АТЛАНТИДА. ПЯТЫЙ КРИСТАЛЛ

Боль была выше всякого разумения. Картанаг упал на колени. Он хотел закричать. И он закричал. Ему казалось, что его крик мощен, способен выдирать с корнем деревья и колоть камни, поднимать волны на озерах и сметать замки. Но на деле из груди вырвался лишь сдавленный сип.

Потом к Картанагу вернулась на миг ясность сознания. Он поднял руку, которая, казалось, весила как подъемный мост. Он не знал больше способов избавиться от боли. В отличие от Видящего мага он не хотел ее. Он не знал, как ей распорядиться. Для него это была просто боль, а не биение гигантских сил.

Он поднес руку к груди. Пальцы сжали медальон с «Лунным осколком». Резкий рывок разорвал золотую цепь. «Лунный осколок» полетел на землю. И боль ушла. Мгновенно. Остались только слабость и опустошение.

Видящий маг стоял спокойный, полный достоинства. «Лунный осколок» валялся у его ног. Хакмас нагнулся, поднял его, приладил на место в «подсвечнике».

— Ты, «Лунный осколок», камень стихии огня, — торжественно произнес он. — Ты занял положенное тебе место. Ты вобрал темный голубой пламень спутника Земли. В тебе отражение его света. В тебе его силы. Призываю тебя!

Он помолчал и закричал:

— Призываю вас всех!

Теперь «Лунный осколок» принимал на себя вместе с остальными камнями тяжесть проклятий демонов Темной Реальности. Картанаг подарил Видящему магу жизнь.

На месте Круга Мудрости вспыхнул огненный лиловый шар. Хакмас простер ладони, и шар начал меняться, разрастаться. Он порхнул в руки к магу, и тот бросил его обратно, в Монумент старых богов.

Холм, у подножия которого стоял Монумент, раскололся под звучащую ниоткуда, продирающую до костей музыку сфер.

Точнее, казалось, что он раскололся. Что происходило, не укладывалось ни в какие понятия. Принц нечто подобное ощущал во время путешествия в нижнем астрале, когда боролся с великаном-карликом. В этой точке сошлись два мира.

В ярко малиновом свете холм осыпался, как разбитый витраж. Разноцветные осколки в свою очередь раскалывались на новые. И изнутри вырастал из синих и зеленых кристаллов каменный цветок. В бутоне чернело нечто. Кусок тьмы. И тьма эта была не тьмой холода, страха и зла. Это была обещающая, теплая темнота Великой Пустоты.

Длилось это всего лишь мгновение. А потом холм закрылся. И напоминанием о происшедшем был лежащий на камне деревянный диск размером чуть меньше ладони. Обычный человек прошел бы мимо него и не потрудился бы даже нагнуться. Но тот, кому дано видеть и ощущать невидимое, кинув взор на этот диск, с трудом бы оторвал его. Взор тонул в нем, погружался в неведомые глубины, которые невозможно постичь.

— Саамарит! — воскликнул Картанаг и бросился вперед.

Принц и Пантеомон двинулись ему навстречу, стремясь остановить, не дать дотянуться до амулета амулетов, но Видящий маг жестом остановил их:

— Пусть берет!

Он спокойно направился в сторону замка. Поднялся по каменной лестнице. Его спутники шли за ним. Они не оборачивались и не видели, что Картанаг хохочет, как сумасшедший, держа в руке Саамарит, и как по его щекам текут слезы.

— Стой, — неожиданно возопил он, взглянув на Видящего мага.

Хакмас не обратил на него никакого внимания.

— Стой. Именем Императора!

Они продолжали подниматься по лестнице.

— Взять их! — крикнул Картанаг страже. Солдаты, раздавленные всем увиденным, не шелохнулись.

— За мной, — прикрикнул Картанаг. С тем же успехом.

— Передушу, как щенков! — заорал он истошно.. Крик вывел солдат из оцепенения, и они громко загалдели:

— Поищи дураков!

— Маг убьет нас одним взором!

— Нет! Иди сам, собачий потрох! Картанаг кивнул. Выдернул меч. Рубанул им по шее ближнего солдата.

— Или вы идете за мной! Или за ним! — крикнул он, пнув ногой корчащееся в судорогах тело.

Солдаты молча смотрели на советника. Они раздумывали — или выполнить приказание, или разорвать этого крикуна на части.

А потом поплелись за ним…

РУСЬ. СУДЬБА ЧЕРНОКНИЖНИКА

Боярин Матвей решил доставить в первопрестольную изловленного им атамана Романа самолично, поскольку теперь не доверял никому в этом городе. В сопровождении верных слуг закованного в цепи предводителя разбойников привез он в хмурый, туманный день в столицу и там передал его самолично дьяку Разбойного приказа. В тот же день о том стало известно царю Михаилу, который проявил к этому делу живейший интерес.

Незамедлительно Роман был подвергнут пыткам. Сопротивлялся он недолго и почти сразу же выдал всю свою историю, а потом ползал на коленях и умолял простить его, обещая, чем может послужить государю. Создавалось впечатление, что он полностью сломлен и уничтожен, не способен теперь к каким-либо решительным поступкам. И куда только девался жестокий и решительный Роман Окаянный, державший в страхе не одно воеводство.

Происходил Роман из знатного рода, проживал в городе на западной окраине государства Российского, занимал почетный пост. Когда ринулась на Русь вражья польская сила, то иные держались твердо и стойко, другие же, как собаки, поджали хвосты и лизали пятки самозванцу. Чернь и продажные бояре, соблазненные посулами и испуганные угрозами, преподносили врагам ключи от русских городов. Потом говорили, что Лжедмитрий ни одного города не взял силой оружия, а все подметными письмами.

Когда самозванец приближался к его городу. Роман, значительно обедневший от гулянок и празднеств, запутавшийся в делах, подрастерявший богатства из-за неподобающего разгульного образа жизни, почуял, что можно будет поживиться. С другими такими же мерзавцами убил воеводу, подбил на бунт самый никчемный народишко и открыл ворота города, за что был принят и обласкан новым «царем».

В молодости Роман баловался чернокнижеством, но получалось у него это неважно. Колдун, учивший его уму-разуму, говорил, что в одной чаше в Кремле скрывается древняя вещица, сила которой неизмерима. Владеющий ею станет самым сильным колдуном, не будет ему равных. Не будет преград у него на пути к власти и богатству. На западе эта вещица именовалась Чашей Грааля. По легенде в эту чашу Иосиф Аримафеский, снявший с креста тело Иисуса Христа, набрал кровь Спасителя. По легенде же эта чаша первоначально служила Христу и апостолам для первых литургий. По другим сказаниям — это и не чаша, а блюдо, на котором преподнесли голову Иоанна Крестителя. С того момента, как Роман услышал о чаше, ее поиск стал для него главным смыслом жизни. Он и сам не мог понять почему. Нечто гораздо более сильное, чем просто его страсть и стремление — что-то данное свыше, будто бы отголоски иных жизней, нечто очень важное и непонятное гнало его за Святым Граалем. И иногда откуда-то издалека приходило слово — Саамарит. Ему казалось, что когда-то давно это слово было для него самым важным в мире. Но где и когда это было?

При новом «царе» Роман пришелся ко двору. Там тоже баловались черным колдовством. Не только лестью и подлостью он завоевал себе положение. Был отважен, свиреп и слишком падок до денег. Когда началась неразбериха, пытался перебежать на сторону противника, потом вернулся обратно. А когда погнали поляков, то, понимая, что за ним числится много злодейств, отправился в Польшу вместе с обозом с награбленными ценностями. Роман знал — чаша где-то в обозе. И он собирался завладеть ею при первом же удобном случае. Вот только случай был не на его стороне.

В дороге пересеклись с русским войском, началась ожесточенная сеча, часть обоза в самый тяжелый момент ушла, а Роман, раненный и истерзанный, выбрался все же живым. Брел, спотыкаясь, по лесу и неожиданно наткнулся на остатки обоза — всего четверых шляхтичей и двоих русских. С их слов понял, что все богатства они надежно захоронили до лучших времен, поскольку довести в безопасности до Польши надежды не было никакой. И место, где спрятаны сокровища, было вычерчено на листах книги «Апостол».

Но в те дни невезение, казалось, накрепко вцепилось в многострадальный обоз. Русский отряд под предводительством боярина Матвея вновь настиг остатки его. Ждать пощады не приходилось, бились крепко, но силы были неравны. Из всех удалось уйти лишь Роману, который в последний миг сумел выдрать листы из книги, но, рассматривая их, к ужасу своему понял, что вырвал лишь два, когда рисунок был на четырех. Боярин Матвей в пылу боя узнал своего старого врага Романа и с тех пор был убежден, что именно он знает тайну пропавшего обоза и из него надлежит выбить сведения о его местоположении.

Отныне ходу к честной и сытой жизни для Романа не было. Или в Польшу бежать, где он был бы не слишком желанный гость, поскольку пользы теперь от него не было, или остаться в России. Но здесь он был врагом, и немало нашлось бы тех, кто с удовольствием вздернул бы его на первом попавшемся суку. Оставалось перейти к жизни тайной и заняться разбоем, в чем он быстро преуспел и, кажется, нашел себя.

Однажды все же попался он государеву человеку в полон и грозили ему большие неприятности. В мыслях распрощался Роман с жизнью. Но изловивший его оказался не кто иной, как воевода Семен Иванович. Роман быстро понял, как найти с ним общий язык. Красочно расписал несметные богатства, которые были в обозе, закинув крючок, что неплохо было бы вместе распорядиться ими, заявил, что имеет план. Рассказал и о потерянной книге. И воевода заглотил наживку. Притом не просто заглотил, а вспомнил, что видел где-то такую книгу. Подобные книги на Руси — редкость и ценность, поэтому найти ее оказалось задачей не очень трудной. И был заключен договор. Воевода, предварительно разузнавший все о Романе и убедившийся, что тот имел отношение к обозу, уговорился заняться поиском вместе. Отпустил разбойника, взяв у него одну часть плана. Не думавший, что попадет в такой оборот, копию тот снять опасался.

С тех пор для обоих поиск книги — недостающего звена в цепи — стал навязчивой идеей. Книга та то возникала на горизонте, то вновь пропадала. Но Роман знал, что чаша Грааля не отпустит до последнего его вздоха. Постепенно, с годами, энтузиазм поутих. Но вот след возник вновь. Роман прознал, что книга была у муромского купца Луки. Его-то он и пленил, и допросил в лесу. К удивлению своему, узнал, что след нужно искать в местах, где заправляет ныне сам воевода Семен Иванович. Пришлось снимать банду с насиженного места и ехать в те края. Так продолжилось странное сотрудничество того, кто занят лиходейством, и того, кто по долгу своему должен с лиходеями бороться не щадя сил.

Хотя главным был поиск книги, но воевода не брезговал и тем, чтобы оказать своему приятелю помощь в разбойных делах. Так помог взять казну государеву, от чего получил с нее львиную долю, помог и в других непотребных делах. Когда Евлампий начал тащить на себя одеяло и возникла угроза бунта под его предводительством, Роман долго думал, как бы от него избавиться. В открытую схлестнуться с ним боялся. Когда Убивец собрался громить Старостине сельцо, то Роман, организовал там ловушку, подбросив сведения об этом губному старосте. Расчет был на то, что Евлампия и его подручных стрельцы поубивают. Ну а если бы кто-то остался жив и смог указать, где расположено логово, то Роман подготовил отступление — новое место для логова на тех же болотах — еще более недоступное…

АТЛАНТИДА. СААМАРИТ

Ты оставил камни стихий нашему врагу! — воскликнул принц.

Они шли по коридорам замка. Видящий маг улыбался. Пантеомон и принц были угрюмы. Они понимали, что еще ничего не кончилось.

— Камни больше не имеют силы. Они отдали силу амулету амулетов.

— Но ты оставил ему и Саамарит! — воскликнул возбужденно Пантеомон.

— Это не страшно.

— Картанаг жаждал получить Саамарит. И он получил его! Он выиграл, Хакмас. А тебя это не волнует? — крикнул Пантеомон. — Ты сделал эту работу для твоего врага.

— Это он так считает. Он глупец, если думает, что владеет Саамаритом. Саамарит сам выбирает свою судьбу.

— Ты ведь знал, что пятый камень у него, — отметил Пантеомон.

— Знал.

— И рассчитал, что в последний момент он появится. И с ним будет «Лунный осколок».

— Я надеялся на это. Он спас мне жизнь. Видящий маг остановился в зале, где обычно проходили трапезы, оперся о стол. Его качнуло. Слишком много сил потрачено, слишком много отдано.

— Уходите через подземный ход, — велел Видящий маг.

— Мы не можем оставить тебя! — воскликнул принц.

— С этого момента наши пути расходятся. У меня свой путь.

— И мы увидимся снова? — спросил Пантеомон.

— Может быть. Но не в этой жизни. Уходите. Атлантида доживает последние месяцы. Вскоре здесь будет плескаться море.

— Куда мы уйдем? — усмехнулся Пантеомон.

— Я вчера приказал перегнать твою галеру, принц, в Лунную бухту.

Из коридора донесся шум.

— Они идут, — сказал Видящий маг. — Быстрее. Пантеомон и принц бросились из зала. Их путь лежал в библиотеку, откуда уходил тайный подземный ход.

— До встречи, — прошептал Видящий маг.

Он быстро спустился по ступеням в лабораторию. Там загодя были расставлены зеркала. Хакмас встал в их центре и закрыл глаза. Он должен собрать волю воедино. Это не так просто, когда столько сил потрачено. Но он должен это сделать.

Картанаг знал, куда идти. Наизусть выучил чертежи, нарисованные его лазутчиками. Он знал, что если где и искать Видящего мага, то в лаборатории. И не ошибся.

Он ворвался в помещение, оставив солдат снаружи. Крикнул:

— Хакмас, ты теперь мой!

Ударил запах озона. Картанаг увидел стоящего в центре зеркал в своем роскошном плаще Хакмаса.

— Кончай свои фокусы, Хакмас. Ты не проведешь меня! Ты проиграл. Саамарит мой. И ты — тоже мой.

Видящий маг не слушал его. Картанага обуяла ярость. Видящий маг и сейчас хотел испортить ему сладкий вкус победы. Высокомерный, всезнающий, полный презрения — он хотел досадить советнику. Но Картанаг не мог позволить ему этого. Ничего. Он не станет убивать Хакмаса. Он захватит его. И клещами, раскаленным металлом вырвет у него все тайны. И будет держать в подземелье, чтобы тот видел, как Картанаг торжествует в Атлантиде. Как возносится все выше и выше!

— Я сохраню тебе жизнь, ослиное ухо!

Но Видящий маг даже не вздрогнул. Он был погружен в свои мысли.

Взбешенный советник бросился к зеркалам. Но за метр до них какая-то сила отбросила его.

Картанаг удивленно огляделся. Ткнулся снова — и опять его отбросило на два шага. Такого он никогда не видел. Он знал многое о магических кругах. И знал, что они могут остановить только нечисть, но бессильны перед материальными объектами. Теперь же он видел нечто такое, что не укладывалось в его сознании.

В центре зеркал вспыхнуло сиреневое марево, оно начало расползаться, ограниченное магическим кругом.

— Выходи! — завизжал Картанаг. Но Видящий маг не отвечал. Картанаг выхватил из-под плаща небольшой арбалет. Взвел тетиву.

— Я выпущу стрелу! Ее не остановят твои штучки! Видящий маг сделал шаг к зеркалу. И Картанаг выпустил стрелу.

Хакмас вошел в зеркало. И стрела ударила о твердую металлическую поверхность. Марево исчезло.

— Обманул, — прошипел Картанаг.

Он вышел из лаборатории и крикнул солдатам:

— Перевернуть весь замок! Найти принца и Пантеомона! Не жалеть никого!

Ярость нуждалась в выходе. Она пульсировала по жилам. Разливалась. Требовала действия.

— Душите! Режьте! Сметите это змеиное гнездо! — Отдышавшись, он добавил: — Только не трогайте книги и вещи!

Солдаты с готовностью кинулись по помещениям. Но в замке они не нашли ни людей, ни книг, ни рукописей. Видящий маг готовился к бегству.

Это было обидно. Но Картанаг не горевал. Он владел Саамаритом. И считал, что настало время перемен в Перполисе.

Он уже подумывал вызвать к себе врачей Императора. Император изжил себя. «Дураки не могут держаться на троне долго. Их сменяют умные», — про себя произнес Картанаг.

Он собирался добиться власти. Перполис должен был пасть к его ногам. Но Видящий маг был прав — трон Атлантиды в эти времена — это кара. И Картанагу предстояло за недолгое оставшееся время еще раскаяться в своих решениях.

РУСЬ. ПРОШЛАЯ ЖИЗНЬ

Вся троица несколько дней прожила у отшельника, поровну деля скудные запасы. Хозяин хотя и не показывал этого, но был рад гостям. Однако время шло, и однажды Беспалый сказал:

— Наверняка уже все успокоилось. Расходиться надо.

— И куда ты пойдешь? — спросил отшельник.

— Не знаю, — пожал плечами Беспалый. — Куда глаза глядят. Правда, сначала пару Дел сделать надо…

— Рассказывай, — велел отшельник.

И Сила безропотно подчинился его требованию.

— Перво-наперво попробую кого-нибудь из братвы выручить, пока их всех на кол не посадили.

Колдун взял Силу за руку и внимательно посмотрел в серебряное блюдо, в котором была налита вода, сиявшая в лучах солнца разными цветами и вовсе на воду сейчас не похожая, а больше — на хрусталь.

— Нет, этого делать тебе не надо. Судьба настигла каждого из них, и не тебе становиться на ее пути.

— Еще попробую атамана сыскать. Отшельник снова посмотрел на воду.

— Что ж, попробуй, может, и удастся сполна ему долг вернуть.

— Ну а мы? — спросил Гришка. — Может, с Силой?

— С ним нам лучше будет, — поддакнула Варя.

— Нет, дети мои, — возразил отшельник. — Ваш путь иной…

Он замолчал. Гришка тоже молчал, понимая шестым чувством, что сейчас не стоит отвлекать отшельника. Наконец Агафон кивнул:

— Ладно. Смотри.

Теперь Гришка смотрел в серебряное блюдо. И теперь в нем появлялись картины для него. И они были очень странными. Наконец он прохрипел:

— Саамарит.

И Агафон вывел его быстро из транса.

— Что это было? — прошептал Гришка..

— Что ты видел? — спросил старик.

— Видения из моих снов. Прекрасные дворцы. Трясущаяся земля.

— Кем ты был в этом сне?

— Я был принцем волшебной страны со странным названием. Мне все это показалось.

— Нет, ты вспомнил то, что сокрыто от людей. Ты вспомнил свою прошлую жизнь. Смотри снова.

…И Гришка увидел. Он был принцем Горманом Тихим. Наследник престола Атлантиды умирал. Не было уже престола. Не было и самой Атлантиды. Ее поглотили бушующие океанские волны. Исчез тот большой, сияющий мир, та цивилизация, которая правила Землей тысячи лет. Катастрофа была неожиданна.

Сколько лет прошло с того момента, как галера принца Гормана причалила к берегу Восточных земель? Три десятка. Все они были посвящены не только тому, чтобы выжить, но и тому, чтобы возродить цивилизацию, построить новый город, который станет центром нового мира. Но все шло прахом. Соратников косили болезни. Городские стены подвергались нападению дикарей, властвовавших над этими землями. Книги были уничтожены во время потопа. А теперь умирал и сам принц.

Он умирал, но знал, что вернется. Круг воплощений не прерван. И у него есть еще дела на этой земле. И его держит тайна Саамарита. Он знал, когда душа отделялась от тела, что он еще будет драться за амулет амулетов. И встретится опять со старыми врагами. И старыми друзьями.

…Поселок на болоте. Убогие деревянные домики, нависшие на сваях над болотной жижей. Одетые в шкуры животных, увешанные ожерельями из зубов волков и медведей соплеменники. Он теперь был шаманом племени. Готовил отвары, собирал лечебные травы, заговаривал колдовские талисманы, лечил болезни. Он не знал ничего, кроме этого убогого поселка. Он не видел ничего, кроме этих людей. Но вместе с тем ему было тесно. Ему всегда казалось, что он знал раньше лучшие земли. Во снах ему являлись образы сказочной страны.

Враги напали на поселок ночью. Они убивали мужчин и детей. Они убивали всех, кроме молодых, способных принести потомство женщин. Они и пришли за женщинами. Шаман сидел перед священным огнем. Он понимал, что сейчас придет смерть. Он был готов к ней. Он ведал, что смерть — освобождение от этого болота, от этой жизни, проход куда-то. Он смотрел в огонь, пытаясь уловить в нем отблески иных миров.

Смерть пришла. В хижину вошел он — вождь враждебного воинственного племени. Он был измазан кровью с ног до головы. Он был доволен. Он смеялся, и его оскаленный рот тоже был в крови.

Шаман обернулся. Он посмотрел в глаза вождя. И в этот же миг улыбка сползла с губ пришельца. Какое-то узнавание охватило обоих. Им показалось, что они уже встречались, что они когда-то были самыми страшными врагами. И что им еще предстоят новые встречи.

Вождь захрипел, шагнул к шаману и взметнул топор. В последний миг в сознании шамана мелькнули слова на незнакомом, но почему-то понятном языке: «Картанаг! Мы встретились вновь!»…На трибунах улюлюкал жадный до развлечений плебс. Он наслаждался видом невинной крови. Жаждал убийства. Рим неистовствовал.

Сейчас Гришка был рабом-гладиатором, сыном старейшины германского племени, он попал в плен к римлянам и теперь умирал на потеху публике.

Он рубил мечом, отбивал удары. Вот его меч обагрился кровью одного из противников. Потом настиг другого. Но, оглянувшись, гладиатор увидел, что его соплеменники пали все, а врагов оставалось еще двое. И совсем не осталось сил.

Он отбил удар пики в грудь, рубанул по руке, а потом воткнул в шею чернокожего противника меч. И остался один на один с огромным персом.

Какое-то воспоминание нашло на миг. Будто когда-то он сидел на таких же трибунах и глядел на гладиаторский бой. Но это было в совсем другой стране. Как она называлась? Откуда это воспоминание? Сын германского старейшины не думал сейчас об этом. Он кинулся в последнюю свою схватку, сумел рубануть перса по плечу, но вслед за этим получил щитом в лицо и увидел перед глазами песок арены.

Нога перса прижала его к земле. В спину колол меч. Теперь все зависело от плебса. Поднятый вверх большой палец означал жизнь — он мог на нее рассчитывать, поскольку дрался хорошо и мужественно, а римляне любят мужественных бойцов. Палец вниз — это смерть.

Он повернул голову и сумел увидеть множество пальцев, направленных вверх. Рим дарил ему жизнь.

Перс огляделся. Он готовился отпустить своего противника, но тут взгляд его пал на императорскую ложу. Презрительное выражение было на лице сидевшего там человека — Императора. Император поднял палец вверх. Его глаза встретились с глазами поверженного, и хотя расстояние было достаточное, но обоим казалось, что они находятся не дальше вытянутой руки. Император улыбнулся и опустил палец вниз.

Меч взметнулся и упал на шею. «Картанаг — ты настиг меня», — прозвучало в уходящем на новый круг сознании.

…Звенели клинки. Всхрапывали кони. Доносились победные крики и стоны боли. На сей раз Григорий был рыцарем сэром Робертом, ходившем вместе с Ричардом Львиное Сердце воевать за гроб Господень. А потом, после Палестины, многие годы посвятил поиску того, что искали и многие другие, — чаше Грааля. Но это была не просто страсть, не просто цель скитаний. Это было нечто большее. В отличие от других, ему начинало порой казаться, что он знает суть этого предмета. Для него он — вовсе не легендарная чаша. А нечто совершенно реальное. Но откуда было это знание — он и сам не мог понять.

Его небольшой отряд из верных друзей, которых он увлек своей мечтой и обещанием грядущей награды, попал в засаду на дороге Бретани.

Сэр Блейк — в отливающих серебром доспехах, прорубался к Роберту, нанося страшные удары огромным мечом, которым никто не мог орудовать, кроме него.

Роберт и Блейк сталкивались не раз. Роберт знал, что Блейк с не меньшим остервенением ищет Святой Грааль. Он болен Граалем. И он напрочь лишен благородства и добрых помыслов, которые надлежит иметь рыцарю, отважившемуся на столь высокое дело.

Один за другим падали сраженные друзья сэра Роберта. Они бились отчаянно, но ничего не могли сделать с отрядом наемников, превосходивших их в числе и имевших преимущество неожиданного нападения из засады.

Сэр Роберт понимал, что приходит его последний час, и это только придавало ему отчаяния. Он знал, что не сделал многого. Не достиг того, что должен достигнуть. И, самое обидное, он знал, что мог найти Святой Грааль. Что чаша предназначена ему. Теперь отряд латников разрушил все его надежды.

Конь пал под сэром Робертом, и рыцарь бился пешим. Удар палицей пришелся по шлему, но Роберт встряхнул головой и рубанул мечом по ногам нападавшего. Потом ударил плечом еще одного и сбил с ног. А затем увидел перед собой разъяренное лицо самого сэра Блейка. Тот был без шлема — потерял его в разгар боя, черная грива волос развевалась по ветру и падала на плечи. Он дрался как сам Вельзевул.

Сэр Роберт ударил его по плечу, латы помялись, и рука его обвисла. Блейк взял меч другой рукой, сделал выпад и сшиб Роберта с ног. Потом придавил его коленом, вытащил стилет, служивший в бою для того, чтобы проникать в щели между доспехами и добивать поверженных.

— Молись своему Богу, — прохрипел Блейк.

— У нас разные Боги? — прошептал Роберт.

— Разные, нечестивец.

Роберт рассмотрел плещущуюся в глазах сэра Блейка неистовость. И опять снизошло что-то.

— Картанаг, — прошептал он, прежде чем стилет прошел через щель и впился в шею…

Гришка закричал, как от боли. Смертному нельзя видеть прошлые жизни. Это запрещено. То, что существуют прошлые жизни, — он принял сразу. Он всегда знал, что это истина, хоть и богохульная, противоречащая Библии. Гришка знал с детства, что картины, возникающие во снах, — не плод фантазии. Он действительно жил когда-то в других землях и был кем-то иным. Так и должно быть. Иначе какой смысл в его этой жизни — годах холода, скитаний, созерцании бесконечной ненависти и пороков мира и в наблюдении ростков доброты. Все должно куда-то идти. Его болью, лишениями оплачиваются какие-то счета.