* *

Дважды перечитав записку, я был поражён плотностью упаковки информации изложенной в ней. Кроме проблем взаимоотношений с Холмсом, никогда не затрагиваемых нами, материалы записки проливали свет на те вопросы управления в древнем Египте, на которые я вышел, занимаясь «пикниками». Но более того, записка коснулась и многих других проблем западной цивилизации: что такое современные демократические выборы и почему демократия, в том виде, как она представлена в обществе, не эффективна; особый взгляд на природу авторского права и т.д. Я подумал, что если она станет достоянием широкого круга читателей, то в процессе её обсуждения сама по себе она может породить новую культуру взаимоотношения людей меж собой, а также культуру отношений человека и общества. Я также понял, что сама записка является частью какой-то объемлющей её работы и что неплохо бы переговорить об этом с Холмсом. Всё оставшееся до ужина время я посвятил чтению файла «Последний гамбит», сопоставляя прочитанное с новыми картинками из различных номеров газеты «Час пик», газеты «Труд» и «Аргументы и Факты». Удивительно было даже не то, что русские «пикники» так широко известны в мире, а та необычная трактовка событий, с ними связанных, различными людьми в разных странах. Из записок Холмса мир вставал огромным и разнообразным, но тем более единым и целостным, чем представлялся мне ранее. Поражала также определённая синхронность наших расследований и ощущение чего-то незримого, но объективно существующего, предопределяющего эту деятельность, что в лексике уже получило название матрицы. Вставал и образ новой России, не просто загадочной и непредсказуемой страны, к чему мы все на Западе с некоторой опаской привыкли, но особой, отличной от Запада и Востока цивилизации, в которой просматривались истоки и новой культуры третьего тысячелетия.

Включив 17-ти часовые новости, я в друг услышал о террористическом акте, совершенном в ночь с 12 на 13 октября в центре Мадрида. Судя по записям Холмса, ещё 3 октября Паоло Риего и Андрей Веров, анализируя странную карту столицы Испании с гаечным ключом, лежащую сейчас предо мной, обсуждали в Эль-Эскориале возможность такого теракта. Интересно, знает ли о случившемся Холмс? Я постучался в дверь его кабинета.

— Входите, Ватсон, я не сплю и внимательно изучаю ваши записи. Особый интерес представляет ваша беседа с Гальбой в баре «Уолдорф». Несомненно, вы встречались с самым настоящим современным троцкистом.

— Холмс, вы слышали последние известия?

— Что, ещё один самолёт упал на Нью-Йорк?

— Нет, судя по картинке с типом, который подкармливает «птичек» на берегу Чёрного моря, это ещё впереди. Только что сообщили о ночном взрыве на центральной площади Мадрида. Я как раз рассматривал копию странной карты с гаечным ключом в виде руки и читал ваш комментарий к ней. Что это? Так не бывает.

— Как видите, дружище Ватсон, — очень даже бывает. Это — матрица и матрица — везде! Не волнуйтесь, чувство, которое вы сейчас испытываете, я пережил четвёртого октября, на другой день после того, как мы в Эль-Эскориале обсуждали с Андреем Веровым и Паоло Риего календари за 1994 год. Как вы уже поняли из моих записей, хозяин квартиры, который видел, как и я, календари впервые, точнее всех предсказал день катастрофы русского лайнера. А насчёт броских слов о новых самолётах, падающих на Нью-Йорк, — надо поосторожней, дорогой Ватсон, если вы не хотите, чтобы они действительно упали: слова бывают властны над матрицами, если они оказываются вложенными по отношению к тем, кто работает на объемлющих матрицах. Завтра мы поговорим о матрицах подробней, в процессе разгадки русских «ребусов». Мне кажется, у нас собран материал, которого вполне хватает на то, чтобы высказать определённые суждения по всем трём «пикникам». А как вам, дружище Ватсон, записка «О тандемном принципе деятельности»?

— Самое странное в этом деле, Холмс, то, что я впервые задумался о принципах нашей с вами совместной деятельности в день вашего отъезда в Швейцарию. Никогда раньше мы эти вопросы не обсуждали, но после ознакомления с содержанием записки я почувствовал себя в роли велосипедиста, который вхолостую крутит педали.

— Не надо заниматься самоуничижением, дорогой Ватсон. Каждый из нас делает ту часть общей работы, к которой более всего предрасположен. Ваш подход к анализу «пикников» по-своему уникален. А вот что касается результатов тандемной деятельности, то они не принадлежит никому лично из двоих, а это для меня вывод не то, чтобы не приемлемый, но требующий и нового осмысления, выходящего за рамки привычных стереотипов культуры в которой мы живём. Если же говорить откровенно, то мне нечего возразить по существу против выдвинутой в записке концепции авторских прав. Пока же ясно одно: такие выводы никогда не могли быть сформулированы в среде западного истеблишмента и, следовательно, мы имеем дело с правосознанием новой культуры. Но, извините, Ватсон, я хотел бы дочитать до конца ваш анализ, а завтра мы обсудим подробно оба варианта и, как мне кажется, выйдем на новый результат нашей тандемной деятельности.

На другой день, сразу же после завтрака, мы собрались в кабинете Холмса. На его рабочем столе в хронологической последовательности лежали три «пикника», а также календари из «Часа пик» и копии других газет, которые имели отношение к «пикникам». А я прихватил с собой томик повестей А.С.Пушкина.

— Что это у вас, Ватсон?

— Прежде, чем мы начнём обсуждение русских «пикников», я хотел бы, дорогой Холмс, зачитать вам одну фразу из Пушкина: «Две неподвижные идеи не могут вместе существовать в нравственной природе, так же как два тела не могу в физическом мире занимать одно и то же место».

— «Пиковая дама»?

— Совершенно верно, Холмс, — начало шестой главы. В процессе изучения аналитической записки по фильму «Матрица», а также после прочтения ваших записей у меня сложилось представление о глобальном противостоянии двух концепций управления: библейской и альтернативной ей Концепции Общественной Безопасности. И мне показалось, что Пушкин одной этой фразой еще в первой половине девятнадцатого века очень точно выразил противостояние двух альтернативных концепций управления. И если в этой фразе Пушкин обратил внимание на информационную и материальную составляющие концепций, то вся повесть по существу посвящена их мерной составляющей. Поэтому если говорить о матрицах-сценариях «пикников», то везде можно найти следы числовой меры «Пиковой дамы». Кстати, числовая мера самой «пиковой дамы» по картам «Таро» — 51. Достаточно взглянуть на календари в газете «Час пик» № 51 (200) от 29.12.93 г. и № 1 (201) от 5.01.94 г. и можно сразу же обнаружить в них числовую меру «пиковой дамы».

— Согласен, Ватсон, хотя в газете за 1993 год эта числовая мера выражена в самом её номере, а в газете за 1994 год — в дате её выхода, если опустить «0» между денем и месяцем. В своё время я также обратил внимание на числовую меру, сопровождающую «пикники» и её сходство с числовой мерой «Пиковой дамы». А когда в 1995 году мне попала в руки книга профессора Иллинойского Университета в Чикаго Лорейна Лейтона «Эзотерическая традиция в русской романтической литературе», в которой более половины содержания было посвящено нумерологии [72] этой удивительной повести Пушкина, я решил, что она-то и поможет раскрыть мне тайну русских «пикников». Ничего подобного, кроме общих рассуждений о связи литературы с тайными доктринами и кабалистикой я в ней не обнаружил. Более того, у меня сложилось впечатление, что Пушкин в «Пиковой даме» просто посмеялся над увлечением своих современников-масонов мистикой Калиостро, Сен-Жермена и Сведенборга. Не прошел мимо этих увлечений и знаменитый биограф моего прадеда Артур Конан-Дойль, который как вы знаете, Ватсон, под конец жизни увлёкся спиритизмом. Поэтому, чтобы не возвращаться в процессе анализа «пикников» к «Пиковой даме», давайте, Ватсон, обозначим числовую меру двух концепций, которая проявилась действительно в шестой главе повести.

Холмс взял лист бумаги, и нарисовал на нём следующую таблицу:

Игра в «фараон» Германн — символ библейской концепции Чекалинский — символ КОБы

Первый этап «игры» — «Исторический пикник»: налево — 3 направо — 9

Второй этап «игры» — «Оборонный пикник»: налево — 7 направо — валет (2)

Третий этап «игры» — «Пост исторический пикник»: налево — туз (11), но вместо туза у Германна [73] оказалась «пиковая дама», то есть — 3 направо — дама (3)

Итого: 13 14

— Итак, Ватсон, проследим за игрой в «фараон», как она описана в повести. Есть ряд обстоятельств, по которым можно определить, что матрица, формируемая Пушкиным через символику «Пиковой дамы», — объемлющая по отношению к матрицам-сценариям «пикников». В первый день игры Германн почему-то ставит на кон банковый билет на сумму 47 000. Чекалинский на это заметил, что «никто более двухсот семидесяти пяти семпелем здесь ещё не ставил». Другими словами, Чекалинский предсказывает числовую меру выигрыша 2+7+5 = 14, а Германн ориентируется на 4+7 = 11.

— А какая же, Холмс, здесь связь с «Историческим пикником»?

— Давайте, Ватсон, посмотрим на первый «пикник». Я прочитал запись вашей беседы с Гальбой, где вас мучает вопрос: «Знает он про „пикники“ или не знает?». Нет, Гальба про «пикники» ничего не знал, а рассказывал вам про августовский путч, проходивший в рамках матрицы «Исторического пикника». Сама матрица созрела, то есть наполнилась информацией и энергией значительно раньше, а художник, сформировавший из пяти картинок этот ребус, выполнил функцию принтера при компьютере, в информационной базе которого матрица первого «пикника» уже существовала. Почему распечатка матрицы «Исторического пикника» имени Артемиды появилась в газете «Час пик» № 25 (70) 24.06.91 г.? Были ли какие-то представления об этой матрице у главного редактора Натальи Чаплиной? Масонам всего мира хорошо известно, что 24 июня 1717 года легализовалось голубое — Иоанново масонство и, возможно, что Чаплина это сделала, подчиняясь масонской дисциплине, чтобы оповестить масонов о существующем плане-сценарии развала Советского Союза. Пока лишь мне удалось выяснить, что через месяц после августовского путча 17 сентября 1991 года на совещании редакторов центральных газет бывшего СССР, которое транслировали по первому каналу Центрального телевидения, Горбачёв — последний президент Советского Союза, сидел справа от редактора этой провинциальной, и я бы даже сказал — бульварной газеты. И более того, ей было дано право первой задать вопрос последнему президенту СССР и последнему генеральному секретарю ЦК КПСС.

— Знала ли она сама что-либо об этом сценарии?

— В этом я сильно сомневаюсь, как и сомневаюсь в способности членов редколлегии сформировать материалы газеты таким образом, чтобы на её обратной стороне оказался репертуар из шести фильмов, на которые вы, Ватсон, обратили внимание в своём расследовании.

— А как же тогда, Холмс, эти фильмы там оказались и к тому же дали столь точное определение каждому из пяти дней путча?

— Всё это, Ватсон, матричные проявления, в рамках которых тогда действовали, в той или иной мере все, принимавшие участие в путче. В этом смысле и действия Чапли—ной — тоже результат матричных проявлений объемлющей «пикники» матрицы «Пиковой дамы», поскольку, в первой главе повести есть упоминание персонажа по фамилии Чапли—цкий, над которым сжалилась графиня и дала ему тайну трёх карт. Тот, насколько я помню, в отличие от Германна, поставил не на 47, а на 50 тысяч и выиграл «три раза сряду», получив в сумме четыреста тысяч; рассчитался с долгом в триста тысяч и ещё остался в выигрыше.

— Таким образом, через числовую меру Пушкин показал, чего не хватало концепции, на основе которой действовала матрица «игры» Германна?

— Верно, Ватсон! 50 — 47 = 3. Это — как раз то, что в концепции, альтернативной библейской, получило название «триединства материи, информации и меры». И потому мне нечего добавить к рассказу Гальбы, расставившего в хронологическом порядке «камни» первого «пикника» так, чтобы «коварный никто» взгромоздил статую Зевса-Ельцина на вершину пирамиды власти. Однако, и эта кукла-статуя не могла выйти в своей деятельности за рамки пушкинской матрицы, выраженной в определённой символике «Пиковой дамы».

Холмс взял со стола томик повестей Пушкина, открыл нужную страницу и зачитал:

«Он был человек лет шестидесяти, самой почтенной наружности; голова покрыта была серебряной сединой; полное и свежее лицо изображало добродушие; глаза блистали, оживленные всегдашнею улыбкою»

— Согласитесь, Ватсон, что этот портрет Чекалинского, данный Пушкиным в начале шестой главы, сильно напоминает Ельцина, каким его показывали Западу в первые годы после путча. А теперь вот это место в конце шестой главы: «Чекалинский стал метать, руки его тряслись. Направо легла дама, налево — туз». Кого в этот момент напоминает Чекалинский?

— Главу ГКЧП, вице-президента СССР Янаева во время его выступления в составе ГКЧП по телевидению.

— Совершенно верно, Ватсон. Это и означает, что пушкинская матрица является объемлющей по отношению к действиям и Ельцина, и условно противостоящего ему ГКЧП. Ничего в этом нет удивительного: ведь все они — из одной управленческой «элиты», имевшей абривиатуру ЦК КПСС, которая (об этом мне рассказали в Испании) раскрывается, как — Центральный Комитет Капитулянтской Партии Самоликвидации Социализма. И в вашей беседе Гальба был прав: возможно, если не они сами то, их «кукловоды» просто договорились, кому править в новых условиях, а кому после короткого пребывания в тюрьме, идти на заслуженный отдых, предварительно обеспечив себе ореол «страдальцев за счастье народное», а «кукловодам» — возможность легитимного возвращения к сценарию политики «социализма» в будущем. Ведь, согласитесь, если после победы Ельцина юристы обосновали незаконность ГКЧП, так при необходимости другая команда юристов не менее строго обоснует факт государственной измены Горбачева и его сподвижников и, соответственно, — правомочность и законность ГКЧП, чья вина при этом будет состоять только в том, что они не достигли успеха. Ведь после того, что мы оба знаем о концептуальной власти, мы должны исходить из того, что всякое законодательство — рубеж обороны, на котором одна концепция защищает себя от осуществления в том же самом обществе другой, принципиально несовместимой с нею концепции. В концептуально же не определившемся обществе, каким был СССР в последние годы своего существования, в одном законодательстве выражались взаимоисключающие друг друга концепции. Именно поэтому на его основе, определившись концептуально, можно юридически безупречно обосновать обвинительное заключение и против Горбачева, и против ГКЧП, и против Ельцина и команды реформаторов эпохи «Гайдара — Черномырдина». Правда и нам надо быть скромнее, памятуя о том, что говорим об этом мы только под давлением того факта, что Россия стала концептуально определяться. А это — явление глобальной значимости.

— А совпадение числовых мер «Исторического пикника» и «Пиковой дамы»?

— О! этого сколько угодно, Ватсон. Достаточно взглянуть на номер заказа этой газеты — № 9113. И к тому же, Ватсон, — пять картинок «Исторического пикника» содержат 9 пальм.

— Но я всё-таки не могу понять, Холмс, для чего были опубликованы эти картинки? Ведь даже сейчас по прошествии десяти лет их содержание не совсем ясно, а тогда за два месяца до путча, я более, чем уверен, — их почти никто не понял.

— Дорогой Ватсон, я уже говорил, что картинки «пикников» — овеществлённое выражение матрицы, которая успела сложиться к тому времени и в русле которой впоследствии протекали события в России. Соответственно, если какое-то событие имело место в реальности, то это означает, что оно фактически состоялось несколько ранее в мерной -матричной — составляющей Жизни тогда, когда в результате психической деятельности самих людей сформировалась соответствующая матрица-сценарий эгрегориальной алгоритмики, впоследствии приведшей к этому событию.

Если наступление некоего события не предопределено Богом как однозначно неизбежное, то его можно предотвратить, так или иначе развалив матрицу на не стыкующиеся между собой фрагменты, энергетически опустошив её, либо преобразовав матрицу-сценарий эгрегориальной алгоритмики, ведущей к нему, так чтобы результаты осуществления матрицы-сценария были хотя бы приемлемы, а ещё лучше — желанны. После того, как матрица-сценарий сформировалась, до того момента, как соответственно ей осуществятся какие-то события, проходит некоторое время, в течение которого матрица-сценарий энергетически наполняется, в неё вовлекаются участники, она синхронизируется с объемлющими уже осуществляющимися матрицами-сценариями и т.п. В течение этого времени на матрицу-сценарий и на процессы осуществления свойственных ей событий можно воздействовать, подчиняя их (матрицу и события) нравственно обусловленной целесообразности.

— Извините, Холмс, но этого нет в ваших записях.

— В моих записях, Ватсон, есть только то, что я понял на момент осмысления рассказанного мне. Но после бесед в разных странах происходило много других событий, и у меня было время подумать над ними и соотнести их с уже существующими у меня представлениями о них. При этом что-то получало подтверждение самой жизнью, а что-то требовало критического подхода и нового осмысления. Что касается картинок «пикников», то, как мне кажется, они играли роль синхронизаторов бессознательной коллективной деятельности многих участников событий. Плотность упаковки информации в символах и образах во много раз превышает плотность информации, передаваемой в лексике; тираж газеты — несколько сот тысяч; читатели газеты машинально просмотрели газету и картинки «пикника» запечатлелись на бессознательных уровнях их психики. Всякие образы, когда «всплывают» с бессознательных уровней психики на уровень сознания, требуют, как хотя бы вот вы сейчас, Ватсон, от меня, адекватной лексики, чтобы, соединившись со словом, они обрели смысловую нагрузку, то есть превратились в понятие. Люди гуляют, ездят по городу и перед их взором мелькают афиши кинофильмов, некоторые названия которых подходят, например, к картинкам «Исторического пикника». Происходит что-то вроде замыкания информационной (образной) составляющей триединства на её мерную (лексическую), и в результате люди совершают, как принято говорить у психологов, «немотивированные поступки», хотя на самом деле они — мотивированы в матрице вероятных событий, которую возможно сами энергетически и накачали. Такими примерно я вижу события августа 1991 года. При этом, обратите внимание, Ватсон, что если в первом «пикнике» основное место занимают картинки, перемежающие символику древнего Египта с символикой времён Советского Союза, а лексики — минимум, то в «Оборонном пикнике» всё наоборот: основное место занимает лексика, а картинок-символов — минимум и все картинки принадлежат эпохе СССР. Количество кинофильмов — по числу дней октябрьского путча 1993 года. И здесь ваш собеседник Гальба в основном раскрыл матрицу-сценарий второго «пикника». Он только не прокомментировал картинку в левом углу «пикника» с пушкой, слева от ствола которой стоит надпись «за бугром», а ещё чуть левее нарисован взрыв. Весь ребус может иметь прочтение — «За бугром будет взрыв». В лексике советского обывателя слова «за бугром» означают — «за границей». Другими словами, во втором «пикнике» на матричном уровне заложен алгоритм «черного вторника» Нью-Йорка, как самого большого «забугорного» символа. Хорошо ещё, что картинка не реализовалась в полной мере: на ней изображён «гриб» ядерного взрыва, а один из самолётов, как известно, не долетел до АЭС в Пенсильвании. И ещё: Гальба сказал, что второй путч пошёл не так, и в связи с этим процитировал «Неизвестного» из «Маскарада» Лермонтова.

Холмс порылся в своих бумагах на столе и, обнаружив то, что искал, продолжал.

— Почему Гальба привёл именно эту цитату, если в драме есть слова, более точно описывающие ситуацию, которая сложилась в России в сентябре — октябре 1993 года.

Холмс взял найденный листок и зачитал: «Я был вчера у вас с известием, что наш пикник расстроен». Это говорит князь во втором действии, а в финале он же по существу объявляет, что и по отношению к «Оборонному пикнику» матрица «Пиковой дамы» является объемлющей: «Молчит, не слушает, ужели он рассудок потерял». И хотя эти слова относятся к Арбенину, но их с таким же успехом можно отнести и к Германну из «Пиковой дамы».

Холмс взял со стола лист с перечнем 13 кинофильмов на обратной стороне газетного листа с «Оборонным пикником» и, протянув его Ватсону, спросил:

— Как называется последний тринадцатый фильм этого перечня, Ватсон?

— «Деловая женщина».

— Так вот, Ватсон, занимаясь расследованием тайны «пикников», я вынужден был в своё время изучить символику «Карт Таро». Согласно этой символике: «Дама пик» — женщина деятельная, деловая, вдова или женщина действующая самостоятельно. Другими словами, матрица «Пиковой дамы» — объемлющая и по отношению к матрице-сценарию второго «пикника». В довершении ко всему в «Оборонном пикнике» упоминается речь Петра I перед Полтавской битвой. Что вы, Ватсон, думаете о содержании этой речи?

— Ровным счётом ничего, Холмс, потому, что не читал поэму «Полтава».

— Я тоже не читал, но вынужден был познакомиться с её переводом и узнал, что речь Петра перед битвой со шведами была предельно краткой: «За дело, с Богом!» — всего два слова, но для понимания управления на основе матриц эти два слова чрезвычайно важны. Я обратил внимание, что при прочтении аналитической записки по фильму «Матрица», вы Ватсон в понятии взаимовложенности матриц выделили предельную матрицу Божьего предопределения. Как вы уже убедились, в «пикниках» есть указание на взаимовложенность многих матриц, одна из которых и разрешилась катастрофой в Нью-Йорке и Вашингтоне. Этим матрицам в разное время придавалась различная лексическая определённость, то есть каждый, кто с ними сталкивался, в меру своего понимания общего хода вещей и по своей объективной нравственности озвучивал их по-своему: Гальба, и вы были тому свидетелем, — так; Лермонтов и Пушкин — иначе, но для всех них и для нас с вами в том числе, матрица Божьего предопределения или, как говорят русские, матрица Божьего промысла — объемлющая. Хотя, что я вам рассказываю о взаимовложенности матриц, когда вы и сами это почувствовали через текст «Песни о маршалах», в которой все упоминаемые города — Сантьяго, Сиракузы [74], Пиза, Тулуза — так или иначе информационно пересекаются в матрицах-сценариях всех трёх «пикников».

Обратите внимание, Ватсон, на то обстоятельство, что «Оборонный пикник» появился в газете за две недели до августовского путча 1991 года, и за два года до октябрьского путча 1993 года. Как вы думаете, что могло произойти за эти две недели на матричном уровне, если соотношение образной и лексической составляющих изменилось в пользу последней?

— Я уже думал над этим Холмс и пришёл к выводу, что матрица катастроф, которую, как мне кажется, очень хорошо описал граф на вилле «Аскания Нова», начала интенсивно перестраиваться, а те, кто это почувствовал и кому такая перестройка была не по нраву, отреагировали на изменение матрицы лексикой, то есть пытались её, грубо говоря, изнасиловать. Но они уже были не властны над ней.

— Всё, что вы сказали, Ватсон, — верно, но всё-таки: почему матрица катастроф начала перестраиваться именно в этот период времени?

— Этого я не знаю, Холмс. Могу лишь догадываться, что именно в этот период в информационном состоянии России произошло что-то очень важное.

— Совершенно верно, Ватсон. И в своём дальнейшем расследовании мы пойдём по второму, хронологическому приоритету. Именно в этот период, где-то в мае — июне 1991 года, в бывшем СССР была завершена в рукописи Концепция, альтернативная библейской концепции управления. Насколько мне удалось выяснить у людей, с которыми я встречался в Испании и Египте, у Концепции Общественной Безопасности ещё не было её современного названия — «Мёртвая вода», а в названии стояло что-то вроде рекомендательного «Как вам реорганизовать Бнай-Брит», обращённое к их оппонентам, правящим миром по библейской концепции. Видимо, авторский коллектив, давая такое название, надеялся на разрешение концептуального кризиса без катастроф и пытался говорить с заправилами библейской концепции в их терминологии.