Карпухин опять исчез в проходной будке; оттуда стал доноситься его высокий и властный голос. Начальник штаба не только объявлял боевую тревогу, но и приказывал поднять "В ружье!" гарнизонный караул, усилить посты, выслать на линии вооруженных связистов, снабдив их боевыми патронами.
      "Молодец", - одобрительно подумал о Карпухине Федор Ксенофонтович.
      Над военным городком зазвучали, взрывая тишину, резкие сигналы горна, а когда эмка подкатила к зданию штаба, возле казарм уже выстраивались в колонны штабные подразделения, выезжали из гаражей грузовики. Было четыре часа утра.
      От Крашан до границы километров девяносто. И это расстояние поглощало уже сотрясавшие и небо и землю громы войны, которые внезапно обрушились на советские пограничные посты, на полевые биваки саперных и рабочих батальонов в полосе строившихся оборонительных сооружений, на передовые части, располагавшиеся в досягаемости снарядов тяжелой артиллерии. Фашисты напали по всем правилам внезапности. Но в Крашанах об этом еще не было известно, хотя, повинуясь приказу только что прибывшего командира, гарнизон военного городка колоннами быстро уходил из местечка к заранее намеченным местам сбора - в заросшие кустарником овраги над речкой Морошей.
      Генерал Чумаков в сопровождении Карпухина и встретившего их рапортом "никаких происшествий не случилось" оперативного дежурного - сверкающего новенькой формой и начищенными хромовыми сапогами капитана - зашел в кабинет, на дверях которого красовалась табличка: "Командир части". В кабинете увидел двухтумбовый стол, телефонный аппарат на столе, железный шкаф в углу и большую карту Европы на стене.
      "С чего начинать?" - подумал Федор Ксенофонтович.
      Воздух в кабинете был затхлым, и полковник Карпухин подошел к окну, чтобы открыть его. В это время стекла в рамах вдруг тихо и дробно зазвенели: откуда-то издалека докатился приглушенный грохот. Карпухин на мгновение замер с поднятой к окну рукой, потом, щелкнув задвижкой, толчком распахнул рамы, и все услышали грохот отчетливее - уже не протяжный, а сотканный из отдельных взрывов.
      - Боюсь, что бомбят штаб армии, - тихо проговорил Карпухин. - Или аэродром... А зенитчики наши проходят сборы на окружном полигоне под Минском - осваивают новую технику.
      В кабинет вместе с далекими раскатами вливалась свежесть.
      - Связь, Степан Степанович!.. Нужна связь с командующим и с дивизиями! - Генерал Чумаков требовательно, кажется, с мольбой посмотрел на полковника Карпухина, на растерянного оперативного дежурного.
      Карпухин кинулся к стоявшему на столе телефону, а капитан выбежал из кабинета к своим аппаратам.
      - Карту мне с дислокацией! - повелительно крикнул вслед оперативному дежурному Федор Ксенофонтович, видя в окно бегущих с разных сторон к зданию поднятых по тревоге штабных командиров.
      Как же быть? Что ему, генералу Чумакову, делать сейчас, если он даже не успел отдать и довести до сведения командиров дивизий и начальников служб приказ о своем вступлении в должность командира корпуса? Как поступить, если нет никаких указаний из штаба армии, если отсутствует связь с дивизиями? Их штабы, как это было видно на испещренной условными знаками карте, которую ему только сейчас расстелили на столе, находятся на разных расстояниях от штаба корпуса. Механизированная дивизия - на северо-западе в сорока километрах, танковые - чуть ближе. Полки дивизий тоже далеко друг от друга. Не сразу соберешь их в один кулак. Да и получится ли кулак, если все они пребывают в стадии формирования, если в корпусе не насчитаешь и сотни танков. И тем не менее надо что-то предпринимать, хотя ничего конкретного об обстановке не известно. Действительно ли напали немцы? Или только небывалое провокационное вторжение их авиации? Если же напали, то как широк участок вторжения? И с какой целью - провокация или... война?.. В войну верить не хотелось.
      Рассматривая по топографической карте расположение частей и соединений армии, в состав которой входил его корпус, генерал Чумаков обратил внимание на флажок, нанесенный красным карандашом в глубине леса северо-западнее Крашан.
      - Это что, командный пункт корпуса? - с надеждой спросил Федор Ксенофонтович у полковника Карпухина, указывая на карту.
      - Так точно, - ответил Карпухин. - В лесу, северо-западнее Крашан. Там еще не все готово, но линии связи подведены, есть законсервированная рация.
      В это время близко послышались тяжелые, тряхнувшие стены взрывы. Донеслось гудение моторов.
      - Самолеты!.. Немецкие!.. - раздался за окном чей-то осипший голос.
      - Всем покинуть помещение! - приказал генерал Чумаков, быстро складывая карту.
      Из здания штаба торопливо выбегали командиры. Многие - с папками в руках, некоторые, надрываясь, тащили железные ящики с документами. А над военным городком уже разворачивалась группа немецких бомбардировщиков.
      Генерал Чумаков, полковник Карпухин и еще несколько командиров только успели добежать от штаба до небольшого, заросшего деревьями кладбища, примыкавшего к костелу, как послышался свист, такой знакомый Федору Ксенофонтовичу по войне в Испании.
      - Ложись! Бомбы! - скомандовал генерал Чумаков, падая в канаву, окаймляющую кладбище.
      Содрогнулась от ударов пятисоток земля, больно ударили по барабанным перепонкам тяжелые взрывы...
      Прижавшиеся к земле люди не видели, как в дыму и пламени разваливалось штабное здание, рушились казармы, дома, в которых жили семьи командиров.
      Когда самолеты пошли на второй круг, со стороны жилых зданий донесся надрывный женский вопль - безумный, повергающий всех, кто его услышал, в ужас...
      Еще 18 декабря 1940 года в ставке фюрера был утвержден план "Барбаросса" - решительный документ с категоричными формулировками. В нем, в частности, указывалось:
      "Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии... Основные силы русских сухопутных войск, находящихся в Западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого передвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на широкие просторы русской территории должно быть предотвращено.
      Путем быстрого преследования должна быть достигнута линия, с которой русские военно-воздушные силы будут не в состоянии совершать налеты на имперскую территорию Германии.
      Конечной целью операции является создание заградительного барьера против Азиатской России по общей линии Волга - Архангельск. Таким образом, в случае необходимости последний индустриальный район, оставшийся у русских на Урале, можно будет парализовать с помощью авиации".
      И вот началось... От Черного и до Баренцева моря советская граница содрогнулась от артиллерийских залпов... Первыми под них попали пограничники, 166 дивизий Германии и ее сателлитов первого стратегического эшелона пошли в наступление. Армады бомбардировщиков устремились в глубь советской территории... Враг достиг оперативной и тактической внезапности...
      Основные силы были сосредоточены в группе армий "Центр", перед которой была поставлена задача - неожиданным уничтожающим ударом массированных сил танков, пехоты и авиации расколоть советский фронт стратегической обороны и молниеносным броском выйти к важнейшим центрам Советского Союза. Директивой на осуществление плана "Барбаросса" предписывалось:
      "Группа армий "Центр", сосредоточив свои главные силы на флангах, раскалывает вражеские силы в Белоруссии. Подвижные соединения, наступающие южнее и севернее Минска, своевременно соединяются в районе Смоленска и, таким образом, создают предпосылки для взаимодействия крупных сил подвижных войск с войсками группы армий "Север" с целью уничтожения сил противника, находящихся в Прибалтике и в районе Ленинграда.
      В рамках этой задачи по указаниям командования группы армий "Центр" танковые группы и армии выполняют следующие задачи.
      2-я танковая группа, взаимодействуя с 4-й армией, прорывает вражеские пограничные укрепления в районе Кобрина и севернее и, быстро продвигаясь на Слуцк и Минск, во взаимодействии с 3-й танковой группой, наступающей в районе Минска, создает предпосылки для уничтожения войск противника, находящихся между Белостоком и Минском. Ее дальнейшая задача: в тесном взаимодействии с 3-й танковой группой как можно скорее захватить местность в районе Смоленска и южнее его, воспрепятствовать сосредоточению сил противника в верхнем течении Днепра, сохраняя тем самым группе армий "Центр" свободу действий для выполнения последующих задач.
      3-я танковая группа во взаимодействии с 9-й армией прорывает вражеские пограничные укрепления севернее Гродно, стремительно продвигается в район севернее Минска и во взаимодействии с наступающей с юго-запада на Минск 2-й танковой группой создает предпосылки для уничтожения сил противника, находящихся между Белостоком и Минском. Последующая задача 3-й танковой группы: тесно взаимодействуя со 2-й танковой группой, ускоренными темпами достигнуть района Витебска и севернее, воспрепятствовать сосредоточению сил противника в районе верхнего течения Двины, обеспечив тем самым группе армий свободу действий в выполнении последующих задач.
      4-я армия, нанося главный удар по обе стороны Брест-Литовска, форсирует реку Буг и тем самым открывает дорогу на Минск 2-й танковой группе. Основными силами развивает наступление через реку Шара у Слонима и южнее, используя успех танковых групп, во взаимодействии с 9-й армией уничтожает войска противника, находящиеся между Белостоком и Минском. В дальнейшем эта армия следует за 2-й танковой группой, прикрывая свой фланг со стороны Припятских болот, захватывает переправу через реку Березину между Бобруйском и Борисовом и форсирует реку Днепр между Могилевом и севернее.
      9-я армия во взаимодействии с 3-й танковой группой наносит главный удар северным крылом по группировке противника, расположенной западнее и севернее Гродно, используя успех танковых групп, стремительно продвигается в направлении Лиды, Вильнюса и уничтожает совместно с 4-й армией силы противника, находящиеся между Белостоком и Минском.
      В дальнейшем, следуя за 3-й танковой группой, выходит на реку Западная Двина у Полоцка и юго-восточнее его..."
      Не менее грозные задачи разработали стратеги немецкого генерального штаба группам армий "Юг" и "Север", а также отдельным армиям.
      Группа немецких армий "Юг" получила согласно плану "Барбаросса" задачу наступать усиленным левым флангом в общем направлении на Киев, имея впереди подвижные части; ее общая задача состояла в том, чтобы уничтожить советские войска западнее Днепра и захватить переправы через Днепр в районе Киева и южнее, создав тем самым предпосылки для продолжения операций восточнее Днепра.
      Группе армий "Север" надлежало уничтожить советские войска, действующие в Прибалтике, а захватом портов на Балтийском море, включая Ленинград и Кронштадт, лишить красный флот его баз...
      И еще были взяты на вооружение изуверство, изощренное коварство, обман и жестокость. Целая тайная армия специально подготовленных головорезов, одетая в форму командиров и политработников Красной Армии, советской милиции и войск НКВД, снабженная искусно подделанными документами и деньгами, вооруженная автоматическим оружием, сделанным на германских заводах по советским образцам, была заброшена накануне войны в тылы советских войск. В ее задачу входило уничтожить как можно больше командиров и политработников Красной Армии, вывести из строя к началу боевых действий проводные средства связи, перехватить и уничтожить делегатов связи между вышестоящими и нижестоящими штабами, нарушить электроснабжение, захватить или взорвать мосты и оборонные предприятия, склады боеприпасов и горючего, сеять перед фронтом наступающих немецких войск панику, распускать провокационные слухи, наводить немецкую авиацию на цели, сообщать германскому командованию о перемещении советских войск.
      Все, казалось, учла верхушка третьего рейха и все поставила на карту "молниеносной" войны против Советского Союза.
      Девятого января 1941 года, совещаясь в своей ставке с высшими чинами вермахта, Гитлер детальнейше рассмотрел стратегические аспекты и условия, благоприятствующие агрессии против СССР. Полагаясь на свою осведомленность и прозорливость, он с восторженной уверенностью жонглировал факторами, которые играли на руку Германии. Гитлер доказывал, что Красная Армия является "глиняным колоссом без головы", следовательно, в Европе нет силы, способной противостоять Германии, ибо Англия пока не имеет возможности осуществить вторжение на Европейский континент. Франция повержена еще в прошлом году, в балканских странах "изменение обстановки не в пользу Германии исключено". Норвегия тоже находилась прочно в руках немцев. Не до вмешательства в европейские дела будет и Соединенным Штатам Америки, ибо война Германии против Советского Союза и его быстрый разгром развяжут руки Японии для действий в Азии и на Тихом океане.
      Итак, все было взвешено фашистами, раздвинуты все военно-политические, социальные и дипломатические шторы, за которыми простиралось близкое будущее, видевшееся Гитлеру радужно-сверкающим. Тем более что действительно удалось ввести в заблуждение советское руководство по поводу истинных сроков начала войны.
      И пошел гулять по земле пожар, настолько гигантский, какого история человечества еще не видела. Все, кажется, сулило фашистской Германии близкую, небывалую победу, открывало широкие пути к завоеванию мирового господства и утверждению нацизма на всей планете. Уже был подписан смертный приговор целым народам и народностям.
      16
      Как это трудно - дать начало многим началам, когда рушится с неба смерть, а вокруг пылают дома, кричат раненые, мечутся обезумевшие от ужаса полураздетые дети и женщины!.. И когда ты при этом сам не защищен ни от страха, ни от пуль и осколков, а от тебя ждут решений и спасительных действий - тех самых, которые и явятся началом многих начал.
      Трудно бы пришлось Федору Ксенофонтовичу, если б не полковник Карпухин, не полковой комиссар Жилов - заместитель по политчасти, не военинженер первого ранга Лавров - заместитель по технической части... И первый медицинский пункт, и первые грузовики под раненых и для семей начсостава, и первые боеприпасы, отправленные в овраги над речкой Морошей, где сосредоточились штабные подразделения, и первые делегаты связи, умчавшиеся в дивизии с приказом поднять полки по боевой тревоге, вывести их из военных городков в скрытые места и ждать дальнейших распоряжений. И еще многое первое, что было сделано и с чего начиналась для них война...
      С чем сравнить эти напряженные до предела часы душевной сумятицы? Уже один только Карпухин, жена и двое детей которого остались под развалинами дома, - уже один он будто являл для Федора Ксенофонтовича некое мерило драмы, постигшей это воскресное утро... О Карпухин, Карпухин!.. Из какого сплава у него сердце, из каких нитей нервы?.. Лучше бы, не стыдясь никого, зарыдал... А он только потемнел лицом, да в глазах его засветились пугающие мертвой неподвижностью огоньки... Сделавшимся незнакомым голосом Карпухин продолжал отдавать распоряжения, следуя указаниям генерала Чумакова и исходя из непрерывно назревавших целесообразностей. Надо было принять решение, выдвигать ли управление корпуса на командный пункт, в лес, северо-западнее Крашан, или все-таки ждать приказа командующего армией. Федор Ксенофонтович решил, что надо ждать приказа. Да и надеялся, что вот-вот заработает связь. Ведь группы связистов давно отбыли на линии.
      Но держать штаб под ударом в пылающем военном городке нельзя. Поэтому собрали оставшиеся грузовики, часть машин возвратили из оврагов - места сбора по боевой тревоге, и вскоре штабная автоколонна уже покидала Крашаны, держа направление к тем же оврагам над тиховодной Морошей, где в зеленом половодье крушинника, бузины, черемухи успели перед воздушным налетом укрыться подразделения связистов, разведчиков, саперов, химиков.
      Генералу Чумакову надо было еще знакомиться с остальными начальниками служб корпуса, с работниками отделов, командирами штабных подразделений. И он распорядился собрать командный состав.
      Полковник Карпухин и здесь никому не перепоручил своих обязанностей. Стоя перед не столь многочисленным строем, он хрипловатым голосом объявил приказ о вступлении в должность прибывшего командира корпуса, а затем, вскинув правую руку под козырек, зашагал медленно на правый фланг и стал во главе строя. Теперь предстояло говорить генерал-майору Чумакову. На него были устремлены сумрачные глаза людей: не зная толком, началась ли настоящая война, они уже побывали под бомбежкой, увидели смерть и кровь, а у иных, как и у полковника Карпухина, сердце перекипало в невыносимой боли, которую не усмирить силой разума.
      Не стал Федор Ксенофонтович рассказывать, как полагалось в таком случае, о своем прошлом. Два боевых ордена Красного Знамени и медаль "XX лет РККА" на его широкой груди кое о чем свидетельствовали. Заметил только, что это четвертая война, в которой он участвует.
      - А что действительно началась война, вряд ли приходится сомневаться, - с тихой внятностью сказал генерал Чумаков и настороженно прислушался, пытаясь определить откуда донеслись гулкие перекаты тяжелых взрывов. Задержал глаза на поднимавшемся в стороне за речкой шоссированном шляхе; сегодня на восходе солнца, но будто бы уже очень давно, въезжал он по нему в Крашаны, а сейчас там виднелись движущиеся на восток машины, повозки и пешие - с узлами, чемоданами, колясками, тачками, велосипедами...
      В это время послышался нарастающий гул моторов. В оврагах, рождавших многоголосое эхо, трудно было определить, с какой стороны наплывает рвано пульсирующий рокот. Строй стоял в развилке оврага лицом к речке, и все увидели, как справа за ней, на далеком сгорбившемся шоссе, вдруг врассыпную бросились люди, остановились машины, и от них тоже побежали за обочины темные фигурки. И тут же из-за бугров вырвались на бреющем полете бомбардировщики. В носовой части каждого самолета закипели вспышки пулеметных очередей, а из-под брюха устремились к земле темные капли бомб. На шляху и на обочинах взметнулись взрывы, вспыхнули и зачадили дымом грузовики. Все произошло так неожиданно и так поразило своей страшной абсурдностью, что Федор Ксенофонтович не сразу сообразил скомандовать строю: "В укрытие!" Впрочем, война только что пришла и еще не приучила рыть щели без всякого промедления. Именно об этом подумал с досадой генерал Чумаков, торопливо распустив строй и приказав всем немедленно маскироваться. Сам он тоже встал в тень орешника и с бессильной яростью и стыдом от своей беспомощности наблюдал, как немецкие самолеты, кружа над дорогой, бомбили и расстреливали беззащитных людей. "Где же наши?! Где наши самолеты?.." Подумал о том, что, если бомбардировщики сейчас налетят на овраги, у него нечем прикрыть штаб: зенитчики проходили учебные сборы на окружном полигоне, а полагаться на две установки счетверенных пулеметов несерьезно.
      Еще не успел растаять в груди холодок от этой мысли, как напротив, за речкой, где берег тоже заплеснуло густым высоким кустарником, хлопнул выстрел, и в небо с шипением взметнулась красная ракета, затем еще выстрел ракетницы - и в небе поплыл второй клубок красного огня. Оставляя за собой дымные следы, ракеты описали над Морошей дугу и сгорели прямо над оврагами. Федор Ксенофонтович не сразу сообразил, что бы это значило.
      Стоявший рядом полковой комиссар Жилов первым понял, что за речкой вражеский сигнальщик, и, обращаясь сам не зная к кому, надрывно закричал:
      - Огонь по кустам на том берегу! Огонь по сигнальщику!
      Откуда-то вынырнул полковник Карпухин. Опять Карпухин!.. Он подбежал к закиданному ветвями броневику и, оттолкнув замешкавшегося сержанта, нырнул в лязгнувшую при ударе о борт дверцу. Еще несколько секунд, и ствол пулемета вздрогнул, повернулся в ту сторону, откуда только что были пущены сигнальные ракеты, и хлестнул длинной очередью...
      Бомбардировщики или не заметили ракет, или израсходовали все бомбы. Оставив на шляху несколько чадящих костров и усеяв трупами обочины, они с облегченным гулом потянули на запад. А возбужденное воображение Федора Ксенофонтовича услужливо рисовало картину бомбежки и обстрела с воздуха корпусного управления в этих оврагах.
      Из бронеавтомобиля выбрался полковник Карпухин и, вытирая платком взмокшее лицо, устремил нахмуренный взгляд на речку - вначале напротив, на кусты, а потом вправо, на далекий взгорок, рассеченный дорогой.
      - Степан Степанович, - обратился к нему Чумаков, - сейчас же на тот берег взвод разведчиков! Пусть прочешут кустарник. И приказ всем: приготовиться к выезду на командный пункт.
      Карпухин пошел выполнять распоряжение, а Федор Ксенофонтович уже развернул карту-пятикилометровку, словно надеясь разрешить мучившие вопросы. Но на карте только квартирное расположение частей и штабов. Где и как они встретят врага? Что происходит на границе? Если действительно немцы вторглись на нашу территорию, то конфигурация границы на карте в полосе армии уже кое о чем говорила генералу Чумакову. Конечно же, следуя испытанным приемам стратегии, немцы в первую очередь попытаются замкнуть белостокский выступ со всеми сосредоточенными там советскими войсками. Это значило: надо ждать мощных концентрических ударов с севера на Гродно и с юга на Брест. И если у немцев наметился успех, удар с севера пройдет своим острием как раз по расположению его корпуса. А может, все сложится по-иному? Может, из-за того, что этот прием слишком "заезжен" в военной литературе, особенно в сочинениях Клаузевица "О войне", где приводится множество классических примеров из истории войн о нападении подобным образом на расквартирования неприятельских сил, может, хотя бы поэтому немцы разработали иной замысел оперативного маневра?
      Но очень уж заманчиво для них расположены наши войска в белостокском выступе! Ведь обороняться в таком полумешке, если вместе с отвлекающей фронтальной атакой немцы нанесут охватывающие фланговые удары, невероятно тяжело. Тяжело, однако можно!.. И наверняка все это предусмотрено директивой Генерального штаба, наверняка штабы соединений армии уже не раз отрабатывали примерные действия согласно оперативному плану обороны...
      Машины, сбросив маскировавшие их ветви, выезжали по отрогу оврага к дороге и выстраивались в колонну. В это время вернулись с противоположного берега Мороши разведчики.
      По-юношески стройный лейтенант с возбужденным лицом захлебывающейся скороговоркой доложил командиру корпуса:
      - Товарищ генерал! Вот, нашли! - И протянул поднятую в кустах гильзу от ракетницы. - Нашли еще следы мотоцикла с коляской! Ведут к лесу! Разрешите преследовать!
      - Не разрешаю, - с сумрачной задумчивостью ответил Федор Ксенофонтович, рассматривая прессовку русских литер на шляпке гильзы.
      - Мы его на краю света разыщем! - Большие глаза лейтенанта на почти детском лице горели азартом охотника.
      - Не разыщете, товарищ лейтенант. - Федор Ксенофонтович с досадой бросил на землю гильзу. - Да и не до этого сейчас...
      Вскоре овраги над Морошей опустели. Автоколонна проехала по Крашанам, уже напоминавшим растревоженный муравейник, вышла на западную окраину местечка и, оттеснив пестрый, еще не очень густой поток беженцев, свернула с магистрального тракта вправо на безлюдный песчаник и, набрав, как было приказано, нужные дистанции между машинами, устремилась на северо-запад, в направлении селения Варичи, за которым на опушке леса было подготовлено место для командного пункта корпуса. Впереди колонны, взметнувшей в небо пыль, мчались мотоциклисты с пулеметами на колясках, затем два бронеавтомобиля разведчиков, за ними шли машины командования корпуса, отделов штаба, а основную часть растянувшейся вереницы составляли грузовики штабных подразделений.
      Генерал Чумаков ехал в легковушке один: Карпухин умчался на мотоцикле в голову колонны. Водитель Манджура, виртуозно объезжая почти невидимые в пыльной кисее выбоины на песчаной дороге, часто высовывался из эмки и опасливо осматривал небо. Федор Ксенофонтович тоже тревожился, как бы во время марша не налетели самолеты, которые то и дело проходили по сторонам на восток и на запад. Но, видать, все дороги в приграничье курились сейчас пылью... И еще неотступно томило генерала чувство какой-то собственной вины, будто он не предпринял чего-то важного, крайне необходимого. Может, надо было ему самому поехать в штаб армии, представиться командующему, на месте выяснить обстановку? Эта мысль появилась сразу же, как только штаб корпуса направился из военного городка в овраги над Морошей. Но за этой мыслью следовала другая: вдруг поступит приказ, а он в это время будет колесить где-то по дорогам в поисках штаба.
      Приказ... Какой? Какую задачу может поставить командующий перед корпусом, который как недостроенный корабль: есть четко обозначенный каркас, есть частично подготовленные материалы и вооружение, а иные подвозятся, но военного корабля с обученной командой еще нет...
      И вдруг Федор Ксенофонтович понял, откуда рождается в нем чувство виноватости. Ведь он больше сейчас размышляет именно над тем, что корпус еще не сформирован, что решать серьезные боевые задачи он не в состоянии и что ему, генералу Чумакову, не под силу, даже если вынудит к этому обстановка, реализовать предназначения механизированного корпуса - именно те, которые он с такой доказательностью разрабатывал в своих статьях... Ну, а если поступит приказ идти навстречу врагу?.. Надо же искать какую-то форму организации наличных сил, растворенных в многоликом, но пока еще не сформировавшемся организме войскового соединения.
      Эти размышления будто разбудили в нем титаническую потребность творчества. Он как бы увидел перед собой механизированный корпус развернувшимся на исходном положении для контратаки, увидел его полнокровным, каким должен быть по штатному расписанию, с четырьмя сотнями новейших танков... Но тут же боевые порядки двух танковых и одной механизированной дивизий поблекли перед его мысленным взором. Федор Ксенофонтович вспомнил справку, данную ему полковником Карпухиным, о наличии боевой техники и личного состава и силой воображения заставил себя увидеть неукомплектованные дивизии, увидеть в боевых порядках всего лишь девяносто танков, в большинстве своем устаревших, изношенных, со слабым вооружением - тех самых, которые использовались как учебные и которые в скором времени должны были быть заменены танками КВ и Т-34 первоклассными боевыми машинами. Впрочем, они тоже имеются в корпусе - до двух десятков. И все-таки надо собирать силы в кулак, надо, может быть, свести корпус в дивизию, а в танковых полках иметь всего лишь по одному, но полнокровному батальону, по одному мотострелковому батальону и одному артиллерийскому противотанковому дивизиону. Истина где-то близко. Необходимо посоветоваться с Карпухиным, начальниками служб, с командирами дивизий и полков. Надо преобразовать танковые дивизии так, чтобы они стали мобильными боевыми группами, способными обеспечить взаимодействие танков и пехоты...
      Шедший впереди броневик вдруг мигнул красным сигнальным огнем, затормозил и тут же снова набрал скорость, оставив позади себя непроницаемую тучу клубящейся пыли. Но Федор Ксенофонтович рассмотрел слева на стыке дороги и малонаезженного проселка группу людей возле трех мотоциклов с колясками: кто-то махал эмке рукой, требуя остановки. Манджура сбавил скорость, и генерал Чумаков узнал полковника Карпухина.
      - Сверните, - приказал Федор Ксенофонтович Манджуре и, когда эмка остановилась, торопливо открыл дверцу, ступил на запыленную мураву. Тут же увидел такое, что к горлу подступила тошнота: в коляске ближнего мотоцикла, скорчившись, полулежал мертвый боец; его лицо и комбинезон на груди были в сплошной кровяной корке, передняя часть мотоцикла и коляски тоже залита кровью, которая, пропитав темной краснотой осевшую на нее пыль, превратилась в затвердевшие сгустки. Близ мотоцикла стоял, вытянувшись в струнку, старший лейтенант с перебинтованной головой, из-под его синего, распахнутого на груди комбинезона выглядывали бархатные петлицы танкиста со знаками различия. Старший лейтенант напряженно смотрел на генерала Чумакова и, кажется, с нетерпением ждал, когда ему разрешат сказать что-то очень важное и безотлагательное.
      У второго мотоцикла, на коляске которого был закреплен ручной пулемет, стоял невысокий худощавый капитан с серым от пыли лицом и держал в руках пакет с рыжими нашлепками сургучных печатей.
      - Делегаты связи, - кивнув на мотоциклистов, пояснил деревянным голосом полковник Карпухин. - Из штаба армии и из нашей танковой дивизии полковника Вознюка. Искали нас на капе.
      - На капе? - переспросил Федор Ксенофонтович, ощутив, как ворохнулось в груди сердце: значит, надо было выезжать не в овраги, а сразу в лес. Но тут же, подавив в себе гнетущий упрек, взял протянутый капитаном пакет с сургучными печатями и, дрожащими руками вскрывая его, спросил, указывая на убитого мотоциклиста: - Под бомбежку попали?
      - Нет, нарвались на диверсантов, товарищ генерал, - ответил старший лейтенант. - Возле самого командного пункта корпуса... Они там дожидались вашего приезда.
      Генерал Чумаков вскинул изумленные глаза на старшего лейтенанта:
      - Это ваши догадки?
      - Одна тактика у фашистов, - вмешался в разговор Карпухин. - Штаб дивизии Вознюка растрепали. Полковник Вознюк убит... Наш делегат связи до дивизии не добрался.
      Федор Ксенофонтович уже вскрыл пакет, содержание которого его сейчас интересовало больше всего на свете: там приказ командарма... Но услышанное было таким невероятным, что он, чувствуя, как покрывается потом, опустил руку с пакетом.
      - Расскажите генералу. - Полковник Карпухин кивнул делегату связи танкистов.
      Старший лейтенант переступил с ноги на ногу, судорожно сглотнул слюну, пересиливая подкативший к горлу спазм.
      - Возьмите себя в руки, - спокойно приказал Чумаков, чувствуя, как к горлу подкатывается комок. - Как это случилось?
      Старший лейтенант, смущенно вытирая покатившиеся по грязному лицу слезы, начал рассказывать:
      - У нас между штабом дивизии и квартирами командиров протекает речечка. - В словах его звенела боль и словно обида на кого-то. - А через нее проложен пешеходный мосток... Ночью диверсанты разобрали его и рядом в кустах устроили засаду... Кто-то на восходе позвонил на квартиру полковнику Вознюку, говорят, из штаба корпуса, и полковник приказал дежурному играть тревогу... Ну, командиры начали сбегаться к мостку, а он разобран... Когда прибежал и полковник Вознюк, из кустов в упор открыли огонь...