Семилетняя Настя - мне шепотом: "Нет, все-таки он не настоящий: я взяла его за руку, а рука теплая". И громко Деду: "Дедушка, попробуйте горячего пирожка!" И находчивый Дед: "Спасибо, детка, но мне нельзя - растаю!" Не обман - сказка!
      Наверное, все праздники просто трудно перечислить. До сих пор помнят дети, как мы пошли смотреть салют на улицу в день 40-летия Победы. Дедушка всегда в этот день приезжает с орденами и медалями. Всегда умоляю его их надеть, но он стесняется, привозит в коробке. Зато можно взять в руки, рассмотреть, и положить, и опять взять. Или - мы идем все вместе на первомайскую демонстрацию с моим институтом. От Манежа виден подъем к Красной площади, заполненный людьми, колышущийся цветами, дышащий, двигающийся. У Сани перехватывает дыхание: "Как нас много!" Или 1 сентября. Всегда идем все вместе провожать учеников, которых с каждым годом все больше, вот уж одна Аська осталась дошколенком. И встречаем, хотя обычно они сами добегают до дома, школа рядом. В третьем классе у сына сменилась учительница. Мы пришли всей семьей его встречать 1-го сентября и подошли к ней поговорить. Она отвечала на вопросы обступивших ее плотным кольцом родителей, смеялась, шутила, а ее руки, не останавливаясь ни на минуту, гладили и гладили стриженую головку прижавшегося к ней малыша-первоклассника ("чужого!"), которого опаздывала встретить мама. Круг родителей становился все свободнее, мамы и папы прощались с учительницей и уходили домой, а она все гладила и гладила его плечики и спину, пока не увидела в конце школьной аллейки спешащую женщину. И прервав разговор на полуслове, она сказала весело: "Вон твоя мама, беги!" "Ох, - подумала я, - она будет учить моего старшего только год, надо постараться обязательно отправить в школу младшего в ее класс". Как говорил Савельич в "Капитанской дочке", "грех пропустить оказию".
      1-го сентября мамы и папы, дедушки и бабушки вдруг растерянно обнаруживают, какой он маленький, этот взрослый и самостоятельный дома сын, и какой он похожий на всех в этой негнущейся форме, с цветами, ранцем и торчащими ушами. Увидит ли учитель, что он - и не такой, как все? А увидев поймет ли, примет ли эту особенность нашего единственного ребенка, единственного, даже если в семье несколько детей? Все первое полугодие в школе не ставят оценок, а вот мой Ванюшка чуть ли не на второй день пришел важный и серьезный: две пятерки! За что? За стихи и красиво обернутые книги. Наша учительница, та, что гладила перепуганного малыша, ставит их с самого начала: за складный рассказ, за почти ровно вырезанный квадратик, за аккуратную четвертую палочку в третьей строчке. Пишу и боюсь: что там говорит по этому поводу строгая наука педагогика? Есть постановление не ставить оценок, а она не выполняет его, а директор смотрит на это сквозь пальцы. Вдруг кто-нибудь решит: "Прекр-р-атить!"?
      Такие торжественные выходят первоклассники из школы после первого будничного (праздничного?) своего дня. Папы с фотоаппаратами снимают своих детей в профиль и анфас, на лестнице и у яркой клумбы. Напрасно я тяну за рукав интеллигентного бородача: "Пожалуйста, пожалуйста, снимите и нашего мальчика, они одноклассники с вашим сыном". Папа не слышит. Не помогает даже оскорбительное, с моей точки зрения: "Я заплачу". Он совершенно спокойно оборачивается ко мне, когда пленка уже кончилась.
      Приходит дочь из школы, сообщает, что ничего не делала на уроке труда, так как забыла пластилин. "А у твоего соседа пластилина не было? Ты не могла у него попросить?" - спрашиваю я. - "А у нас на парте сидят по одному", объясняет мне моя первоклассница. Есть такой стишок про гвоздь и потерянную подкову, где события стремительно нарастают:
      Враг вступает в город, пленных не щадя,
      Оттого что в кузнице не было гвоздя.
      Каждое малюсенькое событие в эти первые школьные дни может оказаться таким гвоздем, и последствия его непредсказуемы. Удобно, что дети сидят свободно на парте, никто не толкается, не мешает никому, и чтоб подружиться, необязательно сидеть рядом. Но все же, все же... что-то мне не нравится ее ответ, и что-то вообще мало такой ежедневной взаимовыручки: рисовать одними красками, выдрать листочек из тетрадки, дать ластик. Вещей и вещичек стало больше, они стали красивее, дороже, и их жальче, что ли? Нет уверенности, что дадут, и спросить стыднее?
      Мы, родители, старались, как могли: мучились в душной очереди за формой, купили ранец, и карандаши, и тетради, и краски, и даже математический набор достали, мы ушивали и подшивали форму и завязывали потрясающие банты: дунет ветер - улетит наша дочка! Первый учитель нашего ребенка - и наш тоже! - встречает нас в школьном дворе. И неожиданно вспоминается, казалось бы, давно забытый день: я иду в школу с мамой, и у мамы почему-то мокрые глаза.
      В той школе, где училась я, была отличная традиция: первый (и последний тоже) звонок давала самая-самая маленькая девочка-первоклашка на плече у самого длинного десятиклассника. Не имели значения его, так сказать, производственные успехи, его поведение - отличное или не совсем, главное чтоб был выше всех. Это педагогическая мелочь, но именно на таких мелочах и держится вся великая педагогика: подарить человеку радость как будто за что-то, а на самом деле - просто так. Ведь не заслуга же - высокий рост, но пусть хоть в праздник не будут "воспитывать" - учись, веди себя хорошо. На самом деле тут-то оно и происходит, незаметное воспитание чувства собственного достоинства, собственной незаменимости, причастности к общему делу: как пушинка, взлетает крошечная первоклашка на почти двухметровую высоту, степенно обходит школьный двор такой огромный дядя с такой детской гордостью на лице - чтоб всем было видно и слышно.
      В сущности, будней нет, есть один непрекращающийся праздник жизни, нескончаемая сказка общения с миром. Мне странно, когда педагоги рекомендуют детям придумывать сказки, чтоб развивать их (детей). Это взрослому нужно, как говорил Я. Корчак, "подниматься, тянуться, становиться на цыпочки". Ребенок плавает в сказке, как рыба в воде, дышит ею, как мы воздухом, и не замечает ее, как мы не замечаем биения сердца.
      "Слушайте музыку революции", - писал А. Блок. Вот и мне кажется, что я слышу музыку, музыку детства, что это играет "надежды маленький оркестрик" моя семья, мой ежедневный праздник.
      Двухлетняя Настя разговаривает со своей куклой: "Вы ошибаетесь, мой друг! Я иду искать свою красавицу". И продолжает стихами:
      Засыпает на ходу
      Африканский какаду.
      Заметив мое недоумение, поясняет: "У меня в голове столько песен болтается".
      Саня рисует и спрашивает: "А лимон всегда желтый?"
      "Когда недозрелый, тогда зеленый".
      Пауза. Красит бабочку-лимонницу зеленым цветом. Я в тысячный раз объясняю, что надо бережно обращаться с карандашами, не терять их, и раздраженно заканчиваю: "Бабочки зеленые не бывают".
      "А она еще не дозрела", - рассудительно отвечает сын.
      Он вообще может перевоплотиться в бабочку. Четырехлетний мальчишка положил свою двухлетнюю сестру на кровать и сел ей на голову. Прибегаю на ее крик: "Саня, зачем ты сел Насте на голову?" - "А я бабочка".
      Настя тут же перестает кричать и задумчиво спрашивает: "А где у тебя крылья?" Они говорят на одном языке: если на голову сел брат - надо плакать и звать маму, а если бабочка - какие же тут слезы? Их сияющий сказочный мир - тот же, что и вокруг нас, только мы не умеем его видеть.
      Саня рассказывает: "Ко мне каждый вечер прилетает девочка. А знаешь, где она живет? На кучевом облаке". И я глупо спрашиваю: "А какая она?" Сын задумывается: "Я не совсем понимаю твой вопрос". Все! Дверца захлопнулась. Девочка не скоро прилетит опять, если вообще прилетит. Он был уверен, что я тоже ее знаю, оказывается - нет. Ну так и говорить не о чем: "А душу можно ль рассказать?"
      Сколько изобретательности и терпения нужно ребенку, чтоб донести до взрослого свою мысль. Трехлетний Ваня загадывает мне загадки, я не могу отгадать, и он подсказывает, что слово начинается на букву "е". - "Е?" "Нет, е". - "И?" - "Нет, на ту букву, которую Настя и Саня знают". Я опять не понимаю: "Они все буквы знают". И сын терпеливо объясняет: "Ну, на ту букву, которую говорит тигр, когда рычит".
      "Робот" - вот какое слово он загадал. Он еще не умеет говорить "р", но его словарь включает в себя множество техницизмов - что поделаешь, XX век. Мы рассказываем детям сказки про зайцев и медведей, а они наделяют живой душой создания человеческого разума - машины... Саня играет с Настей: "А хочешь, аккумулятор родит себе детеныша? Маленького аккумуленка?" Младших он нежно называет: Ваню - "Запорожец", а Маняшку - "маленький адаптик" (это уменьшительное от "адаптер" - хотела бы я знать, что это такое!).
      Он убежден, что драконы полезные: "Знаете, какая польза от дракона? Если у кого нет спичек, можно позвать дракона, он дунет, и газ загорится".
      Чудо из чудес - машина!
      Открывается капот,
      Чтобы "рафик" пил компот,
      сочиняет Саня.
      Ему снится многоковшовый роторный экскаватор, а иногда пятиковшовый универсальный агрегат. "Представляешь, пятиковшовый!" - пытается он поделиться со мной своим восторгом. И конечно, будущее свое он - мужчина определил: "Я, когда подрасту, буду шофером, а когда немножко состарюсь, стану режиссером". - "Настя, а ты кем будешь?" Женщина остается женщиной в любую эпоху, и девочка отвечает: "А я буду красавицей". Но брат не согласен: "Нет, Настя, никогда ты не будешь красавицей, у тебя взгляд очень вредный".
      Ваня пришел с улицы, раздевается: "Пусть шапка полежит, а то помпончик устал все время болтаться вниз головой". Садится за стол и обращается к сосиске: "Сосисочка, бедная, несчастная, сейчас я тебя съем!"
      Стулья слишком высоки для них, надо лечь животом на сиденье, прежде чем сядешь. В дверь приходится стучать ногами - не достать до звонка. Говорить запрокинув голову, чтоб видеть лицо взрослого собеседника. Но в своем мире они властелины. В солнечный яркий день Ваня на улице делает руками что-то странное. Спрашиваю: "Что ты делаешь?" И получаю потрясающий ответ: "Я жонглирую небом".
      И они, эти маленькие "инопланетяне", понимают хрупкость и красоту обыкновенного чуда - жизни.
      Настя мечтает: "Пусть детство никогда не кончается, пусть мы всегда будем маленькими, а мама не стареет". Саня старше, он уже знает, что время не может замереть, и предлагает свой вариант бесконечности: "Вы, когда состаритесь, не помирайте, а становитесь снова маленькие".
      Так знаменитый педагог Януш Корчак назвал свою книгу: "Когда я снова стану маленьким".
      ВЕЛОСИПЕД НА СТОЛЕ
      Как-то мой муж, рассердившись, сказал мне: "Ты готова все ребенку позволить. Если б он сказал тебе "поставь велосипед на стол", ты бы, не задумываясь, взгромоздила бы его". Меня его слова задели, и я стала думать: а в самом деле, вдруг бы сказал сын; "Поставь!" И пришла к выводу, что сделала бы так. Собственно говоря, что бы от этого произошло? Ребенок заболел? - Нет. Стол сломался, не на чем было бы обедать? - Нет. Велосипед испортился? - Нет. Ну, а испачканное всегда можно вымыть. Что было бы? Да посмеялись бы мы с сыном: надо же, какая нелепость, тем бы конфликт и закончился, и мы бы сняли этот велосипед, поставили бы в угол, где ему место. Мы как-то ехали в такси, и Настя капризничала, увидела золотой купол церкви и закричала: "Дай!" И я тут же отреагировала - воскликнула патетически: "Ах, скорее, скорее, остановите, ах, пустите меня, пустите, я должна дать это своей кро-ошке!" И все засмеялись, даже шофер и Настя - и ссора кончилась. Пожалуй, это в моей жизни единственный такой случай заведомо нелепого и неисполнимого желания, высказанного ребенком, да и то не всерьез. Может быть, потому, что дети знают: если желание выполнимое, я выполняю его, они никогда не вопили: купи!
      Меня трогает, как дети просят: "Мама, если у тебя будет время и деньги, купи то-то", а главное, они сами эту формулу придумали, я их не учила. Мне никогда до сих пор не приходилось бывать в положении несчастных мам, чей ребенок скандалит в магазине, заставляя бедную женщину прилюдно метаться между двух зол: ублажить домашнего деспота или терпеть осуждающие взгляды. Горжусь, что сын говорит: "Если мама обещала, то купит". Не представляю себе ребенка, который попросил бы хрустальную вазу или ковер, - это взрослые игрушки. Нужны ли они? Кому-то, может, и нужны, но прожить без них можно. Я же без паяльника прожить вполне могу, а вот сыну он позарез нужен, делает модель, у него третий разряд по судомоделизму. Конечно, можно и про модель сказать: кому она нужна, а вот сделал ли ты уроки? И сразу ему станет скучно, и у меня настроение испортится. А можно купить этот паяльник и устроить легкий ужин с фирменным блюдом "вермишель с пустом": "Ничего, ребята, зато пойдем на соревнования болеть за Санину модель". В конце концов за 3 рубля - столько стоит паяльник - мы получаем два праздника (первый покупка, сегодняшний, а второй - соревнования, завтрашний) и два удовольствия (радость сына и радость, что дети умеют отказывать в чем-то себе ради брата), да еще и пользу - вермишель съедается с улыбкой, а только такая еда по-настоящему полезна.
      Страх - плохой советчик в воспитании, и не надо бояться ничего: ни взять ребенка на руки, ни погладить его по голове, ни простить ему злосчастную двойку.
      Есть такое расхожее мнение: нельзя баловать ребенка, тогда он вырастет образцово-показательным. Это правильно, только, мне кажется, здесь уравнение с двумя неизвестными: не ясно, что такое "баловать", и не ясно, что такое "хороший". "Как не ясно? Хороший - значит, послушный!" - обычно говорят мне в ответ. Мечта общая - чтоб слушался! Не перечил! Не противоречил! Вот перебирает ножками рядок детсадовцев. "Не отставай, Смирнов, - покрикивает воспитательница. - Побыстрей, побыстрей, не тянитесь!" Сейчас они дойдут до клетки, и там им разрешат походить и побегать. То место, где они гуляют, действительно клетка, наглухо с четырех сторон огороженное сеткой выше человеческого роста пространство с домиком и песочницей внутри, В зоопарке сделали бы и сверху сетку, потому что птицы могут улететь, а дети висят на стенках и высовывают языки прохожим: все-таки разнообразие.
      Таким беспомощным, таким беззащитным приходит в нашу жизнь совсем новенький человек и дает матери, вчера еще девочке, неожиданное ощущение своей силы, своей значимости и права управлять другим существом. Он кричит, еще сам не зная отчего, не умея выразить своего желания, а мама уже определила - кормить или менять пеленки. Все нормальные люди любят своих детей и хотят им добра и недоумевают, сердятся, горюют: почему, ну почему ребенок не слушается? Да потому, что, к счастью, не может, не должен, не хочет.
      Ох, уж это послушание! Главная, с точки зрения мамы, добродетель в ребенке и далеко не самая уважаемая черта характера в нашем, взрослом, мире. Так трудно представить это толстенькое смешное чудо, своего ребенка, человеком, лысоватым мужчиной в шляпе и с "дипломатом" в руке, торопящимся на совещание в главк. Но и это нужно уметь матери: видеть далекое после-послезавтра и двигаться к нему со скоростью только что позавтракавшей улитки, но целенаправленно.
      А баловать - это и вовсе смутное понятие. Уже новорожденного не советуют баловать - брать на руки, "А то он будет требовать этого криком..." - объясняют мне молоденькие мамы. И недоуменно смотрят в глаза, когда я советую им попросить младенца каждый раз писать маме заявление по форме с печатью: "Убедительно прошу взять меня на руки, так как мне страшно одному, я очень маленький, и боюсь, что кто-нибудь обидит меня, если ты, мама, отойдешь далеко".
      Мне всегда кажется, что в процессе выращивания (намеренно не говорю воспитания) человека надо четко отделять то, что полезно ребенку, и то, что полезно родителям. Трудно держать ребенка на руках маме (хотя это полезно ребенку), отсюда и рекомендация: нельзя брать малыша на руки, он "испортится", будет требовать своего криком, перестанет "послушно" лежать в кроватке. А вот кенгуренок почему-то "не портится" в маминой сумке, не становится "избалованным", почему бы это? Всего год дан матери на это великое счастье - быть миром своему ребенку. Он встанет на ножки, оттолкнет протянутую на помощь руку и пойдет-пойдет от стола до стула, от стула до порога и дальше, дальше. Попробуйте взять его на руки. Как он будет визжать и биться в ваших руках, слезами, криком, всем телом протестуя против того, что недавно воспринимал как счастье! Ребенок не слушается. Первым делом надо выяснить, почему. Может быть, болен? До сих пор я стыжусь вспомнить, как однажды тащила из яслей годовалого сына. Он уже хорошо ходил, и мы обычно потихонечку ползли до дома, а тут плачет и садится в снег. А я беременна, и сумка у меня в руках, а он такой тяжелый в шубе и не идет, хоть плачь. Я и плакала злыми задушенными слезами и чуть не волоком волокла его домой. Я почти ненавидела его, а вечером ему стало плохо, и его скорая забрала в больницу. Он был болен, мой мальчик, он не мог идти, а я думала - не слушается, капризничает. Может быть, ребенок устал? Может быть, он спать хочет - это тоже тяжело, его не трогать - так он сейчас заснет стоя, как солдат в походе, а скажи что-нибудь - он заплачет, закричит: не слушается!
      Часто непослушание - оборотная сторона послушания, как это ни парадоксально. Дети, на которых не нахвалятся воспитатели в детском саду: "Такой тихий, послушный, никого не обижает", - дома становятся неуправляемыми. Но поставьте хоть на минутку себя на его место - легко ли просидеть полный рабочий день в уголке, никому ни в чем не возражая? Нужна физическая и психологическая разрядка. "Не хочу" и "не буду", которые должны были время от времени возникать в течение всего дня, концентрируются в том часе, что он дома. Это трудно вынести, но надо дать возможность человеку прийти в себя, обрести свое "я". Ведь не воспринимают же родители как трагедию необходимость стирки пеленок, так и к капризам надо относиться.
      Ребенок должен требовать и получать требуемое, или он вырастет злобным от отчаяния человеком. Подумайте только: вот вы лично живете ну пусть год и ничего, ну ничего, кроме естественной потребности в еде, питье и чистом белье, никакие другие ваши желания не исполняются! А те, кто говорит "не баловать", хотят устроить такую жизнь всем детям - на все их детство!
      Надо "баловать", только баловать - это дарить любовь, а не торговать ею: "Если будешь хорошо себя вести, куплю игрушку! Если будешь себя плохо вести, отниму велосипед!" Мама жалуется: "Лелеяли сына, пылинки с него сдували, купили джинсы, 2 магнитофона, собаку породы боксер - а он!" Разве магнитофон + джинсы = любовь? Ну вот честно: а если б он не "породы боксер", а с улицы грязного, мокрого пса принес - тоже позволили бы? Или все-таки нет? А помните, однажды он приволок со свалки что-то огромное, ржавое, проволока во все стороны торчит - того гляди порежется, будет заражение крови, столбняк. "Немедленно выброси - смотри, все пальто в грязи. Ну и что, что трансформатор, не плачь - я тебе машину заводную куплю!" И покупаем чистенькую, красивенькую машинку, а он бросает ее на следующий день, и мы опять покупаем, и опять, и снова. Любить - это понимать и принимать желания любимого человека, даже если это собственный сын или дочь - пока маленькие.
      Вот стоит послушная девочка в красивом шерстяном костюмчике и молча смотрит на детей, играющих в песочнице. Ей не разрешают: испачкается. Это родительская показуха: будет грязной - не будет видно, что на ней красивая и дорогая тряпка, а значит, не будет видно, как мы ее безумно любим. Плохо, что девочка слушается. Помните, как сестрица Аленушка просила братца: "Не пей, Иванушка, козленочком будешь"? Так и хочется сказать этой живой, не сказочной девочке у песочницы: "Не стой, милая, тряпичницей будешь".
      Не детям нужны импортные тряпки - нам, взрослым. Мы работали, чтоб их купить, это наш овеществленный труд, и именно он имеет цену, а не штаны с наклейкой сами по себе. Но для ребенка это просто штаны - он же не знает, как трудно добывать деньги своим трудом, еще не пробовал. И мы, взрослые, объясняем (чтоб не дай бог, не порвал, не испачкал, чтоб аккуратно (разве плохо - аккуратно?) обращался с вещью): это штаны особые, дорогие, это мы тебя так любим, пусть все видят, как мы тебя любим, ничего не жалеем, вот какую необыкновенную вещь купили - ни у кого нет, а у тебя есть - значит, ты лучше всех (а следовательно, и мы лучше всех!).
      Беда, если, став подростком, вчерашний ребенок воспримет этот наш взгляд и станет вежлив с мамой - за джинсы и с папой - за мотороллер. Может быть, как ни парадоксально это звучит, пусть грубит, невзирая на джинсы, если не может быть ласковым так, тогда и настолько, насколько хочется маме?
      Дети - будущие граждане, то есть будущие люди. Да нет же, настоящие. Мы оставляем за собой право на плохое настроение, на каприз в конце концов, но не за ребенком: "Сколько раз тебе говорить? Почему ты не слушаешься с первого раза?" Это в казарме все слушаются с первого раза: "Напра-во! Кру-гом!", а в обычной жизни мы, взрослые, когда как, бывает, что и не слушаемся. Только у нас это называется "проявить инициативу" и считается хорошим. Так когда же и кто будет учить этому детей - поступать по-своему? В школе тоже хорошо тем, кто растет умеренным и аккуратным, их хвалят, поощряют и т. д. Редкость, если учитель учит возражать, поэтому мне очень понравилось, как принимали в пионеры в том классе, где учится мой сын. Вожатая сказала, что двоих (нарушителей спокойствия и т. д.) принимать никак нельзя, и послушные дети с ней согласились. Тогда она исподволь стала спрашивать ребят о том, что же хорошего есть в этих "недостойных" мальчиках, и добилась того, что дети заступились за них, простили их прегрешения, возразили ей и проголосовали против нее! Хочется написать: и мальчики исправились, и стали послушными, но в воспитании не бывает таких "хэппи эндов". Они остались такими, какими были, зато все хоть на чуть-чуть стали добрее, почувствовали, ощутили, что возражать не страшно. Тысячи, десятки тысяч таких минут, и, может быть, мы получим то, о чем мечтается: добрый человек, способный отстаивать свое мнение!
      В пединституте в стенгазете появилась заметочка: студент верно подметил те недостатки, которые увидел в школе, где был на практике. И послесловие к заметочке от редакции: "По вполне понятным причинам мы не называем школу, о которой говорится". Так мы их учим: возражать нельзя, надо слушаться старших. Еще не попробовав отстоять свое мнение, они уже понимают причины, по которым этого делать не следует. От того послушного малыша в коляске, смирившегося с тем, что мама все равно не возьмет его на руки, хотя ему и хочется этого, до человека, "по вполне понятным причинам" соглашающегося на все, что изволите, путь не так далек, как кажется поначалу.
      Помню, как мне жаловалась мама десятиклассницы: "Представляете, она совсем ничего не может сама. Я ее наказываю - в угол ставлю". Я оторопела: "И стоит?" - "Стоит!"
      Дело, начатое мамой и продолженное воспитателем детского сада, а потом и учителем, завершилось: мы получили послушную куклу. Не будет творчества, не будет борьбы, не будет радости преодоления обстоятельств - так и будет всю жизнь стоять, когда ставят, и идти, когда ведут.
      Педагогические редакции получают много писем самого разного содержания, и до сих пор не могу забыть одно из них. Мама наставляет сына: "Брось ее (жену и двоих детей - дети вообще не в счет, они, так сказать, приложение к "ней"), найдем другую, а алименты я за тебя буду платить". И ведь он послушается. Так нельзя сказать тому, в ком видят человека, - вдруг он оскорбится: "За кого ты меня принимаешь? Жить за твой счет? Я не маленький, я сам решу". Посеешь послушание - вырастишь предательство.
      Выражение "тяжело в учении - легко в бою" не к одним сражениям относится. Трудно растить почемучку, возражалкина и нехочутку, зато радостно знать, что вырос творческий человек с живыми глазами. Трудно держать за хвост свою материнскую боязнь: упадет, ушибется - хорошо видеть своего взрослого сына смелым, мужественным, не раскисающим от неудач. Мама собирает 2-летнюю дочку в сад, а та недоспала, капризничает: "Не хочу эту кофту, не надену!" "Ты правильно говоришь, ее нельзя надеть, вот здесь пятнышко, а надо всегда быть чистенькой", - соглашается мама и надевает другую. Она придумала это пятнышко - и вышла победителем из микроситуации: желание ребенка удовлетворено, но оно получило объяснение, а значит, перестало быть капризом, более того - оно получило, если можно так выразиться, положительную окраску: надо быть чистым. Всегда - внимание к личности ребенка, уважение желаний этой личности, всегда - творчество. Соглашаясь с ребенком, принимая его аргументы, вы прежде всего учите его не бояться последствий несогласия с вами, учите отстаивать свое мнение. Вы готовите себе счастливую старость.
      КАК ГОТОВИТЬ К ШКОЛЕ
      Повисли низко облака,
      И воробьи кричат...
      Башка мотается пока
      И зубы не торчат.
      Но неба синего клочок
      Над городом плывет.
      И скоро встанет хомячок,
      И в школу он пойдет.
      Такую песенку собственного сочинения мы пели новорожденной Аське, и ребята от души радовались, когда что-нибудь в ней устаревало: вот уже и головку держит, и зубы прорезались у нашего толстенького хомячка. Но "скоро" происходит не так уж и скоро, до школы дело пока не дошло, Такое зовущее, и манящее, и тревожное - школа! "Как вы готовите к ней детей? Дети в садик не ходят - не отстают ли они от детсадовских, не будет ли им трудно привыкать к школьной дисциплине?" - дотошно расспрашивают меня мамы подросших детей, те, которым во что бы то ни стало надо показать товар лицом - привести "подготовленного ребенка", желательно читающего, считающего, пишущего каллиграфически.
      У нас в семье подготовка к школе в смысле обучения чтению, письму и счету проходит без проблем. Саня, мой первенец, выучил буквы в два года. Мы жили тогда на даче, и дочка хозяев в том году шла в школу, она учила буквы сама и его выучила. Но читать он стал только к пяти годам: не понимал, как складываются из букв слова. Я купила ему магнитную доску, а он составлял слова и просил меня читать их. Иногда получалась бессмыслица - "ктвуп" или что-нибудь такое же дикое, я и это читала. Когда пошел в школу, выучил Настю, а она - Ваню, потом все вместе - Маню, а сейчас обучают Аську.
      Большая семья - коллектив разновозрастный в отличие от детского сада, где в группе дети приблизительно одного возраста и уровня развития. В таком коллективе есть у кого учиться и есть кого учить.
      Но вот мама жалуется: "Дети не любят и не хотят читать. Саша говорит: "Алеша не читает, и я читать не буду", а Алеша: "Не буду, потому что Саша не читает. Что делать?"
      Во-первых, радоваться, что братья друг друга любят и уважают, причем не только младший старшего, но и наоборот.
      Во-вторых, помнить, что "старший" - не такой уж старший, что ничего страшного пока еще не произошло, а отчаиваться и вовсе нет причин: многие дети (и взрослые тоже) не любят того, что плохо умеют. Вспомните, как вам, например, не хочется что-нибудь делать: мыть пол, писать годовой отчет, чинить электропроводку, и пожалейте ребенка. Вот подрастет, научится читать так, что не будет замечать, что это работа (вот как мы дышим и не замечаем этого), и начнет читать запоем, все подряд, придется думать, как его остановить - чтоб "не глотал" книги.
      Меня часто спрашивают: "Как быть?", и я всегда сама стараюсь и мамам советую найти в самой неприятной ситуации хорошее, не раздражаться и не паниковать, что у подруги ребенок в 6 лет читает книги самостоятельно, а у вас в 8 не хочет. Все люди (и все дети) разные, и если совсем-совсем плохого взрослого редко встретишь, то уже ребенка-то и подавно. Может, я и не права, но мне кажется, что своего ребенка лучше сравнивать не с соседским, а с собой. Уж себя-то мы считаем неплохими людьми, правда? Вот и давайте перейдем к тому, что "в-третьих".
      Только честно: а вы много читаете? Сколько часов в день? Книги или только газеты и журналы? Имеет значение даже, когда читаете. Мне недавно одна знакомая рассказала, как ее спросила дочь-восьмиклассница: "Мама, а что, ты не любишь читать?" Мать, журналистка, литератор, была потрясена: "Конечно, люблю, почему ты спрашиваешь?" - "Потому, что я никогда тебя не видела с книгой". "А я-то столько лет ночами работала, читала, писала, чтоб не тревожить ребенка, когда дочь спит", - сокрушается сейчас мама. Есть вещи, которых детям лучше не слышать и не знать: ваши споры с мужем, например. Но вот споры отца и матери по поводу прочитанной книги дети должны слышать обязательно. Неважно, что книги они не читали и не понимают существа дела: мама с папой относятся к книге серьезно, они спорят, вон даже поссорились, значит, что-то в этом есть, как бы прочитать? Не отнимайте у ребенка "неподходящую" книжку, пусть он не поймет (мы ведь, положа руку на сердце, тоже не все понимаем в Достоевском), Пусть ваш трехлетний ребенок таскает том из полного собрания сочинений Пушкина - не отнимайте. Меня часто ругают друзья: "Почему ты позволяешь детям потрошить книги? Смотри, что они с ними сделали!" Думаете, мне не жалко книг? Еще как жалко! Прихожу с работы - сидит четырехлетняя Ася и листает громадный альбом Тициана. Но она листает его аккуратно! Уже научилась - на тех бедных книжках, что листала в год, в два. Она уже понимает, что читать книгу - пользуясь современным словечком - престижно. Как старшие дети, как мама - читает (т. е. сама себе рассказывает, что где нарисовано). Есть у меня время - я ей скажу: "Смотри, как красиво нарисовано", нет - по головке поглажу и побегу на кухню. Книга должна быть частью жизни ребенка до того, как он научится читать, тогда и не будет проблем, как приохотить к чтению.
      И еще - о телевизоре. Это наш родительский соперник, и серьезный, так и надо к нему относиться. Вот мне соседка жалуется: "Хочу научить детей читать, возьму книжку, читаю им, а они не хотят слушать, уходят". Все-таки не всякая мама читает, как артистка, - вот она и проигрывает в сопоставлении с "ящиком".