6. Специфика и цели Русской многонациональной цивилизации

Когда речь заходит о России, то прежде всего необходимо понимать:

Россия — всего лишь современное название исторически сложившейся государственности, общей всем народам Русской многонациональной цивилизации.

Быть русским — означает не принадлежать кровно к племенной группе великороссов, а обладать определёнными нравственно-этическим качествами, что не заказано представителям и всех прочих этнических групп человечества [106].

Границы Русской многонациональной цивилизации и границы государства российского на протяжении истории не всегда совпадают. Причины этого в том, что:

· Границы всякой региональной цивилизации, характеризуются общностью определённого миропонимания разных по этническому происхождению людей вне зависимости от того, на территории какого государства живут люди. Соответственно, границы региональных цивилизаций «размыты» в том смысле, что существуют переходные зоны со смешанным населением, в которых региональные цивилизации взаимно проникают друг в друга.

· Государство же, это прежде всего, — контролируемая правительством территория, а государственность — система управления на профессиональной основе делами общественной в целом значимости как на местах, так и по отношению к обществу в целом.

В далёком прошлом Русская региональная цивилизация существовала, хотя государственности на территории её распространения ещё не было. Т.е. государственность на Руси — не некий абсолют, которому следует поклоняться, а явление преходящее, обусловленное уровнем развития многонациональной культуры Руси, личностным развитием её населения и внешними обстоятельствами.

Будучи одной из региональных цивилизаций, Русь представляет собой один из действующих вариантов процесса глобализации. Вне зависимости от того, осознаёт этот факт в каком-либо виде её население и зарубежные наблюдатели, либо же нет, — процесс глобализации по-русски идёт уже давно.

Этот процесс глобализации по-русски распространяется и развивается издревле на основе принципов цивилизационного строительства, качественно отличных от библейского проекта порабощения всех, принципы цивилизационного строительства которого были приведены ранее в Отступлении от темы в разделе 5. В настоящее время Русский проект многонациональной глобализации выражается на русском языке в Концепции общественной безопасности (КОБ) — открытой для вхождения в неё и дальнейшего развития.

Первоприоритетной целью Концепции общественной безопасности является преображение жизни человечества в такое качество:

· когда необратимо человечный тип строя психики осознаётся всеми как единственно нормальный для всякого человека, начиная с юности;

· когда необратимо человечный тип строя психики в процессе воспитания и получения образования достигается подавляющим большинством рождённых в подростковом периоде к началу юности[107];

· когда культура общества такова, что необратимо человечный тип строя психики устойчиво воспроизводится в преемственности поколений в качестве господствующей в обществе нормы личностной культуры психической деятельности, являющейся основой для дальнейшего личного и общественного развития.

Диалектика в вере Богу [108] — метод познания Правды-Истины в Жизни в ладу с самую Жизнью — зерно, из которого в Концепции общественной безопасности вырастает всё остальное, и, прежде всего, — Достаточно общая теория управления. Сама Достаточно общая теория управления (ДОТУ) — ствол, непосредственно вырастающий из диалектики и далее разветвляющийся на множество прикладных ветвей ДОТУ в соответствии с потребностями людей в выявлении проблем и решении тех или иных задач своей жизни и жизни общества.

Поскольку изложенные выше исходные принципы КОБ при проведении её в жизнь исключают возможность завершения глобализации по-библейски как наиболее совершенной формы организации глобального фашизма, то представители так называемой «Русской православной церкви» (РПЦ) характеризуют КОБ как идеологию (вероучение) «тоталитарных сект», якобы уже сформировавшихся на идейной основе КОБ.

Хотя некоторое количество людей с успевшей сложиться в прошлом психологией сектантов действительно пытаются приспособить КОБ к своим нуждам, однако не надо подменять причины следствиями, а содержание — формами.

Тем не менее, вопреки этому публикации церковников о КОБ основаны на сплетнях и вымысле и сообщают о КОБ и поддерживающих её людях клеветническую информацию, не соответствующую действительности. И хотя представители РПЦ убеждены в обратном, но на основе КОБ тоталитарные секты, тем более устойчивые в преемственности поколений одних и тех же семей, не могут быть созданы, поскольку главным признаком секты является то, что:

Вероучение и организация секты препятствуют прямо или опосредованно переходу верующего вождям секты к человечному типу строя психики, вследствие того, что иерархия вероучителей становится между человеком и Богом, требуя подчинения себе как Богу.

Осуществлению этого в сектах способствуют, как минимум, пять характерных особенностей, свойственных всем без исключения сектам вне зависимости от их возраста и численности участников:

· наличие эзотерического и экзотерического учения, что по-русски означает: в секте всегда есть учение для толпы и учение для избранных — посвящённых иерархов;

· наличие определённых догматов учения, которые не подлежат обсуждению и должны приниматься адептами учения как истинные без каких-либо сомнений и рассуждений;

· наличие ритуала, который сопровождает всякое собрание представителей секты и фактически является средством зомбирования их психики;

· существование сколь угодно разветвлённой иерархии, вступать в спор с которой по основным догматам учения секты категорически запрещено;

· поскольку учение секты опирается на догматы, не подлежащие обсуждению, то в нём нет и не может быть места формированию личностной культуры освоения нового знания и осмысленного отношения к Жизни по совести.

Свобода же — в русском языке не только слово, обладающее контекстно обусловленным смыслом в жизни и речи, но и аббревиатура, означающая: С(овестью) ВО(дительство) БО(гом) ДА(нное).

Поэтому человек в секте не может быть свободен. А свобода и стремление к ней не могут порождать сект.

КОБ всё отмеченное выше свойственное сектам порицает как неуместное в жизни человеческого общества. И кроме того, КОБ в целом и каждое из высказанных в ней положений можно понять и можно обсуждать по существу по жизни и совести без ссылки на какие-либо догматы.

Но соответственно такому пониманию сути сект сама РПЦ является тоталитарной сектой — издревле прижившейся на Руси, многочисленной, временами господствующей над всем обществом и политикой государства. Вопреки своему самоназванию она является не Церковью Божией, а сектой — общественным институтом, отсекающим людей от Бога.

7. Концепция общественной безопасности — «прожектёрство»? — либо реальная возможность

Для ответа на этот вопрос можно обратиться к статистике опросов населения России в ходе изучения «общественного мнения». Но имея дело со статистикой такого рода, надо понимать ряд обстоятельств, значимых для соотнесения результатов опросов населения на политические темы с возможностями осуществления той или иной политики, т.е. с политическими перспективами.

· Во-первых, всякая политика всегда выражает ту или иную концепцию организации жизни общества, а иногда — весьма своеобразный «коктейль» из нескольких, подчас не всегда и не во всём совместимых друг с другом концепций.

· Во-вторых, подавляющее большинство населения, включая политиков-профессионалов и политических аналитиков, в наши дни не осознаёт того факта, что текущая политика и всевозможные проекты политических реформ всегда концептуально обусловлены. [109]

· Вследствие первого и второго большинство не осознаёт, что объективно возможны более чем одна генеральная концепция политики:

O одна — выражающая Промысле Божий в отношении человечества,

O вторая — отрицающая Промысел и подменяющая его чьей-либо отсебятиной,

O и обе генеральные концепции имеют множество вариаций, обусловленных историей того или иного конкретного общества, смешиваясь в жизни друг с другом вследствие разнообразного субъективизма людей.

· Неосознаность всего этого приводит к тому, что в библейской цивилизации — на Западе и отчасти в России — в качестве единственно правильной концепции политики на протяжении исторически продолжительного времени наиболее образованными (а равно — наиболее зомбированными) представителями общества признаются:

O Либо клерикализм — жизнь общества в лоне той или иной библейской церкви при тщательном соблюдении её обрядности и истолковании жизни на основе Библии большей частью иерархами церкви (самодеятельность мирян в этой области не поощряется, а то и пресекается: в зависимости от исторических обстоятельств — от выражения неудовольствия священником наедине («святоотеческое» внушение) до организации массовых репрессий в отношении не признающих авторитета господствующей иерархии [110]).

O Либо либерализм — жизнь множества индивидов самих по себе, объединяющихся в коллективы и социальные группы соответственно их интересам, образованию, уровню и источникам доходов, но не задумывающихся о жизни общества как своеобразного организма в биосфере Земли. И эти принципы либерализма открывают дорогу проведению в жизнь тех же библейских принципов цивилизационного строительства, которые были представлены в Отступлении от темы в разделе 5, поскольку проведение в жизнь именно этих системообразующих принципов трактуется либерализмом всего лишь как свобода частного предпринимательства, защита прав каких-либо меньшинств и т.п. Такая трактовка жизни либералами — искренними и лицемерами (которые знают, что лгут и знают для чего) — исключает возможность адекватного понимания политики всеми теми миллионами людей, кто некритично соглашается с такой трактовкой.

В таких условиях по отношению к обеим из названных выше генеральных концепций политики и модификаций каждой из них одни и те же вопросы могут обладать разным значением, какие-то вопросы могут представляться «некорректно поставленными» (в том смысле, что на них невозможен ответ типа «да — нет»), какие-то вопросы могут представляться лишёнными смысла, т.е. неадекватными жизни. То же касается и соотношения ответов на разного рода вопросы и . При этом в условиях толпо-“элитаризма” вопросы могут проистекать из одних концепций, которым привержены вопрошающие представители правящей “элиты”, а ответы могут даваться, исходя из других концепций, выражающих идеалы подвластных “элите” «респондентов».

Памятуя об этом, обратимся к статистике изучения «общественного мнения» в нынешней «Россионии».

Подборка статистики опросов россиян на политические темы, проведённых ВЦИОМ, опубликована на сайте “Политического журнала” (№ 22 (117) / 19 июня 2006 г.). Это статья “Большое партийное будущее” директора ВЦИОМ по исследованиям Владимира Петухова [111]. В ней сообщается:

«На протяжении последнего года уровень одобрения партийной системы составлял 15 — 20 %, неодобрения — 55 — 60 %. По степени критичности оценок с политическими партиями могут сравниться только такие признанные аутсайдеры общественного мнения, как Госдума (где представлено большинство ведущих партий), правоохранительные органы и профсоюзы. Это, безусловно, не способствует укреплению легитимности и доверия по отношению ко всей политической системе страны»

(http://www.politjournal.ru/preview.php?action=Articles amp;dirid=149 amp;tek=5854 amp;issue=165).

По существу это означает, что реализация в России западного либерального проекта зашла в политический тупик, в котором завоевания либерализма деградируют либо перерождаются во что-то ещё, что либерализму не свойственно.

Последнее подтверждается статистикой этого же опроса:

«В основном поддерживается классическая модель многопартийности, при которой в стране действуют две-три большие, хорошо организованные массовые партии, сменяющие друг друга у власти. Такой модели отдаёт предпочтение почти треть (29 %) россиян. Ещё 17 % считает, что партий должно быть много и разных. Вместе с тем достаточно много (25 %) сторонников однопартийной системы, а также тех, кто полагает, что Россия в настоящий момент вообще не нуждается в партиях и главное для неё — настоящие лидеры, вожди (20 %) [112]. При этом вариант однопартийной системы в основном близок пожилым людям, тогда как молодёжь и респонденты средних возрастов выступают за партийный плюрализм» (там же, в следующем абзаце по тексту).

Такая статистика характерна для периода «разброда и шатания» — «плюрализма мнений», который завершается либо потерей обществом своеобразия, либо его консолидацией на основе какой-то определённой совокупности политических мнений, выражающих общественно признаваемым образом так называемую «национальную идею», актуальную на некоторый исторический период. «Национальная идея» в этом случае ложится в основу политики государства, которую большая часть общества если и не поддерживает инициативно, то хотя бы соблюдает лояльность, активно не противясь ей и не саботируя её.

С этими данными, приводимыми В.Петуховым, надо соотнести и выдержки из материалов ещё одного всероссийского опроса на политические темы, проведённого ВЦИОМ в середине июня 2006 г. среди 1600 респондентов, опубликованные 25 июня 2006 г. сайтом NEWSRU.COM.

«Большинство россиян (67 %) считают, что наша политическая культура самобытна, она сильно отличается от политической культуры других развитых стран. Не согласны с этим 24 % респондентов.

Как утверждают опрошенные Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ), для нашей политической культуры характерны пассивность, равнодушие и нежелание людей участвовать в политической жизни (68 %), неумение и нежелание соблюдать законы (56 %), всеобщее неверие в идеалы и принципы (52 %).

В то же время 54 % респондентов считают, что для неё свойственны такие качества как уважение людей к государственным символам, открытость и восприимчивость к опыту других народов (53 %), коллективизм, стремление решать все основные вопросы сообща (51 %).

Причём в представлениях респондентов, ориентация на согласие, кооперацию с другими людьми, поиск компромисса несколько перевешивают склонность к соперничеству, конфликтам, «войне всех со всеми» (45 % против 38 %). А традиция авторитаризма, самодержавия и антидемократические начала в политике чуть более распространены, чем традиция народовластия и демократические начала (44 % против 37 %).

Как показывает опрос, примерно равное число респондентов считают, что нашей политической культуре свойственны консерватизм, высокое влияние традиций, уходящих корнями в прошлое, и — стремление к новизне, отсутствие устоявшихся норм и традиций (45 % и 40 %); самостоятельность людей, опора на собственные силы и — несамостоятельность, ориентация на поддержку государства (46 % и 43 %)» (http://www.newsru.com/russia/25jun2006/polit_print.html).

Если эти данные соотносить с генеральными концепциями организации жизни общества, о которых речь шала выше [113], то из этих материалов можно понять, что Русь как цивилизация сохранила свою самоидентичность [114], а библейская концепция управления, под властью которой Русь живёт уже более 1000 лет, для большинства по прежнему неприемлема [115] именно потому, что сохранена самоидентичность Руси.

Но вернёмся к статье В.Петухова. Далее он, говоря о роли партий в политической жизни и предпочтениях, выраженных респондентами по отношению к каждой из партий, высказывает следующее мнение:

«В современной России, похоже, реализуется такая модель многопартийности, при которой, как отмечают американские теоретики гражданского общества Д.Коэн и Э.Арато, «формированием интересов и принятием решений ведают сами политические партии, тогда как функция голосования состоит лишь в том, чтобы выбрать одну из претендующих на власть политических элит и принять их лидерство. Голосующие — это потребители, а партии — предприниматели, предлагающие на выбор альтернативные пакеты решений и менеджмент» (выделено жирным нами при цитировании). Именно в этом контексте следует рассматривать колоссальный разрыв между «Единой Россией» и всеми другими партиями, которым сегодня даже «заинтересованному покупателю» предложить практически нечего.

Иначе говоря, партии — их руководство — как предприниматели предлагают обществу управленческие услуги, а избиратели как потребители выбирают те или иные пакеты услуг соответственно своим ощущениям жизни и миропониманию. Такая оценка роли партий при сложившемся характере взаимоотношений государственности и общества в большинстве стран в современности в целом адекватна, конечно, если вывести из рассмотрения или оставить в умолчаниях вопрос о концептуальной власти и взаимоотношениях с нею руководства и рядовых членов партий.

Если этот вопрос не замалчивать, то, сказав «А», В.Петухову следовало сказать и «Б», а именно:

Управление всегда концептуально обусловлено.

Соответственно, казалось бы альтернативные «пакеты решений» и управление (менеджмент), предлагаемые разными партиями, в действительности могут выражать одну и ту же концепцию управления.

Поэтому, если концепция управления в целом признаётся обществом в качестве выражающей его интересы [116], то избиратели достаточно активны для того, чтобы государственная власть чувствовала себя легитимной, поскольку избиратели отдают предпочтение тому или иному «пакету управленческих решений» и управленческому персоналу, который заявляет о своей готовности реализовать этот «пакет решений» в политике в русле признаваемой обществом концепции.

А вот если проводимая в жизнь концепция управления не выражает интересы большинства общества и люди это как минимум чувствуют (а как максимум осознают альтернативные концепции и могут мотивировать свою приверженность той или иной альтернативе), то для них нет разницы между казалось бы альтернативными «пакетами решений» и командами управленцев, которые заявляют о своей готовности воплотить в жизнь содержимое этих «пакетов» в жизнь. Кроме того, из истории известно, что упаковка — «пакеты» — это одно, а результат воплощения в жизнь содержимого этих «пакетов решений» — это другое. При таких условиях для избирателя рынок предложения управленческих услуг оказывается пуст, и при всём обилии предложения «пакетов» и команд изрядной доле избирателей на этом “рынке” нечего делать.

Именно такое положение дел имеет место в нынешней «Россионии». И это утверждение подтверждает статистика ответов на другие вопросы, приводимая В.Петуховым:

«Социальные низы теряют интерес к политике, впрочем, как и наиболее обеспеченные россияне. Наибольший же интерес (на уровне 50 — 54 %) демонстрируют средние во всех отношениях группы — как возрастные (35 — 44, 45 — 59 лет), так и выделенные по критерию материальной обеспеченности. [117] (…)

Сегодня среди тех, кто оценивает своё материальное положение как плохое и очень плохое, готовы проголосовать за КПРФ — 12 %, тогда как проголосовать против всех или вовсе не участвовать в выборах — 25 %».

И далее В.Петухов делает вывод:

«Однако списывать партии в архив пока рано — как в Европе, так и в России. Исследования ВЦИОМ показывают, что ресурс мобилизации у современных российских партий есть, и он достаточно велик. Так, на вопрос: „Готовы ли вы участвовать в работе какой-либо политической партии?“ [118] 6 % опрошенных ответили согласием, ещё 8 % вступать в партию пока не готовы, но выражают желание стать волонтёром близкой им по убеждениям партии (участвовать в акциях, собирать подписи и т.д.). Наиболее приемлемый для россиян вариант поддержки «своей» партии — голосование на выборах. Такую форму политического участия выбирают более трети опрошенных — 35 %. В целом же поддерживать какую-либо партию в какой-либо форме (от вступления в неё до голосования) готовы 50 % россиян. Впрочем, много и тех (41 %), кто не хочет оказывать партиям никакой поддержки — 14 %, не обнаруживая в партийном пространстве страны организации, которая была бы им по душе, а 27 % вообще не видят смысла в деятельности политических партий в современной России»

(http://www.politjournal.ru/preview.php?action=Articles amp;dirid=149 amp;tek=5854 amp;issue=165).

В этом фрагменте наибольший интерес представляют те 41 %, которые не желают оказывать существующим партиям какой-либо поддержки, — это те, для кого политика в русле библейской доктрины в её светской либеральной модификации неприемлема. Им желательна какая-то иная концепция: либо заведомо не-библейская, либо клерикальная модификация библейской. Но ВЦИОМ, не интересуясь проблематикой концептуальной власти и вопросом о различии генеральных концепций и их вариаций, не имеет об этом представления и потому задаёт некорректные вопросы и получает ответы, которые однозначно трактовать невозможно.

Тем не менее ВЦИОМ вынужден признать:

«В России может произойти то, что имеет место во многих европейских странах, где „постматериальные“ антибуржуазные настроения распространяются уже не в рабочей среде, а среди высокообразованной, продвинутой части общества. Идея создания в нашей стране общества, которое не было бы похоже ни на дикий капитализм 90-х, ни на советский социализм, начинает овладевать умами. Эта идея также соотносится с заметно усиливающимися в последнее время антиноменклатурными и антиолигархическими настроениями».

Т.е. страна ждёт политики, проводимой в русле концепции, не имеющей ничего общего с библейской в обеих её (клерикальной и светско-либеральной) модификациях и прочими концепциями толпо-“элитаризма” вообще.

Но вопреки этому, что можно выявить даже на основе статистики ВЦИОМ, В.Петухов завершает свою статью так:

«Несмотря на очевидную привлекательность социал-демократических идей (выделено жирным нами при цитировании), перспективы возникновения в России влиятельной социал-демократической партии весьма туманны. Претензии на занятие социал-демократической ниши партией «Родина» посредством скрещивания социальных и национальных идей практически провалились. Россияне также не верят в возможность создать социал-демократическую партию из фрагментов КПРФ.

Некоторые надежды возлагаются на возможную коалицию партий второго эшелона, которые, судя по апрельскому опросу ВЦИОМ, занимают примерно схожую нишу — несколько левее центра. Однако на этом социал-демократизм таких партий заканчивается. Их потенциальный избиратель отнюдь не молодёжь и продвинутые городские слои, а российская глубинка и старшее поколение. То есть бороться они смогут в лучшем случае за делёж электората КПРФ или же того, что осталось от электората «Родины».

Наиболее перспективной в этом отношении представляется «социализация» разгромленных ныне либералов и соединение их с массовыми объединениями и движениями [119]. А ещё лучше — создание новой социал-демократической партии, не обременённой грузом наследства 90-х (выделено жирным нами при цитировании). Но пока никаких синдромов полевения либеральных партий и их лидеров (может быть, за исключением Хакамады и Ходорковского) не наблюдается. И как следствие, главным социал-демократом в России — впрочем, как и либералом и патриотом — остаётся президент Путин. А «Единая Россия» всё активнее играет по всему полю, имея в своем составе, как когда-то КПСС перестроечной поры, фракции на любой вкус — от самых левых до самых правых.

Наконец, крайне важной, судя по результатам исследований, является проблема партийного лидерства. В фокусе общественного внимания (за исключением президента) на протяжении ряда лет находятся 5 — 8 одних и тех же политиков, имеющих хоть какую-то общественную поддержку. Опросы свидетельствуют о назревшей потребности общества в ротации российской политической и партийной элиты, появлении новых политических фигур, менее идеологизированных и более технократичных, которые могли бы не только рассуждать о социальной справедливости, демократии и величии России, но и предлагать программы и технологии конкретных действий по реализации тех или иных идей» (текст выделен жирным нами при цитировании).

Выделенные нами жирным фрагменты в последней цитате (как и само название статьи “Большое партийное будущее”) — заурядный пример концептуально безвластного «прожектёрства» (в ироничном значении этого слова) и “элитарно”-политического графоманства.

Из последнего абзаца приведённой выше цитаты можно подумать, что народ устал от идеологий и потому желает прихода «новых политических фигур, менее идеологизированных и более технократичных». Но подумать так было бы неправильно. Хотя слово «технократичных» в прямом своём значении не уместно в этом контексте, но из контекста и жизни можно понять, что народ устал от трёпа и желает эффективного управления в его интересах без трёпа.

Поскольку управление концептуально обусловлено, то и в этом случае директор ВЦИОМ по исследованиям уклонился от проблематики обсуждения концепций, лежащих в основе политических проектов и реализующей эти проекты текущей политики.

Если же говорить о концепциях, то в России “элитарные” слои, разочаровавшись в номенклатурно-бюрократическом социализме на основе идей марксизма, распределились между либерализмом и клерикализмом в форме возрождения многоконфессиональной многонациональной державы под патронатом иерархии РПЦ. Выстоявшие приверженцы марксизма теряют поддержку “электората” и потому перспектив не имеют, вследствие чего вынужденно «прислоняются» к РПЦ. Часть населения (в среде люмпенизированной либералами в 1990-е гг.) проявляет интерес к национал-фашистским проектам.

Обсуждения же по существу организации общественного самоуправления на основе четырёх названных концепций, унаследованных из прошлого, к тому же внедрившихся (каждая в своё историческое время) с Запада, в СМИ «Россионии» и учебниках её системы образования — нет. Есть только пустой трёп и графоманство на темы либерализма, православного возрождения, «марксизм себя ещё покажет», «Россия для русских». От трёпа люди действительно устали, и количество тех, кто эмоционально отзывался трёпу политиканов разных мастей подобно тому, как это имело место в конце 1980-х — начале 1990-х гг., существенно сократилось.