно, мессир.
      Арман Ги взобрался на каменный выступ и заглянул в оконный проем.
      - Да, дьявол мне в глотку и печень, высоко. Слишком высоко!
      - А теперь попробуйте дверь, мессир, - сказал слуга все также не открывая глаз.
      Дверь была обита железом и выглядела настолько внушительно, что бывший комтур не стал приставать к ней с испытаниями, а обратил бессильный свой гнев против слуги.
      - И это все, что ты мне можешь предложить?!
      Лако, не открывая глаз, развел руками.
      Арман Ги зарычал от злости и снова стал кружить по келье, пиная время от времени стоптанными сапогами каменные стены.
      - Ты напрасно надеешься, что тебя эта чаша минует, напрасно, Лако.
      - Отчего вы решили, мессир, что оскопление производится чашей?
      - Ты еще смеешь шутить?!
      - Что же мне еще остается?
      Этот впечатляющий обмен репликами был прерван скрипом открывающейся двери. Из темноты коридора в узилище бывшего комтура и его слуги были впихнуты их старые друзья, Симон и Наваз. Проскрипев в обратном направлении, дверь закрылась. Персияне, причитая что-то по-своему и отряхивая изрядно обтрепавшиеся халаты, поднялись с пола.
      Увидев своих недавних спутников по горной прогулке, они повели себя по-разному. Наваз закручинился, предвкушая, видимо, новые издевательства. Симон, наоборот, почти обрадовался. По крайней мере за издевательскую ухмылку на его устах можно было ручаться.
      - Что ты смеешься, негодяй?! - подступил к нему Арман Ги с занесенными кулаками.
      - Я и не думал смеяться, господин! - быстренько совершил крестное знамение зороастрийский выкрест.
      - Ты радуешься тому, что оказался прав? Ты слишком торопишься. Прежде чем над нами произведут то, что... прежде чем... короче говоря у меня еще будет время вытрясти из тебя душу.
      Симон прижался спиной к стене и опять истово перекрестился.
      - Я это знаю, господин. Кроме того, у меня нет особого повода для радости.
      - Не лги! - крикнул бывший комтур и его кулак снова угрожающе замаячил над головой евнуха. - Чего вам быть в печали, вы тут среди своих, хуже вам уже не будет. Эта безногая туша мне рассказала, что еды и прочего здесь вдоволь. Будете сыты и пьяны. Только подштанники свои будете сами стирать и вывешивать на стенах, - сказав это Арман Ги вдруг бешено захохотал, колотя себя кулаками в грудь, как бабуин. Необъяснимая уверенность в благоприятном исходе дела, оставившая его сразу после разговора с Черным Магистром, никак не желала возвращаться.
      - Успокойтесь, мессир, - негромко предложил Лако.
      - Что? - взревел рыцарь. - Что?! Ты смеешь давать мне такие советы! Ты, кусок навоза из-под паршивой коровы!
      И Арман Ги с размаху пнул сапогом своего слугу в бедро. Тот сильно качнулся, но не открыл глаз. Это еще больше разозлило бывшего комтура, он отошел на два шага и решил нанести следующий удар с разбега. Но тут его ждала неудача. В последний перед ударом миг, слуга, все так же продолжая притворяться дремлющим, качнулся в сторону, и сапог Армана Ги пришелся в стену. Рыцарь громко застонал от боли и повалился на солому.
      Евнухи забились в дальний угол. Они опасались самого худшего.
      Лако встал и наклонившись над хозяином негромко произнес.
      - Мессир, очнитесь, вспомните о своем великом предназначении.
      Валяясь туда-сюда по усыпанному соломой полу и скрипя зубами, бывший комтур прорычал.
      - Я начинаю сомневаться, Лако, что тайна тамплиерства стоит той цены, которую я должен буду за нее заплатить.
      - Тише, мессир, тише.
      Бывший комтур уже стал приходить в себя, рыцарская истерика заканчивалась.
      Лако посмотрел в сторону соседей по заключению. Они демонстративно взирали в другую сторону, будто бы их заинтересовали разводы сырости на стене.
      Наконец Арман Ги полностью овладел собой, лицо его сделалось хмурым и сосредоточенным. Он встал с пола и принялся снова расхаживать по каменной пещере от окна к двери и обратно, заметно припадая на правую ногу.
      В келье сохранялось напряженно-обреченное молчание. Нарушил его Симон.
      - Господин, - мягко и осторожно обратился он к рыцарю прижимая руки к груди.
      Бывший комтур остановился над своим бывшим пленником.
      - Чего тебе?
      - Позвольте мне сказать несколько слов. Надеюсь, разумных.
      - Говори свои слова.
      - Я знаю каким образом мы все могли бы выбраться отсюда. Вы могли бы не подвергаться ужасной операции. Ужасной, я знаю что говорю.
      - Это и без твоих заверений понятно. Излагай, что у тебя за план. И почему ты говоришь "мы все". Вам зачем бежать отсюда?
      - Извините, господин, я потом это объясню. Но сначала я хотел бы поговорить о другим, о вашем предназначении.
      - Что-о, - Арман Ги выпучил глаза, а Лако даже открыл.
      - Нет-нет, не думайте, я не подслушивал, но слышал то, о чем вы говорили с вашим благородным слугой. Но не в этом дело. Главное, о вас мне рассказывал еще мой хозяин, Нарзес.
      Арман Ги неуверенно потрогал свой ус.
      - Что именно он тебе рассказал?
      - Немного, но достаточно для того, чтобы сделать вам сейчас хорошее предложение.
      Бывший комтур, молча разъедая взглядом перса, продолжал теребить растительность на верхней губе.
      - Нарзес сказал мне, что Вы странствующий рыцарь-тамплиер. Странствуете вы не в поисках денег или славы. Это было бы заметно сразу.
      - В поисках чего же странствую?
      Симон неуверенно улыбнулся.
      - Хозяин мой, Нарзес, говорил мне, что некогда, и не очень давно, в этих местах, или поблизости от них, были большие христианские царства и Орден Тамплиеров имел в их величии свою блестящую долю.
      - Рассказывай, рассказывай.
      - Более того, есть поверье, говорил Нарзес, где-то в здешних замках остались их главнейшие святыни. Наподобие Гроба Господня, только в состоянии скрытом, неявном. Мыслю себе, что крепость эта, служащая нам горестным приютом, одно из таких святилищ, ибо почему бы вам с таким необъяснимым упорством было стремиться сюда, отказываясь от денег и рискуя жизнью и не только ею одной.
      - Положим это так. Но пока я не вижу никакого разумного предложения в твоих словах.
      Перс сделал суетливое движение рукой, мол, сейчас все будет.
      - Сейчас оно прозвучит, господин.
      - Опять ты начнешь о своем тайнике с цехинами. Но даже если бы я согласился - как мы выберемся отсюда!
      - Выбраться отсюда очень трудно. Очень, очень, - захлюпал носом Наваз. Симон положил ему руку на голову и тот стих, как попугай на клетку которого набросили покрывало.
      - Некоторое время назад я беседовал с Черным Магистром.
      - Мы тоже, - фыркнул бывший комтур.
      - Я евнух, господин.
      - Не может быть! - не удержался от банального ехидства рыцарь.
      - Каждый евнух немного врач, а я, более того, в юности учился этому искусству.
      - Ну так и что, какое ты хочешь найти здесь применение своим знаниям. Нога моя почти не болит.
      - По моему мнению, Черный Магистр не проживет более суток. Я вообще удивляюсь, как жизнь ухитряется теплиться в этой насквозь прогнившей туше.
      - Поня-ятно, - протянул тамплиер, в глазах его появились маленькие огоньки.
      Симон, между тем, продолжал.
      - Можете себе представить, что начнется в крепости.
      Это был не вопрос, но бывший комтур счел нужным на него ответить.
      - Представляю.
      - Паника, развал, разброд. Здесь все держится железной волей Черного Магистра. Когда она исчезнет. ..
      - Так, так, чем же это выгодно нам? Мы ведь так или иначе под замком. Мне лично все равно, по чьему приказу меня оскопят. Самого Черного Магистра, или его преемника.
      - Мы можем выбраться наружу.
      - Как?
      - Мы можем подкупить того, кто стоит за дверью и сторожит нас.
      - Чем?
      Симон замялся.
      - Извините, господин, за дерзость, а ваш крест если конечно, он золотой.
      - Я свой крест, понимаешь ли...
      - Прошу вас еще раз извинить меня, но другого выхода у нас нет. Ваш Бог простил бы вам это прегрешение.
      - А ваши кресты?
      - Мой брат мусульманин, а я, хотя и крещен, но ношу простой кипарисовый крест.
      Бывший комтур потер глаза, потом сказал проникновенно:
      - Я тамплиер.
      Это прозвучало почти так же странно, как недавнее заявление Симона "я евнух".
      - Я знаю, господин.
      - Я настоящий тамплиер.
      Персиянин промолчал, не зная что ответить.
      - У меня нет креста, - пояснил бывший комтур. С этими словами Арман Ги развязал ворот своей рубахи, на волосатой груди имелась только кожаная ладанка и это было все.
      Симон тяжело вздохнул, помолчал, потом поднял полу своего халата и начал рвать зубами угол.
      - Что ты делаешь? - в ужасе спросил Наваз.
      - Что надо, - прорычал Симон, плюясь нитками.
      Наконец была извлечена на свет небольшая золотая монетка, лишенная изображения.
      - Почему ты сразу ее не достал, негодяй, зачем завел речь о крестах?
      - Это не деньги, как вы, наверное, подумали.
      - Что же это? - Арман Ги повертел в руках монету, - да, на деньги не слишком похоже. Отвечай же, что это?
      - Это горсть родной земли, как сказал бы христианский паладин.
      - Не понимаю.
      Симон снова вздохнул, еще тяжелее прежнего.
      - Я такой же христианин, как и вы. Крестился лишь для виду, потому что попал на службу к купцу греку. Местные власти гонят и ненавидят последователей Зороастра.
      Бывший комтур усмехнулся.
      - Забавно. Доминиканцы, стало быть, правы. Надобно проверять истинность крещения.
      Рыцарь подбросил на ладони монету.
      - Хорошо выглядит твоя родная земля.
      - Истинной родиной почитателя Зороастра является огонь. Золото лишь олицетворяет его.
      - Ценю твою жертву, хотя и не понимаю, зачем ты ее принес. Ведь после смерти Черного Магистра вы бы с братом могли спокойно покинуть крепость и вернуться по своим гаремам, а то и отправиться на все четыре стороны.
      Симон отрицательно и угрюмо помотал головой.
      - После смерти Черного Магистра власть здесь захватит безносые. Они никого не выпустят, чтобы никто не смог рассказать правду о Рас Альхаге. Безносых истребляют безжалостно в здешних местах, считая осквернителями могил.
      - Да, я слышал об этом.
      - Если по округе пойдет слух, что в крепости полно безносых, сюда рано или поздно явится армия. Безносые это понимают и, чтобы скрыть истину, пойдут на все.
      - Пожалуй ты прав.
      - В лучшем случае нам отрежут носы.
      Бывший комтур задумчиво поскреб щеку мощными ногтями.
      - Так ты хочешь, чтобы мы с Лако помогли вам выбраться отсюда?
      - Да, господин.
      - Но это опасно. Безносых, насколько я понимаю, здесь достаточно, а нас всего двое. И без оружия.
      - Трое. Я тоже кое что понимаю в военном деле.
      - Ну, это мало что меняет.
      - Но ведь вам все равно придется выбираться отсюда, хотя бы ради себя.
      - Вдвоем, проще. Без такой обузы как вы с братом у нас больше надежды на успех.
      Симон встал и потянулся, сладко хрустнув суставами.
      - Я не предлагаю вам заниматься нашим спасением безвозмездно. И поскольку я понял, что деньги не стоят для вас на первом месте, назначаю другую форму оплаты. Уверен, она вам подойдет.
      Арман Ги сел на пол спиной к стене и положил ладони на колени.
      - Любопытно будет узнать, что имеется в виду.
      - Вы что-нибудь слышали о горе Сках?
      Глаза Армана Ги сузились, он бросил короткий взгляд в сторону Лако, тот был невозмутим.
      - Гора Сках? - нарочито рассеяно переспросил бывший комтур.
      - Мы попали в Тир. Там и были мы оскоплены и проданы в разные гаремы.
      - Так вы никогда не знали женщин?
      - Нет, - с некоторой даже гордостью заявил Симон. - В книге великого поэта Абу-эль-кассем Мансура, прозванного Фирдоуси, есть рассказ, который многим кажется таинственным, если не бессмысленным. И все это потому, что он исполнен великого смысла. Речь в нем идет об одном арабском принце по имени Заххак. Он возжелал власти и славы и для скорейшего осуществления своих желаний заключил договор с Иблисом, говоря вашими франкскими понятиями, с дьяволом. Дьявол убил отца Заххака, помог принцу победить великую персидскую империю и ее великолепного, громоблистающего царя Диамщида. В обмен на это он попросил принца только об одном - поцеловать его между лопатками. Тот не смог отказать. Тут же после поцелуя из лопаток Заххака выросли две черные змеи и потребовали еды себе. А еда их, как выяснилось, мозг молодых юношей. За эту плату змея стали неусыпными стражами принца и он правил Исфаганом в течении веков. От него и произошло племя езидов.
      - Интересная история, - сказал Арман Ги без особого уважения в голосе, - однако для чего ты ее нам рассказываешь?
      - Около восьми лет назад нас с братом похитили охотники за рабами, это было неподалеку от упоминавшегося мною Исфагана. Отец наш был мерабом, смотрителем арыков местного князя, очень уважаемым человеком. Наверное он уже умер от горя. Но не в этом дело. После похищения нас повезли на верблюдах на запад. Целый караван с рабами и пряностями. То, что на запад, легко было определить по солнцу, и насколько я разумею, мы были в числе тех, кто должен был послужить пищей для этих черных змей.
      - Почему ты так уверено об этом говоришь?
      - Потому что мы очень близко подъехали к горе Сках. Название это я слышал от погонщиков наших верблюдов. Мы стояли вплотную у крепостной стены и видели многое.
      - Что вы там такое видели и почему вас все-таки не сожрали змеи, раз вы все равно были для этого предназначены?
      Симон пожал плечами.
      - На этот вопрос мне трудно ответить. Может быть хозяин каравана не сошелся в цене с управителем крепости. Может быть мы были слишком молоды. Нам ведь и десяти лет не было тогда. Так или иначе, с частью каравана мы отправились дальше на запад, пока не отдалились от крепости.
      - Никогда, - подтвердил его слова Наваз.
      - Ладно, - махнул рукой Арман Ги, - вернемся к Заххак. Что вы видели там такое, что сохранилось в вашей памяти до сих пор?
      - Мы видели там тамплиеров, - просто сказал Симон.
      - Тамплиеров? - воскликнул бывший комтур. - Да, всадников в белых плащах с красными крестами. При встрече они обнимали друг друга и целовали в плечо. Таков же обычай езидов, что проживают на горе Сках в пещерной крепости. Езиды гонимы всеми, и мусульманами, и христианами, и зороастрийцами, но неистребимы при этом.
      - Ты сам видел это? Ну, то, что плащи, кресты и то, что целовали в плечо?
      - Да, господин. Я сидел в ивовой корзине на верблюжьем боку, в просвет между прутьями мне хорошо было все видно.
      Арман Ги подошел к стене и уперся в нее ладонями, словно пытаясь повалить. Потом вдруг резко обернулся и подбежал к персу.
      - Где эта гора?
      - Там, - сказал тот, махнув рукой в ту сторону света, где восходит солнце.
      - Не шути со мной!
      - И не думаю, господин. Я был ребенком тогда, и по, пути от горы Сках на запад запоминал не названия городов и рек, а то, как они выглядят. Я могу довести вас туда, но не могу рассказать как туда дойти.
      Тамплиер вернулся к стене и снова вцепился в свой ус, так, словно подергиваний его помогало ему размышлять. Внутри у него опять появилась и стала наливаться жизнью уверенность, что судьба споспешествует ему. Ну, разумеется, это именно так! Связываться с этими уродами неохота, хватит одного своего, но, кажется, ничего не поделаешь, придется.
      - Хорошо, я помогу вам с братом, но ты...
      - Клянусь вечным Зерваном, я приведу вас к горе Сках.
      И как бы знаменуя заключение этой договоренности по крепости поползли смутные, тупые удары гонга. Они доносились с той стороны, где должна была находиться зала с золотым занавесом.
      - Умер, - прошептал Симон.
      - Умер, - просвистел Наваз.
      - Умер, - прорычал Арман Ги.
      Лако вскочил со своего места и одним броском вцепился в горло Навазу. Тот дико заверещал. Симон кинулся ему на помощь, но бывший комтур схватил за руку и что-то прошептал на ухо. Лицо евнуха просветлело и он стал топать ногами и истошно вопить. Арман Ги тоже вложил голос в общий сумасшедший хор. Надо было спешить, ибо услышав звук стражники могут убежать для выяснения того, что случилось и тогда с запорами ничего нельзя будет сделать.
      Расчет, заключенных оказался верным, в щели под дверью затрепыхалось пламя факела и послышался недовольный окрик безносого.
      Арман Ги тут же бросил в щель зороастрийское золото, и оба евнуха разразились таким визгом, в сравнении с которым поросячий мог бы показаться надменным молчанием. Стражники обменялись гундосыми мнениями и пришли к выводу, что заключенные делят золото. Глупо упускать такой случай. Громыхнули запоры, скрипнули петли. Алчно сопящие, безносые твари ввалились внутрь. Расправа была короткой и почти бесшумной. Лако умел убивать. Господин его тоже не вполне утратил воинские навыки.
      Короче говоря, через несколько мгновений у двоих франков и двоих персов было три меча и одно копье. Мечи были разные. Кривой сарацинский, заржавевший длинный германский и один широкий, непривычной формы и неизвестного происхождения. Но выбирать не приходилось. Копье было с бородой, как у степной конницы со слегка обгоревшим древком.
      По состоянию захваченного вооружения можно было судить о качестве противостоящего войска.
      В Армана Ги вселилась необыкновенная бодрость. Он считал, что главная часть успеха уже достигнута. Осталось только незаметно, а лучше с легкой дракой, покинуть незапертую крепость. Построились в колонну. Роль тарана играл Лако. За ним второсортная боевая единица Симон. Третьим балласт Наваз, ему всучили сомнительного происхождения мечище, он оттягивал безвольную руку. Арьергардом служил сам бывший комтур Арман Ги. Германский неудобный клинок был в его руках.
      Освещая дорогу факелом, его нес Лако, стали пробираться по запутанным внутренним переходам. Повезло, что никто из безносых не попался на пути. Впрочем этому было объяснение - гонг. Его гул оттягивал к себе жителей крепости. Очень было бы хорошо, если бы они погрузились хотя бы на несколько часов в пучину, пусть и притворного горя и скорби по своему почившему предводителю. Беглецам этого времени хватило бы и скрыться и замести следы.
      Но случается так, что везение изменяет даже тем, кому обычно везет.
      Когда вооруженная четверка выбежала на внутреннею галерею, внизу лежал, пустынный двор. До полуоткрытых в сторону свободы ворот оставалось шагов пятьдесят. Десять вниз по ступеням и сорок горизонтально по мощеному двору. Но тут случилось нечто страшное. Раздался тяжелый многоголосый рев и из трех широких дверей, выводивших во двор из толщи крепостного дворца, хлынуло три потока людей. Сначала могло показаться, что в этой каше, богом является беспорядок, но очень скоро глаз признал свою ошибку. Никакого, беспорядка, наоборот, шло упорядоченное и организованное избиение безносыми всех прочих. Не трудно было догадаться кем являются эти прочие.
      Визг, рев, хрип.
      Струи, ручьи, реки крови.
      Сорок шагов до крепостных ворот стали непроходимы.
      - Назад, - скомандовал Арман Ги.
      И вовремя, некоторые из безносых, расправившись со своими евнухами, стали посматривать по сторонам в поисках работы. Не стоило ждать, когда они поднимут глаза вверх.
      Последовало еще одно путешествие по скользким, противным внутренностям Рас Альхага. Если бы у беглецов было время размышлять, они могли бы подумать, что путешествуют внутри огромной жабы.
      Наконец удалось отыскать местечко удобное для незаметного бегства. Часть стены съехала по склону, внизу травянистый откос.
      Первым сбросили Наваза. Он в полете потерял меч и сознание. И слава богу, что приземлялся безоружным, обязательно зарезался бы. За ним последовал бывший комтур. Крякнул приземлившись и грузно покатился по траве. Симону и Лако уже пришлось доказывать свое право на прыжок. Один безносый, но глазастый стражник высмотрел их и налетел сзади. Лако, почуяв его приближение успел развернуться и уклониться. Острие вражеского копья высекло из голого камня бессильные искры. Второй попытки себя убить Лако не предоставлял никому. Кривой сарацинский клинок блеснул на солнце выйдя из спины нападавшего. Дав ему воинственно покрасоваться лишь долю мгновения, слуга бывшего комтура выдернул его и прыгнул вместе с Симоном вслед за остальными.
      Бежали изо всех сил, но сил было не так много. Даже персидские братья не скулили. Возле поворота дороги остановились, чтобы отдышаться и оглянуться. В отличие от античного персонажа, покидавшего аид, правильно сделали. Ибо вот что увидели.
      На стене Рас Альхага стояло несколько человек, держа в руках хорошо знакомую бывшему комтуру кадку и силились ее перевернуть. Наконец им это удалось и огромный кусок мертвого мяса бесшумно полетел на камни, несколько раз нелепо подпрыгнул и исчез в небытии. Состоялось воздушное погребение.
      Но не это сильнее всего впечатлило беглецов. А зрелище того, как из ворот крепости выбегают люди и во множестве. Трудно было различить, без носов ли они, но можно было сказать с уверенностью, что они с оружием.
      - Бежим! - заорал Арман Ги.
      И команду не пришлось повторять дважды. Предстояло карабкаться в гору, в то время как погоне дорога стелилась под гору. Так что расстояние очень скоро естественным образом сократилось до мизерного. А охотник тем азартнее, чем ближе добыча.
      Охотников было около двадцати. Бегали они не все одинаково хорошо. Но, к сожалению, соревнование в скорости по сути происходило между самыми медленными среди убегающих и самыми быстрыми из догоняющих.
      Уже очень скоро случилась первая стычка.
      Лако, притворно отстав от остальных, схватился с самым ретивым бегуном. Его кривой меч, которому как бы понравился вкус крови безносых, сделал свое дело также быстро, как и в первый раз.
      Вид зарубленного товарища не облагоразумил его друзей. Скорее наоборот вселил в них ярость.
      Во второй раз отставать и отбиваться пришлось обоим франкам, причем сразу против троих безносых. Нападавшие оказались, в общем, неумехами. Но стройному и быстрому их убийству мешала одышка и неровности под ногами.
      И тут еще этот крик.
      Распоров пасть от уха до уха одному из преследователей, Лако обернулся и увидел, что на прячущихся в тылу братьев набегает двое безносых, обошедших место битвы справа. Кричал Наваз. Старший брат поднял копье и метнул. Он не врал, когда говорил, что умеет обращаться с оружием. Острие пробило горло негодяя. Но второй, подлетев, раскроил топором визжащую голову Наваза и крик захлебнулся в собственной крови.
      Безоружный Симон бросился бежать. Безносый дико ощерившись кинулся в его сторону, испытывая уже не охотничьи, а палаческие чувства. Он был уверен, что жертва от него не уйдет. Хуже, что также думал и наблюдавший с расстояния в пятьдесят шагов эту сцену Лако. Но ошиблись оба, безносому не суждено было воспользоваться возможностью убить и второго перса.
      Он вдруг, замер на бегу и рухнул лицом вниз. И из его спины медленно вышло острие стрелы упершейся оперением в камни.
      Безносые, во множестве выбежавшие на каменистую поляну между еловых стен, увидев фигуру всадника стоящего в полусотне шагов в тени леса, тут же бросились бежать обратно.
      Хозяин и слуга утерли пот со лба.
      Брат склонился, рыдая, над братом.
      ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
      АВИНЬОН
      - Вы?! - удивление Климента V было искренним, хотя, по размышлении, вряд ли в свете могло быть что-то способное удивить наместника бога на земле.
      Кардинал де Прато смиренно приблизился и смиренно же поцеловал руку Его святейшества. За протекшие годы, а их было числом пять, он изменился мало. Все так же был сух, землист цветом кожи, скуп в движениях и прост в одежде. Папа же изменился заметно, образ жизни, весьма далекий от подвижнического, сказался на его облике. Мешки под глазами, желтый отлив белков глаз, одышка. Даже в сидячем положении дыхание первосвященника было затруднено. Де Прато окинул его понимающим взглядом, в котором было мало участия.
      За стенами авиньонского дворца стояла поздняя осень, в покоях Его святейшества, несмотря на пылающую пасть камина и десяток переносных жаровен, расставленных по углам, было прохладно. Климент кутался в подбитую мехом полость, с лица не сходи, недовольное выражение.
      - Представляете, какие холода. Что-то будет зимой, - не удержавшись, пожаловался он.
      Кардинал не отреагировал на эту жалобу. На нем была простая, суконная хламида без всяких украшений и утеплений, и он не испытывал никакого неудобства.
      - Холод не вокруг нас Ваше святейшество, а внутри.
      Папа брюзгливо поморщился.
      - Знаю, знаю я эту вашу страсть к поучениям. А как умный человек, вы должны были бы знать, что путем говорения правильных слов еще никому не удалось помочь.
      Де Прато сухо поклонился.
      - Лучше уж говорите о деле. Ведь не без дела же вы явились сюда.
      - Разумеется с делом, Ваше святейшество.
      - Ну, так я жду.
      - У меня к вам два значительных известия.
      - Я не буду за вас решать, с какого вам лучше начать, - недовольно пробормотал Климент V и, выпростав руку из-под полости, потянулся к бокалу, стоявшему рядом на изящной кипарисовой подставке.
      - Умер император.
      Рука папы застыла в полете. Он невольно прищурил один глаз и с надеждой спросил.
      - Константинопольский?
      - Нет. Умер Генрих VII, император Священной Римской Империи. Это произошло неделю назад в Сиенне.
      Климент V откинулся на спинку своего высокого кресла, что-то огорченно шепча про себя. Отчетливо выделить что-то в потоке этого тихого сетования можно было лишь слова "опять все сначала".
      - Все сначала, да простит меня Святой Франциск.
      Де Прато ответствовал понимающим молчанием. Он даже не спросил, почему воскликновение отнесено именно к этому святому.
      Климент, тяжело и раздраженно вздохнув, вдруг проговорил.
      - А почему вы никогда не извещаете о своем приезде, почему вы всегда появляетесь неожиданно, что это за неуважительная манера?!
      Де Прато наклонил голову, он понимал, что отвечать на эти вопросы не требуется. Речь папская запнулась и возобновилась в виде утробного вопля.
      - Тардье!
      Спустя мгновение явился секретарь Его святейшества, одновременно куратор его тайной службы. За ним виднелся служка-камердинер с кувшином подогретого вина, на случай если бокал на кипарисовой подставке опустел.
      - Слушаю, Ваше святейшество, - ниже, чем обычно, кланяясь, сказал секретарь.
      - Пошел вон! - крикнул ему папа. И в смущенно удаляющуюся спину добавил, - бездельник.
      Потом Климент V опять обратился к кардиналу.
      - Когда умер? Неделю назад?
      - Да, Ваше святейшество.
      - Это невообразимо, никто ничего не хочет делать. Они думают... Ладно де Прато, это мы оставим. Теперь вот о чем. Надежные ли у вас источники?
      - Более чем.
      - Более чем что?
      - Генрих Люксембург отдал богу душу у меня на руках. И вот я здесь.
      Папа заныл как от зубной боли.
      - Вы правы, Ваше святейшество, все сначала, но вы ошибаетесь, думая, что все будет как в прошлый раз.
      Климент V поморщился.
      - А теперь объясните, что вы имели в виду.
      - Последний месяц я провел при императорском дворе, но отнюдь не оставлял своим вниманием двор королевский.
      - И?
      - И могу с уверенностью сказать, что расклад сил и интересов там совсем не таков, как пять лет назад.
      Папа все же отхлебнул вина.
      - А каков?
      - Процесс - вы понимаете о чем идет речь - процесс, который я считал топчущимся на месте...
      - Что с ним случилось, с этим процессом?
      - С ним ничего, Ваше святейшество, - улыбнулся едва заметно де Прато, все изменения произошли вокруг него.
      - Не ходите вокруг, да около.
      - Даже неистовый Ногаре счел нужным отстраниться от прямого ведения дела. А ведь он, как цепной пес, держал своими клыками Орден за глотку.
      - Это мне известно.
      - Теперь все полномочия переданы церковному суду и главным куратором стал архиепископ Парижский.
      - Брат этого выскочки Ангеррана де Мариньи?
      - Да, ваше святейшество.
      - Эти Мариньи не много ли власти там себе взяли?
      - Примерно также думает и брат короля Карл Валуа. И если еще вчера мало кто поддерживал этого крикуна и вертопраха, то теперь он находит все новых сторонников. Многие владетельные лица недовольны засильем простолюдинов. Их раздражает сама идея городских ассамблей. Я получаю подробные отчеты на сей счет. От Жерара де Лендри и Гуго де ла Селя.
      Климент снова отхлебнул вина.
      - А Филипп, он какую роль играет во всей этой истории? Сейчас.
      - Это самая большая загадка, ваше святейшество.
      - То есть?
      - Король живет почти безвыездно - только на охоту - в замке Мобюиссон под Понтуазом.
      Папа нервно рассмеялся.
      - Филипп Красивый удалившийся от дел - скорее я поверю в горячий снег, или в то, что человек может летать по воздуху.
      Кардинал кивком головы показал, что он придерживается такого же мнения.
      - Тем не менее, несмотря на усилия всех моих людей, а это в основном люди наблюдательные и умные, не удается выявить того направления, в котором устремлены новые интересы Его величества. Если, правда, таковые имеются. Не видно никакого его участия в деле тамплиеров. Ему словно бы, все равно. Здесь главный показатель - Ногаре, Пес лучше других чувствует настроение хозяина.